Жанр: Философия
Западная философия культуры XX века.
...го американца "хорошим обитателем третьего мира"
будет тот, кто живет по западным стандартам, обитатель мертвой
культуры'^. Американизм губителен, поде Бенуа, и по отношению
к европейской культуре, навязывая ей собственные меркантильные
стандарты. Одновременно он обвиняет в том же "грехе"
и марксистскую теорию социального развития^.
Декларируя свою враждебность христианству, либеральному
и марксистскому подходу к обшественному развитию, де Бенуа
отстаивает наличие в истории отдельных несоизмеримых друг с
другом культур. Он по сути повторяет давно известные
шпенглерианские положения, придавая им новое звучание:
Европа и каждая из культур третьего мира должны бороться
против нивелирующих их самобытность стандартов наступающего
американизма, культа погони за материальными благами.
При этом совсем не отвергается возможность широких культурных
контактов: "Именно сохранение множественности культур
делает возможным и, наконец, закономерным их взаимообмен
и диалог между ними" ^ Нельзя принять вытекающие из полемики
сиудео-христианской традицией аргументы де Бенуа против
рассмотрения истории как единого процесса, его крайний
^Benoist A. de. Europe, Tiers monde, rnemecombat.P.,1986,p.11.
2 ibid., p. 102.
^ Ibid., p. 96.
антипрогрессизм, но он ставит серьезный вопрос о сохранении
своеобразия отдельных культур, недопустимости нивелировки
такового.
Философия "новых правых" не случайно получает довольно
весомое звучание в период все новых и новых завоеваний НТР:
консервативные теории - своеобразный негативный ответ на
экспансию научной рациональности во всех областях жизни и
культуры. Ностальгия по традиционным ценностям, задающим
самотождественность отдельных культур, - питательная среда
для неоконсервативных по своей окраске проявлений утопического
сознания. Повелевский Блумрок уверенно шагает по
почве, где очевиден упадок культурной самобытности, экспансия
массовой культуры. Но вопреки "новым правым", да и консервативному
сознанию вообще, одно лишь обращение
к прошлому не даст решения современных проблем. Человечество
едино, а, следовательно, определенные общие стандарты
научно-технической и социально-экономической рациональности
неминуемо транслируются через преемственность
социального опыта, ассимилируются в условиях различных
общественных и культурных систем. Проблема состоит в их
совмещении с рациональными и ценностными стандартами
отдельных культур, гуманистической рациональностью, диктуемой
необходимостью утверждения нового мышления на
мировой арене в сложной современной ситуации. Урден
справедливо замечает, что было бы невозможным, например,
заставить сегодня развивающиеся страны отказаться от обращения
к достижениям НТР\ Сохранение культурной самобытности
невозможно без учета реалий наших дней, отгородиться от
которых шорами ностальгии по прошлому просто невозможно,
да и небезопасно. Плюрализм общественных организмов, культур
может восторжествовать лишь через решение общечеловеческих
проблем. Универсалистское видение истории, вопреки де Бенуа
и его исследователям, - не злокозненное порождение иудеохристианской
традиции, а закономерное требование нового
мышления.
"Новые правые" полагают, что итогом их полемики
против стандартов рациональности, задаваемых иудео-христи^
Hourdin С. Ор. cit., р. 69.
анской традицией, должно стать осознание культурной самобытности
Европы, ее возвращение к языческим корням. "В момент,
когда Западная Европа кажется призванной к политическому
единству, в момент, когда европейская тема задает сюжет все
более длительных дискуссий, было бы хорошо, чтобы европейцы
осознали, что должное объединить их в будущем составит
всего-навсего лишь сообщество, которое изначально их уже
объединяло'^, - пишет де Бенуа в программном документе
"новых правых" "Майастре". В приведенных строках ясно, что
речь идет о политическом объединении Западной Европы,
которое, по де Бенуа, призвано способствовать ее противостоянию
как американизму, так и коммунистической угрозе,
которая нынче утрачена для аргументации подобной позиции.
Органическое единство культуры должно, стало быть,
выкристаллизовываться через противоборство с внешними
провозглашаемыми чуждыми западноевропейцам силами.
