Жанр: Философия
Историко-философские исследования.
...основении с содержательным материалом, с материей
знания, если такое соприкосновение происходит, немедленно становится
стороной страдательной, претерпевающей трансформации
производно от содержания. При этом конечный результат -
оформленное по правилам соразмерной причины содержание или
содержательная форма - либо сохраняет связь производности и
выводимости с постулатами принятой на данный момент теориисистемы,
и тогда новый факт служит еще одним подтверждением
наличной теории, входит в массив наличного знания как полноправный
элемент системы, в принципе (задним числом!) выводи________________Проблема
знания в истории философии______________485
мый из постулатов этой системы, либо же теряет эту связь и отводится
как подрывной элемент на периферию системы.
Такая деятельность отрицания на "макроуровне" фактов -
проверенных на соразмерность причин явлений, не желающих
входить в наличную систему, - рано или поздно поднимает
ученых-теоретиков на попытки объединения, на создание единой
по постулатам системы всего наличного арсенала фактов.
Попытки могут оказаться удачными, и тогда возникает очередной
"коперниковский переворот" в науке, совершаемый по Гегелю:
новая система включает на правах частного момента старую.
И все же, чем меньше такие попытки удаются (волновая и
корпускулярная теории света, принцип дополнительности и
т.п.), тем больше вокруг предприятия обнаруживается "самосознания"
- критического осмысления тех постулатов и принципов,
на которых строится данная теория и теория вообще.
Поскольку научная познавательная деятельность совершается
прежде всего на уровне поиска новых соразмерных причин, а все
остальное - ввод нового в массив наличного знания, попытки
систематизации растущего массива знаний, поиски приложений
- предполагает эти соразмерные причины уже найденными, нам
следовало бы строго различать собственно познавательную экспансию
и ввод-социализацию нового. Вместе с тем уже на этом
уровне познавательной экспансии, где ученый индивид со своей
способностью к схематизированию, к новым связям идей, к "сумасшедшим
мыслям" один на один противостоит "загадкам природы",
создает гипотезы и планирует схемы верификации, мы обнаруживаем
сильнейшее давление массива наличного фундаментального
знания как на сами эти поиски, так и на поведение ученого.
Если в рамках проекции социальной репродукции на его
деятельность ученый "знает", что он ищет, и "загадки природы"
представляются ему все на одно лицо в едином причинно-следственном
оформлении как некоторое предметное основание, любое
различение которого заведомо имеет структуру соразмерности
причины и действия, то в рамках проекции наличного массива
знания на то же предметное основание он, во всяком случае, обязан
знать, чего ему искать не следует, обязан не повторять того,
что найдено, избегать повтора-плагиата.
Поэтому, четко различая познавательную экспансию как таковую
(поиск новых соразмерных причин) и социализацию ее результатов
(ввод нового в наличное), мы можем все-таки эту возникающую
в силу запрета на плагиат ситуацию рассматривать как
486_________________________М.К.Петров
одно из условий на входе в массив научного знания: требование
оформления знания в виде соразмерности причины и действия по
аналогиям опыта идет от социальной репродукции, тогда как пересекающееся
с ним требование нового - от наличного массива,
поскольку отрицательность массива, его "ничто" суть чистая отрицательность
и чистое "ничто". И взяты они по массиву наличного
фундаментального знания, а не по социальной репродукции, где
любое приложение никогда не выступает в чистом виде простой
соотнесенности причины и действия, оказывается комплексным
соединением и сплавом множества фундаментальных элементов
знания. Иными словами, если накопление научного знания идет
на атомарном уровне и как раз этот уровень фиксируется в массиве
научных публикаций, нам следует именно здесь зафиксировать
специфику чистой или фундаментальной науки и соответствующую
форму научной отрицательности, поскольку дальше уже идет
"химия и биология" научного знания - его "молекулы", "клетки",
"организмы" приложения.
