Жанр: Философия
Эрос и цивилизация.
...ы"^
не существует структуры инстинктов "вне"
исторической структуры. Однако это не отменяет необходимость
сделать такое различение внутри самой
исторической структуры. Последняя представляется расслоенной
на два уровня: (а) филогенетико-биологический
уровень - развитие человека как животного в
борьбе с природой; и (Ь) социологический уровень -
развитие цивилизованных индивидов и групп в борьбе
друг с другом и с окружающей средой. Оба уровня
находятся в непрестанном и неразрывном взаимодействии,
но факторы, обнаруживающиеся на втором уровне,
экзогенны по отношению к тем, что обнаруживаются
на первом, и, следовательно, имеют иной вес и значимость
(хотя в ходе развития они могут "опускаться"
на первый уровень): они более относительны и могут
быстрее меняться, не подвергая опасности развитие и
направление развития рода. Это различие в отношении
источника модификации инстинктов лежит в основе
введенного нами различения между подавлением и прибавочным
подавлением 2; последнее возникает и функционирует
на социологическом уровне.
Фрейд прекрасно понимает, что в структуре влечений
человека присутствует исторический элемент. Рассматривая
религию как специфическую историческую форму
"иллюзии", он задается вопросом, тем самым приводя
аргумент, направленный против его собственных
положений: "Люди так мало доступны голосу разума,
над ними безраздельно властвуют их импульсивные
1 См., например, По ту сторону принципа удовольствия, с. 230.
2 См. выше с. 30.
135
II. За пределами принципа реальности
желания. Зачем же лишать их удовлетворения влечений,
предлагая взамен выкладки разума?" И отвечает: "Конечно,
таковы люди, но спросите себя, действительно
ли они должны быть такими, понуждает ли их к тому
их глубочайшая природа?"' Однако Фрейд не делает
никаких фундаментальных выводов из исторического
различения в своей теории инстинктов, но приписывает
равную общую значимость обоим уровням. Возникают
ли запреты вследствие нужды или ее иерархического
распределения, борьбы за существование или интересов
господства для метапсихологии Фрейда не имеет решающего
значения. И, разумеется, два фактора - филогенетико-биологический
и социологический - развивались
вместе в оставившей письменные свидетельства
истории цивилизации. Но их союз уже давно перестал
быть "естественным", как и деспотическая "модификация"
принципа удовольствия, сформированная принципом
реальности. Последовательное отрицание Фрейдом
возможности существенного освобождения первого
предполагает принятие тезиса о том, что нужда так же
неустранима, как и господство,- тезис, как кажется, вызывающий
вопрос. В силу этого предположения внешний
факт наделяется теоретическим достоинством внутреннего
элемента психической жизни, присущего даже
первичным инстинктам. Это предположение следует
рассмотреть в свете долговременной тенденции развития
цивилизации, а также в свете интерпретации
Фрейдом развития влечений. Нужно серьезно рассмотреть
историческую возможность постепенного ослабления
контроля над развитием инстинктов, а возможно,
1 Будущее одной иллюзии, с. 81.
6. Историческая ограниченность принципа реальности
и исторической необходимости, если цивилизации уготовано
подняться на более высокую ступень свободы.
Для того, чтобы экстраполировать гипотезу нерепрессивной
цивилизации из теории инстинктов Фрейда,
необходимо заново продумать его концепцию первичных
влечений, их целей и соотношения этих последних.
В этой концепции, по-видимому, инстинкт смерти представляет
главную трудность для любой гипотезы нерепрессивной
цивилизации: кажется, что само существование
такого влечения "автоматически" порождает
целую сеть ограничений и запретов, санкционируемых
цивилизацией, так как врожденная деструктивность требует
постоянного подавления. Поэтому наше продумывание
должно начаться с фрейдовского анализа инстинкта
смерти.
Мы видели, что в поздней теории инстинктов Фрейда
"наличное в живом организме стремление к восстановлению
какого-либо прежнего состояния, которое под
влиянием внешних препятствий живое существо принуждено
было оставить"', приписывается обоим первичным
инстинктам: Эросу и инстинкту смерти. Фрейд
рассматривает эту регрессивную тенденцию как выражение
"инерции" в органической жизни и предлагает
следующее гипотетическое объяснение: во время зарождения
жизни в неодушевленной материи возникло
сильное "напряжение", которое молодой организм стремился
облегчить путем возвращения к неживому 2. Вероятно,
на ранней ступени органической жизни путь
^ По ту сторону принципа удовольствия, с. 229.