Одновременно декларируется важность преодоления тех
культурных влияний, которые привносятся на европейскую почву
переселенцами из развивающихся стран. "Комплекс чужака",
подлежащий сегодня искоренению во всех сферах общественно-политической,
культурной жизни отчетливо проявляется на
фоне построений "новых правых". В настоящее время
действительно идет интенсивный процесс экономической,
политической и культурной интеграции Западной Европы, весьма
болезненны симптомы резкого старения ее населения и притока
переселенцев из иных регионов мира, но западноевропейцы не
могут отгородиться стеной от всего окружающего мира. Через
контакты с иными странами и народами, создание единого европейского
дома могут быть разрешены и насущные социальные
проблемы Западной Европы. Любые формы изоляционизма,
пропаганды собственной культурной исключительности ведут в
тупик. Сочетание стремления к самобытности и одновременно
мозаичность - две важнейшие современные тенденции
эволюции культуры.
Можно понять де Бенуа и других "новых правых", когда
они высказывают свое тотальное неприятие культу постоянной
погони за материальными благами, вытекающему из самой
природы "вешных отношений". Каковы же предлагаемые ими
^ Benoist A. de. I/Europe retrouvee. - Dans: Maiastra. Renaissance de l'Occident?P..1979,p.
295.
средства борьбы против него? "Новые правые" считают, что
исправить ситуацию может "культурреволюция справа", несущая
западноевропеииам утраченные ими языческие ценности,
приводящая к утверждению нового типа рациональности.
Индоевропейские боги, как подчеркивает Ж.Дюмезиль,
покровительствуют отправлению сакральных действий, военной
деятельности и экономике^. Причем ценности последней отнюдь
не являются решающими. "Новые правые" говорят, что западноевропейское
общество и культура вернутся к утраченным
индоевропейским корням, если будет восстановлен примат
религии и политики над экономикой, завешанный древними^. Но
кому надлежит пестовать ростки нового ценностного сознания,
нетрадиционной рациональности, провозглашаемого идеала
"неоязыческого гуманизма"? Из уст "новых правых" звучит
ответ: культурной элите, нарождающимся сверхлюдям.
Заявляя, что гармония, органическое единство общественной
жизни и культуры могут стать результатом творческих усилий
элиты, "новые правые" неминуемо должны высказать и
собственные политические взгляды. Их антиэгалитаризм имеет
своей оборотной стороной лозунг установления сильной власти
избранных людей. По вопросу о власти они фундаментально
расходятся с другим влиятельным направлением французской
мысли наших дней - "новой философией". Если "новые
философы" говорят о "патологии власти" в истории человечества,
не видят радикального пути общественных преобразований,
ибо любое политическое руководство трактуется как радикальное
зло, то "новые правые" занимают диаметрально противоположные
позиции - они за господство творческой элиты. В результате
звучат взаимные резкие обвинения, а де Бенуа и ведущий теоретик
"новых философов Б.-А. Леви отказываются при встрече от
рукопожатия, демонстрируя раскол в лагере консерваторов^.
Католические философы прямо говорят о своем неприятии
политических идей "новых правых", видя в них угрозу
демократическим традициям, на базе которых, с их точки зрения,
единственно возможно сплочение западноевропейцев^.
' ДюмезильЖ. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986, с. 25.
- Pauwels L. La crise des ideologies.- Dans: Malastra, p. 34.
^ BenoistA. de. Les idees a l'endroit, p. 12.
* Hourdin G. Reponse a la "nouvelle droite". P., 1979, p. 179.
Понятно, что сложившаяся ситуация побуждает "новых
правых" определить свое отношение к демократии. Открытый
антидемократизм блумроковского чекана привел бы к полной
дискредитации их программы, а поэтому "новые правые"
развивают собственное понимание демократического правления.
А.де Бенуа заявляет, что либеральное истолкование демократии
противоположно античному и ведет в тупик. Либеральные
демократии, на его взгляд, имеют своим источником христианский
индивидуализм, дух англосаксонского протестантизма и
рационализма эпохи Просвещения. "Либерализм и демократия",
- рассуждает он, - нетождественны. Демократия - это
"власть", то есть форма политического господства, в то время
как либерализм - идеология ограничения любой политической
власти. Демократия основывается на народном суверенитете,
либерализм - на правах индивидуума"^. Либеральная демократия
не устраивает де Бенуа в том отношении, что здесь
суверенитет переходит от народа к его избранникам, тогда как
подлинно демократическое правление предполагает выражение
неотчуждаемой воли народа через выбираемых кандидатов.
