Жанр: Философия
Эрос и цивилизация.
...пользуются:
Умеренный и усмиренный, заторможенный по цели, инстинкт
деструктивности направляется на объекты, предоставляя тем
самым "Я" способ удовлетворения своих жизненных нужд и
господство над природой.^
I CM. Alfred Winterstein, "Zur Psychologie der Arbeit"///mogo, XVIII
(1932), 141.
2 Недовольство культурой, с. 114.
8 5-85 83
1. Под властью принципа реальности
Техника и технологическая рациональность обеспечивают
базис для прогресса, устанавливая ментальную и
поведенческую модель производительного выполнения
функции, что практически означает тождество цивилизации
и "власти над природой". Можно ли сказать,
что подчинение и отвлечение деструктивности, сублимированной
в этой деятельности, достаточно надежно,
для того чтобы совершалась работа Эроса? Кажется,
что степень сублимации социально полезной деструктивности
ниже чем социально полезного либидо. И
хотя именно отвлечение деструктивности от "Я" на
внешний мир сделало возможным рост цивилизации,
обращенное вовне разрушение остается разрушением.
В большинстве случаев оно грубо овладевает своими
объектами, расчленяя целостные сущности и преобразуя
связи между составными частями. Они реконструируются
только после частичного разрушения. Природа в
буквальном смысле "подвергается насилию". И только
в некоторых случаях сублимированной агрессии (как
в хирургической практике) такое насилие прямо служит
жизни своего объекта. Как нам кажется, цивилизация
предоставляет возможность более непосредственного
удовлетворения своих целей именно деструктивности,
а не либидо.
Однако такое удовлетворение деструктивных импульсов
не может сделать нерушимо устойчивым подчинение
их энергии Эросу. Сила деструктивности должна
стремиться вырваться из-под власти сублимации, ибо
ее цель - не материя, не природа или какой-либо другой
объект, но сама жизнь. Если ее источник - влечение
к смерти, никакие "заменители" в конечном счете
84
4. Диалектика цивл^изации
не могут дать ей удовлетворения. Следовательно, посредством
конструктивной технологической деструкции,
посредством конструктивного вторжения в природу инстинкты
по-прежнему будут стремиться к уничтожению
жизни. В этом случае радикальная гипотеза "По ту
сторону принципа удовольствия" должна означать: функция
инстинктов самосохранения, самоутверждения и
господства,- поскольку они вобрали в себя дсструктивность,-
вести организм "его собственным путем
к смерти". Едва успев выдвинуть эту гипотезу, Фрейд
сразу же от нее отказался, но его формулировки в
"Недовольстве культурой", как нам кажется, сохраняют
ее существенное содержание. Прогрессирующее вместе
с прогрессом цивилизации разрушение жизни (человеческой
и животной), рост жестокости, ненавгсти и
научного истребления людей, который становится тем
более стремительным, чем реальнее возможность уменьшения
степени угнетения,- все это, будучи характерным
для поздней индустриальной цивилизации, имеет,
по Фрейду, свои инстинктивные корни, увековечивающие
деструктивность прежде всякой рациональности.
Тогда развитие и удовлетворение человеческих потребностей
предстает как всего лишь побочный продукт
роста господства над природой и производительности
труда, а увеличивающееся материальное и интеллектуальное
богатство культуры обеспечивает материал для
прогрессирующей деструкции, и в равной степени возрастающую
потребность в подавлении инстинктов.
Этот тезис предполагает существование объективных
критериев для измерения степени интеллектуального
подавления на данной ступени цивилизации. Таким
"* 85
1. Под властью принципа реальности
критерием может служить разница между (филогенетически
необходимым) подавлением и прибавочным
подавлением '. Внутри целостной структуры подавляемой
личности доля прибавочного подавления отражает
специфические общественные условия, в которых реализуются
специфические интересы господства. Именно
степень этого прибавочного подавления и может дать
стандарт измерения: чем оно меньше, тем менее репрессивной
может считаться данная ступень цивилизации.
