Жанр: Философия
История философии: запад, Россия, восток 3.
... ее к разложению и
гибели. В этом огне обновляется наше религиозное государственное
служение, отверзаются наши духовные зеницы, закаляется наша любовь
и воля. И первое, что возродится в нас через это, будет религиозная
государственная мудрость восточного Православия и особенно
русского Православия. Как обновившаяся икона являет царственные
лики древнего письма, утраченные и забытые нами, но незримо присутствующие
и не покидавшие нас, так в нашем новом видении и волении
да проглянет древняя мудрость и сила, которая вела наших предков
и страну нашу святую Русь! "^ Эти слова, которыми открывается
работа Ильина "О сопротивлении злу силою", можно считать эпиграфом
ко многим другим его сочинениям. Его точка зрения совпадала с
позицией многих тогдашних русских интеллигентов. Но ведь сама интеллигенция
распространила в народе различные виды идеологических
стереотипов и предрассудков, которые обернулись глубочайшим
кризисом России. Одним из таких предрассудков Ильин считал философию
непротивления силе Льва Толстого. Это было вовсе не просто
- решиться на нелицеприятную критику самого Толстого и его
последователей с их поистине всероссийским авторитетом и поклонением.
Причем Ильин написал не памфлет, а научное исследование,
где взгляды Толстого разбираются последовательно, где, собственно,
нет ни одного обвинения, которое не было бы подтверждено цитатами.
В общем оценка толстовства такова: проповедовался, говорит Ильин,
"наивно-идиллический взгляд на человеческое существо, а черные
бездны истории и души обходились и замалчивались. Производилось
неверное межевание добра и зла: герои относились к злодеям; натуры
безвольные, робкие, ипохондрические, патриотически мертвенные,
противогражданские - превозносились как добродетельные. Искренние
наивности чередовались с нарочитыми парадоксами, возражения
отводились как софизмы; несогласные и непокорные объявлялись
людьми порочными, подкупными, своекорыстными, лицемерами"^. Так
случилось, продолжает Ильин, что учение графа Льва Толстого и его
последователей привлекало к себе "слабых и простодушных людей и,
придавая себе ложную видимость согласия с духом Христова учения,
отравляло русскую религиозную и политическую культуру"^.
В чем же конкретно видел Ильин недостатки и коренные пороки
толстовского учения? Ильин оговаривался, что о непротивлении злу в
буквальном смысле этого слова никто не думает; и нет сомнения, что
Толстой и примыкающие к нему моралисты не призывают к полному
непротивлению, потому что это было бы равносильно добровольному
нравственному самоуничтожению. Идея их, разъясняет Ильин, состоит
в том, что борьба со злом необходима, но "ее целиком следует
перенести во внутренний мир человека, и притом именно того человека,
который сам в себе эту борьбу ведет... Непротивление, о котором
они пишут и говорят, не означает внутреннюю сдачу и присоединение
ко злу; наоборот, оно есть особый вид сопротивления, т. е. неприятия,
осуждения, отвержения и противодействия. Их "непротивление" означает
противление и борьбу; однако лишь некоторыми, излюбленными
средствами. Они приемлют цель преодоления зла, но делают своеобразный
выбор в путях и средствах. Их учение есть учение не столько
о зле, сколько о том, как именно не следует его преодолевать"^.
Ильин подчеркивает, что в принципе идея непротивления злу -
не изобретение самого Толстого: он следует в этом традиции христианства.
Толстовство ценно тем, что страстно борется против увеличения
зла в мире, против того, чтобы на зло отвечали еще большим
злом. Вполне оправданный принцип подобных учений состоит в следующем:
надо воздержаться от ответа насилием на насилие настолько,
насколько воздержание в принципе возможно. Вместе с тем в своей
полемике Ильин не ограничивается подобными верными призывами,
показывая, сколь сложен и многозначен вопрос о насилии. Между тем
Толстой и его школа употребляли термины "насилие" и "ненасилие"
расплывчато и неточно. Они по сути дела смешали самые различные
виды насилия с формами принуждения, самопринуждения, понуждения
Ильин предложил оригинальное и богатое оттенками различение
целой гаммы понятий, которые связаны с проблемами
зла, насилия и ответа на зло. "Они, - отмечает Ильин, имея
в виду толстовцев, - говорят и пишут о насилии и, выбрав этот неудачный,
отвращающий термин, обеспечивают себе пристрастное и
ослепленное отношение ко всей проблеме в целом. Это и естественно:
нет даже надобности быть сентиментальным моралистом, для того чтобы
на вопрос о "допустимости" или "похвальности" озлобленного безобразия
и угнетения ответить отрицательно. Однако эта единственность
термина укрывает за собой гораздо более глубокую ошибку: Лев Николаевич
Толстой и его школа не видят сложности в самом предмете.
