Жанр: Философия
Эрос и цивилизация.
...мф сына i. Весть сына была вестью об
освобождении: Закон (господство) свергнут Агапэ (Эросом).
Это окрашивает в еретические тона образ Иисуса
как Спасителя во плоти, мессии, пришедшего для того,
чтобы спасти человека здесь - на земле. Но тогда
последующая транссубстанциализация мессии, обожествление
Сына рядом с отцом будет выглядеть, как
предательство вести Сына его собственными последователями
- как отрицание освобождения во плоти
и месть спасителю; а христианство - отступившимся
от Евангелия Агапэ-Эроса во имя Закона. Власть отца
восстановлена и упрочена. В терминах Фрейда весть
Сына указывает путь к искуплению первоначального
преступления через установление строя мира и любви
на земле. Но произошло иначе; одно преступление было
отягчено другим - уже против Сына. Вместе с ним
было транссубстанциализировано его Евангелие; обожествление
Сына устранило его весть из этого мира,
тем самым увековечив страдания и подавление.
Эта интерпретация придает дополнительное значение
утверждению Фрейда о том, что христиане "плохо
крещены" и что "под тонкой штукатуркой христианства
(они.- Перев.) остались тем, чем были их предки, потворствовавшие
варварскому политеизму"^ Они "плохо
крещены", потому что принимают освобождающее
Евангелие и повинуются ему только в предельно сублимированной
форме, в то время как действительность
I CM. Erich Fromm, Die Entwicklung des Chnstusdogmas (Vienna, Internationaler
Psychoanalytischer Verlag, 1931).
2 Человек Моисей и монотеистическая религия, с. 215.
66
3. Происхождение репрессивной цивилизации
остается несвободной, как и прежде. Вытеснение (в техническом
смысле фрейдовского термина) сыграло лишь
незначительную роль в институционализации христианства.
Трансформация первоначального содержания и
отклонение от первоначальных целей произошли посреди
бела дня и осознанно и при этом были публично
аргументированы и оправданы. Равным образом открытой
была вооруженная борьба институционализированного
христианства против еретиков, которые пытались
или якобы пытались спасти несублимированное67
1. Под властью принципа реальности
лагеря, испытания и беды - такова теперь судьба нонконформистов.
И те ненависть и ярость, которые это
вызывает, указывают тем самым на тотальную мобилизацию
против возвращения вытесненного.
Если в развитии религии действительно присутствует
основополагающая амбивалентность (образ господства
и образ освобождения), следует пересмотреть тезис
Фрейда из его работы "Будущее одной иллюзии", в
которой он подчеркивает значительность той роли, которую
сыграла религия в истории, отклоняя энергию
от реального улучшения человеческих условий к воображаемому
миру вечного спасения. Поскольку потеря
этой иллюзии, по его мнению, значительно бы ускорила
материальный и интеллектуальный прогресс человечества,
он противопоставил религии науку и научный
разум как великих освободителей. Вероятно, никакая
другая работа Фрейда не демонстрирует так отчетливо
его близости к великой традиции Просвещения; но
также и никакая другая работа не указывает с такой
ясностью на его капитуляцию перед диалектикой Просвещения.
В настоящий период цивилизации прогрессивные
идеи рационализма можно принять, только переформулировав
их. Изменились как функции науки и
религии, так и их соотношение. В период тотальной
мобилизации природы и человека наука становится
одним из наиболее разрушительных инструментов, разрушительных
для той свободы от страха, которую она
когда-то пообещала. С превращением этого обещания
в утопию "научное" стало почти тождественно отмене
понятия земного рая. Научная позиция давно уже утратила
воинствующую антагонистичность по отношению
3. Происхождение репрессивной цивилизации
к религии, которая, в свою очередь, успешно избавилась
от взрывоопасных элементов и сплошь и рядом приучила
людей со спокойной совестью относиться к страданиям
и вине. В общем хозяйстве культуры функции
науки и культуры начинают дополнять друг друга; в
настоящее время они обе отрицают надежды, ими же
когда-то и пробужденные, и приучают людей спокойно
оценивать факты в мире отчуждения. В этом смысле
религия больше не является иллюзией, а ее академическая
поддержка действует в согласии с ведущим позитивистским
направлением '. И там, где религия все
еще бескомпромиссно стремится к миру и счастью, ее
"иллюзии" по-прежнему сохраняют более высокую истинностную
ценность, чем наука, которая трудится для
их устранения. Вряд ли победа научной установки
могла бы теперь освободить вытесненное и преобразованное
содержание религии.
