Жанр: Философия
Место беспорядка. Критикатеорий социального изменения
...итуациях, правда,
при условии, что в каждом случае в нее будут вноситься необходимые
уточнения. В этом же смысле само по себе отношение
y=аx + b не только не может быть приложимо к какой-либо частной
реальности, оно даже ирреально, поскольку, как таковое, не
представимо. Однако с того момента, когда будут уточнены значения
а и b, это отношение будет способно помочь нам получить
адекватный образ самых разнообразных феноменов. Говоря словами
Бертрана Рассела, формальная теория (в том смысле, какой
я вкладываю в это понятие) представляет собой организованное
единство "гипотетических функций", т.е. утверждений, которые
могут принимать эмпирические значения лишь с того момента,
когда содержащиеся в них переменные трансформируются в
константы.
Многие теории социального изменения принадлежат к этому
типу. "Логику коллективного действия" Олсона зачастую интерпретируют
как реалистическую теорию, в которой якобы содержится
прогноз спада коллективных движений в Америке 60-х годов
245
и, может быть, во всех индустриальных обществах^. Основной аргумент
Одеона известен: даже если членам какой-либо латентной
группы выгодно действовать в целях достижения коллективного
интереса, т.е. интереса, который в случае своей реализации пойдет
на пользу всем, то они, тем не менее, склонны ничего не предпринимать.
Они поступают подобным образом, с одной стороны,
поскольку осознают, что даже максимальный вклад каждого из
них будет незначителен, и, с другой стороны, поскольку может
случиться так. что кто-то может воспользоваться благом, предоставив
другим трудиться за него самого. Но эта теория, как таковая,
не содержит в себе никакого эмпирического заключения, даже в
виде "тенденции". Она приложима к предельно идеализированным
ситуациям, которые в чистом виде никогда не встречаются в реальности.
Таким образом, ее нельзя назвать ни истинной, ни ложной.
Она не подчиняется попперовским критериям научности, а
всего лишь предоставляет нам формальную рамку, которая, если
мы желаем использовать ее для интерпретации реальных ситуаций,
подлежит уточнению.
Так, Олсон отмечает, что после периода застоя Американская
Медицинская Ассоциация зафиксировала резкое увеличение числа
своих членов. Прирост численности ее членов совпал с тем моментом,
когда, учитывая технологическое оснащение здравоохранения
и значительное развитие исследований в области медицины,
Ассоциация выдвинула идею предложить своим членам помощь в
снабжении их периодической документацией, которая позволяла
бы им знакомиться с появляющимися новинками. Кроме того,
участившиеся случаи обращения граждан в судебные инстанции
побудили Ассоциацию предложить своим сторонникам не только
вариант достижения коллективного интереса (в виде повышения
уровня медицинского обслуживания, разблокирования фондов на
исследования в области медицины и т.д.), выгоду из чего мог извлечь
любой, даже не участвовавший в ее создании, человек, но и
систему мер, обеспечивающих индивидуальную выгоду для членов
Ассоциации. Вследствие этого приток новых членов пошел
^ Olson М. Logiquc de ['action collective. Paris. Puf. 1978. А.О. Хиршмаи в книге
"Изменение форм участия. Частный интерес и публичное лействис" (Shifting
Involvements, Private Interest and Public Action. Princenton. Princenton Lniversity
Press, 1982) интерпретирует эмпирическим образом теорию Одеона и выподит
подобное заключение. Для того чтобы объяснить возникнопенис социальных движений.
он вынужден развивать довольно слабую теорию, в соответствии с которой
эти движения отчасти определяются (эндогенным образом) чувством недовольства,
порождаемым "частным" потреблением.
мощной волной, и в итоге медики получили сильную организацию,
способную отстаивать их интересы.
Благодаря уточнениям та же самая теория способна дать нам,
например, интересную интерпретацию роли интеллигенции в социальных
движениях. Учитывая, что члены латентной группы, особенно
если они многочисленны и раздробленны, могут не очень
поддаваться на призывы к действию, инициатива развертывания
коллективного действия или формирования общественного мнения
может исходить от определенной категории людей. К ней относятся
люди, имеющие свободный доступ к средствам коммуникации,
причем они могут быть склонны не только к "делу" защиты
латентной группы, но и к тому, чтобы преследовать в процессе
этой защиты собственные интересы.
