Жанр: Философия
Избранные философские произведения
...им познанием, единственный способ, каким можно узнать об этом, заключается в гипотетическом
выводе из наблюдаемых фактов. Но объяснить обусловленность данного познания означает привести то познание,
которым данное познание было обусловлено. И это единственный способ объяснить эту обусловленность. Ведь
что-то находящееся за пределами сознания, что предположительно могло обусловить данное познание, можно
привести и познать лишь внутри того же самого обусловленного познания. Таким образом, предположить, что
познание определено исключительно чем-то абсолютно [для него] внешним, означает предположить, что его
обусловленность вообще не поддается объяснению. Но подобная гипотеза не может быть оправдана ни при каких
обстоятельствах, ведь единственное возможное подтверждение гипотезы заключается в том, что она объясняет
факты, а сказать, что они объяснены, и в то же время считать их необъяснимыми - самопротиворечиво.
261. Если мне возразят, что своеобразный отличительный признак красного не определен предыдущим познанием,
я отвечу, что этот признак не является отличительным признаком красного для познания; ибо если бы был человек,
который красные вещи видел бы такими, какими я вижу синие, и vice versa*, то глаза этого человека научили бы
его тому же, чему они научили бы его, если бы он был таким же, как я.
* И наоборот (лат.).
43
262. Более того, нам не известна способность, при помощи которой интуицию можно познавать. Ибо поскольку
познание начинается и, следовательно, находится в состоянии изменения, то оно может быть интуицией только на
первой ступени. Поэтому и ее постижение должно происходить вне времени и быть событием, не занимающим
времени [8]. Кроме того, все известные нам познавательные способности являются соотносительными, а
следовательно, их продукты также представляют собой отношения. Однако познание отношения обусловлено
предыдущим познанием. Таким образом, невозможно знать ни о каком познании, не обусловленном предыдущим
познанием. Оно не существует, во-первых, потому, что оно абсолютно непознаваемо, а во-вторых, потому, что
познание существует лишь постольку, поскольку оно известно. 263. Мое возражение на аргумент, утверждающий,
что должно быть начало [познания], состоит в следующем: прослеживая наш путь от заключений к посылкам или
от обусловленных познаний к тем, что их обусловливают, мы наконец в любом случае достигаем пункта, за
пределами которого сознание обусловленного познания оказывается более живым, чем сознание
обусловливающего познания. Мы обладаем менее живым сознанием познания, определяющего наше познание
третьего измерения, по сравнению с самим этим познанием; мы обладаем менее живым сознанием познания,
определяющего наше познание непрерывной поверхности (без учета слепого пятна [сетчатки]), по сравнению с
самим этим познанием; мы обладаем менее живым сознанием впечатлений, определяющих ощущение оттенков,
чем сознание самого этого ощущения. Действительно, когда мы подходим достаточно близко к внешнему, то это
- универсальное правило. Пусть некая горизонтальная линия представляет познание, а длина линии служит для
измерения (так сказать) живости сознания в этом познании. Точка, не имеющая протяженности, будет, в
соответствии с этим принципом, представлять объект, находящийся за пределом сознания. Пусть горизонтальная
линия, расположенная ниже первой, представляет познание, обусловливаю8
Этот аргумент, однако, затрагивает только часть вопроса. Он не претендует на то, чтобы показать, что нет
познания, обусловленного чем-то, кроме познания, сходного с ним самим.
щее познание, представленное первой линией, и имеющее тот же объект, что и последнее. Пусть некоторая
ограниченная дистанция между двумя этими линиями показывает, что они суть два различных познания.