Фрейд применяет понятие возвращения вытесненного,
выработанное для анализа истории индивидуальных
неврозов 2, ко всеобщей истории человечества. Этот
переход от индивидуальной к массовой психологии
наталкивается на одну из наиболее спорных проблем:
как можно исторически понять возвращение вытесненного?
Что существовал праотец известного нрава и какая судьба
его постигла, с течением тысячелетий было, без всякого сомнения,
забыто... В каком тогда смысле можно вообще говорить
о традиции? з
* См. Мах Horkheimer, "Der neueste Angriff auf die Metaphysik"//Zeitschrift
fur Soaalforschung, VI (1937), 4.
2 "Repression)"//Coffecterf Papers, IV, 93.
^ Человек. Моисей и монотеистическая религия, с. 218.
7* 69
/. Под властью принципа реальности
Фрейдовский ответ, который предполагает наличие
"впечатлений прошлого в бессознательных остаточных
переживаниях", столкнулся с почти всеобщим неприятием.
Однако, если обратиться к конкретным и ощутимым
факторам, которые оживляют память каждого поколения,
это предположение не кажется таким уж фантастическим.
Перечисляя условия, при которых вытесненный
материал может проникнуть в сознание, Фрейд
упоминает об усилении инстинктов "присущих вытесненному
содержанию", и событиях и пережив 1иях,
"которые настолько подобны вытесненному, 41 " способны
пробудить ero"i. Как пример усиления инстинктов
он приводит "процессы наступления половой зрелости".
Под влиянием созревающей генитальной сексуальности
в фантазиях всех людей вновь возникают
...инфантильные склонности, теперь усиленные соматическим
подчеркиванием, среди этих фантазий, закономерно и часто
повторяясь, на первом месте находится дифференцированное
уже благодаря половому притяжению сексуальное стремление
ребенка к родителям, сына к матери, и дочери к отцу. Одновременно
с преодолением и оставлением этих явно инцестуозных
фантазий совершается одна из самых значительных и самых
болезненных психических работ периода полового созревания,
освобождение от авторитета родителей, благодаря которому создается
столь важное для культурного процесса - противоположность
старого и нового поколения.^
На уровне общественных отношений события и переживания,
которые способны "пробудить" вытесненный
материал - даже и без специфического усиления
1 Там же, с. 218, 219.
^ К теории полового влечения, с. 90, 91. См. также Anna Freud, The Ego
and the Mechanisms of Defense (London, Hogarth Press, 1937), Ch. II, 12.
3. Происхождение репрессивной цивилизации
инстинктов, с ними связанных,- вызваны институтами
и идеологиями, с которыми индивиды ежедневно сталкиваются
и которые воспроизводят в самой своей структуре
как господство, так и стремление свергнуть его
(семья, школа, предприятие и администрация, государство,
закон, преобладающая философия и мораль).
Решающее различие между первоначальной ситуацией
и ее цивилизованным историческим повторением состоит,
безусловно, в том, что во втором случае властителя-отца
обыкновенно не убивают и не съедают и
что господство больше не носит личного характера.
"Я", "Сверх-Я" и внешняя реальность сделали свою
работу - и для характера конфликта и его последствий
уже "не имеет значения, произошло ли отцеубийство
на самом деле или от него воздержались".
В Эдиповом комплексе первоначальная ситуация возвращается
при обстоятельствах, которые с самого начала
обеспечивают длительный триумф отца. Однако они
также обеспечивают триумф сына и то, что в будущем
он сможет занять место отца. Каким же образом цивилизация
достигла этого компромисса? Содержание
множества соматических, психических и социальных
процессов, благодаря которым это стало возможным,
практически полностью соответствует содержанию психологии
Фрейда. Сила, идентификация, вытеснение и
сублимация совместно принимают участие в формировании
"Я" и "Сверх-Я". Постепенно функция отца
переходит от его индивидуальной личности к его социальной
позиции, к его образу, который живет в сыне
(сознание), к Богу, к различным инстанциям и их
71 .
