Жанр: Фантастика
Бриллиантовый дождь
...ь
ее прохладной кожи, как сольются наши губы в поцелуе... И я так распалил себя, что
еле удержался от того, чтобы не отправиться за ней. "Нет, ни к чему хорошему это не
приведет", - стал я уговаривать себя, а сам тем временем натянул брюки, футболку...
И тут она постучала. Я открыл ей, и она бросилась мне на шею. Сегодня она была
одета основательнее - в джинсы и блузу - точно так, как была одета в тот момент,
когда я оставил ее у Петруччио. "Может быть, она все-таки не спит с ним? - подумал я.
- Может быть, у них какие-то другие отношения?"
Впрочем, что за глупость! Какие еще могут быть отношения? Родственные, что
ли? И вдруг меня аж подкинуло, я понял: Ева - сестра Петруччио! Родная сестрамалолетка!
Вот он ее и бережет от нас, разыгрывая спектакль, ведь не станем же мы
приставать к его девушке. Да такое у нас и вправду не принято, и я бы ни за что не
сделал этот шаг первым, но она сама влюбилась в меня.
Все сразу встало на свои места. Понятно теперь, почему он нарушил правило и
взял с собой на гастроли девушку, понятно, почему они поселились порознь... Видно, и
жили они порознь, потому я ничего и не знал о существовании у него сестры... И я даже
расхохотался от этого радостного открытая. И мы уже торопливо раздевались, когда
Ева спросила:
- Дом отключен?
- Со вчерашнего дня.
- У меня опять очень мало времени...
- Не надо оправдываться, я все понимаю!
Я чувствовал себя и чудовищем из "Аленького цветочка", и принцем из "Золушки",
и все это сильно меня будоражило.
- Я не оправдываюсь, - прошептала она, - но раз у нас так мало времени, надо
любить сильнее...
И она принялась целовать мне шею, плечи, грудь, она опустилась на колени...
... В минуту короткого отдыха, перед уходом, она вдруг спросила меня:
- Как ты думаешь, машину может мучить совесть?
Я удивился такому вопросу, но ответил со всей возможной серьезностью:
- Совесть - это орган души, а у машины души нет.
- Ты уверен в этом? - спросила она меня очень серьезно.
Какая она все-таки трогательная.
- Ну-у, в общем-то, да, - кивнул я.
- Но ведь бывают умные машины.
- Ум и душа - вещи разные. У машины нет сердца, есть только голова. "Machine
Head" - была такая песня у группы "Deep Purple", в XX веке.
- Ты изучаешь музыку XX века?
- Да, все, что как-то связано с "Битлз". Ты слышала "Битлз"?
- Нет, только название.
- Я тебе открою "Битлз", - начал я, но она перебила:
- И о чем же в этой песне пелось?
- Не знаю, не переводил, - признался я, - но это очень жесткая музыка, такую
сейчас не играют.
- Жесткая, - задумчиво повторила Ева. - И, что бы машина ни делала, она не
виновата?
- Конечно, - кивнул я. - Это же неодушевленный предмет. Ведь землетрясение
не виновато, когда губит людей. Это стихия.
- Ой! - воскликнула Ева, порывисто вскакивая. - Мы заболтались! Я умоюсь? -
Она наклонилась, собирая с пола одежду.
- Валяй, - засмеялся я и хотел погладить ее по попке, но она уже метнулась в
ванную.
Тут я вспомнил вчерашний ее стремительный уход, и какое-то неясное подозрение
шевельнулось у меня в душе. И снова она не заглянула ко мне: сперва хлопнула
дверью ванной, потом входной... Я на цыпочках подбежал к двери и приник к глазку. И
увидел, что как раз в этот миг Ева скользнула в дверь Боба - напротив... Сомнений
быть не могло!
Да что же это такое?!
5
Первым моим побуждением было вломиться в его в комнату и устроить разборку.
Но это было бы так противно... Потом я стал уговаривать себя, что сегодня вечером,
уже после того, как я ушел к себе, Боб и Петруччио поменялись комнатами... С какой
стати?! Не ясно, но в принципе это возможно. А я сейчас вломлюсь, как разъяренный
Отелло, и все у нас с Евой на этом закончится. И к тому же я сильно ее подведу.