Демократия задает, на его взгляд, органическое единство
общества только тогда, когда есть соучастие всего народа в
определении своей судьбы. Конкретный механизм такого демократического
соучастия представляется де Бенуа реализуемым
через проведение плебисцитов по важнейшим вопросам^. Только
так на арене европейской истории может появиться желаемая
им новая элита.
В построениях де Бенуа намеренно обходится вниманием
вопрос о том, какие социальные силы могут сегодня способствовать
демократизации жизни Западной Европы. Молчаливо
предполагается, что ревнителями народных традиций являются
только консервативно ориентированные деятели; политики иного
плана попадают в когорту негативно оцениваемых либералов,
ратующих не за суверенитет народа, а за права человека.
Либерализм во многом способствовал становлению механизма
демократии, и совершенно не ясно, как де Бенуа хочет уйти от
его наследия. Вряд ли будут иметь успех его атаки
" BenoistA. de. Demokratie: Das Problem. Tubingen, 1986, S. 119.
^ Ibidem, S.110.
на либеральные гарантии прав человека, ибо без их наличия
^ереализуем и план последовательного проведения в жизнь
плебисцитарной демократии, содержащий, если освободить его
от неоконсервативной интерпретации, немало положительных
моментов. Всенародные обсуждения, да и весь демократический
механизм в странах Западной Европы вряд ли будут способствовать
сегодня подъему к вершинам власти неоязыческой
элиты. Сейчас на популярность скорее могут рассчитывать более
простые варианты консервативной идеологии. Сомнительно,
чтобы политический успех в ближайшее время ожидал Блумрока,
но сочинения "новых правых" все же влияют на иные идеологические
направления консервативной окраски. Парадоксальна
сама апелляция поклонников Ниише из рядов "новых правых" к
идее демократии: их философский кумир пытался освободить
сверхчеловека от уз христианской морали и права, а они, вопреки
антиэгалитарным декларациям, выводят его на суд масс, включают
в орбиту регулирования юридических норм с присушим им
формальным нивелированием всего исключительного, а значит,
и "сверхчеловеческого", обрекают на возможное политическое
фиаско. Сверхчеловек вводится в сферу человеческого, да того
самого человеческого, против которого восстают "новые
правые"...
"Культурреволюция справа", притязающая на "переоценку
всех ценностей", утверждение "неоязыческого гуманизма" и
неотрадиционного типа рациональности, терпит закономерное
теоретическое фиаско: консервативный нигилизм оказывается
несовместимым с обоснованием условий создания подлинно
гуманистической культуры, столь необходимой в наши дни
человечеству. В полемике с католическими авторами "новые
правые" весьма остро подмечают дефекты христианского универсализма,
необходимость гибкого подхода к многообразию
сосушествуюших культур в эволюции общества, но предлагаемое
ими видение будущего отмечено дефицитом понимания общечеловеческих
проблем. Сегодня как никогда ранее становится
очевидным, что люди, живущие на Земле, объединены единой
судьбой и в условиях различных неповторимых культур должны
в интересах сохранения мировой цивилизации руководствоваться
обшегуманистическими целями. А ведь именно эти идеи были
наиболее последовательно развиты европейской гуманистической
традицией, сопутствовавшим ей типом рациональности. Католические
философы предлагают трактовку проблемы гуманистических
начал культуры, которая более созвучна задачам, стоящим
перед живущими на планете в ядерный век: они проводят мысль
об универсальной ценности человека и человеческого рода,
важности ориентации общественного, культурного развития на
совокупность общечеловеческих ценностей. Полемика "новых
правых" и католических авторов заставляет вновь задуматься о
духовных истоках европейской и мировой культуры, положительном
и отрицательном в традиции прошлого, сохраняющем
свое влияние и поныне. Она несет на себе печать событий,
волнующих людей в конце XX века.