/. Под властью принципа реальности
представителям, которые делают сына зрелым и законопослушным
членом общества. Ceteris panbus * интенсивность
сдерживания и ограничения, осуществляемых
в этом процессе, вероятно, нисколько не меньше,
чем в первобытной орде (однако они более рационально
распределяются между отцом и сыном и вообще между
членами общества), в то время как вознаграждения
предоставляемые цивилизацией, хотя и небольшие, но
сравнительно более верные. В моногамной семье с ее
принудительными обязанностями монополия отца на
удовольствие ограничивается; институт наследуемой частной
собственности и обобществление труда вполне
правомерно развивают в сыне ожидание того, что в
соответствии с его социально полезной функциональной
деятельностью он будет получать дозу своего собственного
удовольствия. В рамках объективных законов
и институтов процессы полового созревания ведут к
освобождению от отца как к необходимому и законному
событию. Это, по меньшей мере,-душевная катастрофа,
однако и не более того. Сын покидает патриархальную
семью, и сам становится отцом и хозяином.
Трансформация принципа удовольствия в принцип
производительности, превращающая деспотическую монополию
отца в ограниченную власть, занятую образованием
и экономикой, также изменяет и первоначальный
объект этой борьбы - мать. В первобытной
орде Эрос и Танатос непосредственно и естественно
соединялись в образе желанной женщины, жены отца.
Она была и объектом сексуальных влечений, и матерью,
внутри которой сын когда-то испытал полный покой,
* При прочих равных условиях (лат.).
3. Происхождение репрессивной цивилизации
отсутствие каких бы то ни было нужд и желаний -
нирвану до рождения. Вероятно, табу на инцест было
первым значительным защитным шагом против инстинкта
смерти: табу на нирвану, на регрессивный позыв
к покою, стоявший на пути к прогрессу, пути самой
Жизни. С отделением матери от жены распалось и
роковое тождество Эроса и Танатоса. Чувственная любовь
в отношении матери становится задержанной по
цели и трансформируется в привязанность (нежность).
Сексуальность и привязанность разъединяются; только
позднее им суждено соединиться в любви к жене, чувственной
и нежной, задержанной по цели и стремящейся
к цели одновременно '. Нежность возникает из воздержания,
вначале навязанного первобытным отцом. И,
однажды возникнув, она становится психической основой
не только для семьи, но и для установления долговременных
групповых отношений:
Праотец препятствовал удовлетворению прямых сексуальных
потребностей своих сыновей; он вынуждал их к воздержанию
и, следовательно, к эмоциональным связям с ним и друг с
другом, которые могли вырастать из стремлений с заторможенной
сексуальной целью. Он, так сказать, вынуждал их к массовой
психологии^
При таком уровне развития цивилизации и при системе
вознаграждаемых запретов для победы над отцом
уже нет необходимости в разрушении организации инстинктов
и порядка общества: образ отца и его функция
теперь продолжают жить в каждом ребенке, его даже
1 К теории полового влечения, с. 66; Недовольство культурой, с. 99;
Массовая психология и анализ человеческого "Я", с. 318, 319.
2 Массовая психология и анализ человеческого "Я*, с. 305, 306.
1. Под властью принципа реальности
не знавшем. Этот образ сливается с властью, ставшей
его соответствием. Господство переросло сферу личных
отношений и создало институты для упорядоченного
удовлетворения возрастающих человеческих потребностей.
Но именно развитие этих институтов и подрывает
фундамент установившейся цивилизации. Поздний индустриальный
период сам взрывает ее внутренние границы.
4. Диалектика цивилизации.
Решающую роль в развитии цивилизации Фрейд
приписывает чувству вины; более того, он устанавливает
соответствие между ростом чувства вины и прогрессом.
В его намерение входит "представить чувство вины
как важнейшую проблему развития культуры, показать,
что платой за культурный прогресс является убыток
счастья вследствие роста чувства вины" ^ Время от
времени Фрейд подчеркивает, что с прогрессом цивилизации
чувство вины "возрастает" и "усиливается"^
Нельзя отнестись однозначно к приводимому Фрейдом
свидетельству: во-первых, он добывает его аналитическим
путем из теории инстинктов, а во-вторых, для
подтверждения теоретического анализа им привлекаются
недуги современной цивилизации - увеличивающееся
количество войн, повсеместное нарушение человеческих
прав, антисемитизм, геноцид, фанатизм, усиление
"иллюзий", тяжелый труд, усталость и нужда и
все это посреди приумножающихся богатств и знаний.