А может быть, Боб поменялся комнатами непосредственно с Евой? Она попросила
его об этом, а он не смог отказать. А попросила она его потому, что хотела быть
ближе ко мне и ходить ко мне, не боясь разоблачения.
Но и вчера ночью, сразу после того, как Ева покинула меня, щелкнул замок той
же двери... Или вчера мне все-таки показалось? Во всяком случае, не стоит пороть горячку.
Я вернулся в комнату и улегся в кровать. Но сна не было ни в одном глазу. Я закурил
и вспомнил, что ДУРдом отключен, а с ним и вентиляция. Позвонить на reception?
Нет, решил я, не буду. Не хотел я, чтобы Дом наблюдал за моими душевными
метаниями, да и недолюбливаю я эти Дома. Поэтому я просто пошел и открыл настежь
окно. Стало прохладно, я натянул штаны и майку. Потом открыл бар и засандрачил
полстакана отличного австралийского бренди. Для успокоения нервов.
Но ни черта они не успокоились, я вернулся к двери и опять уставился через
глазок на дверь Боба. Я понял, что скоро я все равно не усну, а потому поставил на
изящную прикроватную тумбочку пепельницу, бутылку бренди, стакан, положил пачку
сигарет, зажигалку и подтащил все это к двери. Потом уселся на тумбочку, приник к
глазку и стал ждать.
Я смотрел и курил, курил и смотрел, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы в
очередной раз хлебнуть бренди. Я тихо разговаривал сам с собой, точнее, ругал сам
себя, обвиняя в мнительности, недоверчивости, испорченности и прочих пороках... И
вдруг дверь напротив отворилась, и из нее выпорхнула Ева! Я бросил сигарету в пепельницу
и прижался к глазку так, что лоб хрустнул. Но обзор был небольшой, и Ева
тотчас скрылась из поля моего зрения.
Распахнуть дверь сразу я не мог - мешала тумбочка. Я резко оттолкнул ее назад,
а потом уже открыл дверь... Евы и след простыл. Что мне было делать? Уверять себя,
что, во-первых, Боб поменялся с Евой комнатой, а во-вторых, ей именно сейчас вдруг
приспичило прогуляться по ночному городу?.. Да нет, она не успела бы добраться до
лифта, она вновь вошла в какую-то комнату...
В конце концов, кое-что я могу проверить, ничем не рискуя. Если это идиотское,
но спасительное предположение верно, мне никто не откроет. Если нет... То мне будет
все равно.
Я шагнул к двери Боба и тихо постучал, моля, чтобы никто не открыл... Но дверь
распахнулась. И на ее пороге стоял Боб. И обычно хмурая его рожа была такой невероятно
счастливой, какой я ее еще не видел. Но буквально в несколько мгновений это
выражение сменилось на недоумение и разочарование.
- Я войду? - спросил я.
- Чего тебе? - неохотно пропустил он меня к себе.
Я уселся в кресло и сразу спросил, хотя вопрос этот был, скорее, риторическим:
- Она у тебя и вчера была?
- А тебе какое дело? - набычился Боб, усаживаясь на кровать, находящуюся,
надо сказать, в живописном беспорядке. А рожа его покраснела так, что ответ мне уже
был и не нужен.
И тут я расхохотался. Это была истерика. Я давился смехом, я корчился на обширном
Бобовом кресле, прекрасно сознавая, как по-идиотски сейчас выгляжу.
- Знаешь что, - сказал Боб угрожающе, - а не шел бы ты отсюда восвояси?
- Погоди, - прохрипел я, - погоди, я не могу...
- А я тебе помогу, - заверил Боб, нависнув надо мной.
- Стоп! Все! Все, - заставил я себя успокоиться, сел прямо и утер слезы. - Видишь
ли, Боб, - сказал я, и голос мой предательски сорвался. - Видишь ли, Боб, - повторил
я тверже, - дело в том, что и вчера, и сегодня она приходила к тебе сразу после
меня.
Рожа у Боба вытянулась.
- Врешь! - сказал он.
- Да нет, Боб, я не вру, - сказал я и вдруг заплакал пьяными слезами, - не вру.
Она трахалась со мной и вчера, и сегодня. И я думал, только со мной... Я думал... - Я
не смог продолжать, захлебнувшись слезами. Все-таки много я выпил. И Боб сразу поверил
мне. И сразу как-то сник.