Они не только называют всякое заставление - насилием, но и отвергают
всякое внешнее понуждение и пресечение как насилие"^.
В концепции же Ильина насилие отличено от "заставления", от
"понуждения", от "пресечения". И это отнюдь не терминологические
ухищрения. Из дальнейшего анализа становится ясно, что в действии
волевой силы, согласно Ильину, можно различить действие свободное
и такое, которое является "заставляющим", т. е. уже не полностью
свободным. Но при этом определенная свобода в "заставляющем" действии
тоже присутствует: мы можем сами заставить себя делать чтолибо
в борьбе со злом или во имя добра. Бывает также в этом заставляющем,
понуждающем действии и внешнее "заставление" других.
Ильин даже разрабатывает схему самых разных форм "заставления".
Внутреннее и внешнее "самозаставления" делятся на психические
и физические. Существует различие между достаточно свободным,
. убеждающим "заставлением" других, понуждением других и насилием
над другими. Это-то, согласно Ильину, и не заметили толстовцы. А
ведь такое воздействие в смысле понуждения входит в формулу зрелого
правосознания. Ильин специально разбирает вопрос и о таком
воздействии на других людей, которое удерживается на грани принуждения.
Однако могут сложиться такие ситуации, когда избегнуть
такого принуждения невозможно. Нельзя избегнуть физического воздействия
на зло. Ильин приводит такой пример: что ответит моралист
себе и Богу, если при изнасиловании ребенка озверелыми злодеями,
располагая оружием, он предпочтет уговаривать этих злодеев, тщетно
взывая их к любви и тем самым предоставив злодейству совершиться?
Или он допустит здесь исключение?
У Ильина есть еще одно очень важное и серьезное возражение в
адрес Толстого и толстовцев: когда моралист, отстаивающий идеи непротивления,
подходит к государственной, правовой и политической
жизни, то здесь перед ним простирается сфера сплошного зла, насилия,
грязи. И нет тут, не может быть никакой сферы (так, по крайней
мере, интерпретирует Ильин толстовцев), где можно вести речь о правосознании,
о различных нормальных, цивилизованных способах жизни.
Духовная необходимость и духовная функция правосознания от
моралиста совершенно ускользают. Вместе с отвержением права отвергается
и "все оформленные правом установления, отношения или
способы жизни: земельная собственность, наследование, деньги, которые
"сами по себе суть зло"; иск, воинская повинность; суд и приговор
- все это смывается потоком негодующего отрицания, иронического
осмеяния, изобразительного опорочения. Все это заслуживает в
глазах наивного и щеголяющего своей наивностью моралиста только
осуждения, неприятия и стойкого пассивного сопротивления"^.
Это очень важный момент, действительно характеризующий российское
моралистическое сознание. Дело здесь не только в том, справедливо
или несправедливо прилагается обвинение к учению Льва
Толстого. Это вопрос более сложный, заслуживающий специальных
обсуждений. Для жизни российского общества веками было характерно
недоверие к правосознанию, к повседневной государственной жизни,
к самозащите человека, к формам правозащитной и судебной деятельности.
Все, что связано с обычной жизнью и ее устроением, подвергается
как бы "негодующему отрицанию". "Сентиментальный моралист,
- пишет Ильин, - не видит и не разумеет, что право есть
необходимый и священный атрибут человеческого духа; что каждое
состояние человека есть видоизменение права и правоты; и что ограждать
духовный расцвет человечества на земле невозможно вне принудительной
общественной организации, вне закона, суда и меча. Здесь
его личный духовный опыт молчит, а сострадательная душа впадает в
гнев и в "пророческое" негодование. И в результате этого его учение
оказывается разновидностью правового, государственного и патриотического
нигилизма"^ Это сказано очень сильно, во многом справедливо
и до сих пор звучит актуально.
