Место беспорядка. Критикатеорий социального изменения

страница №9

...ода в год цен на промышленные товары
или сокращение из года в год промышленного производства
должны иметь следствием увеличение числа "возмущений" или численности
людей, вовлеченных в эти социальные возмущения.

^Snyder D., Tilly С. Hardschip and Collective Violence in France. 1830 to 1960/
American Sociological Review. XXXVII. 1972. P. 520-532.

88

Наибольший интерес, который представляет данное исследование,
заключается в том, что полученные результаты оказались
полностью противоположными ожидавшимся. Коллективное насилие
не коррелирует (во всяком случае, в рассматривавшихся пространственных
границах (Франция) и во временном отрезке 18301960
гг.) с уровнем тягот жизни. Если допустить, что тяжесть условий
существования является причиной общественного недовольства,
то необходимо признать, что коллективное насилие в рассматриваемый
период не являлось производным от уровня общественного
недовольства.

Очевидно, озадаченные этим результатом Снайдер и Тилли
задались вопросом: не кроется ли причина в ложности исходной
гипотезы? Рост цен на продукты питания немедленно сказывается
на условиях существования и уровне общественного недовольства.
Аналогично этому последствия роста цен на продукты промышленного
производства могут проявиться через какой-то промежуток
времени, т.е. потребитель ощутит на себе последствия удорожания
средств производства лишь через определенное время.
Итак, в гипотезе H1 вариации различных переменных "синхронизированы".
Например, в соответствии с гипотезой ожидается, что
изменения в ценах на продукты питания во временном интервале
от t до t-1 будут иметь следствием изменение уровня коллективного
насилия в интервале от t до t-1. Естественно, не составляет труда
ввести ряд других гипотез, предусматривающих возможность смещения
ожидаемого эффекта с течением времени. Можно предположить,
например, что последствия изменения цен на промышленную
продукцию, произошедшее в период между t-2 и t-1, окажут
воздействие на изменение уровня коллективного насилия в интервале
между t-1 и t. Подобная гипотеза основывается на следующем
предположении: для того чтобы ощутить последствия роста (снижения)
цен на промышленную продукцию, необходимо около года.
Коль скоро уровень неопределенности при таком временном отрезке
достаточно высок, то хорошим выходом из положения было бы
увеличение числа возможных гипотез. Именно это и сделали Снайдер
и Тилли. Но во всех случаях (какие бы гипотезы, учитывающие
временной сдвиг, не выдвигались) корреляция между динамикой
цен и уровнем производства, с одной стороны, и динамикой коллективного
насилия, с другой, оказалась практически нулевой.

Вариации причин общественного недовольства, таким образом,
совершенно не влияют на динамику проявлений недовольства. Причины,
провоцирующие общественное недовольство, могут численно
возрастать (или уменьшаться), не вызывая одновременного
увеличения (снижения) числа проявлений недовольства.

89

Эти отрицательные результаты представляют большой интерес:
если отсутствует связь между А (уровнем общественного недовольства)
и B (интенсивностью, с которой оно должно в действительности
проявляться), то спрашивается: между какими элементами
А и B может все-таки быть установлен причинно-следственный
закон типа "если А, то B"?

В действительности гипотетические предположения "если А
(т.е. если существуют причины недовольства), то B (это недовольство
скорее всего будет выражено)" или "чем более высок уровень
недовольства (А), тем сильнее оно проявляется (B)" мы склонны
воспринимать как очевидные по той простой причине, что они действительно
очевидны и истинны на индивидуальном уровне. В самом
деле, чем больше у какого-либо индивида причин, вызывающих
недовольство, с тем большей легкостью это недовольство проявится
в его поведении. На индивидуальном уровне отношение
между А и B столь тривиально, что на его проверку не станет тратить
время ни один психолог, каким бы эмпириком он ни был -
это без сомнения. На коллективном уровне данное утверждение тоже
выглядит тривиальным, но на поверку его тривиальность оказывается
ложной. Почему? Причину обнаружить не так уж и сложно:
коллективное недовольство не является простым суммированием
индивидуальных выражений недовольства. Некая ситуация S может
стать причиной недовольства. Но подлежащий выяснению вопрос,
а именно - проявится ли недовольство в форме включения
индивида m(S), например, в марш протеста, зависит от самых разных
условий. Ведь необходимо, чтобы среди потенциальных организаторов
акции нашлись такие, кто счел бы, что, на их взгляд,
марш может оказаться и успешной (т.е. привлечет достаточно большое
число участников), и выгодной акцией (т.е. увеличит их политический
капитал). При выполнении этих условий необходимо
также, чтобы могущий принять участие в акции индивид отдавал
себе отчет относительно возможного риска, усилий и, естественно,
возможности получения интересующих его выгод. Однако сами
по себе и риск, и сумма прилагаемых усилий, и потенциальная
выгода от участия в акции зависят - [S = S(M`')] - от варьируемых
элементов: в период экономической депрессии, обусловливающей
незащищенность рабочих мест, многие, несомненно, предпочтут
направить свою активность скорее на сохранение рабочих мест,
нежели на участие в неопределенных, неясных по последствиям
коллективных акциях. Предчувствуя, что коллективная манифестация
в подобной ситуации не объединит достаточное число людей,
потенциальные организаторы могут, со своей стороны, воздержаться
от призывов к участию в ней. В таком случае коллективное