- А я-то решил, девчонка в меня влюбилась, - сказал он. - Я-то в нее точно
влюбился.
- Я тоже, - признался я, успокаиваясь.
- Но я как раз не думал, что она только со мной трахается, - заметил Боб, - я
думал, еще и с Петруччио. По какой-то необходимости.
- А я решил, что она - его младшая сестренка...
- Слушай! А похоже! - встрепенулся Боб. - Он ее днем от нас бережет, а ночью
она тайком сбегает и с нами трахается!
Похоже, эта мысль успокоила его. Сперва он считал, что Ева спит не только с
ним, но и с Петруччио, теперь место Петруччио занял я, но в принципе ничего не изменилось...
Однако я уже начал кое о чем догадываться.
- Только с нами двумя? - спросил я, невесело усмехнувшись. Боб наморщил лоб,
а потом шлепнул по нему ладошкой. .
- Ах ты, сучка маленькая! - заорал он озаренно. - Ах, нимфоманка! - А эту фразу
он выкрикнул уже почти весело. Толстокожее он все-таки животное. - Давай-ка Чучу
позвоним! Дом! - крикнул он, но тут же вновь хлопнул себя по лбу: - Я ж отключил его!
- Она попросила? - уточнил я, прекрасно зная ответ.
- Она.
- Меня тоже. Завести его обратно можно, позвонив на reception по обычному
древнему телефону, он тут есть.
- Знаю, - кивнул Боб. - Но я ведь могу и сразу Чучу позвонить.
Я пожал плечами. Вообще-то мне не нравится разговаривать с человеком, не видя
его, но ведь люди так сто лет разговаривали, даже больше. Так что это не принципиально.
Боб тем временем притащил трубу.
- Тут все просто, - сказал он, разглядывая какую-то карточку, - Набирать надо
сначала номер этажа, потом номер комнаты. В какой он живет?
- В сорок пятой.
- Значит, шестнадцать - сорок пять... Та-ак... Алло! Привет! Ева не у тебя?! Нет,
но была? - Боб прикрыл ладошкой микрофон, чтобы слышал только я. - Знаешь, как он
это гордо заявил? Типа, "я не стыжусь своего большого и светлого чувства". - Он отнял
руку от трубки. - Дуй ко мне! - скомандовал он. - Да нет, бить не буду. К тому же я тут
не один... Да мне-то какое дело, женись, если хочется!.. Давай-давай, пошевеливайся,
тут для тебя сюрприз есть!
Он отключил трубку.
- Позвони Пилецкому, - предложил я.
- Ты думаешь?! - сделал Боб большие глаза.
- А чем он хуже нас? Звони-звони, где трое, там и четверо... У тебя она тоже
потом душ принимала?
- Принимала, - кивнул Боб. - Чистоплотная... На-ка ты сам Пиле звони. - В его
голосе прозвучала горечь. Он протянул мне трубу. - Шестнадцать - сорок четыре. Я набрал
номер.
- Да? - сонно откликнулся Пиоттух-Пилецкий через некоторое время,
- Слушай, Пила, - начал я, - ты меня извини, не злись только. Скажи честно, ты
с Евой спал?
- Гм, - отозвался он. - Чего ты мучаешься? Чего тебе не спится-то?
- Ты от ответа не уходи. Спал или нет?
- Ну-у... - протянул Пилецкий. - Знаешь, я такие вещи не обсуждаю.
- Ясно. Значит, есть что обсуждать. Ты ведь не говоришь "нет".
- Говорю. Нет. Не спал. А ты что, влюбился в нее?
Все-таки хороший человек Пилецкий, пожалел младшего товарища... Тут Боб
вырвал трубку у меня из рук и заорал:
- Слушай, Пила, хватит нам мозги пудрить! Спал ты с ней или нет?! Тут дело
серьезное! - Он помолчал и перешел на шепот: - Да ладно, ладно, не скажу, он уже в
другой комнате. Да знаю я, какой он ранимый, нет его тут. Ах, вот так, значит. Отлично!
Давай, бегом ко мне, мы тут уже все в сборе... Не по телефону!
Он отключился и хотел бросить трубу на диван, но я остановил его:
- Дай-ка, я Петруччио позвоню.
