Жанр: Философия
Место беспорядка. Критикатеорий социального изменения
...ть проблему засухи.
В 1888-1889 гг., в период следующей засухи, всплыла тема политической
коррупции: выбор месторасположения плотин и трасс
будущих дорог принципиально осуществлялся исходя из политических
соображений и интересов местных политических лидеров.
Разумеется, оппозиция была крайне заинтересована в развитии
темы политической коррупции. Но результат проведенного ею анализа,
несмотря на его частичную обоснованность и определенную
ангажированность, привел к выводу, что причиной краха политики
строительства плотин явилась не сама эта политика, как таковая,
а способ ее реализации, особенно то обстоятельство, что в ее
осуществлении слишком большая роль была отведена политикам.
В конце концов, в 1909 г. было решено создать правительственное
агентство "Инспеториа" (Inspetoria), деятельность которого была
связана с деятельностью Министерства общественных работ. Все
ведущие должности в "Инспетории" заняли ученые и инженеры.
Полученные учеными и инженерами властные полномочия
определялись целым комплексом соображений, ориентированных
на одну цель. Во-первых, предполагалось, что, опираясь на медленно
разворачивавшийся анализ причин неудачи, удастся избежать
пробуксовки процесса строительства, возникшей из-за политической
коррупции. Во-вторых, достигался общий консенсус по
поводу парадигмы, согласно которой решение проблем СевероВостока
имеет технический характер. В-третьих, именно вследствие
172
влияния французского позитивизма в Бразилии основные инженерные
школы страны обладай завидным социальным престижем.
Впрочем, идея строительства водохранилищ представлялась
столь естественным и очевидным решением еще и по той причине,
что этому благоприятствовал рельеф местности. Многочисленные
то в изобилии переполнявшиеся водой, то пересыхающие речки
ниспадали в узкие горловины ущелий. Кроме того, очевидной была
и необходимость дополнительного бурения скважин, и развития
транспортных средств, чтобы можно было переселить крестьян на
менее засушливые земли и доставлять им продукты и материалы.
Несомненно, многие полагали, что лучшим решением проблем
Северо-Востока была бы эмиграция, а не борьба с засухой,
однако такое "решение" было политически нежизнеспособным. Этот
вариант с самого начала встретил сопротивление со стороны приверженцев
северо-восточного регионализма, являвшегося следствием
той политической роли, которую регион играют ранее. Кроме
того, "Инспеториа" шла навстречу пожеланиям спорящих сторон,
поскольку она не менее других понимала необходимость развития
транспортных путей с тем, чтобы переселить крестьян поближе к
местам сооружения плотин. Впрочем, идея эмиграции натолкнулась
на еще одно соображение, а именно: земледелие и скотоводство
в течение длительного периода времени были традиционными
занятиями населения sertao. Там широко распространены засухоустойчивые
культуры, адаптированные к местному климату. Кроме
того, если режим выпадения осадков и осложнял ситуацию, то
другие факторы, как, например, отсутствие насекомых - сельскохозяйственных
вредителей, благоприятствовали занятиям земледелием
и скотоводством.
Таким образом, в данном случае, как и в классическом анализе
Куна, некая сумма факторов приводит к появлению парадигмы
("проблема Северо-Востока имеет исключительно технический характер"),
вокруг которой складывается одновременно и позитивный,
и негативный консенсус. Такой консенсус сохранялся несмотря
на все неудачи, поскольку последние могли быть отнесены
на счет политической коррупции, исказившей черты запущенной
в 1877 г. политики. Этот процесс весьма схож с процессами, описанными
Куном. Используя его терминологию, можно сказать, что
крах разработанной в 1877 г. политики строительства плотин представлял
собой аномалию, а ее устранение было достигнуто благодаря
выдвижению случайной гипотезы относительно последствий
коррупции.
