Жанр: Философия
Место беспорядка. Критикатеорий социального изменения
...социальных наук, как и для естественных
наук, в то время как поиск абсолютных законов является "метаконтроль
профсоюзов пал рабочими местами (о"г.1.). - Прим. перев.
255
физическим" занятием. Сложность этой позиции коренится,
во-первых, в том, что многие "абсолютные" законы, предложенные
социальными науками, были выведены из причинно-следственных
законов: во-вторых, в том, что большая часть причинно-следственных
законов, выдвинутых данными науками, предстают
как спорные. И последнее: многие теории социального
изменения не привели к установлению ни абсолютных, ни причинно-следственных
законов. С другой стороны, многие теории социального
изменения, будь то парсоновская теория дифференциации
или олсоновская теория социального действия, не поддаются
классификации соответственно знаменитой попперовской дихотомии,
противопоставляющей "метафизические" и "научные" теории.
Позиция, занимаемая Нисбетом, является скорее скептической,
нежели релятивистской. Привязанность к идеалу, в классической
форме выраженному Ранке - описывать изменение так,
как оно происходит в действительности, - приводит Нисбета к
убеждению, что никакой анализ социального изменения не способен
выдвинуть какое-либо номотетическое и универсальное
утверждение. В соответствии с идеалом, сформулированным Ранке
и Моммзеном, социолог, экономист, представитель политических
наук не должны, подобно историку, задаваться какой-либо
иной целью, кроме единственно возможной - анализировать единичные
процессы в их единичности, не пытаясь найти в них объяснение
номологических закономерностей, не пытаясь применить к
ним идеальные модели.
Я стремился показать, что позиция Нисбета порочна также в
том смысле, что приводит к мало приемлемому реализму: если
бесспорные номологические или номотетические утверждения не
существуют, то все-таки существуют системы категорий и идеальных
моделей, относительно которых трудно утверждать, что они
бесполезны при анализе социального изменения. Напротив, следует
признать, что они необходимы для понимания социального
изменения в той мере, в какой они предоставляют нам определенные
рамки, в которых затем и создаются теории в строгом смысле
слова. Если эти категориальные системы и идеальные модели сами
по себе и не являются, строго говоря, ни "метафизическими", ни
"научными" (в том смысле, который придавал этим словам Поппер),
то они незаменимы при создании таких теорий, которые
уже будут соответствовать попперовским критериям верификации.
Иначе говоря, Нисбет недооценивает те возражения, которые
Зиммель и Бебер выдвигали против реализма Ранке. Однако в его
пользу говорит то, что теоретики социального изменения редко
учитывали необходимость различения формального и эмпиричес256
кого, в качестве эмпирических теорий общего характера они зачастую
представляли конструкции, которые обычно нельзя воспринимать
иначе, как идеальные модели.
Замечание по поводу понятия "правомерность"
Остается затронуть один важный вопрос технического характера,
который в настоящем контексте не представляется возможным
разобрать детально. Мы видели, что объяснение процесса,
соответственно тому, какой случай мы рассматривали, могло вводить
на микроуровне тот или иной тип аксиоматики (например,
психология когнитивного типа или психология утилитаристского
типа). Мы видели, что природа используемых переменных зависела
от характера рассматриваемого случая, и на этот счет не могло
быть выдвинуто никаких универсальных правил. С другой стороны,
следуя Зиммелю и Беберу, мы обязаны, если не хотим создавать
сомнительные апории, признать, что когда социолог, экономист
или представитель политических наук объясняют конкретные феномены,
они всегда используют идеальные схемы, даже если склонны
подгонять их под ту реальность, которую они анализируют. Таким
образом, основной эпистемологический вопрос заключается в том,
чтобы уяснить, как можно избежать произвольных ситуаций или,
говоря иначе, как может быть установлена правомерность теории.
Поскольку я детально разбирал этот вопрос в других работах^,
то здесь я могу ограничиться лишь кратким напоминанием.