Это различие аналогично различию между биологическими
и историческими источниками человеческого
страдания. Из трех "источников человеческого страдания",
которые перечисляет Фрейд,- а именно, "всесилие
природы, бренность нашего тела и недостатки
учреждений, регулирующих взаимоотношения людей в
семье, государстве и обществе^ - по крайней мере
первый и последний являются, в строгом смысле, историческими
источниками, ибо в ходе развития цивилизации
аспекты превосходства природы и организации
общественных отношений существенно изменились. Следовательно,
степень необходимости подавления и страдания,
отсюда проистекающего, меняется в зависимости
от зрелости цивилизации и степени достигнутой рациональности
в господстве над природой и обществом.
Объективно необходимость тяжелого труда и сдерживания
удовлетворения определяет необходимость подавления
и ограничения влечений. Для цивилизации, достигшей
ступени зрелости, тот же и даже меньший
уровень регламентации инстинктов означал бы более
^ См. выше с. 30.
2 Недовольство культурой, с. 85.
4. Диалектика цивилизации
высокую степень подавления, так как материальный и
интеллектуальный прогресс сокращает необходимость
в воздержании и тяжелом труде, и цивилизация может
предоставить возможность для значительного высвобождения
энергии влечений, ранее расходовавшейся на
господство и работу. Только в отношении к исторически
возможной степени свободы становятся понятными размер
и интенсивность подавления влечений. Но равнозначны
ли для Фрейда прогресс цивилизации и прогресс
свободы?
Мы видели, что теория Фрейда сосредоточена на повторяющемся
цикле "господство-восстание-господство".
Но во втором случае господство является не просто
повторением первого; циклическое движение означает
прогресс господства. От праотца - через клан братьев
- к системе институциональной власти, характерной
для зрелой цивилизации, господство приобретает
черты безличности, объективности, универсальности и
становится все более рациональным, эффективным и
производительным. В конечном счете, когда власть принципа
производительности достигает полной силы, само
социальное разделение труда выглядит воплощением
подчинения (хотя физические и личные усилия остаются
необходимым инструментом). Общество предстает
как устойчивая и обширная система полезных производительных
деятельностей. Иерархия функций и отношений
принимает форму объективного закона, приводя
к тому, что законность и порядок отождествляются
с жизнью общества как такового. В этом процессе само
подавление деперсонализуется: принуждение и регламентация
удовольствия теперь становятся функцией
1. Под властью принципа реальности
(и "естественным" результатом) социального разделения
труда. Разумеется, основную регламентацию инстинктов
все еще выполняет отец как pater familias,
тем самым подготавливая ребенка к прибавочному подавлению
со стороны общества в течение его взрослой
жизни. Но отец выполняет свою функцию скорее как
представитель положения семьи в социальном разделении
труда, чем в качестве "владельца" матери. Впоследствии
контроль за инстинктами индивида осуществляется
посредством социального использования его
трудовой энергии. Он должен работать, чтобы жить, и
эта работа требует не только восьми, десяти, двенадцати
часов его времени ежедневно, а следовательно, и соответствующего
отвлечения энергии, но также и поведения,
которое в течение этого и остающегося времени,
согласовалось бы с моральными и другими нормами
принципа производительности. Исторически сведение
Эроса к детородно-моногамной сексуальности (как и
подчинение принципа удовольствия принципу реальности)
завершается только тогда, когда индивид становится
субъект-объектом труда в общественном аппарате.
В онтогенетическом же плане предпосылкой этого
остается первичное подавление детской сексуальности.
Развитие иерархической системы социального труда
не только рационализирует господство, но также служит
"сдерживанию" бунта против господства. Если на индивидуальном
уровне границы для сдерживания примитивного
бунта создает нормальный Эдипов конфликт,
то на уровне общества восстаниям и революциям всегда
приходили на смену контрреволюции и реставрации.
