Жанр: Философия
Континент Евразия
...му, в творениях наших "светских богословов"
120
веет дыхание Второй. Наша воля и наше сознание поставлены
пред лицо испытаний. И этим испытанием - не судьбой экономической,
политической - определится доля России... В результате
сплетения побуждений, возможностей, сил выпадет исторический
выбор... Каков он будет - на то воля Божья. В пределах
судьбы человеческой есть показания и признаки, что не безверие,
но Церковь возобладает в судьбах народных. Заложенное
в большевизме торжество неверия и материализма протекает не
благодаря, но вопреки духу лучших сынов народа. Наиболее
творческие его сыны принадлежали не к преемству материализма
и неверия, но к преемству православного учительства. Не деятельностью
"просветителей-обличителей", но в значительной мере
литературными вдохновениями "светских богословов", вроде
Гоголя и Достоевского, создана мировая слава русской литературы...
И не кустарные мудрствования народников, и не произведения
начетчиков от марксизма, но воззрения славянофилов и
Соловьева являются наиболее живыми и напряженными, наименее
поддающимися "тлению" достижениями русской историософской
и философской мысли. Но Гоголь и Достоевский, Соловьев
и славянофилы возникли не в пустоте; в истоках творчества
они рождены и питаются глубинами народной стихии. Может
ли русский народ оставить без воплощения начала и чаяния,
в которых выразилось высшее напряжение народного духа?..
Грехи и ошибки неизбежны и многи. В жизни народа, одаренного
размахом духовных исканий, они, быть может, по особому неизбежны
и особенно многочисленны. В настоящее время, в грехе
и блужданиях, русский народ подошел к пределу последнему.
Но в этом, верим, залог возрождения. Ибо поистине должна
ужаснуться душа. И на путях преодоления и просветления вслед
за высшим торжеством неверия возникнет высшее возобладание
Веры; вслед за триумфами "обличительства" идет торжество
Православия.
Имеет важность установить, к чему должен стремиться, чего
должен хотеть поборник России как "мира нового".
Не в отрыве от здешнего обретается достояние; но в сочетании
напряженного здешнего делания с утверждением мира духовного,
в котором делание это, получая отведенное обширное, важнейшее
место, преклоняется, подчиняется целям Высшего Цар121
ства. Только деланием, экономическим и административным,
можно среди испытаний, ниспосланных Господом на Россию,
воссоздать и укрепить нарушенный лад жизни, общественной и
частной, вспомнить и осуществить слова "о лете Господнем благоприятном"...
В выборе технических средств, в достижении подобных
целей было бы неправильно и вредно сторониться достижений
и средств, выработанных опытом Запада... Разрыв исторических
плоскостей сказывается не в области техники; он сказывается
в области отношения к технике, в области оценки
значения делания экономического и политического. Для мировоззрения,
не приемлющего теорий исторического материализма,
очевидна возможность существования при тождественном
техническом строе разных общественных укладов и разных
идеологий. Проблема исторических эпох есть проблема идеологическая.
И principium individuationis новейшего западно-европейского
мира заключается, в наших глазах, не в том развитии,
которое получили в нем техника, хозяйство и управление, но в
идеологическом значении, приписанном экономике и политике.
Это значение сводится к следующему;
1. В области суждений о сущем устанавливается и утверждается,
что все существующее в мире человеческом, в том числе и
духовные ценности, суть надстройка над базой, экономической
или политической. Первый вариант воззрения явственно сказывается
в философии экономического материализма; второй, хотя
и менее ясно выраженный, заключен в психологии "воинствующего
политицизма".
2. В области суждений о должном выставляется положение,
что проблема человеческого "счастья" затрагивается и разрешается
исключительно в пределах устройства экономического и политического.
