Жанр: Философия
Историко-философские исследования.
...еющую
силу для культур любого типа. Наиболее обещающим в
этом смысле нам представляется анализ знания и его связи с
человеческим поведением.
2. ЗНАНИЕ
Вопрос о том, что такое знание, занимает философию с
первых шагов ее развития, и, хотя проблема знания давно уже
стала гносеологией, то есть учением о знании, прогресс в понимании
природы знания не так уж велик. Еще в V в. до н.э.
Сократ, если верить Платону, постоянно донимал софистов,
"платных учителей мудрости", вопросами о том, чему же они, в
отличие от сапожников, корабельщиков, гончаров, строителей,
способны научить человека. Через два с половиной тысячелетия
Копнин почти в тех же терминах сформулировал проблему:
30___________________________М.К.Петров
"Если я, будучи философом, не знаю, что такое знание, то это
влечет за собой некоторые неприятные последствия. Признано,
что каждый человек должен что-то знать о той области, с которой
связана его практическая деятельность. Сапожник должен
знать, что такое сапоги и как их шьют, повар - как надо варить
борщ, каменщик - как делается кладка при строительстве
дома и т.п. В силу этого знания и умения каждый из них занимает
определенное место в общественном разделении труда.
Точно так же философ должен знать, что такое знание, и сделать
это знание достоянием других людей. В этом - его общественная
функция" (17, с. 15). Нам кажется, что такая формулировка:
есть знание, связанное с той или иной областью
.практической деятельности, и знание о знании (философское
знание) - вполне может служить исходным моментом анализа.
Начиная с констатации необходимости знания для практической
деятельности человека, Копнин приходит к обобщающему
определению: "Знание как необходимый элемент и предпосылка
практического отношения человека к миру является
процессом создания идей, целенаправленно, идеально отражающих
объективную реальность в формах его деятельности и существующих
в виде определенной языковой системы" (17, с. 26).
Выраженная в этой формуле идея двойного существования
знания - в практической деятельности и в языковой системе
- как раз то, что нам нужно, хотя для наших целей требуется
не только различение способов существования наличного знания
(поведение-знак), но и не менее четкое разделение функционирующего
и возникающего (наличное-новое) знания. Поэтому
мысль о знаковом существовании знания "в виде определенной
языковой системы", мысль, безусловно придающая
знанию социальный оттенок, требует уточнений в том смысле,
что общение, в частности и язык, как основное, но не единственное
средство общения могут использоваться в двух существенно
различных функциях: а) для хранения наличного знания
и его трансляции от поколения к поколению и от индивида к
индивиду; б) для усвоения возникающего знания в форме,
обеспечивающей переход из нового в наличное, то есть для
превращения нового в правомерного участника операций хранения
и трансляции.
Попробуем несколько углубить эти двумерные различения;
поведение-знак; наличное-новое.
Возражая Маху, для которого познание - "биологически
_____________Научно-техническая революция и философия_____________3J_
полезное психическое переживание", Ленин пишет: "Познание
может быть биологически полезным, полезным в практике человека,
в сохранении жизни, в сохранении вида лишь тогда,
если оно отражает объективную истину, не зависящую от человека"
(18, с. 126, 127). Здесь перед намц та, связанная с деятельностью
и выявляющаяся в поведении, сторона знания, которая
подчеркивает равнообязательность законов окружения и
их учета в поведении, независимо от того, идет ли речь о поведении
человека, животного, автомата. В этом смысле "опытное"
знание человека и основанное на нем поведение ничем не
отличаются от "знания" и поведения животного или автомата,
что и лежит в основе субституций - замен человека в его репродуктивных
функциях силами живой и неживой природы.
Функционирование такого связанного в навыках знания, если
оно строится по биологическому типу, предполагает, как утверждают
биологи и кибернетики, память - оперативную способность
всего живого, а также и кибернетического - созданного
человеком по образцу живого - привлекать в решение "теперь-ситуаций"
данные прошлого опыта, что, с одной стороны,
естественно (живой мир) или искусственно (кибернетические
машины) фрагментирует окружение по частотному основанию
на типичные повторяющиеся ситуации, в том или ином отношении
"значимые" для жизнедеятельности индивида или особи, а с
другой - формирует производные от типичных ситуаций стереотипы
поведения, позволяющие, скажем, кошке совершенно поразному
реагировать на появление рыбы или собаки.