Особая правота концепции Ильина - в защите правового государства
и спокойствия граждан. Правовое государство вынуждено применить
силу для того, чтобы, скажем, противостоять тоталитаризму,
фашизму, угрозе гражданской войны. Ильин имел в виду, конечно,
оправдание вооруженного сопротивления белой власти, белой гвардии
коммунистического режиму. Но дело было не только в этом. Пока
не уничтожена война, нужно всячески стремиться к ее преодолению.
Тут Толстой и толстовцы правы. Но Ильин показывает, насколько в
неравном положении оказывается наглое, авторитарное, фашистское
насилие, не знающее никаких препон и пределов, не ценящее человеческую
жизнь, с одной стороны, - и либеральное, мягкое правление,
которое связывает себя установлениями права, с другой стороны. Это
одна из глубочайших дилемм и трагедий социальной жизни XX в. Что
делать: поддаваться фашизму, его наглости, его неправовому натиску?
Или здесь возможны какие-то меры, решения, ограниченное, опирающееся
на закон использование силы - с надеждой, что ее применение
будет самым минимальным? Оправдано ли силой погасить небольшой
очаг потенциальной гражданской войны во имя того, чтобы
она не заполыхала над всей страной и не переросла в войну мировую?
Сегодня это и вопрос о возможной мере принуждения и насилия над
терроризмом. Итак, ставятся животрепещущие вопросы, и многие
вспышки гражданских, националистических, религиозных войн в нашем
столетии показывают, насколько не устарел спор выдающегося
философа Ивана Ильина с великим писателем Львом Толстым.
"ПУТЬ ДУХОВНОГО ОБНОВЛЕНИЯ"
"Путь духовного обновления" (1937) - философский труд Ильина,
который посвящен проблемам веры, любви, свободы, совести, семьи,
Родины, национализма, правосознания, государства, частной собственности.
Вот эти категории Ильин и поставил в центр своего страстного
исследования, вернее, даже не исследования, а доверительного
разговора с читателями.
Совсем неслучайно разговор начинается с веры. Разбирая проблему
истины и проблему веры, Ильин с самого начала констатирует:
человек и человечество оперируют множеством истин. Мы знаем таблицу
умножения, геометрические теоремы, химические формулы, географические
данные, установленные исторические факты, законы логики.
Мы исходим из того, что они верны, спокойно пользуясь ими,
применяем их в жизни. Но одно дело знать истину, а совершенно
другое - верить во что-то. Есть истины холодные, они как бы не
имеют отношения к нашей душе. Но есть такие истины, которые человек
считает самым главным в своей жизни. И вот когда устанавливается
такое отношение между знаниями, то мы и говорим, что обладаем
верой. Здесь реальный центр твоей жизни, тут твоя любовь, твое служение,
тут ты идешь на жертвы, пишет Ильин. Здесь твое сокровище,
а где сокровище твое, там и сердце твое, там и вера твоя. Вера, убежден
Ильин, живет в каждом человеке, но иногда она просто дремлет в
человеческой душе. Но вот случается жизненная буря, раненая душа
пробуждается ото сна. И в кратчайшее время жизнь человека коренным
образом изменяется. Он начинает понимать, что надо выбирать,
нужно служить какой-то ценности.
В книге Ильин анализирует различные виды веры. Во что
может верить человек? Например, только в чувственные наслаждения
- и тогда его можно считать всего лишь наслаждающимся животным.
Он может верить в деньги, власть - и тогда душа его "высыхает".
Ильин предлагает различать, пользуясь возможностями русского языка,
два состояния: когда люди верят, сознательно или бессознательно,
злобно или добродушно, сильно или слабо - или когда люди веруют.
Например в карты, сны, гадания, астрологические гороскопы верят, а
в Бога и во все божественное веруют. Специально разбирается вопрос
о том, все ли заслуживает веры. На него Ильин отвечает: нет, далеко
не все. Он изучает проблему знания и веры, приводит множество выписок
из сочинений ученых различных времен и народов, чтобы показать
- все они так или иначе веровали в Бога и надеялись найти
Бога, выстраивая картину мира.