Этим суждениям поборник России как "мира нового" имеет
противопоставить взгляды "подчиненной экономики" и
"подчиненного права":
1. Основная посылка философии "подчиненной экономики" и
"подчиненного права" гласит, что причины, касающиеся хозяйства
и государственно-правового устройства, имеют ограниченную
область приложения. Важнее всего, что из этой области изъемлются
"высшие", "конечные" ценности... Экономический материализм
являлся попыткой утвердить эти ценности в области
и понятиях хозяйственной жизни; марксова трудовая теория
ценности сводилась к "обожествлению" физического труда. Воззрение
воинствующего политицизма обрело те же ценности в
"правовом государстве", "демократическом" строе. Сколько бы
ни называли себя создатели этих учений деятелями, поборниками
"науки", они являлись метафизиками, и притом метафизиками
метафизики "злой": ибо то, что от "нижних", они допускали
в мир "высший", из чего истекло угасание духа; и не только это,
но и заблуждения в сфере эмпирической науки - допуская понятия
хозяйства и государства в сферу "высшего" мира, они вносили
в экономическое знание, в государство и правоведение элемент
разрешения основных, "конечных", вопросов существования,
вопросов, неразрешимых иначе, как на путях метафизики;
однако же, деятели "науки", они желали и здесь усмотреть эмпирические
"причины". Тем создавалось причудливейшее смешение
эмпирики и метафизики, подлинное извращение науки, как
учения эмпирического... Только признанием ограниченности
круга воздействия экономических и политических причин, отказом
от разрешения в них "конечных" вопросов существования
утверждается возможность последовательно-эмпирического хозяйственного
и политического знания. Только изгнанием экономики
и политики, торгующих во храме, больно бьющим бичом
из мира "высших" создается простор для "благой метафизики".
"Благая метафизика" - это сфера, где находятся в установленном
равновесии миры "высших" и "нижних", религиозно-философской
ценности и экономического и политического действия,
где хозяйство и право утверждены во всей широте жизненного
значения, но где, в отношении к ценностям "конечным" и "высшим",
хозяйство и право суть ценности "подчиненные"... "Благая
метафизика" - это область, где царствует мера, столь чудесно
и вдохновенно преисполняющая относящиеся к "высшим" и
"нижним" откровения учения Евангелия...
2. Философия "подчиненной экономики" и "подчиненного
права" предполагает признание, что исключительно в области
религиозной может быть разрешена - поскольку она вообще
разрешима! - проблема человеческого "счастья". Благополучие
хозяйственное и государственное есть не более как условие, само
по себе бессильное разрешить проблему...
Воспринимая воззрения "благой метафизики" или, что то же,
проникаясь взглядами "подчиненной экономики" и "подчиненного
права", мы поставляем себя в традицию русского религиоз123
ного творчества: действие в хозяйстве и государстве разрешается
и освещается озарением религиозным... Религия, призванная в
живом единстве питать, преисполняя смыслом, совокупность социального
бытия, не может быть мертвенной схемой, вынуждаемой
Разумом формулой Богопризнания... Религия есть исповедание
догматов; она исполнена чувством их значительности и
смысла; она - живое чутье Богооткровения, выделяющее главное
от неглавного, но твердо держащее все. Религия - это трепет,
трепет души перед Господом, трепет почитания перед Символом,
Таинством, даже знаком имени Христа... Религия -
единство, сопрягающее живых и мертвых, прошлое, настоящее
и будущее. В свете религии познается национальность; в нем
"святая Русь" ощущается как "предыстория" религиозное борение
XIX века - как начало, осуществляемое во времени трудном;
и познается, что напряжением и верой больше дано свершить
впереди...
ЕВРАЗИЙСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ
РУССКОЙ ИСТОРИИ
Евразийство есть идейное движение, возникшее около 1921
года в среде тогдашнего младшего поколения русской интеллигенции.
Оно стремится подвергнуть пересмотру основные представления
относительно хода русского исторического развития.
Евразийство породило значительную историческую литературу,
но и встретило многочисленные возражения со стороны старшего
поколения русских историков. В исторической области оно сосредоточивает
свое внимание на объяснении возникновения Российской
империи XVIII-XX веков и сменившего ее Союза советских
республик.
Какие стороны исторического прошлого подготовили возникновение
каждого из этих явлений? Каковы исторические традиции,
которые в них воплощены? С целью ответить на эти вопро124
сы евразийцы высказываются за решительное расширение тех
рамок, в которых трактуются проблемы русской истории. Они
считают необходимым русскую историю расширить до рамок истории
Евразии как особого исторического и географического мира,
простирающегося от границ Польши до Великой китайской
стены. Евразийцы уделили исключительно большое внимание
определению географических особенностей этого мира - срединного
мира старого материка - в их отличие от географической
природы его западных (Европа) и южных (Азия) окраин.