90

недовольство будет высоким, но коллективные акции протеста
будут вялы и малолюдны.

Вот почему бессмысленно тешить себя надеждой, что нам удастся
выявить связь интенсивности недовольства и интенсивности
его коллективного выражения. Недовольство и выражение недовольства
как взаимосвязанные феномены могут с высокой долей
вероятности проявляться на индивидуальном уровне. Ожидать же
их взаимосвязанного проявления на коллективном уровне у нас
нет совершенно никаких оснований. Незначительному увеличению
"тяжести условий существования" (здесь я использую употребленное
Снайдером и Тилли слово hardship) может соответствовать
мощное проявление коллективного недовольства. Но также несложно
представить ситуации совершенно противоположного порядка,
когда сильное ухудшение условий существования сопровождается
очень слабым коллективным протестом. "Очевидный" закон, связывающий
недовольство и его проявления, полностью рассеивается,
как только мы дадим себе труд понять, что выражение
протеста есть акт, который, в соответствии с ситуацией актора,
может казаться ему более или менее возможным, надежным, предпочтительным
по сравнению с другими актами, столь же доступными
ему. Во всяком случае, проведенный Снайдером и Тилли
эмпирический анализ показывает, что во Франции между 1830 и
1960 гг. в моменты, когда тяжесть условий жизни была наиболее
высока, коллективное насилие не становилось ни более интенсивным,
ни более вероятным. Соответственно, этот эмпирический
результат перестает вызывать у нас удивление, как только мы начинаем
воспринимать коллективное насилие как агрегированный
результат индивидуальных действий (поступков).

Впрочем, многие исследования показывают, и не только, как
у Снайдера и Тилли, в косвенной форме, но и напрямую, почему
А, т.е. коллективное недовольство, может иметь следствием то
проявление В (коллективного насилия), то его отсутствие. Таковы
работы Оберсчалла^ посвященные теме социальных движений. Развернувшемуся
в 60-х годах в США движению негров зачастую был
присущ насильственный характер на Севере и ненасильственный -
на Юге. Почему? Причины невозможно обнаружить в личностных
качествах лидеров, нельзя сказать, что одни из них предпочитали
насильственные действия, а другие - ненасильственные. Но проявление
на макросоциологическом уровне беспорядка не обрекает
социолога на бессилие.

' Oberschall A. Social Conflict and Social Movements. Englewood Cliffs, Prentice
Hall. 1973.

91

В обоих случаях источник "проблемы негров" коренится, естественно,
в неравенстве условий для черного и белого населения.
Но это неравенство стало в конце 60-х годов проблемой потому,
что, в соответствии со знаменитой "теоремой Томаса"^, не только
многие представители темнокожего населения, но и часть культурной
и политической элиты, состоящей из представителей обеих
этнических общностей, обозначили его (это неравенство) как
проблему, т.е. как ситуацию, нуждающуюся в оздоровлении. Когда
какое-либо социальное движение пользуется поддержкой лишь того
слоя населения, целям которого оно непосредственно служит, тогда
оно рискует быть признанным в качестве девиантного, предосудительного
и опасного. Но как только его влияние распространится
на другие слои населения, а также группы элиты, чьи интересы
косвенным образом связаны с целями социального движения, так
отстаиваемая движением цель уже не будет восприниматься как
опасная или предосудительная. Даже если цель социального движения
является спорной, обсуждение ее становится легитимным.
Основной задачей лидеров социально-политических движений становится,
соответственно, выстраивание и, разумеется, сохранение
системы максимально эффективных альянсов.

Однако выясняется, что на Юге США негритянские протестантские
церкви были единственным институтом, не "разбавленным"
белыми и лишь в незначительной мере контролировавшимся
ими. Огромные по своей численности, они служили базой целой
сети разветвленных и разнообразных социальных отношений.
"Организованные как ассоциации с разделением труда, собственной
иерархией, выборной системой, системой сбора пожертвований"^,
эти церкви на Юге, с трудом выбиравшемся из системы
патерналистских отношений, были тем единственным институтом,
в рамках которого могли формироваться политические лидеры.