За каждым из стереотипов умозрением угадывается, а кибернетиками
искусственно воспроизводится корреляция между
поведением и регулятором поведения, причем корреляция двух
видов: обязательной последовательности актов (алгоритм поведения,
его программа) и коррекции на особенности единичной
ситуации данного типа (отрицательная обратная связь). Когда
мы говорим о знании, как оно реализуется в практической деятельности,
в поведении индивида, мы имеем в виду программы
- алгоритмы поведения в типичных ситуациях, устойчивое и
остающееся в таком поведении - и полагаем, что естественная
или искусственная память как раз и есть то "место", где хранятся
программы и откуда они извлекаются для решения "теперь-ситуаций",
опознавать которые, относить к тому или иному
из освоенных типов, нам помогают органы чувств или "датчики",
работающие в режиме различения.
32 ______________М.К.Петров
Вместе с тем вопрос о том, насколько знание в такой корреляции-единстве
с поведением остается знанием, сохраняет
свою специфику и несводимость к поведению не в умозрении
философа или кибернетика, а в реальной действительности, в
поведении, скажем, того же сапожника, который, по мысли
философа, "должен знать, что такое сапоги и как их шьют" -
вопрос не такой уж простой. Навык, и это подтвердит любой
психолог, "растворяет" знание, переводит его в область подсознательных
автоматизмов. Научиться - значит "забыть", как это
делается, просто делать. Ни один из нас не в состоянии "понять",
как мы ходим, дышим, говорим, круговращаемся в обжитых
бытовых и служебных ситуациях.
Философы любят обыгрывать эту ситуацию, эту подсознательную
"жизнь без разума". Еще Аристотель написал о ремесленниках:
"А с ремесленниками обстоит дело подобно тому,
как и некоторые неодушевленные существа хоть и делают то
или другое, но делают это, сами того не зная (например, огонь
- жжет): неодушевленные существа в каждом таком случае
действуют по своим природным свойствам, а ремесленники -
по привычке" (Метафизика, 981 в.). У Камю именно здесь исходный
момент отчуждения: "Подъем, дорога, четыре часа работы
на фабрике или службе, перерыв на обед, дорога, четыре
часа работы, ужин, сон, понедельник, вторник, среда, четверг,
пятница, суббота - все время один и тот же ритм, который
долго остается удобным путем жизни. Но вот однажды возникает
"Зачем?", и с этого вопроса начинается скука, к которой
примешивается удивление. "Начинается" - это важно. Скука
- конец механической жизни и, одновременно, начало потребности
осознания" (19, S. 16).
В таких критических заходах на автоматизмы сложившегося
человеческого поведения, которые и сами уже приобрели форму
некритического убеждения: "Люди оказываются более мудрыми
не благодаря умению действовать, а потому, что они владеют
понятием и знают причины" (Аристотель. Метафизика,
981 в.) теряется из виду то решающее в данном вопросе обстоятельство,
что способность усваивать-забывать, связывать
знание в навыке-автоматизме или, как Кестлер называет эту
способность мозга - быть навыкообразующей машиной, жизненно
важна для человека. Не будь ее, человек постоянно пребывал
бы в позиции буриданова осла, бился бы о стены неснятого
выбора, на каждом шагу испытывая эффект сороконожки,
Научно-техническая революция и философия _________ 33
сбоя, задумчивости и размышления там, где нужно действовать.
Реальный вопрос, нам кажется, состоит не в том, чтобы
объяснять репродукцию, силу привычки, власть навыка, - это
биологическая "инерция", не требующая указания причин, естественное
и для человека и для животного состояние контакта
с окружением, который опирается на память как на способность
типично реагировать в типичных ситуациях, а в том, чтобы
понять, почему часть, и весьма значительная, человеческих
навыков способна все-таки отчуждать программы, хранить их в
независимой от навыка-умения знаковой форме знания и почему
это свойственно только человеку.