Наиболее бросающейся в глаза чертой в характеристике этого
мира является флагоподобное, т. е. на манер полос в горизонтально
подразделенном флаге, расположение в нем основных
почвенно-ботанических и климатологических зон...
В пределах этого мира испокон веков существовала тенденция
к культурной и политической унификации. История Евразии
в значительной мере есть история этих тенденций. Наличие
их весьма характерно отличает историю Евразии от истории
Европы и Азии, гораздо более раздробленных в политическом
и культурном смысле. Названные тенденции сказываются
уже в пределах медного и бронзового века, в течение
которых вся евразийская степная зона, от причерноморских
степей до восточно-сибирских, была занята культурами
"скорченных и окрашенных костяков" (названных так по типу
погребений). Уже тогда резко обозначилась специфическая
связь между культурами евразийской степной и лежащей к северу
от нее евразийской лесной зоны, тесная связь, весьма отличительная
для названных выше тенденций к унификации. В
более позднюю эпоху, уже в пределах железного века, основными
фактами истории Евразии было существование скифской
и гуннской держав - с теми эпизодами, которые их окружают
и отделяют друг от друга...
Дальнейшим большим фактом общеевразийской истории было
образование и расширение Монгольской империи. В промежутках
между "гуннской" и "монгольской" эпохами евразийской
истории упомянутые выше унификационные тенденции запечатлены
в истории авар, турок и т.д. На основе детального рассмотрения
названных выше фактов евразийцы приходят к заключению,
что в течение первых тысячелетий известной нам истории
Евразии русское (восточнославянское) племя стояло в стороне
от большого русла евразийской истории, хотя основные события
ее и отзывались на нем непосредственно. Так называемая
Киевская Русь возникла на западной окраине Евразии в эпоху
временного ослабления общеевразийских объединительных тенденций.
Однако почва, на которой она развивалась, была в
значительной степени той же почвой, на которой в свое время
росли и действовали скифская и гуннская державы. На это, ранее
евразийцев, указал М. И. Ростовцев. Монгольским завоеванием
Русь была втянута в общий ход евразийских событий, в
дальнейшем выяснилось, что северо-восточная ее часть, в лице
Руси Московской, способна к выявлению такой силы и духовного
напряжения, которые делают ее наследницей монголов и позволяют
этому оседлому народу принять на себя общеевразийскую
объединительную роль, которую до сих пор выполняли, в
пределах нашего видения, исключительно степные, кочевые народы.
Вместе с ослаблением Золотой Орды произошло, по выражению
Н. С. Трубецкого, "перенесение ханской ставки в Москву".
Скифский, гуннский и монгольский периоды общеевразийской
истории были продолжены периодом русским. Сказанное
позволяет наметить те исторические преемства, наличие которых
способствовало возникновению русского государства в его
очертаниях XVI-XX веков. По мнению евразийцев, прослеживание
этого преемства в его скифском, гуннском, монгольском
этапах и промежуточных звеньях имеет для русского историка
не меньшее значение, чем изучение собственно русской истории.
Эта последняя до XV века была историей одного из провинциальных
углов евразийского мира (и только после XV века стала играть
общеевразийскую роль). Указанная концепция евразийской
истории с наибольшей полнотой выражена в "Начертаниях
русской истории" Г. В. Вернадским.
Итак, по мнению евразийцев, русское государство XVI-XX
веков является в большей мере продолжением скифской, гуннской
и монгольской державы, чем государственных форм дотатарской
Руси (что, конечно, не исключает передачу других важнейших
элементов культурной традиции именно этой последней).
Только что приведенное заключение с особой силой подтверждено
наблюдениями из области социальной истории. Тот
строй, в котором все классы общества являются "служилыми",
несут "тягло", где не существует настоящей частной собственности
на землю и где значение каждой социальной группы определяется
ее отношением к государству, - этот строй глубоко коренится
в историческом укладе кочевых держав. Он был воспринят
Московской Русью и дал ей огромную политическую силу. Толь126
ко неполно и частично отошла от него в сторону европейских образцов
императорская Россия...
