Жанр: Философия
Эрос и цивилизация.
...авляя
часть инстинкта деструкции против части личности,
и тем самым разрушает, "раскалывает" единство
личности как целого и служит антагонисту инстинкта
жизни. Поскольку же источником морального ядра личности
является направленная вовнутрь деструктивность,
сознание - эта самая лелеемая моральная инстанция
индивида предстает пронизанной инстинктом смерти.
Категорический императив, который навязывает "СверхЯ",
хотя и конструирует социальное существование
личности, остается императивом самодеструкции. Теперь
вытеснению подлежат как инстинкт смерти, так
и инстинкт жизни. Своей непреклонной суровостью
"Сверх-Я" постоянно угрожает равновесию этого союза.
"...Чем больше человек ограничивает свою агрессию
вовне, тем строже, т. е. агрессивнее он становится в
своем "Идеале Я"...тем больше возрастает склонность
его идеала к агрессии против его Я"'. В доведенном
до крайности меланхолией "Сверх-Я" может взять верх
"чистая культура инстинкта смерти". "Сверх-Я" может
стать "местом скопления инстинктов смерти"^ Но эта
крайняя опасность коренится в нормальной ситуации
"Я". Поскольку работа "Я" приводит к
...освобождению агрессивных первичных позывов в Сверх-Я,
то своей борьбой против либидо оно подвергает себя опасности
стать жертвой жестокости и смерти. Если "Я" страдает от
агрессии "Сверх-Я" или даже погибает, то его судьба подобна
судьбе одноклеточных, погибающих от продуктов разложения,
которые они сами создали.^
1 "Я* и ."Око", с. 388.
2 Там же, с. 387, 388.
" Там же, с. 390.
48
2. Происхождение подавленного индивида
К этому Фрейд добавляет следующее: "Действующая
в "Сверх-Я" мораль кажется нам в экономическом смысле
таким продуктом разложения". Именно в этом контексте
метапсихология Фрейда встречается лицом к
лицу с гибельной диалектикой цивилизации, ибо сам
прогресс цивилизации ведет к нарастающему высвобождать
разрушительных сил. Для того, чтобы прояснить
связь между индивидуальной психологией Фрейда
и теорией цивилизации, необходимо продолжить интерпретацию
динамики инстинктов на другом филогенетическом
уровне.
3. Происхождение репрессивной цивилизации
(Филогенезис).
Поиск источника подавления приводит нас к феномену
вытеснения влечений в раннем детстве. Становится
очевидно, что "Сверх-Я" является наследником
Эдипова комплекса, а репрессивная организация сексуальности
направлена главным образом против ее прегенитальных
и перверсных проявлений. Более того,
поскольку "травма рождения" высвобождает первые
выражения инстинкта смерти - стремление возвратиться
в нирвану матки,- становится необходимым
последующий контроль этого импульса. Именно в ребенке
принцип реальности производит свою основную
работу, и притом с такой тщательностью и суровостью,
что поведение взрослого индивида кажется не более
чем повторением детских переживаний и реакций. Но
детский опыт, травмированный воздействием реальности,
носит йоиндивидуальный, родовой характер: длительная
зависимость ребенка, Эдипова ситуация и прегенитальная
сексуальность с ее индивидуальными вариациями
свойственны человеческому роду. У личности
же, страдающей нервными расстройствами, неумеренная
суровость "Сверх-Я", бессознательное чувство вины и
бессознательная потребность в наказании, по-видимому,
несоизмеримы с действительно "греховными" побуж50
3. Происхождение репрессивной цивилизации
дениями индивида. Закрепление и (как мы увидим)
усиление чувства вины на протяжении зрелости и чрезмерно
репрессивную организацию сексуальности нельзя
удовлетворительно объяснить, исходя из еще острой
опасности индивидуальных побуждений. Также "пережитое
самим индивидом" не может дать достаточного
объяснения индивидуальным реакциям на ранние травмы.
Они отклоняются от индивидуального опыта "способом,
гораздо лучше отвечающим прообразу некоего
филогенетического события и сплошь да рядом допускающим
объяснение лишь через влияние такого события"'.