2 Там же, с. 231.
II. За пределами принципа реальности
к предшествующему состоянию неорганического существования
был очень кратким, а умирание легким, но
постепенно "внешние воздействия" удлинили его и
принудили организм к поиску более долгих и трудных
"окольных путей к смерти". Чем дольше и труднее
этот последний, тем многообразнее и сильнее становится
организм: в конечном итоге он завоевывает под
свое владение земной шар. И все же первоначальной
целью влечений остается возвращение к неорганической
жизни, к "мертвой" материи. Именно в этом месте,
развивая одну из своих наиболее перспективных гипотез,
Фрейд настойчиво повторяет, что экзогенные
факторы определяют развитие первичных инстинктов.
Организм был вынужден отказаться от прежнего состояния
"под влиянием внешних препятствий"; явления
органической жизни должны быть "отнесены на счет
внешних, мешающих и отклоняющих влияний"; ".внешние.
определяющие причины... изменились настолько,
что принуждали оставшуюся в живых субстанцию ко
все большим отклонениям от первоначального жизненного
пути..."' Если организм как таковой умирает
"вследствие внутренних причин"^ то окольный путь
к смерти должен быть вызван внешними факторами.
Фрейд предполагает, что источник этих факторов следует
искать в "истории земли, на которой мы живем,
и ее отношении к солнцу"^ Однако развитие человека-животного
не ограничено рамками геологической
истории; отталкиваясь от естественной истории, человек
1 Там же, с. 229, 230, 231. Курсив прибавлен.
2 Там же, с. 230.
3 Там же, с. 49.
6. Историческая ограниченность принципа реальности
становится субъектом и объектом своей собственной
истории. И если первоначально действительное различие
между инстинктом жизни и инстинктом смерти
было незначительным, то в истории человека-животного
оно становится существенной характеристикой самого
исторического процесса.
Диаграмма на следующей странице может проиллюстрировать
фрейдовскую конструкцию основополагающей
динамики влечений.
Диаграмма обрисовывает историческую последовательность
от начала органической жизни (этапы 2 и 3)
через этап формирования двух первичных инстинктов
(5) к их "видоизмененному развитию в качестве человеческих
влечений в цивилизации" (6-7). Поворотными
пунктами являются этапы 3 и 6. Они оба вызваны
экзогенными факторами, в силу которых формирование
и последующая динамика инстинктов становятся "исторически
обусловленными". На этапе 3 роль такого
экзогенного фактора играет "неослабевающее напряжение",
созданное рождением органической жизни; "опыт"
того, что жизнь менее способна дать "удовлетворение"
и более связана со страданием, чем предшествующий
этап, порождает влечение к смерти как стремление
облегчить напряжение путем возвращения назад. Таким
образом, действие инстинкта смерти предстает как результат
травмы, нанесенной первичной фрустрацией:
нуждой и страданиями, вызванными геолого-биологическим
событием.
Однако канун цивилизации отмечен уже не геобиологическим
поворотным пунктом. Теперь экзогенным
фактором становится Ананке, сознательная борьба
6. Историческая ограниченность принципа реальности
за существование, налагающая репрессивный контроль
на сексуальные влечения (сначала путем грубого насилия
праотца, а затем путем институционализации и интернализации)
и трансформирующая инстинкт смерти
в социально полезную агрессию и мораль. Этим процессом
организации влечений (очень долгим в действительности)
созданы цивилизованное разделение труда,
прогресс, "порядок и право", но также положено начало
цепи событий, ведущих к постепенному ослаблению
Эроса и, как следствие, к возрастанию агрессивности
и чувства вины. Мы видели, что это развитие "свойственно"
не самой борьбе за существование, но только
ее форме, организованной с целью угнетения. Видели
и то, что благодаря тому, что стала возможна победа
над нуждой, эта борьба становится все более иррациональной.