Мы сделали краткий обзор предыстории чувства вины:
"...человеческое чувство вины происходит из Эдипова
комплекса и было приобретено вместе с убийством
^ Недовольство культурой, с. 124, 125.
2 Там же, с. 122 - 124.
/. Под властью принципа реальности
отца объединившимися против него сыновьями"^ Они
удовлетворили свой агрессивный инстинкт, но поскольку
они испытывали к отцу также и любовь, эта амбивалентность
отношения к нему привела к раскаянию и
образованию "Сверх-Я" через идентификацию, а следовательно,
к "ограничениям, налагающим запреты на
повторение деяния^. После этого воздержание от деяния
становится нормой; но агрессивный позыв, направленный
против отца и его последователей не отмирает
и передается от поколения к поколению, и
поэтому от поколения к поколению запрет нуждается
в возобновлении:
Каждый отказ делается динамическим источником совести,
он всякий раз усиливает ее строгость и нетерпимость... Воздействие
отказа на совесть тогда является таким, что каждая
составная часть агрессивности, которой отказано в удовлетворении,
перехватывается "Сверх-Я" и увеличивает его агрессию
против "Я".з
Чрезмерная строгость "Сверх-Я", которое принимает
желание за действие и наказывает даже подавленную
агрессию, теперь объяснимо в терминах непрерывной
борьбы между Эросом и инстинктом смерти: агрессивный
позыв против отца (и его социальных последователей)
является производным от инстинкта смерти.
"Отделяя" ребенка от матери, отец также препятствует
инстинкту смерти, стремлению к нирване. Таким образом,
он совершает работу Эроса: любовь тоже участвует
в формировании "Сверх-Я". Строгий отец, который
1 Там же, с. 122.
2 Там же, с. 123.
3 Там же, с. 120.
4. Диалектика цивилизации
как представитель Эроса подавляет инстинкт смерти в
Эдиповом конфликте, учреждает первые "общинные"
(социальные) отношения: его запреты вводят равенство
между сыновьями, задержанную по цели любовь (привязанность),
экзогамию, сублимацию. На фундаменте отречения
Эрос начинает свою культурную работу по
сплочению жизни во все большие единства. Но с умножением
числа отцов, их дополнением и замещением
общественной властью, а также распространением запретов
и сдерживающих моментов увеличивается и
число агрессивных позывов и их объектов. Их рост
вынуждает общество к усилению защиты путем воздействия
на чувство вины:
Культура послушна эротическому побуждению, объединяющему
людей во внутренне сплоченную массу. Эта цель достигается
лишь вместе с постоянным ростом чувства вины. То, что
началось с отца, находит свое завершение в массе. Если культура
представляет собой необходимый путь развития от семьи к
человечеству, то от нее не отделимы и последствия рожденного
ею конфликта - вечной распри любви и смерти. Из него произрастает
чувство вины, достигающее иногда таких высот, что
делается невыносимым для отдельного индивида^
Кажется, что в этом анализе чувства вины больше
внимания уделено количеству, чем качеству, а также
его возрастающей иррациональности. Разумеется, пойти
этим путем Фрейду не позволили его социологические
воззрения. По его мнению, изобрести более высокий
тип рациональности, с позиции которой можно было
бы оценить ее существующую и наиболее распространенную
форму, невозможно. Если иррациональность
1 Там же, с. 124.
/. Под властью принципа реальности
чувства вины является иррациональностью цивилизации,
то она рациональна; и если уничтожение господства
разрушает саму культуру, то оно остается тягчайшим
преступлением, и никакие эффективные меры для его
предотвращения не могут считаться иррациональными.
Однако собственная теория инстинктов Фрейда побуждала
его двигаться дальше, обнажая фатальность и
бесцельность этой динамики. Усиление защиты против
увеличивающейся агрессии необходимо, но ее действенность
зависит от усиления сексуальных инстинктов,
ибо только сильный Эрос может эффективно "связывать"
разрушительные инстинкты. Но как раз этого
развитая цивилизация делать не в состоянии, потому
что само ее существование зависит от разветвленного
и интенсивного контроля и регламентирования. Нет
возможности прервать цепь запретов и отклонений инстинктивных
целей. "Наша культура в общем построена
на подавлении страстей"'.