Следовательно, анализ психической структуры
личности необходимо продолжить за черту раннего детства
и вернуться от предыстории индивида к предыстории
рода. Согласно Отто Ранку, в личности действует
"биологическое чувство вины", которое отвечает потребностям
рода. Моральный принцип, "который ребенок
усваивает от людей ответственных за его воспитание,
на протяжении первых лет его жизни", отражает
"определенные филогенетические отзвуки первобытного
человека"^ Развитие цивилизации все еще определяется
ее архаическим наследием, и это наследие, как
утверждает Фрейд, "охватывает не только предрасположенности,
но также и содержания, следы памяти о переживаниях
прежних поколений". Таким образом, в себе
индивидуальная психология является массовой психологией.
Именно архаическое наследие, объединяющее
1 Человек Моисей и монотеистическая религия, с. 222.
2 Alexander, The Psychoanalysis of the Total Personality (New York,
Nervous and Mental Disease Monograph, §52, 1929), p. 7.
6 5-85 51
1. Под властью принципа реальности
индивида и род, перекидывает "мостик между индивидуальной
и массовой психологией"'.
Эта концепция оказывает значительное влияние на1 Человек Моисей и монотеистическая религия, с. 223.
3. Происхождение репрессивной цивилизации
ности. В них - конечный результат долгих исторических
процессов, которые отложились в системе человеческих
и институциональных реальностей, составляющих
общество, и эти процессы определяют личность
и ее отношения. Следовательно, для того, чтобы понять
эти процессы, психология должна их оживить, добравшись
до их скрытых источников. Благодаря этому психология
открывает, что детский опыт, имеющий определяющее
значение, связан с опытом рода и что индивид
живет общей судьбой человечества. Прошлое определяет
настоящее, ибо человечество еще не сумело овладеть
своей собственной историей. Для Фрейда общая
судьба кроется в устремлениях инстинктов, но они
сами подвержены историческим "модификациям". А в
начале развития последних стоит опыт господства, символизируемый
первобытным отцом,- яркое выражение
Эдиповой ситуации, которая не поддается окончательному
преодолению, ибо зрелое "Я" цивилизованной
личности все еще хранит архаическое наследие человека.
Если эту зависимость "Я" упустить из виду, то
можно неверно истолковать усиливающийся в последних
работах Фрейда акцент на автономии зрелого "Я"
как оправдание забвения наиболее развитых концепций
психоа.нализа (именно такое отступление было осуществлено
культурологически ориентированными и интерперсональными
направлениями). В одной из своих последних
работ * Фрейд говорит, что не все модификации
"Я" "приобретаются в защитных конфликтах раннего
детства". По его мнению, "всякое индивидуальное "Я"
^ "Analysis Terminable and Interminable"/ '/Collected Papers (London,
Hogarth Pres:.., 1950), V, 343.
и* 53
1. Под властью принципа реальности
изначально наделено собственными особыми наклонностями
и тенденциями", и в "Я" существуют "первичные
врожденные вариации". Однако эта новая автономия
"Я", кажется, превращается в свою противоположность:
вовсе не отказываясь от понятия сущностной
зависимости "Я" от доиндивидуальных, родовых констелляций,
Фрейд усиливает роль этих констелляций
в развитии "Я". Он истолковывает врожденные вариации
"Я" в терминах нашего "архаического наследия"
и считает, что "даже до существования ,ft" его наклонности,
линии развития и реакции уже определены"'.
Разумеется, кажущееся возрождение "Я" сопровождается
акцентированием "задатков первобытного человека,
содержащихся в архаическом наследии". Когда на
основе врожденной структуры "Я" Фрейд делает заключение,
что "топографическая дифференциация "Я"
и "Оно" теряет большую часть своей ценности для
нашего исследования", то, как нам кажется, это уподобление
"Я" и "Оно" изменяет соотношение между
двумя психическими силами скорее в пользу "Оно"
чем "Я", родовых, а не индивидуальных процессов 2.
Ни одна часть теории Фрейда не встречала столь
активное неприятие, как идея о сохранении архаического
наследия, т.е. фрейдовская реконструкция пре1
lUd., р. 343, 344. Курсив мой.
2 В своей работе "Mutual Influences in the Development of Ego and
Id", Гейнц Гартманн подчеркивает филогенетический аспект: "Дифференциация
"Я" и "Оно", развившаяся вследствие процесса эволюции на
протяжении сотен тысяч лет, существует в форме предрасположения,
как часть врожденного характера человека". Однако он склоняется к
"первичной автономии в развитии "Я"" См. работу Гартманна в The
Psychoanalytic Study of the Child, Vol. VII (New York, International Universities
Press, 1952).