Начиная с восстаний рабов в древнем мире и до со88
4. Диалектика цивилизации
циалистической революции, борьба угнетенных всегда
заканчивалась установлением ново?, "улучшенной" системы
господства. Прогресс осуществлялся путем совершенствования
цепей. Каждая революция была сознательной
попыткой заменить одну властвующую группу
другой, но каждая революция освобождала силы,
которые "перевыполняли задачу", т.е. стремились к
уничтожению господства и эксплуатации. Однако они
оказывались побежденными с легкостью, которая требует
объяснений. Удовлетворительного ответа мы не найдем
ни в характере преобладающей констелляции власти,
ни в незрелости производительных сил, ни в отсутствии
классового сознания. По-видимому, во всякой
революции можно найти момент, в который борьба
против господства могла бы прийти к победе,- но
этот момент всегда оказывается упущенным. Возможно,
в этой динамике присутствует элемент самозащиты
(независимо от таких факторов, как преждевременность
и неравенство сил). В этом смысле все революции
были преданы.
Эту социологическую динамику проясняет в психологических
терминах гипотеза Фрейда о происхождении
и закреплении чувства вины: становится объяснимой
"идентификация" восставших с властью, против которой
они восстают. Экономическое и политическое вовлечение
индивидов в иерархическую систему труда
сопровождается инстинктивным процессом воспроизводства
человеческими объектами господства своего
собственного подавления. Очевидно, увеличивающаяся
рационализация власти отражается в увеличивающейся
рационализации подавления. Используя индивидов как
7. Под властью принципа реальности
инструменты труда, принуждая их к отказу и тяжелому
труду, господство больше не стремится к примитивному
сохранению специфических привилегий, но сохраняет
непрерывно возрастающее общество как целое. Это увеличивает
вину восстающих. Бунт против праотца устранил
одного человека, которого могли заменить (и заменили)
другие люди, но перерастание господства отца
в господство общества, как кажется, исключает такое
замещение, тем самым превращая вину (перед обществом)
в смертный грех. Рационализация чувства вины
завершается. Власть отца, ограниченная теперь семьей
и индивидуальными биологическими отношениями, возрождается
в государстве, гораздо более могущественном,
которое хранит жизнь общества, и в законах, которые
хранят государство. Эти заключительные и наиболее
грандиозные воплощения отца нельзя преодолеть "символически",
путем эмансипации, ибо нельзя освободиться
от государства и его законов, ибо они предстают
как последние гаранты свободы. Восстание против них
было бы опять-таки тягчайшим преступлением - но
на этот раз не против деспота-животного, запрещающего
удовольствие, но против разумного порядка, который
обеспечивает "пищу" для удовлетворения растущих человеческих
потребностей. Восстание теперь становится
преступлением против всего человеческого общества и
как таковое не предполагает награды и не подлежит
искуплению.
Однако сам же прогресс цивилизации ведет к отрицанию
этой рациональности. Существующие свободы
и способы удовлетворения, определяемые требованиями
господства, сами становятся инструментами репрессии.
4. Диалектика цивилизации
Человеческий разум и контроль над природой, расширяя
набор средств удовлетворения человеческих потребностей
без огромных трудовых затрат, ослабляют нужду
и, таким образом, постепенно лишают институционализированное
подавление того предлога, в котором испокон
веков оно находило свое оправдание. И хотя эта
разница может не иметь веса в глазах политики и
политиков, она имеет решающее значение для теории
цивилизации, которая выводит необходимость подавления
из "естественной" и неуничтожимой диспропорции
между человеческими запросами и воможностями, предоставляемыми
окружающим миром для их удовлетворения.
Но если рациональным основанием подавления
служит такая "естественная" причина, а не определенные
политические и социальные институты, то оно
становится иррациональным. Культура индустриальной
цивилизации превратила человеческий организм в чувствительный,
тонкий, изменчивый инструмент и создала
довольно значительное социальное богатство, для того
чтобы превратить этот инструмент в самоцель. Наличные
ресурсы способствуют качественному изменению
человеческих потребностей. Сокращая количество необходимой
для работы (отчужденный труд) энергии
инстинктов, рационализация и механизация труда высвобождают
энергию для достижения целей, устанавливаемых
свободной игрой человеческих способностей.
Технология, поскольку она сокращает временные затраты
на производство предметов необходимости, действует
вопреки репрессивному использованию энергии
и тем самым освобождает время для развития потребностей,
выходящих за пределы царства необходимости.