Третья группа вопросов, непосредственно связанных с априорными
формами ввода-социализации, не имеет, как уже упоминалось,
собственно философской истории: философия хотя
и занималась ею со времен Фихте, но не идентифицировала
как самостоятельную третью проблему познания, так что рассматривать
эти вопросы приходится частью в аналитическом
плане вычленения априорных форм социализации из двухмерных
конструкций философской поступательности (субъект-объектное
отношение), частью же, причем основной, в плане
обобщения данных науковедения и языкознания, где этой проблемой
занимаются на чисто эмпирическом уровне без сколько-нибудь
удовлетворительного ее обоснования.
Уже упоминалось, что цитирование и цитируемость, связывая
массив научного знания в преемственно растущую целостность,
образуют в массиве жесткую структуру всеобщей связи
всего со всем, тип и "параметры" которой устанавливаются,
во-первых, квотой цитирования, регулирующей среднюю плотность
связи нового с наличным, причем делающей это априорно
как норма научного оформления вклада, и, во-вторых, законом
рангового распределения цитируемости, который выявляется
стихийно, апостериорно (после ввода работы в массив), придает
сети цитирования законосообразную неоднородность.
Поскольку ранговое распределение имеет апостериорную
природу, различает в массиве ценное и пустое как функцию от
________________Проблема знания в истории философии______________487
времени пребывания статьи в массиве, а также и как нечто
производное от дальнейшего движения научной проблематики,
как оно находит выражение в процессе накопления ссылок на
данную работу, ранговое распределение не имеет, по сути дела,
выхода в будущее и не может рассматриваться как априорное
правило научной деятельности в числе трансцендентально-априорных
форм входа. Хотя творимость и сотворенность сети
цитирования самоочевидна - никто, кроме, разве, чересчур
ретивого редактора, не может диктовать ученому состав ссылок,
- распределение этой сети по массиву не менее самоочевидно
возникает независимым от ученых авторов способом
прорыва законосообразного через толщу случайного, должно рассматриваться
свойством массива, а не условием на входе. И все
же ситуация здесь далека от привычной для философа диалектики
связи случайного и необходимого на манер связи индивидуальной
изменчивости и отбора среды в биологической эволюции.
Чистой схемы: случайно-необходимое - не получается. В
выборе опор на наличное ученый далек от полного произвола.
Ссылки на предшественников не образуют простого количественного
набора квоты из случайно подвернувшихся под руку
имен и названий: ученый активно ищет объяснения не формальной
только, но и содержательной связи нового с наличным в
духе логической необходимости "если - то". Это, в частности,
и вынуждает его, особенно при современном распылении каналов
публикации, многократно вводить результаты в различных
ссылочных оформлениях. Ввод бесспорно совершается со
стороны ученого методом проб и ошибок, методом зондирования,
но и область проб и вероятность ошибок здесь значительно
меньше, чем в движении гипотеза-эксперимент; даже неудачно
введенные результаты вроде статей Менделя и Циолковского
могут в свое время стать быстрыми накопителями
связей цитируемости и теоретической ценности. Иногда ученые,
трезво оценивая обстановку в той или иной дисциплине,
сознательно идут на обходное движение, вводя результаты косвенным
путем через сопредельные дисциплины. Ган и Штрассман,
например, сообщая о расщеплении урана и основательно
полагая, что "физики бы этого не позволили", предпочли прописать
открытие не по физике, а по химии (см.: Лоуренс УЛ.
Люди и атомы. М., 1967, с. 42-44).
Поэтому, хотя ранговое распределение цитируемости по
своей природе апостериорно, есть нечто после ввода результата
488___________________________М.К.Петров
в массив, есть нечто только и исключительно наличное, не выходящее
в будущее, ученый, во всяком случае, предупрежден о
том, что ввод нового результата есть вместе с тем оценка наличных,
и качество ввода в равной степени зависит как от новизны
результата, так и от способа его привязки к наличному.
И субъективно, во всяком случае, это обстоятельство всегда будет
толкать ученого на поиски наилучшей "скандальной" формы
ввода, порождающей не только связь нового с наличным
как таковую, но и новую проблематику - сомнение в состоятельности
усвоенных уже и установившихся истин.