Исходная точка научной теории всегда основывается на определении
конечной совокупности данных {D}. В теории, затрагивающей
вопрос социального изменения, у этих данных имеется одна
особенность: они индексированы по шкале времени. Следующий
этап заключается в выборе одной или нескольких идеальных схем
{S}, относительно которых мы рассчитываем (при условии дополнительной
проверки), что они предоставят надлежащие элементы
для конструирования теории, объясняющей {D}. Таким образом,
отталкиваясь от {S}, мы создаем теорию Т. Эта теория Т не должна
включать в себя утверждения, неприемлемые с точки зрения веберовского
критерия понимания. Помимо этого, Т должна быть действительно
сопоставимой с {D}. Соответственно, вопрос правомерности
Т иначе может быть выражен в следующей форме: можем
ли мы представить себе теорию Т', отличную от Т и столь же
хорошо отвечающую веберовскому критерию понимания и поппе
heories,
theorie et Theorie. Op. cit.
ровским критериям "фальсификации"? Если да, то можно построить
"несоизмеримые" (в том смысле, какой придавал этому слову
Фейерабенд) теории той же самой совокупности данных {D}.
В таком случае невозможно решить вопрос об относительной правомерности
Т и Т'. Иными словами, невозможно будет определить
уровень правомерности Т. Если {D} может быть объяснена серией
несоизмеримых теорий Т, Т', Т'',..., состоящих из многочисленных
элементов, то Т не может обладать какой-либо иной правомерностью,
кроме субъективной.
Вообразим себе противоположный случай, а именно, что нам
невозможно представить теорию Т', объясняющую {D}, так же
хорошо, как объясняет Т. На мой взгляд, к числу таких теорий
относятся некоторые из приведенных выше, в частности теории
Эпстейн или Вебера-Тревора Ропера. В подобном случае мы не
можем считать теорию Т истинной - понятие истины не может
быть предельным понятием, но мы должны признать, что эта теория
более правомерна. Если же создается теория Т', несоизмеримая
с теорией Т, то ее правомерность уменьшается. Если появляется
теория Т'', соизмеримая с Т и объясняющая сумму данных
{D''} такого рода, что {D} включена в объем {D''}, то правомерность
Т снизится и мы можем заместить теорию Т теорией Т''.
Предпринятая Тревором Ропером ревизия теории Вебера является
случаем подобного рода.
Таким образом, правомерность теорий не принадлежит к числу
вопросов, которые не имеют ответов, напротив, на него можно
предложить аналитически точный ответ. Такие понятия, как "правомерность",
"достоверность" или "истинность" теории, могут
получить четкое определение. Но, начиная с того момента, когда
может быть установлена правомерность теории (исключая те, в
целом достаточно редкие, случаи, когда несколько несопоставимых
теорий позволяют в равной мере объяснить одну и ту же сумму
данных), мы можем судить о правомерности идеальных схем,
использованных этой теорией. Идеальные схемы могут претендовать
не на универсальность, а лишь на высокую частоту проявления
(выше мы имели возможность наблюдать значимость такого различия).
Из этого следует, что мы не можем распределить их в определенном
порядке друг относительно друга, как это можно сделать с
теориями в точном смысле слова. Так, "материалистическая" схема
не имеет никакого преимущества над "идеалистической" схемой,
как ни в коей мере не может рассматриваться как какая-то низкосортная
по сравнению с ней; бывают случаи, когда не могут быть
применены ни та, ни другая. Но невозможность приписать какуюлибо
правомерность этим схемам никак не ведет к произволу, по258
скольку единственным значимым вопросом является вопрос о том,
содержит ли теория Т, выстроенная, исходя из S, объяснение {D}.
Итак, следует признать, что данный вопрос (за исключением случаев
использования несопоставимых теорий) не только является четким
сам по себе, но и содержит в себе возможность получения точного
ответа.
Здесь, равно как и в других областях, необходимо различать
две концепции: скептическую и релятивистско-критическую. Скептическая
концепция, способная принимать различные формы и,
например, утверждать, что ничто не является неоспоримым,
"anything goes" (Фейерабенд); "мир является настолько комплексным,
что любое высказанное по его поводу суждение будет стоить
другого"; "истинно, ибо верую", чистота и интенсивность восприятия
являются критериями истинности, - в конечном счете переполнена
разного рода элементами догматизма, поскольку не
позволяет отличать аргумент авторитета от критерия истинности,
а также всевозможной путаницей.