Эти два примера применения теории (как и многие другие) со
всей очевидностью свидетельствуют о том, что теория может не только
не привести к выводу об отсутствии организованных движений коллективного
характера, но, напротив, может помочь объяснению
частоты их проявлений. Сама по себе она не позволяет сделать никакое
эмпирическое утверждение, но она предоставляет нам определенную
рамку, с помощью которой можно объяснить отдельные
случаи мобилизации и организации коллективного действия, равно
как и отсутствие таковых. Мы можем дать какую-то интерпретацию
только в том случае, если переменные в составляющих ее гипотетических
функциях будут заменены на относящиеся к рассматриваемому
вопросу константы, т.е. будут адаптированы к характеристикам
рассматриваемой в каждом отдельном случае ситуации.
Две только что рассмотренных нами теории состоят, в конечном
счете, из систем утверждений, ориентированных не на саму
реальность, а на те принципы, которые они помогают обнаружить
аналитику, желающему составить представление об отдельных классах
явлений - будь то результаты выборов при двухпартийной системе
(Готеллинг) или мобилизация и организация коллективного
действия (Олсон). Так, Олсон побуждает аналитика задаться
вопросом о выгодах и затратах индивида при его включении в коллективное
действие. Для того чтобы зафиксировать его идеи, отметим,
что его "логика коллективного действия" имеет одновременно
формальный и метатеоретический характер. Она обозначает те
моменты, которые представляют наибольший интерес для теории,
сталкивающейся с необходимостью объяснения коллективной
мобилизации и организации, независимо от того, какие особенности
им присущи.
На мой взгляд, очень многие теории социального изменения
принадлежат к той же самой эпистемологической категории. Ины247
ми словами, мы должны рассматривать их не как эмпирические, а
скорее как формальные или метатеоретические. Я полагаю, что если
бы данное различие учитывалось и принималось в расчет, то это
позволило бы избежать многих неясностей.
Выдвинутые Парсонсом и Смелзером модели социальной дифференциации
также относятся к этому типу. Когда на каком-либо
предприятии или, шире, в организации или социальной системе
возникает дисфункция, то она может быть устранена путем создания
новых ролей, следствием чего станет дифференциация
всех - старых и новых - ролей. Как показывает описанный Одеоном
случай, данная теория позволяет всего лишь обрисовать пустую
концептуальную рамку, из которой напрямую нельзя вывести
какое-либо эмпирическое предложение, но которая может рассматриваться
как потенциально полезная при анализе отдельных
процессов. Именно эта модель дифференциации была использована
Парсонсом в его знаменитом анализе дифференциации функций
авторитета на предприятии" и Смелзером в анализе развития
английской текстильной промышленности^, а также во многих
других случаях. Данная модель позволяет нам объяснять различные
процессы в той же мере, в какой теория Олсена позволяет объяснить
впечатляющий прирост числа членов Американской Медицинской
Ассоциации, а также становление "closed shop"* или роль
интеллигенции в отдельных процессах социальной мобилизации.
Но объяснение становится возможным лишь с того момента, когда
та пустая рамка, которую представляет собой формальная теория,
заполняется частными предположениями и конкретными в
пространственно-временном отношении данными.
Таким образом, "теория дифференциации" дает нам общую
рамку, которая может быть приложима к самым разным процессам,
хотя сама она является чисто формальной. Мы можем, вслед за
Парсонсом, утверждать, что процессы дифференциации имеют
типический характер^, но лишь при условии, что такое определение
их не несет в себе никакого указания на частоту проявления.
Парсонс вовсе не хочет сказать, что процессы изменения представляют
собой в целом, чаще всего или просто часто процесс дифференциации.
Подобное предположение было бы практически
^ Parsons Т., Smelser N. A Model of Institutional Change//Ecoiiomy and Society.
Gicncoe, The Free Press, 1956. P. 255-273.