/. Под властью принципа реальности
Но чем реальнее возможность освобождения индивида
от запретов, когда-то находивших оправдание в
его нужде и незрелости, тем сильнее необходимость в
их (запретов) сохранении и совершенствовании во избежание
распада установившегося порядка. Цивилизации
приходится защищаться от призрака свободного мира.
Если общество не способно использовать свою растущую
производительность для уменьшения подавления
(ибо это опрокинуло бы иерархию status quo), то следует
повернуть производительность против индивидов; она
сама становится инструментом универсального контроля.
Индустриальная цивилизация переживает распространение
тоталитаризма. Он приходит везде, где интересы
господства начинают преобладать над производительностью,
сдерживая ее возможности или изменяя
направление их реализации. Поскольку рациональность
господства достигла момента, когда она начинает угрожать
собственным основаниям, людей следует держать
в состоянии постоянной мобилизации, как внешней,
так и внутренней. Необходимо изыскать более действенные
способы ее утверждения, чем когда-либо г.режде.
Но на этот раз не может быть и речи об убийстве
отца, даже "символическом",- ибо у него может не
оказаться последователей.
Механизмы, которыми общество защищается от этой
угрозы, может предоставить "автоматизация" "СверхЯ"1.
Защита состоит в усилении способов контроля не
столько над влечениями, сколько главным образом над
сознанием, ибо, оставленное без внимания, оно может
разглядеть во все более полном удовлетворении по1
См. выше с. 24, 25.
4. Диалектика цивилизации
требностей - подавление. Манипулирование сознанием
описывайтесь в различных исследованиях, посвященных
тоталитарной PI "популярной" культурам: координирование
частной и публичной жизни, спонтанных
и вынуждаемых реакций. Яркие примеры этой тенденции
- индустрия бездумного времяпрепровождения и
триумф антиинтеллектуальных идеологий. Это распространение
контроля на ранее свободные области сознания
и досуг позволяет ослабить сексуальные табу
(весьма важные до этого, так как всеобщий контроль
не мог быть столь эффективным). В сравнении с пуританским
и викторианским периодами сексуальная
свобода сегодня несомненно возросла (хотя и ощутима
реакция против 1920-х). Однако в то же время сексуальные
отношения все более сливаются с социальными,
приводя к гармонии сексуальной свободы и порядка,
построенного на прибыли. Фундаментальный антагонизм
между сексом и социальной пользой (который
является отражением конфликта между принципом удовольствия
и принципом реальности) размывается постепенным
наступлением принципа реальности на принцип
удовольствия. В мире отчуждения освобождение Эроса,
которое полностью отрицает принцип, управляющий
репрессивной реальностью, необходимо оказало бы разрушительное,
губительное действие. Не случайно великая
литература западной цивилизации прославляла
только "несчастливую любовь", выражением которой
стало сказание о Тристане. Его болезненный романтизм,
строго говоря, "реалистичен". В противоположность
разрушительности освобожденного Эроса ослабленная
сексуальная мораль в надежно укрепленной системе
/. Под властью принципа реальности
монополистического контроля сама служит системе. Отрицание
координируется с "положительным моментом":
ночь с днем, мечта с миром повседневного, фантазия
с неудачами. И тогда индивидам, размягченным этой
однообразно управляемой действительностью, становится
ближе не мечта, но день, не сказка, но ее развенчание.
Их эротические отношения превращаются в "свидания"
с чарами, с романтикой, с любимыми рекламами.
Но внутри системы централизующегося и усиливающегося
контроля совершаются крутые перемены, которые
оказывают воздействие на структуру "Сверх-Я",
а также содержание и формы проявления чувства вины.
Но кроме того, они, как нам кажется, обнаруживают
тенденцию перехода к миру абсолютного отчуждения
и беспредельной власти, перехода, подготавливающего
материал для нового принципа реальности.
Происходит ослабление связи "Сверх-Я" с его источником
и, как следствие, вытеснение травматического
опыта отцовства более экзогенными образами. С падением
значения роли семьи в приспособлении индивида
к обществу конфликт "отец - сын" перестает быть конфликтом-моделью.