Впрочем, как заметил Гегель, сама народная мудрость признает,
что только ночью все кошки серы.
Познание, интересы
и интерпретации социального изменения
Для того чтобы задача, стоящая передо мной, была выполнена
полностью, мне остается проанализировать еще один момент. Но я
удовлетворюсь лишь кратким изложением его анализа, поскольку
сам по себе он может представить отдельное исследование. Я имею
в виду влияние на теории социального изменения того, что можно
обозначить термином "социальный детерминизм". В какой мере
новый виток в развитии теорий социального изменения, отмеченный
в последние десятилетия, является следствием отдельных социальных
факторов?
Возвращаясь к старой теме, немецкий социолог Хабермас высказал
такое мнение: познание, особенно социальной сферы, должно
теснейшим образом определяться интересами-^. Такое видение
социологом процесса познания без труда нашло отклик, чему
благоприятствовала интеллектуальная обстановка того времени.
Историческая эпистемология, особенно работы Куна, Лакатоса и
Фейерабенда, показан, что научное познание, в том числе в сфеHabermas
J. Connaissance ct interet. Paris, Galliinard. 1976.
ре самих точных наук, определяется социальными факторами. Образ
бесплотного исследователя, стремящегося к постижению истины
с помощью четко кодифицированных правил научного открытия,
сменился образом борьбы за выживание в научном сообществе".
К тому времени Поппер уже заменил понятие истины понятием
фальсификации. Лакатос отмечает, что теория, с трудом согласующаяся
с фактами, может долго поддерживать свое существование
и что интересы ученых играют в этом долгожительстве не последнюю
роль". Фейерабенд привлек наше внимание^ к тому
обстоятельству, что научные теории могут быть "несовместимыми",
т.е. предварительно, исходя из нашего опыта, трудно решить,
какая из них предпочтительнее. В подобных случаях интересы, как,
впрочем, и предположения ненаучного порядка, могут играть решающую
роль и объяснять приверженность исследователя той или
иной теории.
Если индивидуальные и категориальные интересы невозможно
вычеркнуть из истории естественных наук, то не должны ли мы
на этом основании считать, что еще большую роль они играют в
социальных науках, с одной стороны, потому, что правила этих
наук менее кодифицированы и признаются учеными с меньшим
единодушием, а с другой - потому, что затрагиваемые ими вопросы
обладают жизненной ценностью?
По правде говоря, я полагаю, что в данном случае следует остерегаться
чересчур прямолинейных подходов. Хотя та роль, которую
играют интересы, не подлежит сомнению, она недостаточна
для того, чтобы дискредитировать понятие объективности. Страсти
и интересы, несомненно, играют основную роль при отборе проблем,
которым посвящает себя исследователь. Идеологии вторгаются
в процесс выбора ученым методологии, на основе которой
он выстраивает свою теорию. Кроме того, влияние эмоций и идеологий
может приводить к тому, что определенной теории уделяется
больше внимания, чем она заслуживает, либо ей приписывается
способность воспроизводиться на более высоком уровне, чем
тот, на котором она находится в настоящий момент, либо завышается
ее логический статус. Но коль скоро за рациональной критикой
сохраняются все ее права и возможности, то последнее слово
всегда остается за реальностью.
" Lemaine G.. Matalon В. La Ilitte pour la vie dans la cite scicntifique//R.evue fran^aise
de sociologie. X. 2. 1969. P. 139-165.
" Lakafos 1. Op. cit.
'* Feyerabend P. Contre la methode. Esquisse d'unc theorie anarchiste de la connaissance.
Paris, Seuil, 1979.
Для того чтобы проиллюстрировать эту позицию, я приведу
лишь один пример. Теории экономического развития, бурный расцвет
которых пришелся на 50-е и 60-е годы, были, несомненно,
связаны с состоянием послевоенного "мирового порядка". Ускоренное
развитие "западных" народов обусловило рост их благосостояния.