Возрождение "тягловых" и "служилых" начал наблюдается в
современном политическом и социальном режиме СССР. Из этого
же источника идут и принципы этатизма, огромная роль государства
(государя) в хозяйстве, столь отличительные для русской
истории последних лет, и т. д.
Иными словами, поставление в один ряд кочевых держав
прошлого и русского государства позволяет целый ряд традиций
в евразийской государственной жизни, которые вне такого сопоставления
ускользали бы от взора исследователя. То, что объединяет
историю этих держав с историей России, есть месторазвитие.
Устанавливая связь исторических факторов с географическими
(которая отнюдь не сводится, однако, к односторонней
зависимости первых от вторых), евразийцы являются обоснователями
в русской науке геополитического подхода к русской
истории. На это указал несколько лет тому назад евразийский государствовед
Н. Н. Алексеев...
В области собственно культурной для евразийской концепции
особенно существенны два обстоятельства: 1) подчеркивание,
что уже с XV века Россия была не национальным, но многонациональным
государством. Для XVI века евразийцы придают
особое значение татарским служилым элементам, которые, по их
мнению, являлись подлинными сосозидателями военной мощи
Московского государства того времени. С большим вниманием
они прослеживают те мотивы политического уклада русского государства,
по которым отдельным частям нерусского населения
обеспечивались его национальные и вероисповедные права; 2)
утверждение, что связи с Азией не менее существенны в русской
истории, чем связи с Европой. Выставление этого тезиса подразумевает
пересмотр истории русских внешних сношений в духе
большего, чем это практиковалось до сих пор, выпячивания роли
Востока. В этом отношении евразийцы имеют такого предшественника,
как известный, ныне покойный, русский востоковед
Б. Б. Бартольд, много потрудившийся над таким пересмотром.
ПОДДАНСТВО ИДЕИ.
Одного отрицания недостаточно для победы. В обстановке, в
которую мы попали, может быть плодотворным только то историческое
действие, которое подхватят и поддержат крылья огромной
исторической идеи... Эта идея должна быть именно огромной,
всесторонней и положительной; в размахе и упоре соравной
и превосходящей историческую идею коммунизма... Бели
будет идея, будут и личности. Историческая личность создается
в обстановке и при посредстве исторической идеи. Даже
крупные сами по себе личности некоторых вождей белых армий
пали в ничтожество, ибо их не выносили вверх крылья вдохновенной
исторической идеи; и наоборот - на упоре сатанинской и
злой, но огромной идеи коммунизма даже ничтожества подняты
до роли крупных исторических фигур...
Идея воспитывает личность, питает ее соками, дает силу, ведет
в действе. Прежде чем говорить о личности, нужно говорить
об идее. Иден сложны и потому в большинстве случаев только
первоначально и упрощенно воспринимаются народом. Но на народе
лежат, его освещают и окрашивают отблески над ним воздвигнутой
идеи... В полной мере идея никогда не осуществляется
в жизни; она всегда возносит с собой ей, в существе, чуждый
груз; но идея дает толчок и движение - и крылья се явственно
различимы, какой бы груз она ни возносила с собой... Обратившись
к идеям, составляющим государственно-общественный
идеал, мы прощупаем во многих случаях исторической действительности,
при разнообразнейших формах устройства, за внешностью
правления, учреждений и лиц реальное и объемлющее
явление идеалоправства'. Вдумываясь в исторические процессы,
можно дать еще более резкую формулировку: всякое длящееся
правление, будь оно единодержавным, народодержавным или
иным, есть та или иная форма осуществленного идеалоправства.