^ CM. r.i. 6.
* Контроль над рабочим местом со стороны профсоюза (англ.). - Прим. перев.
^ Parsons Т.. Sinelser N. Ор. cit. P. 255. У Парсонса дифференциация выступает
всего лишь "типическим" процессом изменения, чего нельзя сказать о процессе
"дедифференциацни".
лишено смысла, поскольку даже в идеальном случае подобная
частота не может быть определена. Скорее Парсонс хочет сказать,
что модель, которую он обозначил понятием "дифференциация",
может быть использована при анализе различных процессов.
Совершенную бессмыслицу (которой не только не удается избежать,
но которая, наоборот, встречается очень часто) представляет
собой противоположная попытка - извлечь из парсоновской
теории дифференциации эмпирический "вывод", который вовсе
в ней не содержится, а именно вывод о том, что процессы социального
изменения в целом представляют собой процессы дифференциации.
Аналогичным способом можно проанализировать и другой классический
пример, а именно мертоновскую "парадигму функционального
анализа"^. Тот простой факт, что для Мертона употребление
слова "парадигма" более предпочтительно, чем слова
"теория", достаточно ясно показывает, что он рассматривает функциональный
анализ не как теорию stricto sensu*, а как концептуальную
рамку, приложимую к самым разным процессам. Эта парадигма
выдвигает следующее утверждение: для получения представления
о каком-либо институте желательно задаться вопросом о
том, какие функции он выполняет. Так, механизм американской
демократической партии в 50-х годах принял на себя те функции, с
которыми не могла справиться система социальной защиты, а не
могла по той простой причине, что на тот момент она находилась
еще в эмбриональном состоянии. В благотворительных целях демократическая
партия предложила помощь безработным и тем,
кого болезнь лишила рабочих мест. Она предоставляла займы тем,
кто обеднел настолько, что не мог обеспечить себе приличную
крышу над головой.
Как и в предыдущем случае, укоренившаяся бессмыслица заключается
в уверенности, будто "парадигма функционального анализа",
или в более употребимом варианте - "функционалистская
теория", есть теория, в рамках которой можно представить общество
как организм, т.е. систему, элементы которой способствуют
созданию гомеостатического равновесия целого. Как показывает
только что приведенный мною пример, рассматриваемая "теория"
не содержит в своей основе возможности подобного вывода. Она
претендует лишь на выдвижение умозрительной модели, прило^
Merlon R.K. Elements de tlicoric et de methode sociologique. Paris, Ploii. 1965.
Ch.3.
* Строго говоря, в точном смысле слова (.iam.). - Прим. перса.
жимой к самым разным случаям при условии предварительной
адаптации ее (модели) к отдельным данным каждого рассматриваемого
случая.
Теоретики социального изменения - и это необходимо признать
- не только не отдают себе отчет в различии двух партий, т.е.
в том. что я обозначил как противопоставление "формальной теории"
и теории в точном смысле слова, но, напротив, зачастую
активно способствуют поддержанию сложившейся путаницы.
Вернемся к уже многократно упоминавшейся мною "теории"
развития. Теория "порочного круга бедности" была представлена
ее создателями как строго научная теория stricto sensu, т.е. как теория,
описывающая (в манере, позволяющей получить реальную
интерпретацию) механизм, который лежит в основе воспроизводства
бедности. Интерпретированная подобным образом, данная
теория неприемлема, поскольку она противоречит большому числу
данных наблюдения. Поскольку в ее основе лежит утверждение
о том, что развитие не может иметь эндогенный характер, постольку
она не в состоянии объяснить, например, факт развития
Японии в XIX в. Она противоречит тому факту, что даже в самых
бедных обществах всегда существуют и излишки, и накопление.
Бросающееся в глаза несоответствие между этой известной теорией
и данными наблюдений уже достаточно отмечались, поэтому я
могу не задерживаться больше на этом вопросе. Если интерпретировать
ее с позиций реализма, то она попросту оказывается ложной.