Причиной тому - фундаментальный
экономический процесс, начавшийся на заре века и
связанный с трансформацией "свободного" капитализма
в "организованный". Независимое семейное предприятие,
а впоследствии и независимое личное предприятие
перестают быть самостоятельными единицами социальной
системы; они втягиваются в крупномасштабные
группировки и ассоциации. В то же время критерием
социальной ценности индивида теперь становятся не
4. Диалектика цивилизации
автономия взглядов и личная ответственность, а стандартизованные
умения и приспособляемость.
Технологическое уничтожение индивида отражается
в упадке социальной функции семьи '. Когда-то это
была семья, которая, плохо или хорошо, воспитывала
и обучала индивида, и потому основные правила и
ценности передавались от лица к лицу, а преобразовывались
индивидуальной судьбой. Разумеется, в Эдиповой
ситуации противостояли друг другу не индивиды,
а "поколения" (звенья рода); но, проходя через Эдипов
конфликт, наследуя его, они становились индивидами
и переносили его в свою индивидуальную историю
жизни. Вырастая в борьбе с отцом и матерью как
личными объектами любви и агрессии, молодые поколения
входили в жизнь общества с побуждениями,
идеями и потребностями, которые были в значительной
степени их собственными. Поэтому формирование их
"Сверх-Я", репрессивная модификация их стремлений,
отказ и сублимация были их личными переживаниями.
И пусть приспособление оставляло болезненные шрамы,
но в жизни, управляемой принципом производительности,
сохранялась сфера личной нонконформности.
Однако теперь, определяемое властью экономических,
политических и культурных монополий, формирование
зрелого "Сверх-Я", по-видимому, минует стадию
индивидуализации: атом рода непосредственно превращается
в социальный атом. Как нам кажется, репрессивная
организация инстинктов совершается коллективно,
1 По вопросу анализа этих процессов см.: StucKen йЬет AutorUSt und
Famlie, red. Max Horkheimer (Paris: Felix Alcan, 1936); Max Horkheimer,
Eclipse of Reason (New York: Oxford University Press, 1946).
1. Под властью принципа реальности
и "Я" проходит через преждевремен.чую социализацию
всей системой внесемейных институтов и их представителей.
Уже с дошкольного уровня прессой, радио
и телевидением навязывается поведенческая модель как
для подчинения, так и для бунта. Наказание же за
отклонения происходит не столько внутри семьи, сколько
за ее пределами и направлено против нее. Распространение
принятых ценностей возложено на экспертов
средств массовой информации, которые обучают стереотипам
как деловым (умелость, стойкость, личностные
качества), так и романтическим. Состязаться с таким
образованием семья просто не в состоянии, и кажется,
что стороны меняются местами: сын знает лучше; в
его лице зрелый принцип реальности противостоит отжившим
отцовским формам. Первый объект агрессии -
отец - позднее становится для нее неподходящей мишенью.
Его власть, как передающего богатство, умения,
опыт, значительно уменьшается; слишком немногое он
в состоянии предложить и, следовательно, немногое
может запретить. Прогрессивный отец - наиболее неудобный
враг и наиболее неудобный "идеал"; но таков
любой отец, который больше не формирует экономическое,
эмоциональное и интеллектуальное будущее ребенка.
Тем не менее, запреты продолжают преобладать, сохраняется
репрессивный хотроль, как, впрочем, и агрессивные
побуждения. Но кто же заменяет отца, против
которого они первоначально были направлены?
По мере того, как господство застывает в объективной
системе управления, образы, направляющие развитие
"Сверх-Я", обезличиваются. Некогда "Сверх-Я" "питали"
фигуры хозяина, вождя, патрона. Принцип реаль96
4. Диалектика цивилизации
поста был представлен их осязаемой личностью: грубой
и милостивой, жестокой и щедрой, вызывающей желание
бунта, и наказующей его. Поддержание порядка
было их функцией, за выполнение которой они несли
личную ответственность. Поэтому уважение и страх
должны были сопровождаться ненавистью к тому, что
было присуще им лично; они были живыми объектами
импульсивных побуждений и сознательных усилий, из
них вытекающих. Но постепенно эти личные образы
"отца" были поглощены институтами власти. С рационализацией
производительного аппарата, ростом числа
функций господство в целом принимает форму администрирования.