Таким образом, протестантские церкви в силу их влияния на
темнокожее население и присущей им роли центров притяжения
и общения представляли собой крайне важного потенциального
союзника для тех, кто в той или иной форме проводит в жизнь
идеи негритянского движения. Эти люди должны, как минимум,
избегать конфликтов с протестантским духовенством. Использование
насилия на практике было бы чревато существенным риском
для тех, кто хотел бы прибегнуть к помощи церкви. Риск
заключался бы в возможности оттолкнуть не только протестант^"Как
только мы признаем ситуацию реальной, так она сразу начинает влечь
за собой реальные последствия".
^Obei-schallA. Ор. cit. P. 22).

92

ское духовенство, но и огромную часть темнокожего населения.
Они оттолкнули бы и тех, кто признает религиозный и моральный
авторитет этих церквей, и тех, кто, не имея глубоких религиозных
убеждений, принимает участие в различных религиозных
мероприятиях, организуемых этими церквями, или хотя бы просто
симпатизирует им по той простой причине, что они являются
единственным институтом, в котором не доминируют белые. Таким
образом, на Юге указанные характеристики ситуации формировали
стратегию ненасилия.

Обстановка на Севере была совершенно иной. Здесь церкви
играют гораздо меньшую роль в формировании структуры социальных
отношений; черный пролетариат Севера в значительно
большей степени атомизирован. Потенциальные лидеры формируются
в различного рода учебных заведениях. Огромные мегаполисы
Севера порождают массу социальных проблем. Проблемы конкурируют
друг с другом за внимание публики к ним. Ведь можно
считать редкой удачей, если к какой-либо из них политическая и
культурная элита проявляет не меньший интерес, чем общественность'".
Такой интерес не может возникнуть сразу ко всем проблемам,
как не может он быть и равно интенсивным по отношению к
ним. Организованное насилие, как и признание и "установление в
правах" насилия спонтанного, в подобной ситуации может восприниматься
менеджерами от политики в качестве эффективной
стратегии, способной, как минимум, привлечь внимание интеллектуалов
и политиков.

Несмотря на то что многие составляющие "проблемы негров"
были одинаковы и на Севере, и на Юге, все же из-за различий в
ситуации насилие на Юге представляло собой опасную и неэффективную
стратегию, в то время как на Севере оно вполне могло
приносить политические дивиденды. Несмотря на свою простоту,
этот пример подтверждает очевидную вещь, а именно: согласованность
элементов А и B в одной и той же социальной системе
зависит от структуры этой системы. Следовательно, у нас нет никаких
оснований ожидать, что эта согласованность будет характерна
для всех случаев или даже что она будет более частой, нежели
"рассогласованность" типа "если А, то не B". Если признать
основной задачей социальных наук поиск причинно-следственных
законов, то данный вывод был бы обескураживающим. Однако
ничто не указывает на то, что его стоит воспринимать подобным
образом. Почему особый интерес должно вызывать установление

^Downs A. Up and Down with Ecology, the Issue-Attention Cycles//The Public
Interest. 1972. №28. P. 38-50.

93

того, что одни и те же причины всегда производят одинаковые
следствия? Разве не интереснее было бы объяснять, почему одни и
те же причины приводят к разным, в зависимости от контекста,
последствиям? "

Что касается коллективного насилия, то, как особо подчеркивает
Тилли", постоянной целью социальных наук продолжает оставаться
поиск причинно-следственных законов, управляющих этим
явлением. Токвиль полагал, как мы уже отмечали, что вероятность
революции наиболее высока в те моменты, когда длительный период
политической и экономической стагнации сменяется фазой
резкого увеличения шансов и возможностей каждого индивида.
Действительно, прошлое дает нам немало примеров подобного
рода; несомненно, мы будем наблюдать их и в будущем. Но речь
идет вовсе не об универсальном законе, а о локальном, т.е. о взаимосвязи,
которую можно увидеть при соблюдении некоторых,
не поддающихся исчерпывающему уточнению, условий. Это означает,
что данная взаимосвязь должна быть выражена в экзистенциальной
форме "если А, то, при некоторых условиях (которые невозможно
исчерпывающим образом уточнить). B". Эта форма отлична
от детерминистской "если А, то всегда B" или вероятностной
формы, которую предложил Токвиль: "если А, то чаще всего
B". Действительно, ничто не дает оснований утверждать, что А
должно завершаться B чаще, чем не переходить в него. Все, что
можно сказать, это лишь то что А может иметь следствием B.