Используя эту опору для мышления, посмотрим, действительно ли "должно быть что-то первое". Вообразите
перевернутый треугольник V, который постепенно погружается в воду. В любой момент в любой точке
поверхность воды проводит горизонтальную линию поперек этого треугольника. Эта линия представляет
познание. В следующей точке имеется данная в разрезе линия, которая проводится на этом треугольнике таким же
образом, но выше. Эта линия представляет другое познание того же объекта, обусловленное первым и наделенное
более живым сознанием. Вершина треугольника представляет объект, внешний по отношению к уму,
обусловливающему оба эти познания. Положение треугольника перед погружением в воду представляет состояние
познания, каковое не содержит ничего, что обусловливало бы эти последующие познания. Тогда сказать, что если
имеется состояние познания, не обусловливающее все последующие познания некоторого объекта, то,
следовательно, должно быть некоторое познание такого объекта, не определенное предыдущими познаниями того
же объекта, означает сказать, что, когда такой треугольник погружен в воду, должна быть данная в разрезе линия,
проведенная поверхностью воды, ниже которой, таким образом, невозможно провести ни одной поверхностной
линии. Но проведите горизонтальную линию, где хотите, проведите, как вам заблагорассудится, столько
горизонтальных линий, сколько может уместиться на конечном расстоянии под ней и друг под другом. Ибо любой
такой отрезок размещается над вершиной [треугольника], в противном случае это не есть линия. Пусть это
расстояние будет а. Тогда получатся сходные отрезки на расстояниях 1/2а, 1/4а, 1/8а, 1/16а над вершиной
[треугольника] и т. д., сколько вам угодно. Выходит, неверно, что должно быть что-то первое. Разверните
логические трудности этого парадокса (они тождественны логическим трудностям парадокса "Ахиллес") любым
доступным для вас способом. Я доволен результа45
том постольку, поскольку ваши принципы полностью применимы к особенному случаю познаний,
обусловливающих друг друга. Отвергните движение, если это кажется подходящим [в данном случае]; но только
тогда отвергните и процесс обусловливания одного познания другим. Скажите, что частные случаи и линии
являются фикциями; но скажите также, что состояния познания и суждения - тоже фикции. Я настаиваю не на
том или ином логическом решение затруднения, но всего лишь на том, что познание возникает посредством
процесса начинания (by a process of beginning), как только происходит какое-то изменение.
В следующей статье я намереваюсь проследить последствия этих принципов по отношению к вопросам о
реальности, об индивидуальности и об обоснованности (validity) законов логики.
Примечания
Статья была впервые опубликована в: Journal of Speculative Philosophy, 1868, vol. 2, pp. 103-114; предназначалась
Пирсом в качестве очерка IV для работы "Search for a Method" (1893).
1* В обоих случаях, говоря и об объекте, определяющем знание в случае наличия интуиции в ее чувственной или
интеллектуальной форме, и о действиях и состояниях чистого Ego, Пирс употребляет в подлиннике термин
"transcendental". Однако очевидно, что, в сущности, этим английским словом могут передаваться два различных
философских термина, соответственно "трансцендентный" и "трансцендентальный". В дальнейшем в данном
тексте термин "transcendental" в применении к обозначению объекта непосредственного знания или, иными
словами, интеллектуальной интуиции везде передается термином "трансцендентный".
2* Беренгарий Турский (ок. 1000-1088 ) - средневековый монах, ученик Фульбера Шартрского. Принято считать,
что, исходя из логических посылок, Беренгарий отрицал, что вкушаемые в причастии хлеб и вино
"пресуществляются" в тело и кровь Христовы. За это архиепископ Кентерберийский Ланфранк обвинил
Беренгария в неуважении к авторитету и вере и попытке понять "вещи, которые не могут быть поняты".
3* Фраза, призванная подчеркнуть быстротечность времени. Обычно приписывается A. Persius'y Flaccus'y (34 - 62
н.э.).
4* Речь идет о номиналистической критике, обращенной Беркли против локковской теории абстрактных общих
идей. В частности, в § 10 своего "Трактата о принципах человеческого познания" Беркли доказывает
невозможность существования абстрактных общих идей: "Обладают ли другие люди такой чудесной
способностью образовывать абстрактные идеи, о том они сами могут лучше всего сказать. Что касается меня, то я
должен сознаться, что не имею ее. ...Я могу рассматривать руку, глаз, нос сами по себе отвлеченно или отдельно от
прочих частей тела. Но какие бы руку или глаз я ни воображал, они должны иметь некоторый определенный образ
и цвет. Равным образом идея человека, которую я составляю, должна быть идеей или белого, или черного, или
краснокожего, прямого или сгорбленного, высокого, низкого или среднего роста человека" (Беркли Д. Сочинения.