- Шестнадцать - сорок три... Слушай! До меня дошло' Она строго последовательно
двигалась! Сама она в сорок втором живет, Петруччио напротив - в сорок третьем.
Его, как братца, она пропускала, шла сразу к Пиле - в сорок четвертый, потом к
Чучу, потом к тебе, потом ко мне - в сорок седьмой. Четная сторона - нечетная, четная
- нечетная...
- Какая разница, как она шла! - вырвал я у него трубу и стал набирать номер.
- Не скажи! Это даже весело! - хохотнул Боб зло и сплюнул прямо на ковер.
- Алло? - отозвался Петруччио почти моментально, словно ждал моего звонка. -
Кто это?
Тут Боб резко сорвался в соседнюю комнату, и вскоре я понял зачем.
- Это я, - сказал я и отчетливо услышал свой голос издалека. Это Боб включил
громкоговорящую связь, чтобы подслушивать.
- Понятно, - сказал Петруччио.
- Не спишь? - спросил я.
- Ты хочешь знать про Еву?
- Хочу, - слегка опешил я.
- Ясно. Я уже давно жду, когда кто-нибудь мне позвонит и спросит. Потому и не
спится. Я виноват перед вами. Но я не знал, как вам объяснить... Я не знаю, кто она
такая.
Из дальней комнаты дико заржал Боб, а потом выкрикнул:
- Артист!
- А я знаю, - сказал я, - невольно усмехаясь. - Она - твоя сестра.
- Ты что, на австралийском солнце перегрелся? - спросил Петруччио сердито, -
Откуда ты это взял? Это, конечно, многое бы объяснило... Но это было бы ужасно.
- Почему?
- Потому что я спал с ней. Уже два раза. Не хватало мне еще Эдипова греха.
- А ты не врешь? - растерялся я.
- На кой мне врать?
В этот миг в комнату влетел Боб и зашипел мне в другое ухо:
- Не врет, не врет! Никакая она ему не сестра, она к нему к первому шла, по
порядку номеров!
Я показал Бобу пальцем, чтобы он заткнулся. Разговор у нас с Петруччио выходил
вроде бы как интимно-доверительный, и я решил вытянуть из него побольше. Хотя
уже и сейчас было выше крыши. Кто же она такая, эта Ева? Что за тварь божья?
Правда, параллельно шел и обратный процесс: я терял ко всему этому интерес.
Ну, тварь. Ну, банальная группиз, которая решила перетрахаться со всей командой.
Обидно, но бывает. А то, что мне показалось... Еще одна ранка в сердце, еще один повод
быть циничным и безжалостным.
Интерес остался чисто житейский:
- Откуда ты ее взял?
- Она подошла ко мне в порту, перед самым вылетом, когда я выходил из такси.
Протянула мне открытый блокнот, и я подумал, что она просит автограф. Взял блокнот
и увидел надпись: "Помогите мне! Возьмите меня с собой!" И меня вдруг торкнуло... Ну,
знаешь, как это со мной бывает, я рассказывал. Я вдруг понял, что надо ее взять, иначе
случится беда.
- Эта твоя способность предвидеть...
- Да, я ненавижу эту способность. Потому что она по-животному эгоистична.
Она никогда не предупреждает меня о чем-то, что грозит близким мне людям, только
мне! Но идти ей наперекор я не могу, потому что опыт показывает: это чувство реально
спасает меня. Помнишь, как па Марсе кусок алмаза пропорол человека, который сел на
мое место? Понимаешь, я почувствовал, что мне нельзя туда лететь, и не полетел. Но
мне совсем не нравится, что кто-то погиб за меня. И это не единственный случай.
- Ты влюбился в Еву? - спросил я в лоб,
- Н-нет... Или да. Не знаю. Мне с ней странно. Хорошо, но странно. Я совсем не
понимаю ее. В ней есть какая-то тайна. И отчужденность. И куда-то она все время спешит...
Из соседней комнаты снова раздалось дикое ржание Боба. Но Петруччио, конечно,
не слышал его.
- А почему ты сказал про сестру? - спросил он. - Мне всегда казалось, что у меня
есть сестра или брат, но родители почему-то скрывают от меня это. Ты что-то знаешь?