Культура - это прежде всего прогресс труда, т.е.
труда для приобретения и расширения набора жизненно
необходимых вещей. Сам по себе этот труд обычно не
доставляет удовлетворения; по Фрейду он приносит
только неудовольствие и страдания. В его метапсихологии
не предусмотрены первоначальные "инстинкт
трудолюбия", "инстинкт мастерства" и т.д.^ Такие предположения
исключены ввиду концепции консервативной
природы инстинктов, управляемых принципами
^ Фрейд 3. "Культурная* сексуальная мораль и современная нервоз"оотгь//Психоанализ
и русская мысль, М., 1994, с. 18.
2 lves Hendrick, "Work and the Pleasure Pnnciple*//Psychoanalytic
Quarterly, XII (1943), 314. Дальнейшее обсуждение этой работы см. ниже
гл. 10.
4. Диалектика цивилизации
удовольствия и нирваны. Когда Фрейд мимоходом упоминает
о "природной неприязни людей к труду"^ он
всего лишь делает вывод из основной теоретической
концепции. Повсюду в его работах встречается инстинктивный
синдром "несчастья и труда"^, а его интерпретация
мифа о Прометее вращается вокруг связи обуздания
сексуальной страсти и цивилизованного труда з.
Труд, необходимый для цивилизации, нелибидозен; он
связан с "неудовольствием" и поэтому предполагает
принуждение. "Ибо какие мотивы могли бы побудить
людей давать другое применение сексуальным импульсам,
если бы при каком-либо распределении их они
могли бы получать полное счастье? Они не отошли
бы от этого счастья и не делали бы дальнейших успехов"^
Если нет первичного "трудового инстинкта", то
энергия, требующаяся для (не приносящей удовольствия)
работы, должна была быть "отнята" у первичных
инстинктов - у сексуального влечения и инстинкта
разрушения. И поскольку цивилизация в основном -
продукт Эроса, энергия прежде всего отнимается у
либидо: "Затраченное на цели культуры отымается главным
образом у женщин и сексуальной жизни"^.
Но не только побуждения к работе питаются за счет
заторможенной по цели сексуальности. Специфически
^ Недовольство культурой, с. 80.
2 в письме от 16 апреля 1896 г. он говорит об "умеренной нужде,
необходимой для интенсивного труда". Ernest Jones, The Life and Work
of Sigmund Freud, Vol. I (New York: Basic Books, 1953), p. 305.
^ Недовольство культурой, с. 89. В отношении якобы противоречивого
суждения фрейда о либидозном удовлетворении, доставляемом трудом
(Недовольство культурой, с. 80), см. ниже с. 222.
^ Об унижении любовной жизни, с. 174.
^ Недовольство культурой, с. 100.
1. Под властью принципа реальности
"социальные инстинкты" (такие, как "нежные отношения
между родителями и детьми... дружеские чувства
и эмоциональные связи супругов") содержат позывы,
которым "внутреннее сопротивление препятствует" в
достижении их целей '; только благодаря такому отказу
возможно их социальное превращение. Отречение каждого
индивида (под нажимом внешнего, а затем внутреннего
давления) - это "вклады, из которых и выросли
материальные и идеальные блага общей культуры"^
Хотя, по замечаниям Фрейда, -чти социальные
инстинкты "нет необходимости описывать как сублимированные"
(так как они не изменили своим сексуальным
целям, но довольствуются "неким приближением
к удовлетворению"), он называет их "тесно
связанными" с сублимацией з. Таким образом, мир цивилизации
в основном представляется как мир сублимации.
Но сублимация предполагает десексуализацию.
Даже если она черпает из запаса "нейтральной вытесняемой
энергии" в "Я" и в "Оно", эта нейтральная
энергия "имеет источником запас нарциссического либидо,
т.е. представляет собой десексуализированный
Эрос"^. Процесс сублимации нарушает равновесие в
структуре инстинктов. Жизнь покоится на союзе Эроса
и инстинкта смерти, в котором Эросу принадлежит
ведущая роль. Однако:
1 "The Libido Theory"//Collected Papers, V, 134.
2 "Культурная" сексуальная мораль..., с.18.
3 "The Libido Theory", p. 134.
* *Я* и "Оно*, с. 379. CM. Edward Glover, "Sublimation, Substitution,
and Social Anxiet.y"//Mermitional Journal of Psychoanalysis, Vol. XII, §3
(1931), p. 264.