Традиционным ходом здесь остается благородное истолкование
- ход от любознательности, от аристотелевского "удивления"
или от гегелевской нетерпимости духа к осознанной конечности,
и само знание в рамках такого подхода становится
скорее автономной и самодовлеющей благородной сущностью,
нежели сущностью рабочей, нагруженной какими-то вполне
определенными функциями. Нам кажется, что именно здесь, в
рамках функционального анализа переходов: знание-навык;
навык-знание, - открывается возможность универсального, не
связанного только с развитой социальностью истолкования
знания. Ничего особенно нового в таком подходе нет. Маркс и
Энгельс рассматривали, например, возникновение осознания
под формой преемственной связи с биологией: "Сознание необходимости
вступить в сношения с окружающими индивидами
является началом осознания того, что человек вообще живет
в обществе. Начало это носит столь же животный характер,
как и сама общественная жизнь на этой ступени; это - чисто
стадное сознание, и человек отличается здесь от барана лишь
тем, что сознание заменяет ему инстинкт, или же что его инстинкт
осознан" (20, с. 30). Именно эта мысль о преемственности
биологического и социального дает возможность представить
знание как функциональный социальный аналог биологического
по генезису механизма трансляции.
В основе биологического механизма трансляции необходимых
для жизни навыков лежит наследственность, биокод наследственности,
позволяющий передавать навыки от родителей
к потомку методом филогенеза, без выхода во внетелесную
знаковую область, хотя и в биологическом варианте трансляции,
особенно у птиц и млекопитающих встречаются довольно
сложные институты "постредактирования" - обучения, онтоге2-739
34___________________________М.К.Петров
нетического доведения младенцев до кондиций, обеспечивающих
выживание в данных условиях среды. Но в животном мире
эти институты обучения, хотя они и отражают недостаточность
филогенетического программирования, не отделены от
особей в независимую от них, долгоживущую, рассчитанную на
множество поколений "вечную" сущность, способную кодировать
и сохранять на правах видовой ценности биологическую
недостаточность генетического программирования - алгоритмы
"постредакции", обучения необходимым для жизни навыкам,
которые по тем или иным причинам не фиксируются биологическим
кодом наследственности.
Возникновение такой долгоживущей постредакционной видовой
сущности, опирающейся на нечто по отношению к
смертным особям внешнее, внетелесное и бессмертное, и есть
с этой точки зрения возникновение социальности и знания,
вернее того способа компенсации биологической недостаточности,
который только и может претендовать на категориальное
понятие "знание", если ему приписывается ограниченный человеческим
общением и поведением смысл. Различить в знании
естественное, биологическое, человеческое на поведенческой
базе практически невозможно: здесь человек - вещь среди вещей,
равный среди равных, которому не приходится ожидать
скидок и поблажек на человечность. И каким бы сложным ни
представлялось репродуктивное поведение человека, любой
фрагмент этого поведения и вся система таких фрагментов, если
они образуют целостную систему, могут быть реализованы
на нечеловеческом материале, на полупроводниковой глине,
например (21). Различие возникает не в поведении, где все
равны, а в трансляции, в общении, в способах существования
видового, "вечного" и "бессмертного" на смертном и недолговечном
субстрате особей и индивидов. Если трансляция замкнута
на биокод или биокод достаточно гибок и подвижен, чтобы
поглощать постредакцию, переводить онтогенез особей в
филогенез, перед нами один способ трансляции, к которому
неприменимо понятие "знание", если же рядом с биокодом
возникает и независимым от биокода способом преемственно
существует "социокод наследственности", который берет на себя
задачи сохранения и воспроизводства в смене поколений,
необходимых для преемственного существования вида, но не
представленных в биокоде навыков, то здесь уже другой, социальный
способ трансляции, к которому только и применимо
^
_____________Научно-техническая революция и философия_____________35_
понятие "знание", понятие компенсации биологической недостаточности
небиологическими, знаковыми средствами.