- Да ничего я не знаю, - признался я. - Так... Предположил. Знаешь что? Ты
иди-ка сейчас в комнату Боба. Тут мы все сейчас соберемся. Кое-что о твоей Еве стало
известно, и надо обсудить это вместе...
И тут в дверь Бобового номера изо всех сил замолотили. Боб выскочил из комнаты,
распахнул ее, и к нам, вместе с клубами черного дыма, ввалились Чуч и Пила с
кашлем и криками: "Пожар!!! Горим!!!"
Мы захлопнули дверь, но дышать в номере сразу стало трудно. Першило в горле,
и щипало глаза.
- Что там такое?! - спросил я, четко увидев внутренним взором картинку: я, обнаружив
Еву выходящей от Боба, бросаю сигарету в пепельницу, резко отталкиваю
тумбочку от двери... Сигарета выпадает из пепельницы и сваливается в высокий ворс
шикарного коврового покрытия... А противопожарная система отключена.
Чуч, откашливаясь, рассказывал:
- Все в дыму, но огня не видно! Где, что горит - не ясно! Мы с Пилой выскочили
из своих комнат одновременно и побежали к вам, вдруг вы еще не знаете...
Если учесть, что наши с Бобом комнаты находятся в конце коридора, в тупике,
то поступили они благородно.
- Надо делать ноги! - рявкнул Боб и снова распахнул дверь... Теперь, вместе с
клубами еще более черного, почти осязаемого дыма, в комнату ворвались и жадные
языки пламени. С криком "Мы отрезаны!" Боб захлопнул дверь, и мы увидели над его
головой сияние, как у святого. Но это у него горели волосы, которых у него и без того
немного.
Схватив с кресла подушку, Пилецкий принялся колотить Боба по голове, и если
бы не ужас ситуации, это выглядело бы довольно комично.
- Абзац, - сказал Чуч. - Мы заперты, и выхода нет. Давайте позвоним куданибудь!
Пусть нас спасают!
В этот миг за дверью, на которой уже начала лопаться пластиковая обшивка,
пронзительно заверещала сирена. Тут только я сообразил, что все еще держу в руках
трубку допотопного телефона, а ведь в ней, наверное, наш единственный шанс на спасение.
И в тот же миг телефон зазвонил. Я поднес трубку к уху и услышал вежливый
женский голос:
- Good evening. We present our apologies for calling later, but unfortunately the
fire-alarm is declared in our hotel. Please...
- Да какой, на хрен, "please "! Это мы и горим! We are fire! We are pizdec!
- Говорите по-русски? - спросил тот же голос с сильным акцентом.
Затаив дыхание, ребята с надеждой смотрели на меня. Пила корежился от кашля
в кресле, но и он зажимал себе рот, стараясь шуметь как можно меньше.
- Да! - заорал я. - Мы отрезаны огнем от выхода! Мы задыхаемся!
Боб метнулся в соседнюю комнату, и наш разговор стал слышен всем.
- Каков ваш номер?
- Шестнадцать - сорок семь!
- Вы в порядке?
- Да какой в порядке! Кто-нибудь что-нибудь делает, чтобы нас отсюда вытащить?!
- Пожарная служба уже оповещена. Не покидайте комнату и ожидайте прибытия
помощи.
- Да куда мы ее покинем?! В окно, что ли?! Скоро они приедут?!
- Скоро. К сожалению, пожар был обнаружен только сейчас, так как в комнатах
вашего крыла была отключена противопожарная сигнализация. - Тут только я почувствовал,
что голос женщины отнюдь не бесстрастен, просто она старательно подавляет
возбуждение, - Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Если это возможно, не открывайте
окна, так как приток свежего воздуха ускорит процесс проникновения огня в вашу
комнату. Если вас беспокоит дым, дышите через смоченные полотенца. Только что стало
известно, что вы действительно отрезаны от выхода и пытаться покинуть комнату
самостоятельно через дверь нельзя ни в коем случае. Откройте все источники воды и
постарайтесь...
Тут связь внезапно прервалась, видно, сгорел какой-то кабель этой проклятой
допотопной системы.
- Все, - сказал я и за ненадобностью бросил трубу на пол.
- Давайте зальем тут все водой, - предложил Боб, - запремся в дальней комнате
и попробуем выбраться через окно.