Однако исключительно технический характер парадигмы, использованной
для решения "проблем" Северо-Востока, в дальней173
шем столкнулся не только с неизбежными трудностями, которые
обычно препятствуют реализации любой программы подобного
рода, но и с непредвиденными случайностями политического и
экономического плана. В результате эта нарасти гма подверглась внутренней
эрозии. Ее чисто технический характер, а также специфический
техницистский образ мышления инженеров и ученых реально
оказались причиной того, что в тени остались социальные
последствия технических мероприятий. Когда через какой-то промежуток
времени эти последствия стали более или менее заметными,
соответственно достоверность парадигмы была подвергнута
сомнению. Но в отличие от того, что произошло в 1877 г., публика
теперь не довольствовалась отнесением неудач данной политики
(впрочем, весьма относительных) на счет непредвиденных случайностей
и различного рода противодействий, которые в самом
деле в какой-то мере мешали реализации этой политики и снижали
ее эффективность. Специалисты стали задаваться вопросом о
пригодности техницистского подхода, с помощью которого на протяжении
десятилетий рассматривались проблемы Северо-Востока.
С того момента, когда встал вопрос о смене парадигмы, если опять
прибегнуть к терминологии Куна, начали появляться и политические
силы, готовые принять сторону тех, кто оспаривал техницистский
подход. Со своей стороны, интеллектуалы принялись формулировать
новую, противоположную парадигму, потребность в
которой ощущалась довольно отчетливо. Неважно, что в первое
время ее формулировка выглядела расплывчатой. Разумеется, эта
парадигма создавалась уже не инженерами и учеными, которые
ранее пренебрегли рассмотрением социальных последствий их собственной
политики. Совершенно естественно, что теперь ее разработкой
занялись специалисты в области социальных наук.
На трудности, с которыми столкнулась политика строительства
плотин, с самого начала указывали представители бюро "Инспетории",
на которое была возложена задача координировать деятельность
станций, расположенных вдоль линии крупных водохранилищ.
При сооружении водохранилищ не особо учитывались
ирригационные проблемы. Причиной этого было то обстоятельство,
что строительство плотин в горловинах ущелий выглядело
"естественной" операцией, а кроме того приносило определенные
политические дивиденды, позволяя показать, что "что-то все-таки
сделано". У исполнителей были все основания форсировать строительство
плотин за счет того времени и тех средств, которые могли
бы быть затрачены на ввод в действие ирригационной системы.
Эти основания имели не только политический, но и экономический
характер. Ведь поскольку плотины позволяли обеспечивать все174
возможные потребности в воде, постольку они представляли собой
и неоценимый способ борьбы с засухами. Что же касается ирригационных
каналов, то каждый считал их необходимость само собой
разумеющейся; причем все склонны были полагать, что было бы
вполне разумно запланировать их строительство на следующем этапе.
А между тем не преминули проявиться социальные последствия
проводившейся политики. Начиная с 1940 г. именно они завладели
вниманием акторов. Эти последствия были проанализированы экономистом
Фуртадо, которому было суждено сыграть главную роль
в утвержденной впоследствии политике распределения земель.
Основным следствием являлось то, что благотворное воздействие
проведенных широкомасштабных работ менее всего отразилось на
культурах, наиболее полезных для населения sertao, особенно его
беднейших слоев. Поскольку государство устранилось от строительства
каналов, то эту проблему взялись решать, на достаточно скромном
уровне, крупные собственники, чьи земли были расположены
в непосредственной близости от водохранилищ. Они же использовали
ирригацию в основном для расширения посевов сахарного
тростника, с тем чтобы увеличить свои доходы от продажи сахара
и местной водки. Напротив, в возделывании основных жизненно
важных культур прогресса не наблюдалось. Что касается водохранилищ,
которые позволяли избежать потерь скота во время засухи,
то выгодами от этого более всего могли воспользоваться также
лишь крупные собственники.
В целом результаты оказались полностью противоположными
тем, на которые рассчитывали ранее: политика строительства плотин
в наибольшей степени благоприятствовала развитию индустриальных
культур (хлопок, сахарный тростник) и скотоводству,
нежели возделыванию жизненно важных культур, производство
которых в периоды засух так и застыло на явно недостаточном
уровне. Помимо всего прочего, следствием развернутых с большим
размахом общественных работ было то, что они удерживали
в sertao обедневших крестьян, которые в иные времена несомненно
предпочли бы уехать отсюда. В результате крупные земельные
собственники могли располагать многочисленной дешевой рабочей
силой, что совершенно не способствовало поискам более эффективных
методов скотоводства и земледелия. Поэтому производительность
сельского хозяйства замерла на крайне низком уровне,
автоматически сдерживая рост заработной платы.