Однако нет ли в самих влечениях асоциальных сил,
принуждающих к репрессивным ограничениям независимо
от нужды или изобилия во внешнем мире.
Вспомним снова утверждение Фрейда о том, что природа
инстинктов носит "исторический характер" и подвержена
изменениям в случае изменения основных условий,
ее сформировавших. Верно, что пока борьба за
существование протекает в рамках нужды и господства,
эти условия неизменны. Но реальная возможность их
устранения делает их устаревшими и "искусственными".
Постепенное изменение фундамента цивилизации
(несмотря на сохранение ее принципа) обнаруживает
тот факт, что расстояние между началом цивилизации
и ее настоящей ступенью кажется значительно большим,
//. За пределами принципа реальности
чем расстояние между началом цивилизации и ее предшествующей
ступенью, на которой формировалась "природа"
влечений. Разумеется, изменение культурных
условий оказало бы непосредственное воздействие только
на уже сформировавшиеся человеческие инстинкты
(сексуальность и агрессию). В биогеологических условиях,
принятых Фрейдом для живой субстанции вообще,
нельзя обнаружить такую перемену; рождение жизни
продолжает оставаться травмой, и, следовательно,
власть принципа нирваны кажется нерушимой. Однако
пока развивается жизнь, производные формы инстинкта
смерти действуют только в союзе с сексуальными влечениями
и под их началом; судьба destrudo ("энергии"
инстинктов разрушения) зависит от либидо. Следовательно,
качественная перемена в развитии сексуальности
необходимо влечет за собой проявления инстинкта
смерти.
Таким образом, для того чтобы придать теоретическую
значимость гипотезе нерепрессивной цивилизации,
следует прежде всего раскрыть возможность нерепрессивного
развития либидо в условиях развитой цивилизации.
Направление такого развития указывают те
психические силы, которые, согласно Фрейду, остаются
существенно свободными от принципа реальности и
вносят эту свободу в мир развитого сознания. Их рассмотрение
и должно стать следующим шагом.
7. Фантазия и утопия.
Согласно теории Фрейда, психические силы, противостоящие
принципу реальности, в основном вытесняются
в бессознательное, откуда они продолжают
оказывать свое воздействие. "Немодифицированный"
принцип удовольствия определяет только наиболее глубокие
и "архаические" бессознательные процессы, которые
не в состоянии ни предоставить норм для формирования
нерепрессивной ментальности, ни придать
ей ценность истины. Однако Фрейд выделяет такой
вид психической деятельности, которому свойственна
высокая степень свободы от принципа реальности даже
на развитых уровнях сознания,- фантазию. Вспомним
его описание в "Двух принципах психического функционирования"
С введением принципа реальности один из видов мыслительной
деятельности откололся: не участвуя в испытывающем воздействии
на действительность, он оставался подчиненным только
принципу удовольствия. Этому акту фантазирования, который
берет свое начало в детской игре, а позднее переходит в мечтание,
чужда забота о связях с реальными объектами.'
Фантазия играет важнейшую роль в психической
структуре в целом: она связывает глубочайшие слои
I Collected Papers (London: Hogarth Press, 1950), IV, 16, 17.
II. За пределами принципа реальности
бессознательного с высшими продуктами сознания (искусство),
мечту с реальностью; она сохраняет архетипы
рода, незыблемые, но вытесненные представления коллективной
и индивидуальной памяти, табуированные
образы свободы. Фрейдом установлена двойственная
связь "между сексуальными инстинктами и фантазией",
с одной стороны, и "между инстинктами "Я" и деятельностью
сознания" - с другой. Эта дихотомия представляется
несостоятельной не только в свете позднейшего
развития теории инстинктов (отказавшейся от
представления о независимых инстинктах "Я"), но также
и потому, что фантазия является моментом художественного
(и даже обычного) сознания. Однако близость
фантазии и сексуальности имеет решающее значение
для функционирования первой.
Признание фантазии (воображения) как мыслительного
процесса со своими собственными законами и
истинностной ценностью не было новым ни в психологии,
ни в философии; оригинальность вклада Фрейда
состоит в попытке выявить генезис этой формы
мышления и его существенную связь с принципом
удовольствия. Утверждение принципа реальности приводит
к губительному расколу и искажению сознания,
что всецело определяет развитие последнего. Некогда
единый в "Я" удовольствия психический процесс распался:
его основной поток перетекает в сферу принципа
реальности и постепенно приводится в согласие с его
требованиями. Таким образом, эта часть сознания получает
монопольное право истолковывать и изменять действительность.