Согласно Ильину, последняя основа, творческий первоисточник
всей духовной культуры есть божественное в нас, даруемое нам в откровении
живым и благим Богом, воспринимаемое нами посредством
любви и веры и осуществляемое нами в качестве самого главного и
драгоценного в жизни. Целая глава книги "Пути духовного обновления"
посвящена проблеме любви, которую Ильин очень тесно связывает
с верой, превознося именно духовную любовь, любовь человека,
которая возвышает его и делает духовным существом.
Главу своей книги Ильин посвящает свободе. Он различает внешнюю
свободу и свободу внутреннюю. Что значит свобода? - спрашивает
Ильин. Какая свобода имеется в виду? Свобода от чего и ради
чего? Конечно, свобода важна для человеческого общежития, для жизни
людей в обществе. И все-таки человек нуждается в своей жизни в так
называемой гетерономии, т. е. идущих извне предписаниях и запрещениях.
Причем все они должны быть частично поддержаны угрозой,
а иногда и подкреплены силой и принуждением. Он совершенно убежден,
что в каких-то отношениях сила и принуждение необходимы,
даже полезны для человеческого общества. Но самое главное есть внутренняя
связь между свободой и верой. Веровать и молиться можно
только тому, что по доброй воле и искренне идет из глубины человеческого
существа. Любить можно только самому - искренне, по доброй
воле, из глубины свободной души. Положительная свобода - это
свобода не от чего-то внешнего, а свобода, которая связана с мобилизацией
внутренних сил человека. Свободен, пишет -Ильин, не тот человек,
который предоставлен сам себе, которому нет ни в чем никаких
препятствий, так что он может делать все, что ему придет в голову.
Свободен тот, кто приобрел внутреннюю способность созидать свой
дух из материала страстей и талантов, а значит, прежде всего владеть
собою, способность жить и творить в сфере духовного опыта, добровольно,
искренне и целостно присутствовать в своей любви и в своей
вере. Раздел о свободе органично переходит в раздел, который называется
"Политическая свобода".
"Политическая свобода" - это рассказ о том, что политическая
свобода есть разновидность внешней свободы, но тем не менее она
очень важна. Ее требования: не мешайте, не заставляйте, не запрещайте!
Но это уже касается не только внутренней духовной жизни, а
и общего и совместного устроения людей. Ведь человек является полномочным
соучастником, соустроителем, сораспоряжающимся во всех
этих делах, и его внутренняя свобода не только ограждается - тут уж
и ему самому приходится думать о других людях, об их свободе или
несвободе, об их жизни и их поведении. Ильин делает довольно парадоксальное
заявление: политическая свобода предполагает в человеке,
которому она дается, гораздо большую зрелость, чем свобода духа.
Ибо если человек занимается своими внутренними делами, то он верит
себе и распоряжается собой. Но ведь в области политики существует
еще вопрос не только о собственной, но также и о чужой свободе. Есть
внутренняя связь, согласно Ильину, между внутренней свободой и
политической свободой. Нужен минимум внутренней свободы - ниже
его политическая свобода теряет смысл и становится разрушительным
началом. Человек, не осознавший себя в качестве духовного субъекта,
внутреннее свободного и самоуправляющегося, не сумеет сохранить
права политической свободы, предрекает Ильин. Особое значение
русский мыслитель придает семье, патриотизму, Родине, собственности.
ЧЕЛОВЕК, ЕГО ДУША И ЕГО СОБСТВЕННОСТЬ.
КРИТИКА КОММУНИЗМА
Ильин считает, что есть два понимания человека - духовное и
недуховное.
При духовном понимании человек предстает существом с бессмертной
душой. Этот творческий человек образует основу семьи, Родины,
нации, государства, он становится естественным источником духовной
культуры. Бог, таким образом, возжигает на земле некий творческий
очаг. И очаг уникальный, его преступно гасить, ибо нельзя ничем
заменить. Именно на творческого человека Бог возлагает все функции
сохранения мира и божественности как целого. Заведомо ясно, в каком
отношении стоит духовное совершенствование человека к этому
божьему смыслу, к этому божьему заданию - быть творческим огнем
на земле.
А как быть с частной собственностью? Здесь, согласен признать
Ильин, возникает трудный вопрос. Подобает ли творческому духовному
центру иметь на земле некое прочное вещественное гнездо, предоставленное
ему и обеспеченное за ним, гнездо его жизни, любви,
деторождения, труда и свободной инициативы? И на этот вопрос Ильин
отвечает положительно. С его точки зрения, существует и должна
существовать частная собственность и она есть живой очаг свободы,
инициативы.