Таким образом, строительство плотин не решило проблем
Северо-Востока. Засухи продолжали жестоко преследовать большую
часть населения. Более того. политика строительства плотин
привела к усилению неравенства между крупными собственника175
ми, с одной стороны, и мелкими собственниками, сельскохозяйственными
рабочими и арендаторами - с другой.
С интересующей нас точки зрения предпринятый Хиршманом
анализ показывает, что проводившуюся на первом этапе политику
нельзя считать выражением коллективных интересов. Следствием
ее были новые доходы наиболее богатых, наименее же состоятельным
слоям она принесла новые потери. Но массовые интересы ни
в коей мере не могут служить объяснением причин ее проведения.
Усиление неравенства, явившееся следствием этой политики, точнее
было бы признать непроизвольным результатом лишь кажущегося
единодушным стремления политиков к борьбе с последствиями
засухи. Что же касается влияния техницистской парадигмы и
возможностей ее реализации, то они должны анализироваться как
неожиданно возникший результат: воздействие суммы макроскопических
факторов на различные категории акторов сформировало
их веру в то, что решение проблем Северо-Востока имеет технический
характер.
В более общем плане анализ показывает, что, как только какаялибо
проблема достигает определенного уровня сложности, ее решение
начинают искать путем более или менее сознательной выработки
"теорий" и "парадигм". Если, с одной стороны, эти конструкции
и принимают в расчет реальные факты, то, с другой
стороны, на них оказывают влияние и социальные переменные, и
случайные превходящие моменты (в нашем случае - уровень престижа
инженеров). То же происходит и с научными теориями, на
которые могут действовать эти две группы факторов. Утвердившись,
такие практические "теории" разделяют примерно ту же судьбу,
что и научные теории. Срок их жизни зависит от того, смогут ли
они быть распространены и на те факты, которые выдвигает
реальная действительность и которые опровергают их, от существования
альтернативных "теорий", от достоверности этих практических
теорий и от степени привлекательности, которой они
обладают в глазах отдельных групп акторов (как, скажем, экономистов
на втором этапе в нашем примере), и от тех ресурсов,
которыми располагают акторы, чтобы отстаивать свое мнение.
Не продолжая эту тему, поскольку я уже сделал подобное замечание
в главе 3 по поводу теории Хагена и теории Дора в настоящей
главе, ограничусь лишь тем, что обращу внимание читателя на тот
временной интервал, в рамках которого проводит свой анализ
Хиршман. Как и в двух других примерах, этот интервал весьма велик'.
например, влияние Фуртадо после Второй мировой войны невозможно
понять без учета предшествовавших этапов процесса, без
обращения, как это делает Хиршман, к середине XIX в.
Наконец, анализ показывает установленную и подчеркиваемую
Парето взаимозависимость идей, ценностей, интересов и данных
стратификации, а также, соответственно, свидетельствует о
невозможности выделить результаты, к которым приводит действие
каждой из этих категорий переменных.
Роль идей и ценностей: о том, что зачастую
отсутствие веры менее значимо
Для определенных традиций, как, например, для традиции
марксистской, характерна недооценка самостоятельности "идей"
и "ценностей", в других же случаях в социальных науках наблюдается
противоположная тенденция - ценностям и, шире, мыслительным
актам приписывается статус primurn mobile.
Бэчлер" с полным основанием оспаривает распространенную
интерпретацию "-Протестантской этики" Вебера: кальвинист, будучи
уверенным в своей избранности, ищет знаки своей избранности
в этом мире и мире ином, что побуждает его к предпринимательству
и порождает стремление к успеху, а также, в случае
открытия собственного дела, к наращиванию вложений капитала
в него за счет сокращения потребления. Тем самым, независимо от
своего желания, он способствует росту капитализма.
Такую интерпретацию нельзя признать убедительной по двум
причинам: она полностью затушевывает социальное окружение, в
котором находятся предприниматели-кальвинисты. В данном случае
мы имеем дело не с агрегированием микроскопических поведений,
а лишь с простым переносом на макроскопический уровень
микроскопической гипотезы. Во-вторых, из-за подобной вульгаризированной
трактовки Вебера трудно понять причинно-следственные
связи. Почему экономический и коммерческий успех должен
быть знаком небесного спасения?