М.: Мысль, 1978, с. 157).
НЕКОТОРЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЧЕТЫРЕХ НЕСПОСОБНОСТЕЙ
§ 1. Дух картезианства
264. Декарт является отцом всей новой философии, и дух картезианства - тот, что принципиально отличает ее от
схоластики, которую она вытеснила, - может быть сжато выражен в следующих утверждениях:
1. Он учит, что философия должна начинаться с универсального сомнения, в то время как схоластика никогда не
ставила под вопрос свои основные принципы.
2. Он учит, что последний критерий достоверности должен быть найден в индивидуальном сознании; в то время
как схоластика опиралась на свидетельства авторитетов и Католической Церкви.
3. Многообразные виды аргументации, характерные для средних веков, заменяются единой цепью логического
вывода, часто зависящего от незаметных предпосылок.
4. У схоластики были свои таинства веры, но она пыталась объяснить все сотворенные вещи. Однако есть
множество фактов, которые картезианство не только не объясняет, но делает абсолютно необъяснимыми, если
только не считать объяснением слова: "Такими их делает Бог".
По некоторым или, может быть, даже по всем этим вопросам большинство философов нового времени были и
остались на деле картезианцами. В настоящее же время, как я полагаю, современная наука и современная логика
требуют, чтобы мы заняли позицию, совершенно отличную от этой, не возвращаясь в то же самое время к
схоластике.
1. Мы не можем начинать со всеобъемлющего сомнения. Когда мы приступаем к изучению философии, мы
должны начинать со всех тех предрассудков, которые у нас в действительности имеются. Эти предрассудки нельзя
устранить какой-либо максимой, потому что это такие вещи, сама возможность сомневаться в которых не
приходит нам в
голову. Поэтому этот исходный скептицизм будет просто самообманом, а не действительным сомнением; и ни
один из тех, кто следует картезианскому методу, не будет удовлетворен до тех пор, пока он формально не обретет
вновь все те верования, от которых он с виду отказался. Этот метод столь же бесполезен в качестве
предварительного условия, как и поездка к Северному полюсу для того, чтобы добраться в Константинополь
прямо по меридиану. Верно, что в ходе своих исследований человек может найти некий повод для сомнения в том,
во что он верил. Но в этом случае он сомневается потому, что имеет для этого некий положительный повод, а не
потому, что следует картезианской максиме. Давайте же не будем делать вид, будто бы мы в философии
сомневаемся в том, в чем не сомневаемся в глубине души.
2. Тот же самый формализм проявляется в картезианском критерии, который означает следующее: "Все, в чем я
ясно убежден, - истинно". Если бы я действительно был убежден, то я покончил бы со всеми рассуждениями и не
требовал бы мерила достоверности. Но в высшей степени пагубно делать отдельного индивидуума абсолютным
судьей истины. В результате все метафизики согласятся с тем, что метафизика достигла гораздо более высокой
степени достоверности, чем физические науки, - но это будет то единственное, в чем они смогут согласиться. В
тех науках, в которых люди действительно приходят к согласию при обсуждении какой-либо теории, она считается
подлежащей испытанию до тех пор, пока согласие не достигнуто. После того, как согласие достигнуто, вопрос о
достоверности становится бесполезным, поскольку больше не остается никого, кто сомневался бы в правильности
теории. Было бы неразумно надеяться на то, что отдельный человек способен достичь той последней философии,
которую мы ищем; мы можем только стремиться к ней во имя сообщества философов. Поэтому, если
дисциплинированные и беспристрастные умы внимательно рассмотрят теорию и откажутся принять ее, это,
вероятно, заронит сомнение в ум автора самой этой теории.
3. Философии следует подражать методам преуспевающих наук с тем, чтобы исходить исключительно из надеж49
ных предпосылок, которые могут быть подвергнуты внимательной проверке, и доверять скорее общей массе и
многообразию аргументов, нежели убедительности какого-либо одного из них. Ее рассуждение должно
образовывать не цепь, которая не сильнее своего слабейшего звена, но канат, чьи волокна могут быть так же
слабы, как и отдельные звенья цепи; но в совокупности они прочны при условии, что достаточно многочисленны и
самым тесным образом связаны друг с другом.