В целом ситуацию входа в массив научного знания, состав и
структуру "ничто" от наличного "нечто", как это "нечто" социализировано
в массиве, все основания отрицательности
можно бы представить как систему априорных оснований-канонов
непредсказуемости входа:
1. Непредсказуемость предметно-качественного различения -
не существует логической процедуры перехода от наличного к
новому. Невозможно силами одной лишь логики предсказать
новое открытие или изобретение, хотя их априорная форма
(основание-канон отрицательности), как она фиксируется в
концепте соразмерной причины, заведомо известна.
2. Непредсказуемость субъекта творчества - не существует
логической операции вывода, способной выделить среди наличного
населения науки того начинающего или маститого
ученого, который сделает то или иное открытие или изобретение,
хотя известно, что открытия и изобретения делались до
настоящего времени конкретными индивидами и вряд ли есть
основания ожидать, что в ближайшем или отдаленном будущем
это положение изменится. Вместе с тем это основание, предполагающее
гласность как средство такого выделения, явно испытывает
обратное влияние рангового распределения: от ученого,
опубликовавшего сотню работ, больше вероятности ожидать
сто первой, чем от ученого, опубликовавшего одну работу,
- второй. Но само это ожидание очевидным образом не поддается
однозначному или вероятностному (в математическом
смысле слова) истолкованию, что оставляет в силе непредсказуемость
субъекта творчества.
3. Непредсказуемость момента появления качественного различения
- нет логической операции вывода даты появления того
или иного открытия или изобретения, хотя все открытия и
изобретения определены во времени.
________________Проблема знания в истории философии______________489
4. Непредсказуемость момента социализации нового предметного
различения - даже если новое определено по качеству,
субъекту и времени появления (некто подтвердил экспериментально
гипотезу), нет логических процедур вывода даты публикации:
статья или монография вообще может быть не написана,
рукопись - не принята редакцией или принята ею без каких-либо
обязательств относительно даты публикации.
5. Непредсказуемость состава ссылок - нет логической процедуры
перехода от наличной сети цитирования к составу ссылок
не опубликованных еще работ, хотя заведомо известно, что
каждая новая публикация будет иметь ссылочный аппарат, не
слишком далеко отходящий от средней квоты цитирования.
Непредсказуемость состава ссылок отражает завершенность
формального основания в наличном массиве научного знания
и срыв всех характеристик формальной определенности на выходе
в будущее, переход их из однозначно содержательной
уникальности (качество-субьект-время появления-время публикации-состав
ссылок) в негативно-каноническую всеобщность
формальных оснований.
6. Непредсказуемость теоретической ценности входящих в
массив публикаций - не существует сколько-нибудь надежного
рационального способа оценки входящих в массив публикаций,
хотя заведомо известно, что свыше 30% опубликованного вообще
не будет иметь теоретической ценности или будет обладать
ею в нереализованной потенции, а из остающихся двух третей
лишь 10% (6-7% от общего числа публикаций) окажется в активной
зоне накопления теоретической ценности. Непредсказуемость
теоретической ценности не следует смешивать с идентификацией
принадлежности к массиву той или иной научной
дисциплины: тип экспериментальных данных и состав ссылок
вполне достаточны для процедуры идентификации на принадлежность
к массиву той или иной научной дисциплины.
7. Непредсказуемость практической ценности вводимых в массив
элементов научного знания - нет сколько-нибудь надежных
и основанных на логических процедурах способов оценки вводимого
в массив знания на его практическую ценность, как
она выявляется в приложении и в обновлении социальной репродукции,
хотя заведомо известно, что практическая ценность,
как и цитируемость, есть функция от времени пребывания
в массиве и подчинена тому же закону рангового распределения,
причем корреляция между теоретической и практиче490___________________________М.К.Петров
ской ценностью далеко не бесспорна: имеющие большую теоретическую
ценность работы могут не иметь практических приложений,
как и имеющие большую практическую ценность
элементы знания могут не иметь ценности теоретической.