3. Происхождение репрессивной цивилизации
дыстории человечества от первобытной орды к цивилизации
через отцеубийство. Слишком очевидны, а
возможно, и непреодолимы трудности ее научной верификации
или даже логического согласования. Кроме
того, их усиливают табу, с которыми фрейдовская гипотеза
так успешно борется: ведь она возвращает не к
образу рая, утраченного человеком вследствие своего
греха перед Богом, но к господству человека над человеком,
установленному вполне земным отцом-деспотом
и увековеченному безуспешным и незавершенным
восстанием против него. "Первородный грех" был совершен
перед человеком, но его нельзя считать грехом,
потому что тот, на кого он был направлен, сам был
виновен. Эта филогенетическая гипотеза показывает,
что зрелая цивилизация все еще обусловлена архаичной
психической незрелостью. Память о доисторических
побуждениях и поступках не покидает цивилизацию.
Вытесненное возвращается, и индивид все еще терпи г
наказание за побуждения, которые он давно обуздаю,
и поступки, которые он никогда не совершал.
Поскольку гипотеза Фрейда не подтверждается никакими
антропологическими данными, ее можно было
бы полностью отбросить. Но тот факт, что она расчленяет
в последовательность катастрофических событий
историческую диалектику господства и тем самым освещает
до сих пор необъяснимые аспекты цивилизации,
придает ей символическую ценность. Только в этом
смысле мы используем антропологические спекуляции
Фрейда. Возможно, что архаические события, постулируемые
гипотезой, всегда будут вне досягаемости
антропологической верификации, но последствия, с
/. Под властью принципа реальности
ними связываемые, являются историческими фактами,
и интерпретация последних в свете гипотезы Фрейда
придает им значение, которым не следует пренебрегать,
ибо оно предсказывает историческое будущее. И если
гипотеза кажется здравому смыслу вызывающей, то сам
этот вызов - напоминание об истине, забыть которую
его научили.
Согласно построениям Фрейда первая группа людей
была создана и удерживалась насильно навязанной
властью одного индивида над другими. В какой-то
момент существования родового человека жизнь была
организована на основе господства. И тот, кто завоевал
господство над другими, был отец, т.е. человек, который
обладал желанными женщинами и который вместе с
ними производил и берег жизнь сыновей и дочерей.
Отец монополизировал право обладания женщиной
(высшим удовольствием) и подчинил остальных членов
орды своей власти. Был ли его успех следствием того,
что он не допустил их к высшему удовольствию? В
любом случае для группы как целого монополизация
удовольствия означала неравное распределение неудовольствия:
"Судьба сыновей была сурова; когда они
возбуждали ревность отца, то или умерщвлялись, или
кастрировались, или изгонялись. Им ничего не оставалось,
как сосуществовать в малых сообществах и добывать
себе жен грабежом..."^ Теперь, какая бы работа
ни предстояла первобытной орде, ее бремя ложилось
на сыновей, которые, будучи недопущены к удовольствию,
оказались "свободными" для того, чтобы направить
энергию инстинктов на неприятную, но необ^
Человек Моисей и монотеистическая религия, с. 206.
3. Происхождение репрессивной цивилизации
ходимую деятельность. Ограничение удовлетворения
инстинктивных потребностей, насильно установленное
отцом, таким образом, не только само явилось результатом
господства, но и создало психические предпосылки
длительного функционирования последнего.