И, кажется, что на самой ее вершине
концентрирующаяся экономическая власть становится
анонимной: даже тот, кто находится на самом верху,
выглядит бессильным перед действиями и законами
самого аппарата. Рычаги контроля находятся у служб,
которые контролируют и работодателей, и служащих.
Господство больше не является индивидуальной функцией.
Садисты-начальники, капиталисты-эксплуататоры
превратились в оплачиваемых членов бюрократии, в
лице которых их подчиненные видят представителей
другой бюрократии. Теперь причина страданий, крушений
надежд и бессилия индивида заключается в
высоко производительной и эффективно функционирующей
системе, которая предлагает ему лучшие условия
жизни, чем когда бы то ни было, а ответственность
за организацию его жизни теряется в целом, в "системе",
в общей сумме институтов, определяющих, удовлетворяющих
и контролирующих его потребности. Агрессивный
порыв падает в пустоту, или, скорее, ненависть
1. Под властью принципа реальности
наталкивается на улыбающихся коллег, деловых конкурентов,
предупредительных должностных лиц, готовых
к услугам работников социальных служб - все
они выполняют свои обязанности, и все являются невинными
жертвами.
Таким образом, отражаемая агрессия снова обращается
вовнутрь: вина падает не на подавление, а на
подавляемого. Но вина в чем? Материальный и интеллектуальный
прогресс ослабил силу религии настолько,
что она уже не может быть достаточным объяснением
чувства вины. Агрессивность, повернутая против "Я",
угрожает стать бессмысленной: индивид, лишенный возможности
уединения и, следовательно, способности сопротивляться
манипулированию, не обладает достаточным
"мыслительным пространством", для того чтобы
развить в себе противостояние своему чувству вины,
чтобы жить с собственной совестью. Его "Я" сжалось
до такой степени, что многообразные антагонистические
процессы между "Оно", "Я" и "Сверх-Я" не могут
развернуться в их классической форме.
Тем не менее, вина остается; нам кажется, что она
становится качеством скорее целого, чем индивидов,-
коллективной виной за подвластность казенной системе,
которая расходует и сберегает материальные и человеческие
ресурсы по своему усмотрению. Объем этих
ресурсов можно определить по уровню удовлетворения
человеческих потребностей при рациональном использовании
возможностей производства. Приложив этот
стандарт, можно увидеть, что в центрах индустриальной
цивилизации человек живет в состоянии бедности, как
культурной, так и физической. Большинство клише, с
4. Диалектика цивилизации
помощью которых социология описывает процесс дегуманизации
в сегодняшней масс-культуре, верны, но
нам кажется, что они ведут в ложном направлении.
Регресс не в механизации и стандартизации, но в их
сдерживании, не во всеобщем координировании, но в
сокрытии его за неподлинными свободами, альтернативами,
индивидуальностями. Высокий жизненный стандарт
в мире крупных корпораций ограничителен в конкретном
социологическом смысле: товары и услуги,
покупаемые индивидами, контролируют их потребности
и замораживают их способности. В обмен на удобства,
наполняющие их жизнь, индивиды продают не только
свой труд, но и свое свободное время. Улучшенные
условия жизни - компенсация за всепроникающий контроль
над ней. Люди проживают среди скопления квартир,
имеют частные автомобили и уже не могут ускользнуть
в другой мир. Их огромные холодильники набиты
замороженными продуктами. Во множестве их газет и
журналов продаются те же идеалы. В их распоряжении
многочисленные альтернативы и многочисленные приспособления,
которые все выполняют одну и ту же
функцию: поддерживать их занятость и отвлекать их
внимание от реальной проблемы - сознания того, что
они могут меньше работать и самостоятельно определять
собственные потребности и способы их удовлетворения.
Сегодняшняя идеология покоится на том, что производство
и потребление воспроизводят и оправдывают
господство. Однако их идеологический характер не отменяет
реальности предлагаемых ими выгод. Репрессивность
целого состоит в значитель
...Закладка в соц.сетях