Факт усиления взаимозависимости стран представлялся
неоспоримым. Очевидность неравномерного развития разных народов,
расширения и углубления движений за национальную независимость
обеспечили успех понятиям "третий мир", "развитые"
и ".отсталые" страны. Запрос, исходивший чаще всего из различных
сегментов общества и нередко имевший весьма специфический
характер, вызывал у социологов и экономистов стремление к
поискам причин замедленного развития отдельных стран и возможных
лекарств от этой болезни. Условия, в которых формировался
данный запрос, и характер постановки проблем служили
для исследователей стимулом к разработке общих теорий развития.
Но именно эти обстоятельства в определенной мере побуждали
ученых и к тиражированию экзогенных теорий, отстаивавших положительную
роль внешней помощи в процессе развития, тем самым
вынуждая их легитимизировать эту помощь.
Я полагаю, что такие теории, как теория "порочного круга
бедности" или теория стадий роста (Ростоу), невозможно понять,
если абстрагироваться от этого контекста. Можно даже пойти дальше
и утверждать, что созданные в тот период экономические теории
были в значительной мере обусловлены ролью, которая им предписывалась,
и формой вопросов, поставленных перед разработчиками
новых теорий.
Но рациональная критика "стояла на страже своих рубежей".
Через какой-то промежуток времени стали замечать, что теории
развития противоречат определенному числу бесспорных данных.
Постепенно достоверность теорий стала размываться.
В общем, важно признать, что многие причинно-следственные
законы или тенденции, на выдвижение которых претендовали социальные
науки, в реальности основываются на социоцентрическом
предрассудке. Именно революционные эпизоды французской
истории убедили Конта, а вслед за ним и Дюркгейма в том, что
человечество движется в сторону исчезновения крупных религий.
Бебер, обладавший большей прозорливостью, отметил, что в США,
самом развитом и самом "материалистическом" из всех индустриально
развитых обществ, целая совокупность факторов, напротив,
обусловила живучесть протестантизма. Опираясь на английский
опыт, Маршалл полагал, что расширение юридических прав должно,
в определенной последовательности, смениться расширени261
ем сперва политических, а затем и социальных прав. Токвиль, со
своей стороны, явно предвидел, что расширение социальных прав
потенциально способно привести к появлению "мягкого и опекающего"
деспотизма, т.е. к сужению политических прав. И несомненно,
собственный американский опыт Парсонса подсказывал ему
гипотезу исчезновения расширенной семьи. Точнее, этот "закон"
отражал характерные для того времени ожидания, что к 50-м годам
может начаться эволюция семейных структур в США.
Таким образом, теории социального изменения в действительности
зачастую являются деривациями (отклонениями) в том смысле
слова, который ему придавал Парето, т.е. их нужно рассматривать
как конструкции, выражающие эмоции в псевдонаучной форме.
Иначе говоря, несмотря на то что эти теории основываются на
опыте, из-за владеющих их авторами эмоций они приводят к чрезмерно
резким, крайним выводам. Уровень доверия к ним определяется
не только качеством доказательств, но и степенью распространенности
отраженных в них эмоций. Именно поэтому деривации
мало связаны с реальностью, а нередко выполняют задачу
облачения в новые одежды (если не по форме, то, во всяком случае,
по функциям) риторической аргументации. По этой причине
одни и те же деривации могут приводить к противоположным выводам.
Это можно наблюдать на примере теории "порочного круга
бедности". С точки зрения Нурксе, указанная теория призвана доказать
обязанность развитых стран оказывать внешнюю помощь
странам третьего мира. Гэлбрейт использует тот же закон в такой
форме, что он, напротив, приводит к выводу о бесполезности всякой
внешней помощи ("Всякий резкий рост прибыли порождает
силы, которые сводят его на нет и устанавливают наименее допустимый
уровень бедности"). Причина подобной метаморфозы заключалась
в том, что за тот период доминирующая эмоция приняла
рецессивный характер и догма, строившаяся на признании экзогенного
развития, была заменена догмой, ориентированной на
эндогенное развитие.
Таким образом, если бы кто-то вознамерился создать историю
теорий социального изменения, то он должен был бы уточнить те
специфические и распространенные запросы, на которые они стремились
дать ответ, а также оценить результат влияния этих запросов
на содержание теорий.
Необходимо было бы изучить и влияние естественных наук или,
по меньшей мере, тех образов и представлений, которые сложились
у представителей социальных наук относительно наук естественных.