Но ее можно интерпретировать и с формальных позиций, как
теорию, чье достоинство заключается в выявлении идеального
механизма, который в реальности мы никоим образом не сможем
наблюдать в чистом виде. Во втором варианте она представляет
научный интерес. В первом она предстает перед нами не только как
ложная, но даже опасная конструкция, поскольку на ее основе
возможно сделать (что действительно имело место) практические
выводы, влекущие за собой опасные последствия.
Для того чтобы завершить эту тему, подчеркнем важное значение
различий между "формальной" теорией и теорией в точном
смысле слова. Заметим при этом, что данное различие важно иметь
в виду не только в сфере социальных наук, но и в ряде аспектов
естественно-научных дисциплин.
Как известно, Поппер неоднократно^ задавался вопросом:
можно ли рассматривать дарвиновскую теорию эволюции как научную?
Если научная теория действительно должна допускать
^Popper К. Misei'e dc l'historicisniL-. Op. cit.
27.
возможность собственного опровержения, как это следует из знаменитой
попперовской концепции различения метафизических и
научных теорий, то теория эволюции, не содержащая в себе возможностей
собственного опровержения, не может быть отнесена
к числу научных. Как таковая, она действительно не позволяет
вывести никакого эмпирического заключения. Например, она не
дает оснований выдвинуть утверждение, что такой-то вид, обладавший
в момент t определенными характеристиками, в момент
t + k будет обладать теми или иными конкретными характеристиками.
Высказанное предположение будет истинно независимо от
того, обозначает период от t до t +k прошлое и будущее. Даже в
том случае, если t и t+k обозначают уже завершившийся период,
то в действительности мы не можем, исходя из теории эволюции,
вывести состояние вида в момент t +k из его состояния в момент t.
Эта теория представляет собой не более чем умозрительную модель:
от t до t+k происходят определенные мутации, отдельные
мутации, представляющие адаптивную ценность, получают "преимущество"
и "закрепляются" в процессе естественного отбора.
Однако, для того чтобы составить себе представление о том,
как эволюция действительно протекала в период между моментами
t и t+k, необходимо иметь возможность заполнить предоставляемую
эволюционистской моделью рамку историческими данными,
которые в случае эволюции видов зачастую являются отрывочными.
Для того, например, чтобы выдвинуть утверждение о
том, что определенные мутации представляют самые лучшие возможности
для адаптации, необходимо, в частности, довольно точно
знать характеристики окружения, в котором находился данный
вид в момент t. Кроме того, необходимо показать, что, в соответствии
с четко определенными критериями, эта мутация позволяла
виду адаптироваться наилучшим образом. Однако чаще всего данные,
необходимые для выдвижения подобного рода доказательств,
отсутствуют. Именно поэтому дарвиновскую теорию эволюции,
равно как и теорию неодарвинизма, отдельные исследователи нередко
склонны рассматривать как тавтологию". Из-за отсутствия
необходимых данных она обрекает нас на порочный круг: распространение
некой характеристики интерпретируется как следствие
адаптивной способности, единственным доказательством существования
которой является... сам факт ее распространения.
Равно как и в случае с теориями социального изменения, на
мой взгляд, эпистемологический спор вокруг теории эволюции
^ Chauvin R. Slir ie neo-darwinisnic dans les sciences du con1portcmcnt//L'Anncc
Biologique. XIX. 2. 1980. P. 203-216.
может быть наилучшим образом прояснен, если учитывать сущностные
различия между формальной теорией и теорией в точном
смысле слова. Как таковая, теория эволюции не содержит в себе
никакого эмпирического заключения. Однако в тех случаях, когда
будут доступны необходимые данные, она предоставит вполне
применимую рамку, на основе которой можно построить строго
научные теории, они-то и позволят объяснить отдельные, действительно
наблюдаемые эволюционные процессы.Это же следует сказать и о большинстве теорий социального
изменения: они представляют собой простые формальные рамки,
которые не могут трансформироваться в строго научные теории
(т.е. дать нам представление о наблюдаемых в действительности
феноменах), если не будет выполнено условие заполнения их системой
дополнительных предположений и подобранных данных.