Более приемлемой является интерпретация, отмечающая ту
автономию, которую протестантизм и особенно кальвинизм предоставляют
социальному субъекту. Дюркгейм^ также высказал мысль
о том, что развитие протестантизма привело к распространению
индивидуалистических ценностей, которые, без сомнения, способствовали
развитию духа предпринимательства. Но эта вторая интерпретация,
равно как и первая, имеет один существенный недостаток:
она вводит прямую связь между появлением, с одной сторо"
BaechierJ. Lcs origincs du capitalisnic. Paris. Galliinai'd. 1971.
^ Durkheini E. Le suicide. Op.cit.
ны, новых ценностей, а с другой - тех совокупных результатов.
которые, как предполагалось, обусловили эти ценности.
Вульгаризированную интерпретацию "Протестантской этики"
необходимо рассматривать как частную иллюстрацию гораздо более
общего феномена. Во многих теориях выдвигается гипотеза о
прямом влиянии ценностей на социальное изменение и допускается,
что наличие корреляций между первыми и вторыми достаточно
для доказательства данного воздействия. Так, согласно МакКлелланду,
когда потребность в достижении ("достижительская
потребность") и стремление к преуспеванию становятся очень значимыми
в глазах индивидов, тогда общество приобретает предпринимательский
и динамичный характер. Та же самая идея выражена
в некоторых текстах Парсонса^: динамизм американского
общества объясняется тем, что в нем глубоко укоренилась ценность
преуспевания, достижения ("достижительность"). Таким же
образом Парсонс пытается объяснить определенные различия между
американским обществом и обществами Европы (особенно немецким)
различием присущих им ценностей. Что же касается социологов
неомарксистской ориентации, то они, в соответствии с марксистским
каноном, придерживаются эндогенной концепции
ценностей: для них ценности - продукт структур. Делая такое допущение,
они, однако, легко соглашаются с тем, что ценности
играют непосредственную и основополагающую роль в социальном
изменении или, напротив, в укреплении "социальных структур":
последние порождают классовые "субкультуры", ответственные
за воспроизводство социальных классов^. Несколько лет назад
теоретики политического развития предложили аналогичные
схемы, согласно которым, например, появление и консолидация
демократических режимов в решающей степени зависят от появления
и консолидации определенных индивидуалистических ценностей".
Некоторые теоретики экономического развития также
склонны в имплицитной форме воспроизводить вульгаризированную
интерпретацию веберовского тезиса и утверждать, что развитие
непосредственно связано с появлением и консолидацией определенных
ценностей, внушенных индивидам в ходе процесса
социализации". В целом тема социализации приобрела огромное
" Parsons Т. Nouvelle dbauche d'line tlicorie dc la stratiricatioii//Elcments pour line
sociologie de I' action. Paris. Plon. 1955. P. 256-325.
^ Впрочем, эта гипотеза не является пск,1ЮЧ11те.1Ы10И припадлеж.ностью пеомаркспстов.
^ Almond G.. Verba S. The Civic Culture. Princeton, Princeton University Press, 1963.
" К. числу таковых относится, например, Е. Хаген ("On the Theory of Social
Change". Op. cit.).
значение в сфере социальных наук, вплоть до того, что зачастую
стала восприниматься как самостоятельное исследовательское направление".
Вне всякого сомнения, такая самостоятельность в какой-то
мере является продуктом характерного для социальных наук
разделения труда. Но она обусловлена именно тем, что данное исследовательское
направление основывалось на заключенной в нем
теории, признающей возможность установления прямой связи между
интериоризованными индивидом ценностями и определенными
макроскопическими феноменами, такими, как "политическое
развитие", "экономическое развитие", "социальное воспроизводство"
и т.д. Сама эта теория смогла утвердиться (хотя она выступает в основном
в имплицитной форме) лишь потому, что сумела совместить
свои идеи с различными направлениями теоретической мысли.
Разделение труда вполне может, как с полным основанием подчеркивал
Дюркгейм, иметь аномичный (отклоняющийся) характер.