То значение, которое социальные науки обычно приписывают
постулату детерминизма, вероятно, является (по крайней
мере, отчасти) следствием воздействия этих образов. Постоянно
дающий знать о себе отказ от трактовки социальных феноменов
как результата агрегирования индивидуальных действий, вероятно,
тоже есть следствие определенного образа Науки, согласно которому
она не должна оставлять места субъективным феноменам.
Однако исторические вопросы, сколь бы значимыми они ни
были, суть не что иное, как дополнения к критическим вопросам,
ответить на которые мы и пытались в этой книге. Случай и субъективность
зачастую отбрасываются социальными науками по причинам,
которые истории этих наук еще предстоит выяснить. Но
необходимо отметить и то, что, только учитывая реальную роль
этих феноменов, теории социального изменения могут претендовать
на объективность, которая предполагает, согласно всегда актуальному
уроку Канта, идентификацию и исключение тех вопросов,
которые не имеют ответов.
Можно анализировать частные и локальные процессы развития,
можно разрабатывать общие, но формальные схемы, применимые
в анализе реальных процессов изменения, модернизации и
развития. Однако понятия, которые включает в себя каждая из
теорий - теория социальной эволюции, теория развития, теория
социального изменения, - представляют собой разнородные совокупности.
содержащие элементы, которые относят только к той
или иной теории, и придать единство этим совокупностям, объединить
вместе все понятия невозможно.
Единства нельзя достичь иначе, как дополнив эти теории (что
чаще всего происходит имплицитно) ценностными суждениями,
которые в большинстве своем не поддаются доказательству, даже
если являются объектом коллективных верований.
'^1
Ловушка реализма.
Очевидно, Зиммель, наряду с Бебером, был одним из тех пионеров
социальных наук, которые обладали наименее религиозным,
точнее, я хочу сказать, наименее идеологизированным, видением
социального изменения.
Он отчетливо сознавал, что появление некой последовательности
АB или комбинации АB нельзя объяснять иначе, как результат
соединения индивидуальных действий. Но для того чтобы эти
действия имели своим следствием одновременно А и B или, если
речь идет о последовательности, сперва А, потом B, необходима
реализация комплекса обстоятельств К. Если же этого не происходит
или реализуется лишь часть их, то вслед за А B может и не
появиться. На макроуровне А может сопровождаться B или противоположным
ему явлением. Чаще всего невозможно утверждать,
что комбинация АB должна быть более распространенной, чем комбинация
АB'. Недостоверный характер формирования макроскопических
комбинаций становится совершенно очевидным, как
только мы перестаем искать в них проявление естественных законов
и начинаем понимать, что в действительности они не могут
быть не чем иным, как продуктом индивидуальных действий. Зиммель
наверняка не удивился бы, если бы узнал, что безработица и
инфляция могут находиться как в прямой, так и в обратнопропорциональной
зависимости друг от друга, и совершенно бессмысленно
звучал бы вопрос о том, какой из этих двух феноменов
появляется чаще.
В явном противоречии с социологией действия многие исследователи
подходят к социальному изменению с натуралистических
позиций. Воспринимая его как естественное явление, они стремятся
раскрыть его законы. По правде говоря, стоит еще выяснить, не
несут ли в себе теории социального изменения столь же большой
дозы метафизики, подобно тем доктринам, которые выросли на
базе прежней философии истории.
По другому важному вопросу, связанному с первым, Бебер и
Зиммель заняли позицию, отличную от позиции многих других. Их
подход был обусловлен близким знакомством этих ученых с мыслью
Канта, поэтому лучше, чем кто-либо другой, они могли увидеть
западню реализма и считали необходимым четко отличать создаваемые
исследователями умозрительные схемы от самой реальности.
В этом и заключается весь смысл зиммелевского понятия
"формальная социология" и веберовского понятия "идеальный тип".
Отношение y=аx+b есть не что иное, как форма, в том смысле,
что до тех пор, пока величины а и b не будут уточнены, оно не
может быть приложимо ни к какой реальности. Напротив, как только
эти величины уточняются, оно приобретает способность приемлемым
образом трактовать отдельные реальные отношения.