Отказ от беспорядка
Подошли к концу наши длительные странствия. Множество
дискуссий, споров, вызванных теориями социального изменения,
являются следствием того, что исследователи либо ухитрялись не
замечать определенного набора различий между ними, либо, отмечая
их наличие, не использовали их должным образом. Многие
утверждения о возможностях представлялись публике или воспринимались
ею в качестве "законов". Многие формальные теории
интерпретировались или воспринимались как строго научные теории.
Множество теорий stricto sensu, правомерных при наличии
суммы строго специфических условий, воспринимались как обладающие
универсальным характером, т.е. как правомерные не зависимо
от набора этих условий.
Построение строго научных теорий социального изменения,
т.е. теорий, удовлетворяющих попперовским критериям научности,
возможно только относительно частных, локальных, социальных
процессов с определенными пространственно-временными
параметрами. Теории социального изменения, претендующие
на всеобщий характер, даже в самом лучшем случае должны рассматриваться
как формальные теории, которые не могут быть напрямую
приложимы к реальности, но которые, тем не менее, могут
быть полезными при анализе отдельных процессов благодаря либо
языку, который они предлагают, либо описанию идеальных примеров.
В худшем случае, когда они претендуют на выдвижение одновременно
и эмпирических, и универсальных утверждений, их
опровергает сама реальность.
Нельзя отнести к числу истинных такие утверждения: сам по
себе "порочный круг бедности" свидетельствует о неразвитости
экономики; разделение труда неизбежно должно усиливаться; идеи
всегда зависят от "структур"; любой институт должен выполнять
определенную функцию; классовая борьба является двигателем
изменений; индустриализация с неизбежностью влечет за собой
нуклеаризацию семьи; развитие зависит от экзогенных факторов;
быстрый рост или резкое падение экономики обычно сопровождаются
мобилизацией; структуры тяготеют к когерентности.
Не являются истинными и утверждения о том, что развитие
науки и техники обусловило (или должно обусловить) девальвацию
религиозных ценностей; что расширение политических прав
обычно сопровождается расширением социальных прав; что запаздывание
в развитии является причиной, обусловливающей появление
централизованных государств; или, напротив, что только
централизованное государство может ликвидировать запаздывание
в развитии.
Не верно и утверждение о том, что зависимость стран, вступивших
на путь развития, от развитых стран чаще всего влечет за
собой, с точки зрения интересов первых, не благоприятные, а
негативные последствия.
Нельзя признать истинными утверждения о том, что маргинализированные
элиты всегда ориентированы на инновации; что
полуфеодальная структура содержит в себе механизм самовоспроизводства
или, шире, что та или иная структура несет в себе закон
эволюции.
Не является истинным и то, что институты образуют когерентные
системы и что возникающие между этими институтами "противоречия"
являются общей причиной социального изменения. Не
являются истинными и утверждения о том, что любой процесс
детерминирован, как и противоположное ему утверждение о том,
что любой процесс недетерминирован и непредсказуем. Нельзя
признать истинными как утверждение о первичности мифов, так
и утверждение о первичности производственных отношений.
Повторимся, научная теория социального изменения может
существовать исключительно как частная и локальная. Некоторые
из таких теорий рассматривают случаи, в которых мы действительно
должны признавать производственные отношения основополагающими.
Но в иных случаях эти отношения не играют никакой
роли. Одни теории социального изменения правомерно рассматривают
ценности как обладающие экзогенным характером.
другие - эндогенным. Также с полным правом они рассматривают
инновацию то как преимущественно эндогенное, то как экзоген253
ное явление. Некоторые теории с полным основанием используют
утилитаристскую аксиоматику, другие не прибегают к ней. Те и
другие могут дать убедительные объяснения изучаемых ими процессов.
Ведь уместность определенной аксиоматики не может быть
установлена a priori, это можно сделать только исходя из содержания
процесса, объяснить который мы ставим своей задачей.
Именно потому, что великие теории социального изменения,
а именно те из них, которые обусловили формирование позитивизма
и марксизма, культурализма и структурализма, функционализма
и девелоппментаризма, не заметили этих нескольких простых
положений и различий эпистемологического характера, они
и превратились в некое подобие "города мертвых".