Итоги дискуссии "новых правых" и католических мыслителей
выявляют настоятельную необходимость решения проблемы
"гуманистическая культура и рациональность" в духе нового
мышления. Человечество сегодня не может не ориентироваться
прежде всего на гуманистическую рациональность. Ей должны
быть подчинены стандарты научно-технической и социальноэкономической
рациональности в различных социокультурных
системах. Совокупность ценностей, уникальная рациональность,
порождаемая отдельными культурами также немыслима вне
стереотипов мысли и действия, устремленных к общегуманистическим
целям. В такой перспективе возможно разрешение
глобальных и частных проблем, занимающих сегодня людей в
непростых условиях второй половины XX века.
5. Философия сопротивления
"Новая философия" - заметное явление в панораме
французской мысли 70-80-х годов. Само ее имя несет в себе
притязание на нетрадиционный стиль философствования,
критику стереотипов решения мировоззренческих проблем,
которые принимались в классической традиции западной
философии за незыблемые и не нуждающиеся в пересмотре.
Сделав центральным предметом своего анализа "патологию
власти в истории", А. Глюксман, Ж.-П. Долле, К. Жамбе,
Г.Лардро, Б.-А. Леви и другие "новые философы" пытаются посвоему
истолковать задачи философии, обрести такой способ
ее самовыражения, какой необходим, на их взгляд, для того,
чтобы запечатлеть трагический путь, пройденный человечеством,
стоящим сегодня перед перспективой вселенской катастрофы.
Можно и нужно всесторонне рассматривать социальную обусловленность
и итоги предпринимаемых ими усилий, но важно прежде
всего понять, почему за изысками эссеистической формы их
сочинений скрывается искренняя горечь и боль, ощущение
драматизма современной ситуации, а также обращение к абсолютным
религиозно-нравственным ценностям - тем ориентирам,
которые казалось бы никак не вытекают из стремительного
концептуального вихря, низвергающего устоявшиеся представления,
несущего в себе пафос тотального отречения от
традиционного типа философского дискурса^.
Для сторонников "новой философии" свойственна прямая
апелляция к корпусу идей иудео-христианской традиции, в
которой они видят своеобразное предвосхищение собственного
отношения к миру. Г.Лардро и К.Жамбе подчеркивают, что "в
христианстве в течение веков выражалась культурная революция,
странную схожесть которой с нашей стороны мы выявим,
мечта, прослеживаемая нами, страсть, отмечаемая нами"^.
Аналогичные мысли рождаются в работах и других "новых
философов", ищущих религиозно-нравственную опору для своих
философско-мировоззренческих построений. Они составляют
прямую оппозицию неоязычеству "новых правых", имеющему
достаточное число приверженцев не только во Франции, но и в
других европейских странах. Зачастую "новые философы" и
"новые правые" рассматриваются как выразители неоконсервативной
идеологической ориентации, но при этом отнюдь
не следует путать окраску этих двух типов консерватизма:
воззрения "новых философов", появившиеся в качестве итога
разочарования леворадикальной интеллигенции в собственных
целях и идеалах, совсем не утеряли пафоса общечеловеческого
универсализма, пророческого видения динамики истории, в то
время как "новые правые" взывают к культурной самотождественности,
утраченным духовным корням, необходимым
' См.: Каграманов Ю.М. Метаморфозы нигилизма. М-,1986; Кутасова ИМ.
Антифилософия "новой философии". М" 1984.
^ Lardreau С., jambet Ch. L'ange. P., 1976, p. 11.
именно западноевропейцам для борьбы с экспансией нивелирующей
всеобщности либерального и марксистского взгляда на
общественное развитие. Отсюда и обращение к двум радикально
отличным друг от друга религиозно-мифологическим основаниям
философской рефлексии.
Полемика "новых философов" с неоязычеством "новых
правых", их тяготение к ценностям иудео-христианской традиции
и вера в казалось бы невозможное торжество общегуманистических
начал в современной культуре с наибольшей полнотой
запечатлеваются в сочинениях Бернара-Анри Леви (р.1949),
известного не только философам-профессионалам, но и
широкому кругу читателей, которым адресованы его публицистические
и художественные произведения. Им написаны
следующие книги: "Варварство с человеческим лицом" (1977),
"Завет божий" (1979), "Принципиальные вопросы" (1983),
"Принципиальные вопросы - два" (1986), "Похвала интеллектуалам"
(1987) и др. Доминантная направленность философии
Леви, ее пафос заключается в поиске ценностных оснований для
борьбы со злом, всепроникаюшим отчуждением, попирающим
все подлинно человеческое.