Вся эта система негативно-канонических непредсказуемостей
есть, собственно, в каждом своем членении особая арена
творческой деятельности определения по правилам, а сами эти
арены образуют последовательность и некоторую сумму длительностей
во времени - лаг. Лишь гласность (определение по
основанию непредсказуемости субъекта) носит отраженный и
во многом произвольный характер, хотя и здесь ученый, публикуя-социализируя
результаты собственной работы и добиваясь
"скандального" их ввода, порождающего новую проблематику,
активно воздействует на структуру и распределение научного
интереса, выступает на только в роли отгадавшего загадку,
но и задающего новые загадки, подлежащие изучению и,
если это возможно, решению. Тем самым "самоходность" содержательного
формализма массива научного знания и целостность
этого формализма (сеть цитирования) не есть нечто органически
объединенное в некоем надчеловеческом (родовом,
абсолютном, социальном, совокупном, целостном) субъекте гегелевского
образца: самоходность, поступательность, изменение
замкнуты на головы смертных индивидов, на их способность
создавать сумасшедшие связи идей, верифицировать их,
отчуждать полученные результаты в общенаучное достояние,
связывая новое с наличным, тогда как целостность прописана
по массиву наличного научного знания и лишь проецируется
на деятельность индивидов как требование нового (запрет на
плагиат), переходящее в канонику отрицаний - универсальных,
но требующих личностных включений форм деятельности.
Пытаясь философски ориентировать проблему целостности
института науки и поступательного движения научного знания,
как эта проблема вскрывается в науковедческих исследованиях,
мы можем если не заключить, то, во всяком случае, предположить,
что в частных своих разворотах эта проблема контактирует
с традиционным предметом философии: вопросы целостности
и механизма накопления нового знания - с гегелевской
диалектической логикой; непредсказуемость предметно-качественного
различения - с трансцендентальным априоризмом
Канта; механизмы обновления социальной репродукции - с
движением стоимости Маркса. Но целый ряд аспектов, особен________________Проблема
знания в истории философии______________491
но связанных с вводом, социализацией, гласностью, приложением,
остается за пределами традиционного предмета философии
как нечто бесструктурное и лишенное различений, скрытое
в категории тождества. Учет того нового, что философия
могла бы взять из науковедческих исследований и тем самым
санкционировать их в философской части, был бы, по нашему
мнению, обоюдополезным. Философии такой контакт обещает
более солидные опоры доказательности и достоверности, чем
те умозрительные конструкции, которыми ей приходилось до
сих пор довольствоваться за невозможностью их проверки;
науковедению - более четкое ориентирование исследований и
более глубокое понимание смысла полученных и получаемых
результатов. Последнее особенно важно - науковедение в конечном
счете стремится к выходу в приложение, к теоретическому
обоснованию научной политики, которой в современных
условиях вынуждено заниматься любое государство. А проблемы
научной политики - вещь сегодня настолько ответственная, что
любая попытка действовать вслепую, на основании одних только
"самоочевидных" истин здравого смысла, может привести к самым
неожиданным и незапланированным последствиям.
Вместе с тем простой контакт-синтез философского и науковедческого,
хотя он и был бы, по нашему мнению, крайне
полезен как для философов, так и для науковедов, особенно в
рамках той проблематики, которая со времен немецкой классики
называется теорией познания, не давал бы все же надежных
ориентиров для понимания роли и способа творчества, прежде
всего научного творчества, в современных условиях научнотехнической
революции. Инициируемые наукой трансформации
и изменения затрагивают не только развитые страны, в которых
живет менее трети населения земли, но и весь мир. Это
обстоятельство вынуждает более широко ставить проблему
творчества, различать в творчестве то общее, что присуще любой
социальности, и то специфическое, что свойственно лишь
социальностям определенного типа. Поскольку различения этого
рода положены не только в современности (развитое-неразвитое),
но и в истории, нам волей-неволей приходится вовлекать в анализ
творчества историю подготовки и генезиса науки.