- Ты слышал, что она сказала? - возразил я. - Окно открывать нельзя.
- Если слушаться эту корову, мы тут быстро изжаримся. Давайте таскать воду!
Мы бросились в ванную. Но ничего подходящего, кроме какого-то изящного
кувшинчика, там не нашли.
- Все это херня, - сказал Пилецкий. - Надо запираться в комнате и ждать. Со
стороны двери помощь к нам не придет. - И добавил: - Нет, не люблю я такую романтику...
Пока он все это говорил, Чуч отвинтил от душевого шланга насадку и пустил в
коридор струю воды.
- Вот это что-то! - одобрил Боб. - Облей тут все, закрепи так, чтобы вода хлестала,
и айда отсюда.
Было уже нестерпимо жарко, потому, когда Чуч, поливая стены и потолок, попадал
на нас, мы только радовались. Мы запихали в ванну кресло и приспособили шланг
в его подушках таким образом, чтобы струя била в прихожую. После этого мы вломились
в дальнюю комнату, заперлись там и распахнули окно настежь.
Дышать здесь было полегче. Жаркий австралийский воздух казался божественной
прохладой. Мы выглянули из окна. Прямо под нами виднелся второй открытый
этаж пристроенного к отелю ресторана, но легче нам от этого не стало: какая разница -
шестнадцать этажей падать или четырнадцать?
Из-под двери в комнату потекла вода, она была горячая. Пилецкий был одет в
ботинки, Чуч и Боб были хотя бы в тапочках, я же и вовсе был босиком. Но ногам было
пока терпимо.
- Что делать? - спросил Пилецкий с отчаянием в голосе. - Если огонь прорвется
сюда, я буду прыгать. Лучше уж разбиться, чем сгореть.
Я вспомнил, что часто в репортажах с мест пожаров говорят о людях, которые
могли бы спастись, дождавшись пожарных, но с перепугу выпрыгнули раньше...
- Надо терпеть до последнего, - сказал я. - Может быть, подоспеют.
- Пока они развернутся, пока лесенки дотянут... - возразил Пилецкий.
- А может, у них пожарные вертолеты есть? - откликнулся Чуч. - Советовали же
мне не селиться выше четвертого этажа! Туда любой экомобиль подняться может! А я
как раз и подумал: обворуют еще...
- Знать бы, где упадешь, соломки бы подстелил, - пожал плечами Боб.
Со стороны коридора раздался треск, шипение, и через щели в комнату повалил
дым вперемешку с паром. Воды на полу набралось уже по щиколотку, и она закипела.
Чтобы не ошпариться, мне пришлось забраться на подоконник с ногами.
- У нас есть еще минут пять, не больше, - констатировал Боб. - А потом - амба.
- Ребята, простите меня, если я вас чем-то когда-то обидел, - проникновенно
сказал Пилецкий, перекрестился и, сжав в пальцах железный ключик, который почемуто
всегда висит у него вместо крестика на шее, забормотал: - Господи, иже еси на небеси...
Мы переглянулись. Боб вздохнул:
- Интересно, как там Петруччио с Евой?
- Да уж получше, наверное, чем мы, - сказал Чуч.
Тут я подумал: а может быть, можно из окна перебраться куда-то вбок или даже
наверх? Я выглянул. Гладкая стена. Только этажом выше виднелся какой-то чуть выдающийся
из стены карнизик. Буквально в полкирпича шириной. Никакой реальной
функции он не выполнял. Так, элемент дизайна... Но, чтобы передвигаться по нему,
нужно быть профессиональным эквилибристом. Да и то вряд ли. А если бы он даже и
был пошире, выбраться на него из нашего окна было бы все равно невозможно...
Вместе со мной на карнизик этот обреченно смотрели Боб и Чуч. Из нескольких
окон нашего этажа и из многих окон выше валил дым.
То, что я увидел затем, было настолько невероятно, что я не сразу поверил своим
глазам. Метрах в двадцати от нас из окна семнадцатого этажа на этот самый карниз
выбралась стройная фигурка и, прижимаясь спиной к стене, довольно быстро двинулась
в нашу сторону. Это Ева!
- Ева!!! - заорал я и замахал руками. И мне показалось, что она еле заметно
кивнула мне.
Пилецкий перестал молиться и, растолкав нас, высунулся наружу.