Может быть и другой подход, когда к человеку - поскольку он
работает с вещами, производит вещи, присваивает их себе - подходят
лишь как к животному, к зверю, к недуховному существу. Тогда
считается, что свобода, независимость совершенно не нужны, а частная
собственность вообще подлежит упразднению. Так духовное и
недуховное понимания человека приводят к двум противоположным
выводам. В одном случае считается, что человек, обладающий частной
собственностью, продолжает начинания Бога на земле. В другом -
полагают, что человека необходимо освободить от этого индивидуального
способа жизни, от его личной отделенности, самодеятельности и
самоценности. И нужно придать ему статус лишь частички некоего
большого целого, где он теряет свою уникальность, самостоятельность
и самоценность. Как раз такой подход и был предложен коммунизмом.
Ильин выдвигает целый ряд критических соображений, которые,
с его точки зрения, показывают историческую бесперспективность
и ущербность коммунизма. Тот, кто отвергает
частную собственность, отвергает, говорит Ильин, и начала личного
духа, а этим подрывает общество и государство, не говоря уже о хозяйственной
жизни своей страны. Поэтому коммунизм ведет людей по
ложному и обреченному пути. Есть несколько оснований, в силу которых
Ильин отвергает коммунизм и считает его бесперспективным.
Пункт первый: "Коммунизм противоестествен", говорит
Ильин, ибо коммунизм не приемлет индивидуального способа жизни,
данного человеку от Бога. Он гасит личную инициативу человека на
всех путях его творчества'".
Второе: "Коммунизм противообществен". Это кажется парадоксальным:
ведь коммунизм как раз изображается царством общественности,
коммунальности, единства людей. Но Ильин приводит в
доказательство свои аргументы. Коммунизм не может не создавать
такой строй, который покоится на началах ненависти, взаимного преследования,
всеобщей нищеты, зависимости и полного подавления человеческой
личности. В основе коммунизма лежит идея классовой ненависти,
зависти и мести, идея вечной классовой борьбы пролетариата
с непролетариями. На этой идее строятся образование, воспитание,
хозяйство, государство и армия. Отсюда взаимное преследование граждан,
взаимное доносительство. Идея всенародной солидарности и братства,
многократно провозглашаемая, дискредитируется. -Проводится
всеобщее изъятие имущества: добросовестные и покорные теряют все,
недобросовестные грабят и втайне наживаются.
Третий пункт: "Коммунизм осуществляет растрату сил", -
утверждает Ильин. Смысл его аргументов заключается в том, что
человек наделен творческой силой живого инстинкта, массой энергии,
которая связана с его внутренним и сокровенным бытием. Но коммунизм,
вводя безнадежный способ хозяйствования и провозглашая его
самым лучшим и продуктивным, подавляет и растрачивает реальную
естественную жизненную энергию людей.
Четвертое: "Коммунизм, из-за его противоестественности, осуществим
только при помощи системы террора".
Пятое: "Коммунизм отнюдь не ведет к справедливости".
Данный пункт нуждается в пояснении: ведь коммунистическая теория
требует равенства и справедливости. Но на это Ильин отвечает: коммунизм
начинает с призывов к равенству, ибо для коммунистов равенство
означает справедливое устройство жизни. Однако на самом деле
все люди от природы неравны, и уравнять их естественные свойства
невозможно.
И шестое состоит в том, что "коммунизм отнюдь не освобождает
людей. Он вводится принудительно и насильственно и для этого
отменяет все жизненные права и свободы".
В своей книге "Путь духовного обновления", обосновывая частную
собственность, уже после полемики с коммунизмом, Ильин перечисляет
следующие принципы, которые показывают, сколь безнадежно
исключение из хозяйственного механизма частной собственности,
попытка освободиться от нее. Ибо частная собственность естественна.
Во-первых, частная собственность соответствует тому индивидуальному
способу бытия, который дан человеку от природы. Она идет
навстречу инстинктивной и духовной жизни человека, удовлетворяя
его естественное право на самостоятельность и самодеятельность.
Во-вторых, частная собственность вызывает в человеке инстинктивные
побуждения и духовные мотивы для напряженного труда; иными
словами, существует связь между индивидуальностью человека,
частной собственностью и добротным трудом.