Построения Леви и других "новых философов" рождаются
в том же идейном поле и перед лицом тех же проблем, что и
декларации антихристиан из рядов "новых правых": кризис
западноевропейского гуманизма, классического рационализма
и различных историцистских схем с сопутствующими им
утопическими проектами - предмет неустанной критики
сторонников обоих направлений, которые приходят, однако, к
диаметрально противоположным выводам. "Новые правые"
рассматривают все эти феномены как плод своеобразного
склероза, разъедающего западноевропейскую культуру в силу
ее связи с иудео-христианскими корнями, и их чаяния ориентированы
на веру в появление генерации сверхлюдей, несущих
в себе языческую силу, той элиты, чьи деяния помогут забыть об
общечеловеческих ценностях, но зато воссоздадут культурное
единство Европы, отринувшей собственную многотысячелетнюю
историю. Иное дело искания Леви и его единомышленников:
здесь развенчивается новоевропейское истолкование культурноисторического
процесса как несущего неуклонное торжество
гуманистических начал, разума и справедливости в истории,
порицается уповавшая на него "ангажированная" интеллигенция,
но отнюдь не снимается вопрос о примате общечеловеческого в
жизни людей. Провозвестники появления "хомо барбарус"
рассуждают о гибели "старого" и восходе "нового" языческого
гуманизма, "новые философы" при всем их историческом
пессимизме, трагических умонастроениях знают лишь один
гуманизм - основанный на вере в человека как высшую
ценность, предполагающий универсальную значимость человеческого
рода. Наверное, они не стали бы оспаривать существование
иных, отличных от иудео-христианских, гуманистических идей,
но при этом им кажется совсем неправомерным отвержение
библейских заветов, которые питали европейскую духовную
культуру средневековья и Нового времени. Потому-то одновременно
с признанием гибели гуманистических ценностных
оснований европейской культуры Леви и другие сторонники
"новой философии" лелеют казалось бы невозможную веру в
их спасение. "Теоретический антигуманизм" на^поверку оборачивается
апологией гуманистических ценностей, ишушей опору в
текстах Ветхого и Нового заветов.
В своем понимании культурно-исторического процесса
"новая философия" синтезирует воззрения Ф.Ниише, теоретиков
экзистенциализма, Франкфуртской школы, "микрофизику
власти" М.Фуко. Она прежде всего принимает на вооружение
утверждение Ницше о том, что в основе всего существу юшего
лежит "воля к власти". Пульсация волевых начал виделась ему
полагающей реальность и этот тезис полностью разделяют "новые
философы". Для Леви власть составляет суть тех феноменов,
которые доступны постижению: "Власть, говоря иными словами,
не является словом или образом, она не тождественна иллюзии
или фантасмагории: она обладает подлинной субстанцией, она
есть сама эта субстанция или основание этой субстанции"^.
Власть объективируется в определенных социокультурных формах,
запечатлевается в языке. Эта тема подробно прорабатывается
в постструктурализме Фуко, которого Леви и его
последователи также избирают в учителя. Леви подчеркивает,
что у Фуко "археология познания никогда не была чем-либо иным
как другим лицом генеалогии власти"^. Теоретик постструкту^
LevyB.-H. Labarbarieavisagehumain. P., 1985, p. 22.
^LevyB.-H. Questions deprincipedeux. P., 1986, p. 38-39.
рализма видится Леви человеком, углубившим идеи Ниише на
новом методологическом базисе, позволяющем проследить "генеалогию
власти" в истории, выявить источник все возрастаюшего
отчуждения человека, подчиняющего его устремления стихие
анонимной социальности. Поиск генеалогии современного
кризисного состояния, его генетических корней ведется многими
западными философами, отрицающими историческую необходимость,
в духе наследия Ниише. Но если "новые правые"
принимают лейтмотив ницшеанской "генеалогии морали",
связанный с обличением иудео-христианскои традиции и
призывом превзойти ее в сверхчеловеческом порыве, который
даст "воле к власти" новоязычески инспирированные политические
формы, то "новые философы" выступают с осуждением
"патологии власти" вообше - никакая власть, на их взгляд, не
способна стать силой, ведущей человека к полному снятию вериг
отчуждения. Генеалогия власти у Леви отнюдь не несет в финале
нагрузки оправдания какого-либо идеала будущего, ей чужд
оптимизм неоязычества, взывающий к сверхчеловеку.