- Вот он, наш ангел-спаситель! - радостно закричал он. - Не зря я господу молился!
Затаив дыхание, следили мы за ее продвижением к нам. Что-то нечеловеческое
было в ее ловкости. Может быть, она из цирковой семьи?
И вот она уже стоит прямо над нами.
- Сейчас будет самое сложное, - сказала она, и в ее голосе не было ни тени
страха. - Потому что все зависит от вас. Возьмите большое покрывало, сверните в жгут
и высуньте в окно.
Пилецкий бросился к дивану, и через несколько секунд жгут из покрывала уже
свисал из окна.
- Держите крепко, очень крепко, - сказала Ева. - Готовы?
- Да! - заорали мы.
- Держите, - повторила она и соскользнула с карниза.
В самом начале падения она с ловкостью кошки неуловимым движением развернулась
лицом к стене, а миг спустя уже висела, уцепившись за покрывало.
- Тяните! - крикнула она.
Секунда, две, три... Она спрыгнула с подоконника на пол, прямо в кипяток ногами,
и спокойно сказала:
- Тут есть вода. Это хорошо.
- Как ты смогла?! - закричал я, а со мной одновременно завопил Боб:
- Где Петруччио?!
- Петя в безопасности, - ответила она торопливо. - Объяснять нет времени.
Она уже металась по комнате, сдергивая на пол постель и вываливая из шкафа
запасные одеяла, покрывала и простыни... Она потопталась по ним, чтобы они побыстрее
промокли.
- Ты и ты, - указала она на Чуча и Пилецкого, - завернитесь в это. С головой! -
Она подала им мокрые тряпки. - Быстрее!
Они беспрекословно повиновались, превращая себя в нелепые, испускающие
пар коконы.
- Ты, - кивнула она Бобу, - закроешь за мной дверь. Потом вы оба завернетесь
так же. Да! Снова так же высуньте из окна жгут, я вернусь по карнизу! И ждите!
С этими словами она шагнула к двери, распахнула ее, затем, словно маленьких
детей, одного под левую руку, другого под правую, подхватила Чуча и Пилу, легко
приподняла их и ринулась в огонь.
Я смотрел во все глаза. То, с какой легкостью поволокла эта хрупкая девушка
двух взрослых мужчин, было еще более нереально, чем ее ловкое хождение по парапету.
Впрочем, я быстро понял, что к чему. Я вспомнил все, что читал о супердопингах.
Человек принимает такой препарат, и его скрытые физические возможности выплескиваются
наружу. Он способен свернуть горы в буквальном смысле слова. Официальной
медициной супердопинги запрещены, ведь чуть ли не каждый второй, кто принимает их,
гибнет, а оставшиеся в живых становятся инвалидами. Исключения бывают, но они
уникальны и лишь подтверждают правило. Но все-таки находятся, чрезвычайно редкие,
правда, придурки-камикадзе, всегда таскающие супердопинг с собой. На всякий случай.
Вроде тех, кто всегда имеет при себе ампулу цианистого калия.
Боб захлопнул дверь, но толку от этого было уже мало: огонь вторгся в нашу
комнату, горели обои на стенах, мебель, да и сама дверь. Громко матерясь, Боб схватил
с пола мокрое одеяло и принялся тушить. Я же проклинал себя за беспомощность, не
представляя, как бы я мог опустить в кипяток босые ноги.
Бобу удалось забить огонь, он снова помакал одеяло в воду и бросил его мне:
- Заворачивайся!
- Она вернется? - совсем по-детски спросил я.
- Раз она смогла все это, то сможет и вернуться, - резонно сказал он и, зачехлившись
с головой, уселся рядом со мной. Еще одно одеяло он перебросил через подоконник.
Со стороны коридора раздался грохот, по-видимому, обвалились какие-то переборки.
Из соседних окон разом повысовывались языки пламени. Одновременно с этим с
улицы донесся вой пожарных машин, и я увидел вдалеке мчащуюся их вереницу. А
чуть позже раздался и стрекот лопастей вертолета. Но в этот миг мы снова увидели Еву,
выползающую на карниз. Правда, если бы мы не знали, кто это, мы бы вряд ли узнали
ее.
Так же как и в прошлый ра
...Закладка в соц.сетях