Более реально и ощутимо, чем люди и учреждения, народами и
странами правят идеи. Идеи эти могут быть различной природы:
чисто религиозными, религиозно-национальными, по преимуществу
национальными, национально-правовыми или чисто
правовыми. Не столько действительный и тленный царь, сколько
религиозная идея царя правила монархиями древнего Востока;
и не столько консулы и императоры, сколько национально128
религиозная идея Рима вела к победе римские легионы; и более,
чем тот или иной первый министр, правила и правит отчасти,
скажем, новейшей Англией идея правового государства. В качестве
общего начала исторического бытия явление "идеалоправства"
не менее действенно, чем то влияние хозяйственно-производственных
отношений, о котором говорит теория исторического
материализма; и не менее "самоначально", чем оно, поскольку
вообще можно говорить о "самоначальности" в мире причинных
соотношений. И как раз осуществленное правление приемлющей
теорию исторического материализма коммунистической
партии в гораздо большей степени может быть характеризовано
как образчик "идеоправства", чем как "надстройка над экономической
базой". (Хотя бы это "идеоправство", отнюдь не являясь
"идеалоправством", поскольку мы приписываем "идеалу"
положительное содержание, было и есть в реальной сущности
подлинным "злоправством"...) И потому также приобретенным
нами историческим опытом можно обосновать теоретическое
вознесение и живое видение "идеи-правительницы" как определяющего
начала исторической жизни... "Идея-правительница"
рождается и растет в недрах общей духовной обстановки момента
и эпохи. Ее колыбелью и отчим домом являются духовное самосознание
и духовный опыт интеллектуальных предстоятелей
народа, его "интеллигенции", как бы она ни называлась и в какой
обстановке ни жила. То, что интеллигенция рождает и взращивает
сейчас, то народные массы воспримут и осуществят через
некоторый промежуток времени. Так было с революционной
идеологией русской интеллигенции, так будет с ее положительно-утверждающей
идеологией, поскольку таковая создается и
создана... Из понимания этих обстоятельств вытекает сознание
сугубой исторической ответственности духовно-интеллектуальных
предстоятелей народа, его "интеллигенции", и, в частности,
сознание исторической ответственности той, в определенном
смысле, особо квалифицированной ее части, каковой является
идейная эмиграция. (Основная наша концепция: где бы ни находились
эмигранты, они составляют часть того духовного мира,
который именуется Россией; представляют собой его отпрыски,
ответвления, щупальца. Почва под ногами значит далеко не все,
иногда значит весьма мало; важнее духовная почва, которая и
питает каждого эмигранта, подданного идеи, насыщенная почва
культуры российской. Материальность приютивших такого
эмигранта земель и стран временами призрачна; он живет в Рос129
сии, которая, хотя материально и охватывает только положенные
ей земные пределы, духовно обнимает весь мир.)
В обстановке России можно наметить особые причины,
почему исторически действенной может оказаться в ней только
идея чрезвычайно широкого размаха. Мысль о мировом призвании
России восходит к XV веку. В различных формах и видоизменениях
она держалась в последующие века. В XIX веке она получила
новое развитие в русской философской и историософской
литературе. Царская Москва и императорская Россия, подходя к
осуществлению русского мирового призвания, проводили его методами
и в формах национального государства. Но и в явлении
коммунизма, эмпирическая сущность которого в гораздо большей
степени сводится к разрушению, чем к возвеличению России,
все-таки, помимо воли вождей и наперекор их решениям,
явлена в искаженном и обезображенном виде мысль о русском
мировом призвании; явлена притом в размахах, дотоле неслыханных.
Нет сомнения, что коммунизм преходит и прейдет. Но
возрожденная национальная Россия должна в полной мере сохранить
в положительном виде то мировое чувство, которое в извращенной
форме запечатлено в коммунизме...
Деникин был побежден, между прочим, потому, что по широте
своего идейного горизонта в сравнении с большевиками он
был провинциалом. Этот провинциализм должен быть отвергнут
и преодолен.
Положительные задачи русского духовного делания вырисовываются
как задачи воплощения и рощения русского национализма.
Имеют высокую настоятельность прикладнические задания
реалистической и упорной, сознательно-собранной и целесообразно-рассчитанной
русской национальной работы. В ней не
нужно бояться упреков в национальной узости и эгоизме. Без того,
что называют "эгоизмом" и "узостью", не прийти к возможностям
широты и жертвы... Но в отличие от многих других "национализмов",
имеющих только один слой - прикладничества и узкого
себялюбия, национализм русский - можно положительно
утверждать - имеет два основных "слоя", друг другу соподчиненных,
но существенных, каждый в себе: слой прикладнический
и слой вселенский. Следует придавать обоим одинаковое
значение: без прикладничества, иной раз расчетливого и цепкого,
в этом мире, увы, неосуществимо вселенское служение:
чтобы дать, нужно собрать; без вселенскости прикладничество
ведет к оскудению, потемнению, духовной смерти... Будем стро5
-1375
ить град земной, ибо Бог даровал нам просторы и материалы и
мы должны его строить, но в душе своей будем носить Град Небесный.