В-третьих, собственник обретает также доверие к людям, вещам,
земле, желание вложить в хозяйственный процесс свой труд и свои
способности.
В-четвертых, частная собственность научает человека творчески
любить труд и землю, а значит - свои очаг и Родину. Она - основа
оседлости, и без нее невозможна культура. Это основа семьи. Государственный
инстинкт человека также связан с развитием института
частной собственности. И наконец, еще один аргумент. Частная собственность
раскрывает человеку художественную глубину природного
процесса, научает религиозному восприятию природы и мира.
Пятый момент: частная собственность породнена с правосознанием,
ибо когда человек умеет разделять "мое" и "твое", строго следовать
законам, определяющим их взаимоотношение, то это воспитывает
его в духе политической свободы, дает ему так необходимое правосознание.
И шестое: частная собственность воспитывает человека в духе хозяйственной
солидарности, не нарушающей хозяйственную свободу.
Каждый частный собственник обогащается и тем самым обогащает
свое окружение: богатеет народное хозяйство; возникает конкуренция
собственников и, таким образом, создается творческое напряжение,
так необходимое для народа. Конечным пунктом является организация
мирового хозяйства, которое тоже возможно как кооперация, построенная
на частной собственности.
Резюме книги И. А. Ильина "Путь духовного обновления" - это
несколько простых тезисов. Во-первых, мы, люди, должны учиться
быть людьми, а это значит: надо научиться веровать, не верить вопреки
разуму, без основания, от страха и растерянности, а "веровать
цельно, вместе с разумом, веровать в силу очевидности..."". Во-вторых,
мы должны соединить веру с любовью. В-третьих, мы обязаны
научиться свободе, ибо свобода - не простое удобство жизни, но это
"претрудное задание" жизни, с которым нужно справиться. Свобода
есть бремя. Надо воспитывать себя к свободе. Четвертое: мы должны
научиться, как говорит Ильин, "совместному акту", и это значит, что
мы должны научиться жить вместе. Пятое: мы должны научиться "чтить
и любить и строить наш семейный очаг - это первое естественное
гнездо любви, веры, свободы и совести, эту необходимую священную
ячейку Родины, национальной жизни". Шестое: мы должны научиться
духовному патриотизму, научиться обретению Родины. И это умение
мы должны передать всем другим людям, людям своей и другой
национальности. Единую Родину мы должны построить силою любви
и веры, а не вражды. И седьмое: Ильин мыслит такой истинный национализм
"как завершительную ступень восхождения - потому что
"тут собираются все другие духовные лучи"".
Он называет духовный патриотизм национализмом, не оговаривая,
что под национализмом иногда понимают вражду к патриотизму
и достоинству других народов. Но Ильин, несомненно, имеет в виду
именно "национализм" как любовь. Воинственное стремление поработить
другие народы совершенно чуждо такому патриотизму. Патриотизм
не может развиваться в отрыве от совести как "система агрессивности,
кровожадности и хищности"".
Глава 4
ЛЕВ ШЕСТОВ
ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ
Шестов* - это псевдоним Льва Исааковича Шварцмана, который
родился 31 января (13 февраля) 1866 г. в Киеве: там же и в Москве
он учился в университете (сначала - математике; довольно быстро
охладев к ней, прошел и закончил курс по юридическому факультету).
Л. Шестов провел в Европе годы своей молодости и зрелости
(1895-1914 гг. были прожиты в основном в Швейцарии). Но главные
корни были дома, в России, в ее культуре. С 1914 г. Л. Шестов
жил в Москве. Публиковаться он начал в самом конце прошлого века.
До Октябрьской революции, за двадцать лет одухотворенного труда,
он создал немало работ, отмеченных печатью таланта, страстностью,
бунтарским новаторством. В России были опубликованы "Шекспир и
его критик Брандес" (1898), "Добро в учении гр. Толстого и Фр. Ницше"
(1900), "Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)"
(1905), "Начала и концы" (1908), "Великие кануны" (1912).
Вынужденный оставить Россию навсегда в 1920 г., Л. Шестов эмигрировал
в Париж, где прожил до самой смерти в 1938 г.
Европейский почти двадцатилетний период творчества Л. Шестова
весьма плодотворен. В 1921 г. на французском языке вышла книга
"Откровения смерти".
...Закладка в соц.сетях