4. Всякая неидеалистическая философия предполагает нечто абсолютно необъяснимое, недоступное анализу;
короче говоря, нечто, возникающее в результате опосредования, но в то же самое время опосредованию не
поддающееся. То обстоятельство, что какие-то вещи невозможно объяснить подобным образом, может быть
известно только путем рассуждения при помощи знаков. Но единственное оправдание всякого вывода,
осуществляемого при помощи знаков, заключается в том, что заключение объясняет факт. Предполагать факт
абсолютно необъяснимым не означает объяснить его и, следовательно, это предположение совершенно
неприемлемо.
В последнем номере этого журнала помещена статья, озаглавленная "Вопросы относительно некоторых
способностей, приписываемых человеку" [1], которая была написана в духе оппозиции картезианству. Эта критика
определенных способностей имеет своим результатом четыре отрицания, которые могут быть повторены здесь
ради удобства:
1. У нас нет способности интроспекции, но все знание о внутреннем мире приобретается путем гипотетического
рассуждения, основанного на нашем знании внешних фактов.
2. У нас нет способности интуиции, но всякое знание логически определено предыдущими знаниями.
3. У нас нет способности мыслить без помощи знаков.
4. У нас нет концепции абсолютно непознаваемого.
1 ""Questions Concerning Certain Faculties Claimed for Man // Journal of Speculative Philosophy. Vol. 2 (1868). P. 103114"
См. выше наст, изд.
Эти положения не могут считаться окончательно достоверными; для того, чтобы подвергнуть их дальнейшей
проверке, предполагается выяснить те следствия, которые могут быть из них выведены. Нам следует сперва
рассмотреть отдельно первое положение; затем проследить последствия первого и второго; затем посмотреть, что
еще окажется результатом принятия также и третьего положения; и, наконец, добавить к нашим гипотетическим
посылкам четвертое.
§ 2. Ментальное действие
266. Принимая первое предложение, мы должны устранить все предрассудки, которые являются следствием
философии, кладущей в основу нашего знания внешнего мира наше самосознание. Мы не можем рассматривать ни
одно высказывание, касающееся того, что происходит внутри нас, иначе, нежели как гипотезу, необходимую для
объяснения событий, происходящих во внешнем мире. И даже более того - после того как мы, руководствуясь
подобными соображениями, приняли какую-либо одну способность или способ деятельности ума, мы не можем,
конечно же, принять никакой иной гипотезы для объяснения какого-либо интересующего нас факта при условии,
что его можно объяснить при помощи нашего первого предположения; напротив, мы должны следовать этому
последнему настолько, насколько это вообще будет возможным [1*]. Иными словами, мы должны, постольку,
поскольку мы способны это сделать, свести все виды умственной деятельности к одному общему типу, не прибегая
при этом к дополнительным гипотезам.
267. Класс модификаций сознания, с которого мы должны начинать наше исследование, должен быть таким,
существование которого является несомненным и законы которого известны нам в наибольшей степени;
следовательно, это будет такой класс состояний сознания, который - поскольку это знание приходит извне -
лучше всего согласуется с внешними фактами. Иными словами, это должен быть некоторый вид познания. Здесь
мы можем гипотетически принять второе положение предшествующей
статьи, согласно которому не существует абсолютно первого познания какого-либо объекта, но познание
возникает в ходе непрерывного процесса. Мы должны начинать в таком случае с процесса познания, причем
такого, законы которого наиболее известны и лучше всего согласуются с внешними фактами. Это не что иное, как
процесс логически правильного (valid) вывода, который движется от своей посылки, А, к своему заключению, В,
только тогда, когда такое предложение, как В, всегда или, как правило, истинно, когда истинно А. В этом случае
следствие первых двух принципов, чьи результаты мы обязаны рассмотреть, заключается в том, что мы должны,
коль скоро это возможно, свести все виды умственной деятельности к формуле логически правильного
рассуждения, не прибегая при этом к какому-либо иному предположению, кроме того, что ум рассуждает.