Здесь сразу может возникнуть несколько вопросов. Во-первых,
определение знания через биологическую недостаточность
и социальности через небиологический код наследственности
выглядит значительно шире человеческого (видового) определения.
Практически любой вид, будь то киты, слоны, дельфины,
пчелы, муравьи, если у него наблюдается парность и дополнительность
биологического и внебиологического видового
кодирования, мог бы претендовать на знание и на социальность.
По существу так оно и есть. Мы, например, просто не
знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем, является ли "социальность"
муравьев и пчел результатом своевременного, до выхода
в знаковую область, поглощения онтогенетической постредакции
филогенезом или же "съеденной" в биокоде социальностью,
которая успела возникнуть, но оказалась настолько гибкой
в своей стабильности, что биологическое нагнало и поглотило
социальное. Мечта о "естественной социальности" такого
поглощенного типа, которой особенно подвержены философствующие
естественники, широко представлена и в философской,
и в околонаучной, и даже в научно-философской литературе.
Когда Иориш, например, пишет о методе "прямого и непосредственного
воздействия на биологическую основу человеческой
психики, физиологию и иные стороны биологии человека"
(22, с. 148) и связывает эту увлекательную задачу с преобразованием
"в нужную сторону психики индивидов", он, возможно,
лишь повторяет то, чем развлекались в свое время
ученые муравьи и пчелы, которым удалось добиться блестящих
результатов.
Во-вторых, когда определение знания через социальный код
наследственности упоминает знак и знаковое общение, то тут
сразу же приходит на ум, что знаковое общение вовсе не есть
монополия человека: почти все виды животных в какой-то мере
причастны к такому общению, и в некоторых случаях, в стаде
обезьян, например, сигналы-знаки различены производно от
ситуаций, нагружены "смыслом", единообразно воспринимаются
и интерпретируются. Здесь явно необходимо уточнение типа
общения в том плане, который мы назвали бы организующим
общением или организующим формализмом, имея при этом в
виду использование в общении индивидуализирующего адреса -
имени. Реализованное в институте различающих имен, адресное
36____________________________М.К.Петров
общение сопутствует человеку на всех этапах его истории,
фиксируется в любом варианте социальности, отличая человеческое
общение от животного безадресного, которое также используется
человеком, но в совершенно других целях.
Как раз именная, или "эпонимическая", характеристика социума
оказывается ариадниной нитью в гносеологическом лабиринте
знания о знании, поскольку она способна ответить не
только на вопрос о наличии или отсутствии социального кода
наследственности или, что то же, социальной памяти, но и на
вопрос об устройстве этого кода и этой памяти, то есть стать
основанием классификации знания как системы внебиологической
трансляции социально необходимых навыков и умений.
Нам представляется совершенно очевидным, что вопрос о
содержании знания и вопрос о кодировании знания на правах
социальной ценности - два разных вопроса и, соответственно,
два разных предмета исследования. Первый, вопрос о содержании
знания, связан с поведением, и, поскольку поведение производно
от свойств окружения, в рамках этого вопроса вряд ли
возможно вскрыть какие-либо типологические различия, за исключением,
конечно, различий в объеме и схемах поведения,
вызванных несовпадением окружений. От бушмена, скажем,
трудно ожидать сколько-нибудь определенной "стоп-реакций"
на красный цвет или административно-магического восприятия
числа 100, но в совпадающих и освоенных в опыте ситуациях
поведение представителя любой культуры будет в принципе
одинаковым. Поэтому изучение содержательной стороны
знания в принципе, уже в силу связи с поведением, не может
подняться выше функции регулирования, связи-корреляции
между программой и поведением в рассчитанном на бесконечный
повтор навыке. Этот тип знания о знании, идет ли он от
программы к поведению или от поведения к программе, мы
назвали бы научно-кибернетическим. Социальная психология,
например, определяет свой предмет по связи с поведением.