Отчаявшийся леворадикал, не верящий в устранение
"патологии власти", может стать консерватором, принимающим
существующее как наименьшее из зол, но при этом способен и
сохранить пафос тотальной критики любых проявлений социальной
жизни, говорить о необходимости либеральных по своему
духу перемен. Своеобразный консервативно-либеральный
синдром отличает творчество Леви: пережив "красный май"
1968г., крах левого экстремизма последующего периода, он
становится антирадикалом, но это отнюдь не означает принятия
эскейпизма - ухода в "башню из слоновой кости", отречения
от мира, а, напротив, предполагает гибкую реакцию на все
происходящее в нем, оценку всех событий с точки зрения того,
что они несут для судеб личностного развития. Потому-то
понятно и родство взглядов Леви с тональностью рассуждений
представителей Франкфуртской школы и экзистенциализма: он
не принимает безмолвного поклонения необходимому злу - любым
сложившимся социальным структурам, призывает к постоянному
стремлению обрести невозможную свободу. Пожалуй,
можно сказать, что пафос экзистенциального философствования
устойчиво преобладает у Леви и других "новых философов":
сложившимся структурам, социокультурным формам противостоит
свободный человек, наделенный даром критической
рефлексии и способный всегда сказать "нет". Но тогда встает
вопрос: не будет ли это "нет" простым симптомом негативного
миропостижения, не несушим никакого утверждения? Вся
история эволюции экзистенциальной мысли - поиск позитивных
ориентиров человеческой свободы, тех иенностно-иелевых ориентиров,
во имя которых человек должен действовать. Ее уроки
не ушли от внимания "новых философов", ишуших опору деяниям
людей в мире, где казалось бы следовало оставить все надежды.
Фантом власти, опустошающий души людей, превращающий
их в испепеленную пустыню, видится Леви обретающим все
большую и большую силу по мере забвения Бога и высших его
ценностных определений - Истины, Красоты и Блага. Если
Ницше был, на его взгляд, провозвестником "смерти Бога" в
европейской культуре, то именно Достоевский прочувствовал и
осмыслил итоги этого процесса, показав, что обезбоженность и
вседозволенность шагают рука об руку вместе, предполагая друг
друга. "Пусты ли небеса без Бога? Полны, столь полны его отсутствием,
этим великим молчаливым отсутствием, более требовательным,
нежели всякое присутствие. Освобожденный безбожник?
Никогда мы не были столь мало свободны, как с того
времени, когда мы более не верим" \ - заключает Леви. Свобода,
таким образом, выступает как подлинная, позитивная, лишь если
она устремлена к высшим ценностям. Леви остро ощущает дефицит
общечеловеческих ценностных начал в современном
мире, и это придает силу его построениям, хотя вряд ли дегуманизация
европейской культуры может быть понята лишь в
качестве итога утраты ею религиозных корней. Скорее сама
"смерть Бога" - часть эволюции постренессансной культуры,
в которой продукты деяний индивида, упоенного процессом
переделки мира, восстали против своего творца, не желающего
задумываться о "последних основаниях" и устремленного только
к достижению любой иеной немедленных результатов.
Отсутствие тяготения к высшим ценностным основаниям
культуры, имеющим общечеловеческое значение, как справедливо
подмечает Леви, зачастую оборачивается своеобразной
сакрализацией явлении истории. В этом смысле особенно
^ LevyB.-H. Le testament de Dieu. P., 1979, p. 108.
симптоматичны реалии XX столетия, когда псевдоиенности становятся
объектом буквально языческого поклонения - идолами,
заслоняющими собой все подлинное, необходимое для сушествования
целостности человеческого рода: "Это религиозный век,
более религиозный без сомнения, нежели какой-либо другой, но
отмеченный языческой религией, боги которой, "идолы из камня
и дерева", именуются Государством, Природой, Лагерями или
Партией...Партией?"^ Можно было бы упрекнуть французского
философа за излишнюю абстрактность постановки проблемы,
но в действительности за подобной предельной широтой обобщений
видится опора на трагический опыт нашего столетия с
кошмарами двух мировых войн, кровавой тир
...Закладка в соц.сетях