Обычное в каждом повышенном национализме и уже несколько
веков присутствующее в русском сознании ощущение,
что народ наш есть народ особый и исключительный, в отношении
к народу русскому на основании пережитого и в происходящем
почувствуем, как истину новую и сияющую. И не будем бояться
и самих несчастий наших: быть может, и рассеяны мы (выходцы),
в горести и бедах, по всему лицу земному потому, что
есть у России, помимо прикладнически-национального, также
национально-мировое призвание; и что делать ей предстоит не
только в ее собственных немалых просторах, но и в просторах
больших, всей земной оболочки... Будем страстно любить данную
Богом земную плоть нашей страны; но будем знать, что, и
оторвавшись от этой плоти, став "бесплотными" и летучими, мы
все же призваны сохраняться, жить и творить. Россия почвенная
и Россия взметенная имеют в наши года каждая свое призвание.
И если бы мы умерли на чужбине и если бы умерли в ней и дети,
и внуки наши, это не значило бы, что мы, и дети, и внуки наши,
прожили, живут, проживут жизнь напрасно. Явственнее, чем
другие народы, русские имеют одновременно две родины: Россию
и мир; повторяем: наряду с делом национально-прикладническим,
делом внутреннего сплочения и оздоровления, делом
внешнего мироустроительства, Россия предопределена к действию
вселенскому, призвана поднять и понести уроненную западным
человечеством вить веры - нить, без которой человечество
непременно и скоро заблудится и сгинет в темном лабиринте...
Порой думается, что в настоящий момент только в России возможны
чудеса - не только в виде благодатного ответа на личную
молитву, что составляет тайну общения человека с Богом и везде
и всегда существует, но также в виде явленных в народе знамений
славы Божьей (церковные золочения и обновления)...
Трудность дела духовного восстановления мира заключается
в том, что в этом деле Россия, весьма вероятно, может рассчитывать
почти исключительно на свои собственные силы; тот мир, с
которым Россия в последние годы наиболее близко общалась,
мир культуры западноевропейской, ей в этом не поможет или поможет
мало; ибо к тупикам, в которые попал, он пришел в силу
внутренних необходимостей и неотъемлемых свойств своего новейшего
развития... Россия должна решиться одна идти в поиски
и путь, одна взять на плечи бремя немалого дела: творения (в
Посмотри в окно!
Чтобы сохранить великий дар природы — зрение,
врачи рекомендуют читать непрерывно не более 45–50 минут,
а потом делать перерыв для ослабления мышц глаза.
В перерывах между чтением полезны
гимнастические упражнения: переключение зрения с ближней точки на более дальнюю.
отечестве и рассеянии) "эпохи органической" посреди "эпохи
критической".
Между духовным опытом "отечества" и "рассеяния" есть глубокое
сопряжение. И то, что происходит и чувствуется там, имеет
чувствоваться и здесь и, быть может, именно здесь отольется в
законченные и выявленные формы сознания.
Глубоко нужно вобрать в себя воздух и знать, что жизнь, которую
живем, есть не та обычная жизнь, которую привыкли
жить пред 1914 годом, но новая, страстная и зоревая... Надолго,
накоротко ли, эпоху нашу мы должны ощутить как эпоху поворотную
и героическую - такую, какой столетия не было пред
1914 годом... Во мраке отыщем ли нить веры? Все потеряем ли
или все приобретем? Более чем было в прошлом, мы должны, в
расчете на будущее, копить и точить героическую волю. Героическое
чувство и героическая воля... Нам ли, недостойным,
произносить эти слова? Но потребность жива и настоятельна. В
том мире, в котором живем, горизонт вспыхивает зловещими отблесками,
знаками неслыханных провалов, и вслед за тем грозит
все поглотить сгущающаяся тьма. В эти сроки знамя должно
быть
...Закладка в соц.сетях