На мой взгляд, мы имеем дело именно с таким случаем. Автономизируя
процессы социализации, мы рискуем преувеличить их значимость
и, что особенно важно, затенить тем самым подлежащие
объяснению макроскопические феномены. Я попытался показать это
на примере теории Хагена: развитие Колумбии в начале XX в. становится
намного более понятным, если рассматривать его в качестве
совокупного результата индивидуальных поведенческих актов,
который несомненно определяется ценностями, но, помимо них,
и конкретными обстоятельствами той ситуации, иначе говоря, ясно
видно, что ценности ни в коей мере не обладают основополагающей
значимостью, которую стремился приписать им Хаген.
Причина заметного интереса, который вызывают работы Тревора
Ропера^, заключается в том, что они аналогичным образом
корректируют веберовский тезис протестантской этики, точнее,
вульгарные интерпретации данного тезиса. Было бы интересно несколько
задержаться на этой дискуссии, поскольку книга Бебера
является основным справочником для сторонников приоритета
ценностей в процессе зарождения социального изменения.
Предпринятый Тревором Ропером способ доказательства опирается
в первую очередь на уточнение некоторых фактических
данных, ускользнувших в свое время от внимания Бебера. Совершенно
верно, что кальвинисты составляли большую часть предпринимателей
XVI в. Но ни шотландцы, ни голландцы, ни жители
Женевы или Палатината*, т.е. четырех по преимуществу кальви"'
Percheron A. Les etudes amdricaiiics sur les plicnomenes dc socialisation politiqiic
dans l'impasse?//L'Annee Sociologiquc. № 31. 1981. 1". 69-96.
'"' Tremr Roper H. R. Dc la Rcforine aux Llimici'es. Paris, Gallimard, 1972.
* Историческая область Германии. - Нрчм. персе.
нистских обществ, не выдвинули предпринимателей из своей среды.
Вместе с тем было бы несправедливо утверждать, будто все
предприниматели-кальвинисты были предрасположены к аскетизму,
тому самому якобы внутренне присущему аскетизму, о котором
писал Вебер. Многие из них жили вполне комфортабельно.
Некоторые скопили внушительные личные состояния, и далеко
не все в равной мере разделяли пыл кальвинистской веры.
Без сомнения, многие предприниматели XVI в. были кальвинистами,
даже те, кто вращался при дворах шведских и датских
принцев, являвшихся лютеранами. Также верно и то, что Гамбургский
банк был создан голландскими кальвинистами. Но предпринимателям-кальвинистам
была присуща еще одна общая черта -
практически все они были эмигрантами. Никто из активно действовавших
предпринимателей Женевы не был швейцарцем по
происхождению. Очень часто они были родом из фламандских провинций,
находившихся под протекторатом Испании. В Голландии
состоятельными были тоже в основном фламандские предприниматели.
И в деловом мире Гамбурга и Германии в целом также
заправляли голландцы фламандского происхождения. Что же касается
католических предпринимателей Кельна или Голландии, то в
основном они были выходцами из Антверпена или Льежа.
Итак, многие предприниматели XVI в. были кальвинистами
(т.е. происходили из кальвинистской Фландрии), но помимо этого
их объединяло и то, что они являлись эмигрантами из большинства
крупных торговых и промышленных центров XV в.: Аугсбурга,
Антверпена, Льежа, городов Ломбардии и Тосканы, Лиссабона
(в последнем случае среди них было больше евреев, чем кальвинистов).
Однако, согласно Тревору Роперу, сегодня уже трудно
настаивать, как делал Вебер, на идее сущностного различия между
предпринимателями XV и XVI вв., противопоставления "авантюристов"
XV в. "предпринимателям" XVI и XVII столетий. Конечно,
предпринимателей типа семейства Фуггеров в XVI в. было гораздо
больше, нежели в XV. Это "частотное" различие вкупе с гипотезой
Ропера относительно влияния кальвинизма на дух предпринимательства,
несомненно, явилось тем фактором, который подтолкнул
Вебера к тому, чтобы охарактеризовать Фуггеров как "авантюристов".