ТИПОЛОГИЯ ЗНАНИЯ
Очевидная связь развития философии нового времени с возникновением
опытной науки, успехи естествознания, решающая
роль продуктов науки в процессах социального обновления
- все это создало и поддерживает своеобразную атмосферу
слепого почитания науки и всего к ней относящегося, в
первую очередь научного знания. Не только для неспециалиста,
но зачастую и для философа научное знание выглядит
высшей формой и идеалом знания вообще, а строго определенная
по предмету, использующая математический аппарат,
вскрывающая "законы природы" научная дисциплина - эталоном
для всех областей человеческого познания, высшей мерой
их совершенства и развития. Само слово "научный" осмысляется
в этой атмосфере скорее как прилагательное качественное,
а не относительное, и равно бессмысленные с точки зрения
лингвистики сочетания типа "научная философия", "ненаучная
философия" воспринимаются совсем по-разному.
Истоки и этапы становления некритического восприятия
науки восстановить несложно: начиная с Бэкона, Декарта и
Гоббса, наука воспринимается философией как гарантия собственной
независимости от теологии, как единственно надежный
способ очищения от оскорбительных пятен тысячелетнего существования
философии на правах служанки теологии. В этой
ситуации недосуг было выяснять отношения с наукой: любое
ослабление неразрывной связи философии и науки означало
отступление в теологию. И хотя естествознание со времен
Ньютона неустанно провозглашало: "Физика, бойся метафизики!"
- обратных явлений не наблюдалось. Только Гегель, пожалуй,
да и то ранний, осмеливался замахнуться на науку, но в
Типология знания 493
"зрелом" Гегеле науке найдено вполне соответствующее настроениям
эпохи место: "Дух, который знает себя в таком развитии
как духа, есть наука. Она есть его действительность и
царство, которое он создает себе в своей собственной стихии"
(Соч., т. IV. М., 1959, с. 13).
Вместе с тем события последних десятилетий, связанные с
появлением кибернетики и с накоплением знаний о механизмах
функционирования науки, создают явные искажения мировоззренческой
ситуации, которые не позволяют уже говорить
о знании, деятельности, предметности как о категориях-терминах
с фиксированным качеством, в которых возможны лишь
различия степени и меры. Вскрывается их качественная гетерогенность.
Деятельность, например, отчетливо раскалывается на
творчество и репродукцию с соотнесенным, но противоположным
набором устойчивых характеристик: в репродукции фиксируется
качество (отрицательная обратная связь), в творчестве
- количество (запрет на плагиат). Соответственно и понятие
предметности человеческого знания, его объективности, действительности,
как и понятие самого "знания" становятся настолько
туманными, что вот в Философской энциклопедии,
как и в БСЭ, вообще не нашлось места для статьи "Знание".
Только в Словаре современного русского литературного языка
можно прочитать нечто о знании.
Ниже мы будем понимать под знанием продукт мышления,
который соотнесен с тем или иным типом объективной реальности
и создан по априорно заданному набору правил и требований
к продукту данного типа. Если в основание классификации
положена действительность знания, то есть возможность,
основываясь на знании, предвидеть и вызывать в соответствующих
фрагментах реальности целенаправленные изменения,
то в настоящее время четко различимы три типа знания: естественнонаучное,
кибернетическое и знание о творчестве. У каждого
типа свой особый набор правил построения и требований
к конечному продукту, причем концепты естественнонаучного
и кибернетического знания связаны с репродукцией, имеют
много общего, тогда как знание о творчестве едва только
обретает универсальную форму.
Уже по исходному определению знания мы не можем в данной
статье касаться более глубоких различий в способе мысли:
требование действительности знания предполагает его репрезентативность,
адекватность, подразумевает тем или иным спо494_________________________М.К.Петров
собом достигаемое тождество мысли и бытия, то есть ограничивает
нас в рамках европейской культурной традиции. Более
того, это же требование действительности знания, его утилитарной
ценности, ставит дополнительные ограничения: говорить
о всех трех типах знания имеет смысл только со времени
философской санкции категории объекта, то есть примерно с
Декарта и Гоббса, хотя, конечно, разработка этих новых для
философии категорий и производной от них научной аксиоматики
не велась с нулевых отметок, и вряд ли можно обойтись
без анализа соответствующих линий преемственности.