268. Но действительно ли ум проходит через процесс силлогистического рассуждения? Конечно, весьма
сомнительно, чтобы заключение - как что-то, существующее в уме независимо, подобно образу, - внезапно
замещало две посылки, существующие в уме тем же способом. Однако особенность постоянного опыта состоит в
том, что если человека заставить верить в предпосылки, в том смысле, что он будет действовать, исходя из них, и
будет считать, что они истинны, то при благоприятных условиях он также будет готов действовать, исходя из
заключения, и считать, что оно истинно. Следовательно, в организме происходит что-то похожее на процесс
силлогистического рассуждения.
269. Обоснованный вывод является или совершенным, или несовершенным. Несовершенным выводом является
такой, обоснованность которого зависит от некоторого положения дел, не содержащегося в посылках. Этот
подразумеваемый факт мог бы быть сформулирован и в виде посылки, и он соотносится с заключением одинаково
вне зависимости от того, постулируется ли он явно или нет; дело в том, что этот подразумеваемый факт в
конечном счете берется как по существу не требующий доказательства. Следовательно, всякое правильное
несовершенное умозаключение является по существу (virtually) совершенным.
Совершенные умозаключения разделяются на простые и сложные. Сложным умозаключением является
умозаключение, которое исходя из трех или более посылок дает заключение, которое могло бы быть получено при
помощи таких следующих друг за другом шагов рассуждений, каждое из которых является простым. Таким
образом, сложный вывод приходит в итоге к тому же, к чему и последовательность простых выводов.
270. Совершенное, простое и правильное умозаключение, или силлогизм, является или аподиктическим, или
вероятным. Аподиктическим, или дедуктивным, силлогизмом является такое умозаключение, правильность
которого безусловно зависит от отношения факта, полученного в заключении, к фактам, постулированным в
посылках. Силлогизм, правильность которого зависела бы не просто от его посылок, но также и от существования
какого-либо иного знания, был бы невозможен; ибо это иное знание было бы или сформулировано явно в виде
посылок, или же оно подразумевалось бы в посылках неявно, и в этом случае вывод был бы несовершенным.
Однако силлогизм, правильность которого отчасти зависит от не-существования какого-либо другого знания,
является вероятным силлогизмом.
271. Несколько примеров сделают это обстоятельство очевидным. Два нижеследующих умозаключения являются
аподиктическими, или дедуктивными:
Ни одна последовательность дней, из числа которых первый и последний дни являются разными днями недели, ни
на один день не превышает число дней, равное семи; соответственно, первый и последний дни любого високосного
года являются разными днями недели, и, следовательно, ни один високосный год не включает в себя такого
количества дней, которое на один бы превышало число, кратное семи.
Среди гласных нет двойных букв; однако одна из двойных букв (w) состоит из двух гласных: следовательно, буква,
состоящая из двух гласных, сама вовсе не обязательно должна быть гласной.
В обоих этих случаях ясно, что, каковы бы ни были другие факты, если посылки истинны, истинными будут и
заключения. С другой стороны, предположим, что мы рассуждаем следующим образом: "Некоторый человек
заболел азиатской холерой. Он находился в состоянии полного упадка сил, имел серый цвет лица, его бил сильный
озноб; у него не прощупывался пульс. Ему сделали обильное кровопускание. Во время кровопускания он вышел из
состояния коллапса и на следующее утро почувствовал себя значительно лучше. Следовательно, кровопускание
позволяет избавиться от холеры". Это - вполне вероятный вывод, при условии, что его посылки учитывают все
относящееся к данному делу знание. Однако если бы мы знали, к примеру, что выздоровление от холеры часто
происходит внезапно и что врач, рассказавший соответствующий случай, наблюдал сотни иных случаев
применения данного средства излечения, но не сообщил об их результатах, то наш вывод потерял бы всю свою
силу.