Вопрос (его решение я ставил в этой книге в качестве главной
задачи) о том, почему реальность постоянно опровергает теории
социального изменения, как мне представляется, имеет решение,
состоящее из нескольких простых утверждений.
Теория социального изменения может быть научной в том смысле,
который после Поппера обычно придают этому слову только
тогда, когда она ставит задачей объяснить, почему определенная
серия характеристик А\t, B\t, ..., P\t, свойственных системе в момент
t, трансформируется в момент t+k в другую серию характеристик
А'\t+kш, B'\t+kш, ..., P'\t+kш. Для окончательного прояснения вопроса необходимо,
чтобы сами по себе характеристики А, B, ..., P были
четко определены. Необходимо также, чтобы сравниваемые периоды
t, t+1, t+k были определены с точностью, исключающей
всякую двусмысленность. Искомый ответ на вопрос заключается в
объяснении того, как и почему в период между t и t+k ситуация
акторов изменилась, что сказалось на их поведенческих реакциях,
агрегирование которых и объясняет результат А'\t+kш, B'\t+kш, ...,
P'\t+kш.
Я полагаю, что любая строго научная теория социального изменения
сводится к этой схеме.
Однако совокупность "теорий социального изменения" содержит
в себе и другие классы теорий, которые не сводятся к данной
схеме. Одни из них представляют собой догадки, другие являются
утверждениями о возможности, третьи суть формальные теории,
не имеющие никакого эмпирического приложения, но обладающие
решающим значением в том смысле, что могут решительным
и эффективным образом ориентировать на создание теорий в точном
смысле слова. Вне "парадигмы функционального анализа" сложно
объяснить такой конкретный в пространственно-временном
отношении феномен, как значимость партийной машины демократической
партии в 50-х годах. Не прибегая к олеоновской парадигме
коллективного действия, трудно объяснить распростране254
ние практики "closed shop"* в истории английского профсоюзного
движения. Не прибегая к парадигме дифференциации, сложно объяснить
существующие на современном предприятии различия между
функцией собственности и функциями власти и принятия решения.
Те трудности, с которыми сталкиваются теории социального
изменения, возражения, выдвигаемые против них, в основном
имеют своей причиной смешение жанров. Есть научные теории
изменения, но есть и теории-предположения; теории в строгом
смысле слова и формальные теории. Любая из этих категорий с
точки зрения логики существенно отличается от других. Но поскольку
существует эффект завышения оценки, постольку имеет
место и тенденция затушевывать различия и приписывать возможности
эмпирического предсказания теориям, которые выдвигают
скорее простые формальные модели. По той же причине утверждениям
о возможности приписывается статус "закона", основывающегося
на эмпирических закономерностях.
Таким образом, теории социального изменения не заслуживают
ни той высокой значимости, которая нередко приписывается
им, ни обвинений в якобы бесцельности, которые выдвигает против
них Нисбет. Вопрос заключается вовсе не в том, чтобы выяснить,
какие они - черные или белые; необходимо определить их
истинное место с точки зрения логики. Такое критическое и релятивистское
отношение, как могут мне возразить, приведет к
мизерным результатам. Может быть. Но этот результат чреват такими
выводами, относительно которых трудно предположить, что
они будут приняты без возражений. Ведь они покажут, к примеру,
не только то, что понятие марксистской, функционалистской или
структуралистской теории изменения лишено значения, но и то,
что отдельные теории изменения являются научными в столь же
строгом смысле слова, как и физические теории.
В этой книге я пытался возобновить дискуссию, начатую Поппером
в его "Нищете историцизма" и продолженную Нисбетом в
книге "История и социальное изменение" ("History and Social
Change") (ее вопросы затрагивали и многие другие, особенно Арон
во "Введении в философию истории"). В таком случае было бы полезно
отметить разницу между диагнозом первых двух авторов и моим
собственным. Релятивизм Поппера основывается на различии абсолютных
и причинно-следственных законов: установление причинно-следственных
законов может стать в той же мере законной
сферой деятельности для
...Закладка в соц.сетях