В этой организации первобытной орды неразделимо
переплелись рациональность и иррациональность, биологические
и социологические факторы, общий и частный
интерес. Первобытная орда - это временно действующая
группа, единство которой основывается на
подчинении порядку определенного типа. Поэтому можно
предположить, что патриархальный деспотизм, установивший
этот порядок, был "рациональным" в той
степени, в какой ему удавалось создать и сохранить
группу, т.е. воспроизводство целого и соблюдение общего
интереса. В известном смысле первобытный отец
посредством насильственного ограничения удовольствия
и обязательного воздержания задал модель для
последующего развития цивилизации и подготовил почву
для прогресса. Таким образом, он создал первые
предпосылки для дисциплинированной "рабочей силы"
в будущем. Более того, это иерархическое деление удовольствия
имело "оправдание" в виде защиты, безопасности
и даже любви, ибо деспот был отцом. Ненависть,
с которой его подчиненные относились к нему, должна
была с самого начала сопровождаться биологической
привязанностью. Эти амбивалентные эмоции выражались
в желании устранить отца и занять его место,
отождествить себя с ним и получить его удовольствие
и его власть. Хотя отец устанавливает господство в
своих собственных интересах, его оправдывают возраст,
/. Под властью принципа реальности
биологическая функция и - более всего - успех: он
создает тот "порядок", без которого группа немедленно
бы распалась. Эта роль первобытного отца предвещает
последующие отцовские образы господства, сопровождавшие
прогресс цивилизации. Его фигура и функция
- воплощение внутренней логики и необходимости
самого принципа реальности. За ним "исторические
права"'.
Порядок воспроизводства орды пережил первобытного
отца:
Им (сыновьям.- Перев.) ничего не оставалось, как сосуществовать
в малых сообществах... добиваясь для себя положения,
аналогичного положению отца в первоначальной орде. В исключительную
позицию по естественным причинам попадали
младшие сыновья; защищаемые любовью матерей, они извлекали
выгоду из старения отца и имели шанс заместить его после
смерти^
Первобытный патриархальный деспотизм, таким образом,
превратился в "эффективный" порядок. Но действенность
насильственной организации орды должна
была быть очень ненадежной, а ненависть к патриархальному
угнетению очень сильной. Кульминация этой
ненависти, согласно конструкции Фрейда,- восстание
изгнанных сыновей, коллективное убийство и пожирание
отца и установление братского клана, который
в свою очередь обожествляет убитого отца и вводит
те табу и ограничения, от которых и происходит социальная
мораль. Фрейдовская гипотетическая история
первобытной орды рассматривает восстание братьев как
1 Там же, с. 210.
2 Там же, с. 206.
3. Происхождение репрессивной цивилизации
восстание против отцовского табу на женщин орды,
отметая при этом "социальный" протест против неравного
распределения удовольствия. Следовательно, началом
цивилизации является, строго говоря, клан братьев,
в котором подавление проистекает из табу, принимаемых
самими правящими братьями, и осуществляется
в общих интересах для сохранения группы как целого.
А решающим психологическим моментом, отделяющим
клан братьев от первобытной орды, является чувство
вины, благодаря которому возможен прогресс иного
типа, чем в орде,- прогресс цивилизации. Оно становится
внутренним свойством индивидов и, таким
образом, сохраняет главные запреты, ограничения и
отсрочивает удовлетворение. На этом стоит цивилизация.
Следует допустить, что после убийства отца последовало
довольно долгое время междуусобицы братьев по поводу отцовского
наследства, которым каждому хотелось завладеть единолично.
Осознание опасности и безуспешности этой борьбы,
память о совместно осуществленном акте освобождения и взаимная
эмоциональная привязанность, сложившаяся за времена
изгнания, приводили в конечном счете к единению, своего рода
общественному договору. Так возникла первая форма социальной
организации с отказом от импульсивых порывов, признанием
взаимных обязательств, учреждением особых, объявленных нерушимыми
(святыми) институтов, т.е. с первыми началами нравственности
и права.*
Восстание против отца - это восстание против биологически
оправданной власти; с его убийством рушится
порядок, на котором держалась жизнь группы.
Восставшие совершили преступление против целого и
1 Там же, с. 206, 207.
/. Под властью принципа реальности
тем самым против себя и, следовательно, должны раскаяться.
Убийство отца - это тягчайшее преступление,
потому что он установил порядок сексуального воспроизводства
и является, таким образом, олицетворением
рода, который создает и оберегает своих индивидов.