Она не только руководит памятью и
забыванием, познает действительность, но даже опре144
7. Фантазия и утопия
деляет способы ее использования и изменения. Другая
же часть психического аппарата остается свободной от
контроля принципа реальности,- но ценой потери силы,
связности и контакта с действительностью. И если
раньше в управлении "Я" участвовала вся психическая
энергия, то теперь "Я" должно направляться только
той ее частью, которая подчинена принципу реальности.
Этой и только этой части теперь предстоит устанавливать
цели, нормы и ценности для "Я"; в форме
разума она становится исключительной инстанцией суждения,
истины и рациональности: она решает, что
полезно или бесполезно, хорошо или плохо ". Фантазия
как психическая деятельность особого рода рождается
и сразу же наделяется независимостью благодаря включению
"Я" удовольствия в организацию "Я" реальности.
Разум преобладает: он не доставляет удовольствия,
но отвечает за правильность и приносит пользу;
фантазия же, хотя и связана с удовольствием, становится
бесполезной, недействительной - просто игрой,
мечтой. Она продолжает говорить на языке принципа
удовольствия, свободы от подавления, неограничиваемого
желания и удовлетворения, но действительность
живет по законам разума и не прислушивается к языку
мечты.
Однако фантазия (воображение) сохраняет структуру
и тенденции, присущие психике еще до ее организации
действительностью и ее превращения в "индивида",
1 Разум в этом смысле не тождествен рациональной способности
(интеллекту) традиционной теоретической психологии. Этот термин обозначает
часть сознания, попавшую под власть принципа реальности и
включающую те организованные способности, которые "отвечают" за
"вегетативность", "сенситивность" и "аппетит".
II. За пределами принципа реальности
противостоящего другим индивидам. В воображении,
как и в "Оно", с ним связанным, сохраняется "память"
о доисторическом прошлом, когда жизнь индивида совпадала
с жизнью рода, и образ непосредственного единства
всеобщего и особенного под властью принципа
удовольствия. И, наоборот, для всей последующей истории
человека характерно разрушение этого первоначального
единства: "одна позиция Я как самостоятельного
независимого существа противоречит другой его
позиции как звена в цепи поколений"^ Жизнь рода
теперь является сознательным и постоянно возобновляемым
конфликтом индивидов между собой и с миром,
в котором они живут. Направляемый принципом производительности,
прогресс прокладывает себе путь через
эти конфликты. Principium individuationis, осуществляемый
принципом реальности, полагает начало репрессивному
использованию первичных инстинктов, которые,
каждый по-своему, продолжают стремиться к его
уничтожению; однако они постоянно отвлекаются от
своей цели прогрессом, который в свою очередь возможен
только благодаря их энергии. Это усилие подчиняет
оба инстинкта. В мире антагонистического principium
individuationis воображение существует как вызов
ему (принципу) от имени целостного индивида,
единого с родом и с "архаическим" прошлым.
Метапсихология Фрейда восстанавливает воображение
в своих правах. Как глубинный, независимый психический
процесс фантазия обладает собственной истинностной
ценностью, опирающейся на собственный опыт,
а именно - опыт преодоления антагонистической че1
Введение в психоанализ, с. 264.
7. Фантазия и утопия
ловеческой действительности. Воображение предвосхищает
примирение индивида с целым, желания с осуществлением,
счастья с разумом. И хотя принципом
реальности гармония была вытеснена в утопию, фантазия
настаивает на ее превращении в реальность, а
также на том, что она зиждется на знании. Первоначально
воображение осуществляет свои истины тогда,
когда оно находит для себя форму, т.е. создает универсум
восприятия и понимания, субъективный и объективный
одновременно. Это происходит в искусстве.
Таким образом, анализ когнитивной функции фантазии
ведет к эстетике как "науке о красоте": в основе эстетических
форм лежит вытесненная гармония чувственности
и разума - вечный протест против жизни, организованной
логикой господства, критика принципа производительности.