Но это хрупкое различие можно отбросить, если интерпретировать
влияние кальвинизма в деловых кругах как следствие
адаптивной реакции и если, вместе с тем. признать, что расширение
численности частных капиталов в XVII в. облегчаю складывание
класса "предпринимателей".
Причины взаимосвязи кальвинистской экспансии и развития
капиталистического предпринимательства намного сложнее, чем
полагал Вебер. В XVI в. индустриальная и торговая буржуазия по
совершенно понятным причинам была чувствительна к влиянию
идей Эразма Роттердамского, утверждавшего равную значимость
мирского состояния и духовного звания, настаивавшего на внутреннем
характере веры, а также на том, что деловой человек может
вести свои дела без ущерба собственной набожности. И впоследствии
буржуазия, воспитанная в духе философии Эразма (к примеру,
миланская), склонилась к кальвинизму, повторявшему все
основные положения этой философии. Но она вынуждена была
осознать себя частью кальвинистского интернационала и присоединяться
к нему, особенно с тех пор, как начало усиливаться давление
Контрреформации. Эмигрируя в города, где ее угроза чувствовалась
менее отчетливо (к их числу относились прежде всего
города Голландии), прежняя экономическая элита Европы фактически
бежала от власти, считавшей учение Эразма еретическим и
усиливавшей тяжесть налоговых сборов в пользу церкви, провоцируя
тем самым отток капиталов. А в общем и целом власть таким
образом стремилась упрочить господство бюрократического государства
над предприятиями. Что же касается тех деловых людей,
которые не намеревались никуда эмигрировать, то они ориентировали
своих детей на армейскую карьеру. Таким образом, в то
время как в Милане и Антверпене капитализм угасал, в Амстердаме
он явно расцветал.
Дополненный корректировками, которые произвел Тревор Ропер,
знаменитый веберовский тезис выглядит гораздо более достоверным.
На микроскопическом уровне механизмы заметно упрощаются
и лучше согласуются с веберовскими правилами, смысл
которых передает термин "понимание". Нам понятно, что деловые
люди склонны к восприятию учения Эразма, признающего их деятельность
законной, правомерной и позволяющего подрубить тот
сук, на котором сидят их противники. Понятно, что они очень
хотят воспользоваться той поддержкой, которую им может предоставить
кальвинистский интернационал, и что иные из них готовы
устремиться к более гостеприимным землям в случае, если возникает
опасность со стороны власти, намеревающейся уничтожить
эразмизм и усиливающей фискальное давление на предприятия, а
в общем задавшейся целью расширить свое господство. Понятно.
что остающиеся предприниматели склонны ориентировать своих
детей на профессии, которые обладают престижем в обществах,
находящихся под влиянием Контрреформации, и потому их действия
приводят к угасанию деловой активности и духа предпринимательства
в этих обществах. Предлагая абсолютно приемлемую
интерпретацию причин симпатии деловых людей к кальвинизму.
Тревор Ропер может, таким образом, избавиться от сомнительной
причинной связи, согласно которой занятие предпринимательством
является следствием веры в предназначение.
На макроскопическом уровне Тревор Ропер анализирует отношения
между кальвинизмом и развитием капитализма как совокупный
результат, являющийся следствием всех разнообразных
реакций деловых людей на меняющиеся условия, особенно на
появление Контрреформации. Он приходит к системе объяснений,
полностью удовлетворяющей классическим критериям, с помощью
которых Поппер предлагают измерять правомерность научной
теории. Действительно, теория Тревора Ропера принимает в расчет
не только роль, которую сыграл кальвинизм в развитии капитализма,
но и большое число данных, которые сам по себе веберовский
тезис не объясняет, а именно: почему обосновавшиеся в
Женеве деловые люди по своему происхождению не были швейцарцами;
почему деловые люди Германии были в основном фламандского
происхождения; почему области, охваченные Контрреформацией,
дали немало предпринимателей из числа католиков и
евреев; почему на фоне угасания деловой жизни в Антверпене имел
место ее подъем в Амстердаме; почему деловые люди, осевшие в
лютеранских странах, зачастую были кальвинистами (несомненно,
именно это наблюдение побудило Бебера к настойчивым утверждениям
о наличии в кальвинизме специфических аспектов п
...Закладка в соц.сетях