"Большинство ученых исходит из предположения, что события
в природе происходят закономерным образом. Применительно
к изучению человеческого поведения это означает, что поступки
человека суть проявления повторяющихся процессов и что
задача социального ученого состоит в том, чтобы выделить и
описать это единообразие" (23, с. 22-23). Поэтому, хотя она и
называет себя психологией, наукой о душе, перед нами обычная
научно-кибернетическая дисциплина о регуляторе, от коII
______________Научно-техническая революция и философия______________ЗТ_
торой можно ожидать более или менее систематизированного
описания сложившейся формы реализации знания, в том числе
и кодирующегося биологически, но не приходится ожидать ответов
на вопросы о движении этой формы или о причинах, запрещающих
движение в одних направлениях и открывающих
простор в других.
Второй предмет исследования, мы рискнем назвать его
предметом философского исследования, есть вопрос о кодировании
знания и об устройстве социальной памяти. Относительно
этого предмета уже априорно можно предположить разнообразие,
поскольку за пределами биокода навык может быть усвоен
самыми различными способами от простого копирования поведения
окружающих (неформальное обучение) до теоретического
его освоения с последующим выходом в область поведения.
Даже для слепоглухонемых удается найти методы контакта с
внебиологическим миром культуры и пути его освоения.
5. ТИПОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНОГО
КОДИРОВАНИЯ (ПАМЯТИ) И ОБНОВЛЕНИЯ
В границах предмета философского исследования, как они
определены выше, представимы две группы вопросов: связь целостности
системы и универсальные схемы кодирования;
структуры ввода и дренажа, позволяющие социализировать новое
и дренировать избыточное знание. Исходной является, конечно,
первая группа, она обеспечивает целостность и преемственность
существования системы социально необходимого
знания, тогда как вторая выглядит производной. Из того обстоятельства,
что любое общество в любом варианте его выполнения
подвержено изменению в форме пассивного или активного
приспособления к меняющимся условиям жизни, следует
лишь одно: система знаний любого общества подвижна, способна
к обновлению, но и мера такой подвижности и механизм
обновления и объем допустимых инноваций лимитированы
возможностями системы кодирования, целостность которой
при всех обстоятельствах выступает на правах высшей ценности
- условия преемственного существования общества в смене
поколений и вовлеченных в такое существование смертных
биолого-социальных индивидов.
По данным исследований, ведущих свое начало с работ
Дюрктейма, Вебера, Леви-Брюля, Боаса, Малиновского, Ривер38____________________________М.К.Петров
са, Сепира, Уорфа и особенно полевых зондирующих исследований,
ведущихся в последние годы для обеспечения программ
помощи слаборазвитым и развивающимся странам, имеет
смысл говорить о трех основных типах кодирования и обновления:
а) индивидуально-именном; б) профессионально-именном;
в) всеобще-именном, причем в последнем различимы
прямой (антично-христианский миропорядок) и обращенный
(наука) подтипы. Типы не образуют единого ряда, звеньев единой
цепи развития - исторически предшествующий тип не содержит
на правах имманентной цели последующий, но они образуют
все же необходимую последовательность: последующий
тип, если он возникает, предполагает наличие предшествующего,
использует материал и структуры предшествующего типа.
1. Индивидуально-именной тип кодирования при всей его экзотичности
и сложности удивительно единообразен, в одних и
тех же институтах и проявлениях фиксируется в различных
частях света как общепризнанная "первобытность", связанная
обычно с охотой и рыболовством. Отличительная черта этого
типа - наличие в системе знания коллективных навыков (охота
на крупных зверей, например), в которых программы участников
в той или иной степени индивидуализированы, сопряжены,
как различения, в единую по цели деятельность многих.
Вся система стереотипов социально необходимого поведения
фрагментирована на посильные человеку частные программы,
и в таком фрагментированном виде в конечную по числу группу
"взрослых" или "охотничьих" имен-адресов, образующих
скорее целостную мозаику, нежели систему. Кроме связи сопричастия,
никаких специфических связей целостности между
именами - фрагментами социальной памяти - для этой группы
не обнаруживается, в качестве мнемотехнических средствфиксаторов
используются различного рода вещные включения.