То же самое можно сказать и о "модели", которую предлагает
Готеллинг (см. гл. 7). Как таковая, она не приложима ни к какой
частной реальности и, следовательно, в этом смысле является формальной.
В то же время ее следует признать всеобщей, поскольку,
будучи наполнена эмпирическими данными, иначе говоря, как
только будут надлежащим образом уточнены ее параметры, она
может быть приложима к самым различным ситуациям. То же можно
сказать и о других типах умозрительных схем, в частности, об используемых
социальными науками классических концептуальных
системах. Так, введенное Теннисом различие между Gemeinschaft
(община) и Gesellschaft (общество) представляет собой формальную
умозрительную схему, хотя и совсем другого типа, нежели
"модель" Готеллинга'. Как таковое, произведенное Теннисом разграничение
не приложимо ни к какой конкретной социальной
реальности. Скорее оно является направляющей идеей, побуждающей
обращать внимание исследователя на доступные наблюдению
различия в том случае, когда он сравнивает ограниченные по
численности группы и общества. В этом смысле оно обладает высоким
уровнем всеобщности. Но в действительности никакого собственного
смысла это различие в себе не несет и может быть использовано
только при сравнении реальных групп и реальных обществ.
Как и в случае с "моделью" Готеллинга, для того чтобы
различие было уместным, необходимо, чтобы его "параметры" были
адаптированы к рассматриваемым объектам. В противном случае,
' О различиях между разными типами умозрительных моделен см.: Bolidon R.
Theories, theoric et Theorie. Op. cit.
если различие накладывается на "сырой материал", оно оказывается
составной частью идеологии или утопии. Это касается и "закона"-тенденции
нормы прибыли к понижению. Строго говоря,
он является не эмпирическим законом, а умозрительной схемой,
параметры которой должны быть адаптированы к тем ситуациям,
которые мы хотим изучить. Она показывает, что в зависимости от
рассматриваемого случая норма прибыли может повышаться, понижаться
или оставаться стабильной. Иными словами, она не
позволяет сделать ни эмпирического заключения, ни прогноза.
Суть западни, которую ставит реализм и которой Зиммель посвятил
книгу "Проблемы философии истории" ("Die РгоЫете der
Geschichtsphilosophie")\ заключается в попытке выдать умозрительную
схему за реальность, т.е. в смешении формы и реальности
или - повторим знаменитую гегелевскую формулу - в уподоблении
"рационального" "реальному". Не трудно привести пример
подобных метаний. Интерпретированная в реалистической манере,
модель Готеллинга приводит к ложному "прогнозу" о том,
что в двухпартийных системах программы партий практически не
должны отличаться друг от друга, тогда результаты выборов для
каждой партии будут мало расходиться. Трактуемое в реалистической
манере, различие Тенниса приводит к преувеличению значения
противоположности общины и общества, к утопическому
по своему характеру противопоставлению традиционных и современных
обществ и превышению роли противоречий во второй и
гармонии в первой. Понятие общины подсказало, например, Хозелицу^
мысль о том, что традиционные общества образуют настолько
интегрированные единства, что любое изменение в них
либо будет отторгнуто (община "в стадии стагнации"), либо вызовет
в них потрясения, способные лишить их свойственной им
идентичности. Интерпретация в духе реализма закона тенденции
нормы прибыли к понижению приводит к утверждению о том,
что пороки капиталистической системы являются врожденными.
Следовательно, все эти интерпретации приводят либо к прогнозам,
которые впоследствии опровергаются фактами, либо к утопическим
представлениям об изменении. В целом порожденные
социальными науками всеобъемлющие идеологии, такие, как марксизм,
структурализм или функционализм, представляют собой
продукт реалистической иллюзии. Так, структурализм в реалисти'-
На первых страницах Предислопия к 3-му изданию (1907) этоп работы она
представлена как "критика исторического реализма".
' HoseliK. В. Lcs principalix concepts de ['analyse (Jes repercussions sociales do 1'evoliition
technique//HoseliK B.. Moore W. (red.). Industrialisation ct societc. Op. cil. P. 9-2Я.
ческо
...Закладка в соц.сетях