272. Недостаток знания, играющего важную роль для определения правильности любого вероятного
умозаключения, связан с одним вопросом, который обусловлен самим умозаключением. Этот вопрос, подобно
всякому другому, состоит в том, обладают ли определенные объекты определенными свойствами. Следовательно,
недостаток знания заключается или в невозможности установить, имеются ли помимо объектов, которые, согласно
посылкам, обладают определенными свойствами, какие-либо иные объекты, обладающие такими же свойствами;
или же в том, что нельзя установить, имеются ли помимо свойств, которые, согласно посылкам, принадлежат
определенным объектам, какие-либо иные свойства, принадлежащие тем же самым объектам. В первом случае
рассуждение происходит так, как если бы все объекты, обладающие определенными свойствами, были бы нам
известны, и это есть индукция; во втором случае логический вывод осуществляется так, как если бы все свойства,
необходимые для определения известного объекта или класса объектов, были бы нам известны, и это есть
гипотеза. Это различие можно пояснить при помощи примеров.
273- Предположим, что мы подсчитываем, сколько раз различные буквы встречаются в данной книге на
английском языке, которую мы можем называть А. Само собою понятно, что каждая новая буква, которую мы
подсчитаем, будет изменять относительную частоту упоминания различных букв; однако по мере того, как мы
будем подсчитывать все большее число букв, это изменение будет постепенно уменьшаться. Предположим, что мы
обнаружили: по мере увеличения количества подсчитанных букв относительная частота упоминания буквы е
оказывается приблизительно равной 11 % процента от числа всех букв, буквы t - 814 процента, а - 8 процентам,
5 - 7 1/2 процента и т.д. Предположим, что мы повторяем такие же наблюдения с полудюжиной других
английских текстов (которые мы можем обозначить как В, С, D, E, F, G) и получаем тот же самый результат. Из
этого мы можем сделать заключение, что в любом английском тексте определенного размера различные буквы
встречаются примерно с относительно одинаковой частотой.
Итак, правильность этого умозаключения зависит от нашего не-знания того, в какой пропорции встречаются буквы
в любых английских текстах, помимо А, В, С, D, Е, F и G. Ведь если бы мы знали величину этой пропорции
применительно к тексту H и она бы не совпадала, пусть хотя бы приблизительно, с той, что была установлена нами
применительно к А, В, С, D, E, F и G, то наше заключение сразу же потеряло бы свою силу; если бы же эта
искомая пропорция оказалась бы той же самой, то правомочный вывод осуществлялся на основании к Л, В, С, D,
E, F, G и Я, а не на основании только первых семи из них. Это, таким образом, будет индукция.
Предположим, далее, что мы имеем дело с зашифрованной частью текста и не имеем к нему ключа. Предположим,
что мы поняли, что он она содержит немногим меньше, чем 26 печатных знаков (characters), один из которых
встречается приблизительно в 11 процентах всех случаев, другой - в 8 1/2 процента, третий - в 8 процентах, а
четвертый - в 7 1/2 процента. Предположим, что когда мы подставляем на место этих печатных знаков буквы e, t,
a и s соответственно, то получаем возможность понять, как отдельные буквы могли бы замещать остальные
печатные знаки так, чтобы получился английский текст, наделенный некоторым смыслом, - при условии, однако,
что в ряде случаев мы допускаем возможность орфографических ошибок. Если текст имеет достаточный объем, то
мы можем с большой долей вероятности сделать вывод, что именно таковым и было значение шифра.
Правильность этого умозаключения зависит от отсутствия у зашифрованного текста каких-либо иных известных
нам особенностей, которые могли бы иметь значение для его расшифровки; поскольку если бы таковые
существовали, - например, если бы нам было известно, существует или нет какое-то другое решение данной
проблемы, - то следовало бы учесть то воздействие, которое могло бы усилить или же ослабить
[правдоподобность] заключения. Это, таким образом, будет гипотеза.
21 А. Всякое правильное рассуждение является дедуктивным, индуктивным или гипотетическим; или же оно
совмещает два или более из этих свойств. Дедукция довольно удовлетворительно рассматривается в большинстве
учебников логики; однако следует сказать несколько слов об индукции и гипотезе для того, чтобы растолковать их
более обстоятельно.
275. Инду
...Закладка в соц.сетях