Искусство, вероятно, является наиболее очевидным
"возвращением вытесненного" на уровне не только индивида,
но и истории рода. Художественное воображение
формирует "бессознательную память" о неосуществившемся
освобождении и неисполненном обещании.
В мире принципа производительности искусство противопоставляет
институционализированному подавлению
"образ человека как свободного субъекта, но создать
образ свободы среди несвободы искусство может только
путем отрицания последней"^ Со времени пробуждения
сознания свободы во всяком подлинном произведении
искусства живет архетипическое содержание: отрицание
несвободы. Позднее мы увидим, каким образом это
I Theodor W. Adoi-no, "Die gegangelte Musik"//?)er Monat, V (1953),
182.
II. За пределами принципа реальностиИ все же пусть в границах эстетической амбивалентной
формы в искусстве нашло свое выражение
возвращение вытесненного образа освобождения: искусство
было протестом. Но на современном этапе в период
тотальной мобилизации даже это в высшей степени
амбиг. лентное противостояние не кажется больше жи^
См. ниже гл. 9.
7. Фантазия и утопия
знеспособным. Искусство продолжает существовать, только
самоуничтожаясь, отказываясь от традиционной формы
и тем самым от примирения: оно становится сюрреалистическим
и атональным i. В противном случае
оно обречено разделить судьбу форм подлинно человеческого
общения: оно отмирает. То, что было написано
Карлом Краусом во время зарождения фашизма, остается
верным и сейчас:
"Das Wort entschlief, als jene Welt erwachte" *.
В менее сублимированной форме противостояние
фантазии принципу реальности свойственно таким внереальным
и сюрреальным процессам как сновидение,
мечта, игра, "поток сознания". В своих наиболее сильных
порывах к удовлетворению, не ограниченному принципом
реальности, фантазия упраздняет даже утвердившийся
pnncipium individuationis. Здесь, вероятно, коренится
прирерженность фантазии первичному Эросу:
"сексуальность - единственная функция живого организма,
выходящая за пределы индивида и обеспечивающая
его связь с родом"2. В той степени, в какой
сексуальность организована и управляема принципом
реальности, фантазия утверждает себя главным образом
в противостоянии нормальной сексуальности. (Мы уже
рассматривали близость фантазии и перверсий з.) Однако
эротический элемент в фантазии выходит за пределы
перверсных проявлений. Он нацелен на "эротическую
I Theodor W. Adomo, Philosophie der neuen Musik (Tubingen: J. C. B.
Mohr, 1949).
^ Введение в психоанализ, с. 264.
3 См. выше гл. 2.
* Слово уснуло с пробуждением этого мира (нем.).
II. За пределами принципа реальности
действительность", в которой жизненные инстинкты
могли бы достичь покоя в удовлетворении без подавления.
В силу этого содержания, завершающего процесс
фантазии, последняя противостоит принципу реальности
и играет исключительную роль в психической
динамике.
Фрейд признает эту роль, но в этом пункте его
метапсихологии происходит фатальный поворот. Образ
иной формы действительности существует как истина
одного из основных психических процессов, а содержанием
этого образа является утерянное единство всеобщего
и особенного и целостное удовлетворение, примиряющее
принципы удовольствия и реальности. Его
истинностную ценность усиливает также тот факт, что
человечество хранит этот образ независимо o^pnncipium
individuationis. Однако, согласно Фрейду, образ содержит
только доисторическое прошлое рода (и индивида),
предшествующее цивилизации. Поэтому последняя может
развиваться, только разрушая доисторическое единство
принципа удовольствия и принципа реальности;
образ должен быть похоронен в бессознательном, а
воображение - остаться всего лишь фантазией, детской
игрой, мечтой. Для сознания, совершившего долгий
путь от первобытной орды до все более высоких
форм цивилизации, не может быть обратного пути.