4. Диалектика цивилизации
После сублимации у эротического компонента уже нет сил
связать все дополнительное разрушение, и он освобождается в
виде склонности к агрессии и разрушению.*
Непрерывно нуждаясь в сублимации и десексуализации,
культура тем самым ослабляет создающий ее
Эрос и освобождает разрушительные импульсы. Это
угрожает цивилизации распадом инстинктов, причем
влечение к смерти стремится взять верх над инстинктами
жизни. Таким образом, поскольку в основе цивилизации
лежит прогрессирующий отказ от удовлетворения
потребностей, то она движется к самоуничтожению.
Но этот слишком очевидный, для того чтобы быть
истинным, аргумент вызывает ряд возражений. Во-первых,
не всякий труд предполагает десексуализацию и
не всякий труд неприятен и требует самоотречения.
Во-вторых, запреты, налагаемые культурой, также оказывают
действие и, возможно, главным образом направлены
на производные инстинкта смерти: агрессивность
и разрушительные побуждения. В этом отношении культурные
запреты оказывают Эросу содействие. Более
того, сам труд в цивилизации представляет собой в значительной
мере социальное использование агрессивных
побуждений и таким образом служит Эросу. Для обстоятельного
обсуждения этих проблем нужно освободить
теорию влечений от ее исключительной ориентации на
принцип производительности и рассмотреть сущность
образа нерепрессивной цивилизации (подсказываемого
самими достижениями принципа производительности).
Такую попытку мы сделаем в последней части нашего
1 *я" и "Оно", с. 388.
1. Под властью принципа реальности
исследования; здесь, вероятно, достаточно будет некоторых
предварительных пояснений.
Психологические источники труда и их ресурсы составляют
одну из самых игнорируемых областей психоаналитической
теории. Наверное, здесь психоанализ
оказался наименее способным противостоять официальной
идеологии, благословляющей "производительность"^
Не удивительно поэтому, что в неофрейдистских
направлениях, в которых (как мы увидим в
над его теорией, общераспространенным становится
направление трудовой морали. "Ортодоксальное"
обсуждение почти полностью сосредоточивается
на "творческом" труде, в особенности на искусстве, в
то время как труд в царстве необходимости отодвигается
на задний план.
Действительно, существует вид труда, выполнение
которого доставляет удовольствие, высокую степень либидозного
удовлетворения. Подлинно художественная
деятельность, по-видимому, вырастает из нерепрессивной
констелляции влечений и направлена на нерепрессивные
цели так, что термин сублимация, кажется,
нуждается в значительной модификации для того, чтобы
применить его к этому виду труда. Но по преимуществу
цивилизация покоится на трудовых отношениях совсем
иного рода. По замечанию Фрейда, "когда она свободно
выбрана, профессиональная деятельность приносит своего
рода удовлетворение"^ Однако, если "свобода выбора"
подразумевает нечто большее, нежели скудную
1 Статья Айвза Хендрика, цитированная выше, яркий тому пример.
2 Недовольство культурой, с. 80, прим.
4. Диалектика цивилизации
альтернативу предустановленных необходимостей и если
в труде реализуются иные склонности и побуждения,
нежели те, которые предварительно сформированы репрессивным
принципом реальности, то удовлетворение
от ежедневного труда - довольно редкая привилегия.
Труд, который заложил материальный базис человечества,
был, главным образом, отчужденным трудом, связанным
со страданием и нуждой,- и таким же он
остается по сей день. Вряд ли выполнение такой работы
удовлетворяет индивидуальные потребности и склонности.
Она навязана человеку жестокой необходимостью
и грубой силой. Если между отчужденным трудом и
Эросом все же есть какая-либо связь, то лишь очень
опосредованная, и с таким Эросом, который в значительной
степени сублимирован и ослаблен.
Но компенсирует ли цивилизованное сдерживание
агрессивных побуждений в процессе труда ослабление
Эроса? Предполагается, что как агрессивные, так и либидозные
импульсы находят свое удовлетворение в работе
"путем сублимации". Неоднократно подчеркивалось, что
"садистический характер" труда находит определенное
применение в культуре i. Благодаря развитию техники и
технологической рациональности "модифицированные"
инстинкты разрушительности широко ис
...Закладка в соц.сетях