Вслед за Токвилем были выдвинуты другие законы политической
и социальной мобилизации. Таков, например, сформулированный
Дэвисом" закон, утверждающий, что вероятность революций
высока в том случае, если период постоянного роста резко
сменяется периодом стагнации: в ситуациях подобного рода индивиды
склонны к опережению событий, выражению иллюзорных
мечтаний, обреченных на неудачу. Но можно предположить и совершенно
противоположное, а именно, что столь резкое замедление
роста может иметь следствием уход индивида в себя и тем
самым привести к ослаблению коллективного действия. "Закон"
Дэвиса, подобно закону Токвиля, а также всем причинно-следственным
законам данного типа, в реальности отражает лишь элементарные
случайности.
Работа Гарра^ заслуживает отдельного упоминания. Стремясь

illy С. From Mobilization to Revolution. Reading, Londres, Addison-Wesley,
1978.
^Davies J. Op.cit.
^Gurr T. Why Men Rebel. Prinecton, Princeton University Piess, 1970.

94

учесть то обстоятельство, что коллективное насилие сталкивает
противоборствующие стороны, которые должны мобилизовывать
имеющиеся в их распоряжении ресурсы (одни - с целью развернуть
коллективные акции, а другие - организовать сопротивление
этим коллективным действиям), Гарр предложил структурно
более сложный закон, нежели его предшественники. Согласно этому
закону, вероятность коллективного действия является функцией
ряда переменных, таких, как общественное недовольство,
ресурсы противостоящих сил, возможное превосходство ресурсов
одной из сторон над ресурсами другой, и т.д. Таким образом, закон
Гарра соответствует не форме "если А, то B", а, скорее, форме
"если А, А`', А`'' и т.д., то B". Этот закон представляет интерес в
том плане, что он, в частности, допускает отсутствие связи между
А и B, поскольку для того, чтобы А сменилось B, необходимо
выполнение условий А`', А`'' и т.д. Следовательно, пространство, в
котором действует закон Гарра, гораздо шире, нежели тех законов,
которые рассматривают коллективное насилие как функцию
одного лишь общественного недовольства. И все-таки, несмотря
на это, закон Гарра не перестает быть локальным. Впрочем, если
абстрагироваться от формулы, с помощью которой Гарр выразил
свой закон, его можно рассматривать скорее как модель. Ведь помимо
всего прочего он лишь очерчивает формальные рамки и
выдвигает определенное число переменных, которые необходимо
учитывать при анализе политической мобилизации.

Похоже, что результаты работы, показавшей отсутствие связи
между "тяжестью условий существования" и коллективным насилием,
вовсе не привели Снайдера и Тилли к выводу об отсутствии
законов, способных описывать феномен коллективного насилия.
Их критика нацелена скорее на природу элемента А, чем на саму
форму "если А, то B". Во второй части своей статьи они выдвигают
мысль о том, что если во Франции в 1830-1960 гг. политическое
насилие и не зависело от "тяжести условий существования", то
оно определялось ритмом политической жизни (тем, например,
проводились в данном году выборы или нет), зависело от тяжести
давления со стороны государства и целого набора других политических
переменных. Таким образом, Снайдер и Тилли склонны
считать, что при изучении проблемы коллективного насилия поиск
причинно-следственных законов типа "если А, то B" вполне
возможен в том случае, если условия А определяются в сфере политических
переменных. На самом же деле в других контекстах,
особенно на примерах английской действительности, отмечается
то, что коллективное насилие вполне может зависеть и от экономических
переменных. Так, в определенные периоды стачечное

95

движение в Англии было тесно связано с экономическими переменными,
в то время как для Франции это не характерно^.

Что касается коллективного насилия, то, заметим, до сих пор
никем не был сформулирован общий закон типа "если А, то B".
Единственное, что можно отметить - это выявленные конкретные
в пространственном и временном отношении связи между
некоторыми переменными А и B, причем смысл А меняется в
зависимости от пространственно-временных параметров. В интересующем
нас случае разница между Францией и Англией достаточно
просто объяснима. Сегодня госаппарат Великобритании,
во-первых, гораздо менее склонен к вмешательству в частную и
общественную жизнь и, во-вторых, государство располагает более
стабильными институтами, во всяком случае, населением оно воспринимается
как более легитимное. Со своей стороны, и английские
профсоюзы более сильны и более ориентированы на цели
экономического порядка. Отсюда понятно, почему коллективное
насилие в Великобритании значительно больше, нежели во Франции,
связано с экономическими переменными и, соответственно,
почему во Франции оно в большей степени определяется
политическими переменными. Когда мы наблюдаем взаимосвязь
А и B, то между ними всегда имеется опосредующая система
B= MmS(M`', А). Если М`' будет различным в каждом отдельном
случае, то А может переходить в B, а может и не иметь подобного
финала.