Заключения Фрейда исключают понятие "идеального"
состояния природы, но при этом они гипостазируют
специфическую историческую форму цивилизации как
ее природу. Такой вывод неприемлем для его собственной
теории, ибо историческая необходимость принципа
производительности еще не доказывает невозможность
7. Фантазия и утопия
иной формы цивилизации, управляемой иным принципом
реальности. В теории Фрейда свобода от подавления
оставлена для бессознательного, доисторического
и даже дочеловеческого прошлого, первобытных биологических
и психологических процессов; следовательно,
идея нерепрессивного принципа реальности направлена
регрессивно. Возможность воплощения этого принципа
в историческую действительность развитого сознания,
возможность соответствия образов фантазии скорее какому-то
еще не состоявшемуся будущему, чем не слишком
счастливо состоявшемуся прошлому,- все это казалось
Фрейду в лучшем случае красивой утопией.
Опасность ошибочного использования открытия истинностной
ценности воображения для регрессивных тенденций
проявилась в творчестве Карла Юнга. Он еще
более настойчиво, чем Фрейд, подчеркивал когнитивную
сторону воображения. Согласно Юнгу, фантазия "неразличимо"
слита с другими психическими функциями;
она представляется "то как первоначальный, то к&к
завершающий и наиболее неожиданный синтез всех
способностей". Фантазия прежде всего является "творческой
деятельностью, из которой вытекают ответы на
все вопросы, для которых они существуют"; это "начало
всех возможностей, в котором объединены все психические
противоположности и нет конфликта между
внутренним и внешним миром". Фантазия всегда создавала
мост между непримиримыми потребностями
объекта и субъекта, экстраверсией и интроверсией ^
Здесь ясно показан одновременно ретроспективный и
I Jung, Psychological Types, transi. H. Godwin Baynes (New York:
Hal-court, Brace, 1926), p. 69.
II. За пределами принципа реальности
перспективный характер воображения: оно не только
смотрит назад в золотое первобытное прошлое, но также
и вперед в ожидании всех еще неосуществленных, но
ждущих своего осуществления возможностей. Однако
уже в раннем творчестве Юнга акцентируются ретроспективные
и, следовательно, "фантастические" стороны
воображения: сновидческое мышление "движется в
ретроградной манере к сырому материалу памяти", "регрессируя
к первоначальному восприятию"'. Впоследствии,
в ходе развития психологии Юнга обскурантистские
и реакционные тенденции оказались в ней
преобладающими, вытеснив критические завоевания метапсихологии
Фрейда 2.
Истинностная ценность воображения распространяется
не только на прошлое, но также и на будущее:
свобода и счастье, живущие в его формах, притязают
на историческую реальность. В этом отказе принять
ограничения, налагаемые на свободу и счастье принципом
реальности, как окончательные, в отказе забыть
о том, что возможно, и заключается критическая функция
фантазии.
Поработить воображение - даже если на карту поставлено
счастье - означает посягнуть на ту последнюю правду, которая
живет в глубине "Я". Только воображение ведает о том, что
возможно (peut etre).3
^ Psychology of Unconscious, transi. Beatrice M. Hinkle (London: Routledge
and Kegan Paul, 1951), p. 13, 14.
2 Превосходный анализ Эдварда Гловера избавляет от необходимости
дальнейшего рассмотрения творчества Юнга. CM. Freud or Jung? (New
York: W. W. Norton, 1950).
3 Andre Breton, Les Manifestes du SurreaUsme (Paris: Editions du Sagittaire,
1946), p. 15. Это был первый манифест (1924).
7. Фантазия и утопия
Сюрреалисты поняли революционные импликации
открытий Фрейда: "Кажется, близко время, когда воображение
вновь потребует признания своих прав"'.
Но, задавшись вопросом "Может ли мечта помочь в
решении фундаментальных проблем жизни?"^ они пошли
дальше психоанализа и выдвинули требование
воплотить мечту в действительность, не искажая ее
содержания. Искусство связало себя с революцией. Неколебимая
приверженность только истине воображения
позволяет более полно видеть действительность. И то,
что истины художественного воображения могут представляться
неверными с точки зрения действительного
состояния фактов, принадлежит к сущности самих этих
истин.
Некоторое высказывание, неверное в отношении действительного
факта, может оказаться сущностно истинным как эстетическое
достижение. Оно выражает "великий отказ", являющийся
первичной эстетической характеристикой^
Этот Великий Отказ - протест против ненужного
подавле
...Закладка в соц.сетях