Будучи патриархом, отцом и тираном в одном
лице, он соединяет секс и порядок, удовольствие и
реальность; он вызывает любовь и ненависть; он закладывает
биологическую и социологическую основу
истории человечества. И его уничтожение угрожает
группе разрушением самой ее жизни и восстановлением
доисторической и субисторической разрушительной силы
принципа удовольствия. Но сыновьям нужно то же,
что и отцу,- продолжительное удовлетворение их потребностей,
а достичь своей цели они могут, только
возродив в новой форме порядок господства, в котором
контролировалось удовольствие и, значит, сохранялась
группа. Отец продолжает жить в форме Бога, и поклонение
ему позволяет согрешившим и раскаявшимся
грешить снова. Теперь уже новые отцы обеспечивают
подавление удовольствия, необходимое для сохранения
их власти и их способа организации группы. Этот
переход от господства одного к господству многих приводит
к "социальному распространению" удовольствия
и необходимости самоподавления в самой правящей
группе: покориться табу все ее члены должны, если
они хотят сохранить свою власть. Теперь подавление
пропитывает жизнь самих угнетателей, и часть
энергии их инстинктов освобождается для сублимации
в "работе".
3. Происхождение репрессивной цивилизации
В то же время табу на обладание женщинами клана
ведет к расширению и слиянию с другими ордами.
Организованной сексуальностью положено начало более
крупным объединениям, что рассматривалось Фрейдом
как функция Эроса в цивилизации. Роль женщин
приобретает все большее значение. "Добрая часть властных
функций, высвободившихся после устранения
отца, перешла к женщинам, наступили времена матриархата^.
В гипотезе Фрейда кажется очень существенным
то, что на пути к цивилизации матриархальному
периоду предшествует первобытный патриархальный
деспотизм: низкая степень репрессивного
господства, эротическая свобода, традиционно связываемые
с матриархатом, согласно гипотезе, предстают
скорее как последствия ниспровержения патриархального
деспотизма, чем как первичные "естественные"
условия. С развитием цивилизации свобода становится
возможной только как освобождение', свобода приходит
на смену господству - и вновь приводит к утверждению
господства. Патриархальная контрреволюция замещает
матриархат и упрочивает себя институционализацией
религии.
Тем временем произошло великое социальное потрясение.
Материнское право было отменено вновь восстановившимся
патриархальным порядком. Новые отцы, конечно, не достигли
всемогущества праотца, их было теперь много, живущих рядом
друг с другом в более крупных сообществах, чем прежняя орда;
им приходилось ладить друг с другом, они не переступали
границ социального законодательства^
1 Там же, с. 207.
2 Там же, с. 208.
1. Под властью принципа реальности
Мужские божества сначала возникают как сыновья
рядом с великими матерями, но постепенно обретают
черты отца; политеизм уступает монотеизму, и возвращается
"единый, единственный, безгранично правящий
Бог-отец" 1. Возвышенное и сублимированное, первоначальное
господство становится вечным, космическим и
добрым, и в такой форме стоит на страже интересов
развития цивилизации. Восстанавливаются "исторические
права" первобытного отца 2.
Чувство вины, существенное по гипотезе Фрейда для
братского клана и его последующей консолидации в
первое "общество", первоначально вызвано совершением
тягчайшего преступления,- отцеубийства. Последствия
преступления угрожающи. Однако эти последствия
неоднозначны: устранение власти, которая
(хотя и с помощью страха) сохраняла группу, может
разрушить ее жизнь; но в то же время это устранение
обещает общество без отца, т.е. без подавления и господства.
Не следует ли предположить, что чувство вины
отражает амбивалентность этой структуры? Мятежные
отцеубийцы действуют, предполагая только первое следствие
- угрозу: они вновь устанавливают господство,
заменяя одного отца многими, а затем обожествляют
и интернализуют его. Но тем самым они теряют перспективу,
обещанную их поступком,- перспективу свободы.
Деспот-патриарх преуспел в своем стремлении
внедрить свой принцип реальности в мятежных сыновей.
На короткий промежуток времени их мятеж разорвал
цепь господства, но затем новая свобода была опять
1 Там же.
2 Там же, с. 210.
3. Происхождение репрессивной цивилизации
подавлена - на этот раз их собственными деяниями
и властью. Не должно ли было предательство и отрицание
ими собственного поступка усилить чувство
вины? Не в том ли их вина, что они восстановили
подавляющего отца и увековечили господство, поставив
его над собою? Этот вопрос напрашивается при сопоставлении
филогенетической гипотезы с понятием
динамики инстинктов. Когда принцип реальности укореняется,
пусть даже в наиболее примитивной и грубо
навязанной форме, принцип удовольствия становится
чем-то пугающим; побуждениям к свободному удовлетворению
сопутствует тревога, требующая защиты от
них. Индивидам приходится защищаться от призрака
их освобождения из-под гнета нужды и страдания, от
призрака целостного удовлетворения. Причем представителем
последнего является женщина, мать, которая
доставила его в первый и последний раз. Таковы факторы
жизни инстинктов, которые воспроизводят ритм
освобождения и господства.