Различенное имя - ключевой для этого типа элемент хранения,
трансляции и обновления знания. Имя вечно, в нем чисто
случайным способом соединены индивидуализированные программы
поведения в типичных "теперь-ситуациях", оно скроено
по мерке сил и возможностей индивида, передается от носителя
к носителю как преемственная, полная, различенно-неповторимая
(в других именах) программа поведения на все случаи
жизни. Соответственно статус имени в "первобытных" обществах
непривычно для наших норм высок. Имя прикрыто
многообразными защитными и мнемотехническими ритуалами,
______________Научно-техническая революция и философия______________У)_
обрядами, обычаями, которые воспринимаются европейским
сознанием как сплошная мистика.
Распределенная в мозаику имен, система знания крайне
консервативна, она надежно защищена от разрушения, во-первых,
избыточностью претендентов (не все получают взрослые
имена), а во-вторых - постоянным надзором со стороны института
старейшин, в обязанности которых входит ввод (посвящение)
людей в имя и вывод из него (смена взрослого имени
на стариковское), а также и творчество новых имен, что фиксируется
крайне редко. Практически единственная "щель" системы,
через которую может проникать в нее новое знание, -
срыв и восстановление преемственности существования имени
в актах посвящения, в сменах временных исполнителей вечното
имени, что, с одной стороны, предполагает возможность модификации
состава имени предшествующим носителем - если
ему удалось совершить нечто новое, не запрограммированное в
имени, но оказавшееся социально полезным и замеченным
старцами, то такой поступок войдет в программу следующего
носителя, - а с другой - акты посвящения, включая момент
опосредования состава имени памятью старцев, входят в опосредованную
связь и с движением типизированных "теперь-ситуаций",
то есть результирующая стихийных отклонений и изменений
в составе имени получит обычный приспособительный
вектор, будет в конечном счете производной от движения
социального космоса - от фрагментации окружения на социально
значимые ситуации. Ясно также, что такое движение состава
имени нельзя назвать развитием: ему не заказаны попятные
движения, петли, пересечения, поскольку все здесь зависит
от изменений среды.
Хотя в современном мире многообразных межкультурных
контактов индивидуально-именные социальности подвергаются,
видимо, каким-то изменениям, в них нельзя видеть какието
реликты прошлого, это реально существующие, действующие
схемы социальности, ключ к направленному изменению
которых пока не найден. Было бы наивно предлагать в статье
что-то конкретное, но одну обнадеживающую деталь следует
все же отметить: человечеству повезло в том отношении, что
даже этот первичный тип социального кодирования знания
оказался несоизмеримо более гибким и подвижным, чем код
биологический, и, хотя сама возможность постепенного усвоения
социального биологическим вряд ли исключена и та же со40
______М. К. Петров
циальная психология, например, вскрывает осадок социальности
в биологическом кодировании, процесс накопления социального
в биологическом не успел, к счастью, зайти так далеко,
чтобы оправдать расистские теории в духе Гобино (24), ПиттРиверса
(25) и др. На биологическом уровне не обнаруживается
сколько-нибудь заметных ограничений или потолков для культурных
революций, уже первое поколение- живущих в "европейском"
окружении детей усваивает на правах родного всеобще-именной
тип кодирования (16), но вот препятствия, возникающие
в теоретическом обосновании эволюционно-преемственного
перехода этого типа кодирования в научный, действительно
огромны, и таймирование сроков возможного решения
этой проблемы при современном состоянии ее разработки
включало бы представление о преемственном направленном
процессе длительностью 5-10 тысячелетий.
Следует также отметить, что полевые исследования этого
типа культуры не подтверждают установившегося еще со времен
картезианцев и французского Просвещения философского
предрассудка, будто история начинается с целостной автономной
личности и в первобытном обществе мы имеем дело именно
с нею, будто лишь по ходу исторического развития личность
становится частичной, специализированной, зависимым от
всех и вся "ролевым" винтиком социальности. Ни такой целостной
личности, ни человека "во
...Закладка в соц.сетях