Идея тождества мысли и бытия, совпадения логического и
сущностного связана с античностью, с разделением труда умственного
и физического, с появлением разрыва между словом и
делом. Особенностью этого разрыва, которая во многом определила
процессы становления европейского "научного" способа
мысли, была новая, "программная" ориентация мышления. Новая
ориентация формировалась в рамках двусубъектной деятельности
(господин-раб). Ситуация двусубъектной деятельности
достаточно полно исследована Аристотелем и Гегелем.
Аристотель нашел, что здесь мы имеем дело с тождеством-противоположностью,
где положение слова (господин) и дела (раб)
фиксируется формулами: разумно двигать, оставаясь неподвижным,
и разумно двигаться, оставаясь неразумным. Социальные
истоки этого тождества-противоположности очевидны: "В целях
взаимного самосохранения необходимо объединяться попарно
существу, в силу своей природы властвующему, и существу,
в силу своей природы подвластному. Первое благодаря
своим интеллектуальным свойствам способно к предвидению,
и потому оно уже по природе своей существо властвующее и
господствующее; второе, так как оно способно лишь своими
физическими силами исполнять полученные указания, по природе
своей существо подвластное и рабствующее. В этом отношении
и господином и рабом в их взаимном объединении руководит
общность интересов" (Политика, 1252 а).
Исследуя ту же ситуацию двусубъектной деятельности, Гегель
отметил крайне важную дополнительную особенность -
производность сознания господина от деятельности раба; "Истина
самостоятельного сознания есть рабское сознание. Правда,
это последнее проявляется на первых порах вне себя и не как
истина самосознания. Но подобно тому, как господство показало,
что его сущность есть обратное тому, чем оно хочет быть,
Типология знания 495
так, пожалуй, и рабство в своем осуществлении становится
скорее противоположностью тому, что оно есть непосредственно;
оно как оттесненное обратно в себя сознание уйдет в себя
и обратится к истинной самостоятельности" (Соч., т. IV. М.,
1959, с. 104). Иными словами, поскольку господин "соотносится
с вещью через посредство раба", а раб вынужден действовать
по логике вещей, диктующих ему законы поведения, то
господствовать над рабом можно лишь в тех пределах и в тех
формах, которые заданы логикой вещей: слово лишь постольку
способно "двигать, оставаясь неподвижным", поскольку оно в
состоянии опредметить программу производной от логики вещей
рабской деятельности.
Идея двусубъектной деятельности, в которой слово корректируется
через деятельность логикой вещей, а логика слова
приводится в деятельности к тождеству с логикой вещей, не
была, однако, для античного мышления выходом в опытную
науку. И в античности и в средние века она существовала лишь
на правах возможности выхода, подготовленности сознания к
той революции мысли, когда, по словам Канта: "Естествопытатели
поняли, что разум видит только то, что сам создает по
собственному плану, что он с принципами своих суждений
должен идти впереди согласно постоянным законам и заставлять
природу отвечать на его вопросы... Разум должен подходить
к природе, с одной стороны, со своими принципами, сообразно
лишь с которыми согласующиеся между собой явления
и могут иметь силу законов, и, с другой стороны, с экспериментами,
придуманными сообразно этим принципам для того,
чтобы черпать из природы знания, но не как школьник, которому
учитель подсказывает все, что он хочет, а как судья, заставляющий
свидетеля отвечать на предлагаемые им вопросы"
(Соч., т. 3. М" 1964, с. 85-86).
Почему этого выхода в опытную науку не произошло ни в
античности, ни в средние века, понять не так уж сложно - мешали
две вещи: господствующее положение слова и стабильная
форма производства. При всей его радикальности античный
переворот в способе мысли был связан лишь с изменением
профессионально-кастовой структуры греческого общества
крито-микенс
...Закладка в соц.сетях