Благодаря своей власти в сексуальной сфере, женщина опасна
для сообщества, социальная структура которого покоится на
страхе, вытесненном отцом. Люди убивают царя не с целью
освобождения, но для того, чтобы поработить себя еще более
тяжкому игу, такому, которое более надежно защитило бы их
от матери.'
Царя-отца убивают не только потому, что он налагает
нестерпимые ограничения, но и потому, что ограничения,
налагаемые одним человеком, являются недостаточно
эффективным "барьером для инцеста", недостаточно
I Otto Rank, The Trauma of Birth (New York, Harcourt, Brace, 1929),
p. 93.
1. Под властью принципа реальности
эффективным, чтобы противостоять желанию вернуться
к матери *. Итак, на смену освобождению приходит
"улучшенное" господство.
Развитие власти отца в усиливающуюся государственную
систему, управляемую мужчиной, продолжает, таким образом,
первобытное подавление, нацеленное на все более полное исключение
женщины^
Свержение царя-отца - преступление, но то же можно
сказать о его восстановлении. Однако и то, и другое
необходимо для прогресса цивилизации. Преступление
против принципа реальности искупается преступлением
против принципа удовольствия, и, таким образом, искупление
отменяет само себя. Несмотря на повторные
и настойчиво возобновляемые попытки искупления,
тревога и чувство вины (причем вины в деянии, которое
не было совершено: освобождении), вызванные преступлением
против принципа удовольствия, не проходят.
По нашему мнению, на это указывают некоторые
формулировки Фрейда: чувство вины было "следствием
несостоявшейся агрессии"; и
...при этом не имеет значения, произошло ли отцеубийство
на самом деле или от него воздержались.Чувство вины обнаруживается
в обоих случаях, ибо оно есть выражение амбивалентного
конфликта, вечной борьбы между Эросом и инстинктом
разрушительности или смерти.з
Много раньше Фрейд говорил о предсуществующем
чувстве вины, как бы "прячущемся" в индивиде, который
с готовностью ожидает того, чтобы "принять"
1 Ibid., р. 92.
2 Ibid., p. 94.
^ Недовольство культурой, с. 127, 123.
3. Происхождение репрессивной цивилизации
предъявленное ему обвинение. Это понятие, кажется,
перекликается с идеей "блуждающей тревоги", глубинные
корни которой скрываются даже глубже индивидуального
бессознательного.
По предположению Фрейда, первоначальное преступление
и сопутствующее ему чувство вины на протяжении
истории воспроизводятся в различных формах:
в конфликте старого и нового поколений, в мятежах
и восстаниях против установленной власти и в последующем
раскаянии - восстановлении и прославлении
власти. Объясняя это странное непрекращающееся
повторение, Фрейд предложил гипотезу возвращения
вытесненного, которую проиллюстрировал с помощью
психологии религии. Он полагал, что нашел следы
отцеубийства, его "возвращения" и искупления в иудаизме,
которому положило начало убийство Моисея.
Конкретные следствия гипотезы Фрейда становятся
яснее в его интерпретации антисемитизма. По его мнению,
антисемитизм имел глубокие корни в бессознательном:
ревность по поводу притязания евреев быть
"первенцем, любимым дитям Бога-отца"; страх перед
обрезанием, ассоциирующимся с угрозой кастрации; и
что, возможно, наиболее важно, "злоба против новой
религии" (христианства), которая была навязана многим
современным народам "лишь в поздние исторические
эпохи". Эта злоба была "перенесена" на источник,
из которого, собственно, пришло христианство
- иудаизм '.
Если мы проследим дальше ход мысли Фрейда и
вспомним о двояком происхождении чувства вины,
1 Человек Моисей и монотеигтическая религия, с. 215.
1. Под властью принципа реальности
жизнь и смерть Христа предстанут как борьба против
отца и как триу
...Закладка в соц.сетях
