Жанр: Философия
История философии: запад, Россия, восток 2.
...ский В. В. Указ. соч. Т. 1, ч. 1. С. 86-90.
12 См.: История философии в СССР. М., 1968. Т. 2. С. 101132.
13 Цит. по: Русская философия второй половины XVIII в.
С. 388.
"См.: Там же. С. 5-12.
15 См.: История философии в СССР. Т. 2. С. 40-44.
ie См.: Русская философия второй половины XVIII в. С. 32-72.
17 См.: Флоровский Г. В. Указ. соч. С. 104-114.
l^ См.: Русская философия второй половины XVIII в. С. 212235.
1^ См.: A History of Russian Philosophy: From the Tenth Through
the Twentieth Centuries. P. 81-86.
20 См.: Русская философия второй половины XVIII в. С. 145165.
21 См.: Русская философская поэзия: Четыре столетия / Сост.
А. И. Новиков. СПб., 1994. С. 47-52.
Глава 2. ДВУЛИКИЙ ЯНУС
Противостояние Запада и России, не единожды потрясавшее
континент и связанное на этот раз с борьбой наполеоновской
Франции и ее сателлитов против монархических режимов, перешло
из конца XVIII в. в новое столетие. Оно привело к ряду военных
кампаний, эпопее 1812 г., падению Бонапарта, установлению нового
порядка в Европе, гарантом которого во многом стала Российская
империя, вплоть до ее поражения в Крымской войне.
1. ЛИБЕРАЛЫ, РАДИКАЛЫ, КОНСЕРВАТОРЫ
Начало века осветила "александровская весна" - кратковременный
период либеральных проектов, комиссий, предложений
при поощрении царя, желавшего преобразовать страну не жестокими
методами, как его венценосный предок сто лет назад, но гуманным,
человеколюбивым, просвещенным способом. Видными теоретиками
либеральной реформистской идеологии стали Н. С. Мордвинов
(1754-1841) и М. М. Сперанский (1772-1839). Первый
являлся представителем ориентированной на перемены части дворянства,
увлекавшейся, французским Просвещением и британской
политико-экономической мыслью. Мордвинов был знаком с Бентамом
и Смитом, переписывался с ними, пытался внедрить идеи прогрессивного
развития и утилитаризма в российской среде, подготовить
общество к установлению полноценных гражданских свобод и
прежде всего к отмене крепостного права^.
Подобно комете быстро взлетел и быстро угас на российском
небосклоне его младший единомышленник Сперанский. Сын бедного
провинциального священника благодаря своим талантам, трудолюбию,
энтузиазму стремительно выдвинулся на служебной стезе,
достигнув должности государственного секретаря, главного разработчика
реформ. Личность весьма неординарная - выпускник духовной
семинарии и академии, антиортодокс по своей сути, член
масонских лож, политический романтик, - он был в фаворе, пока
ему благоволил император. Понимая, что старый, феодальный по
существу, порядок вещей должен быть преобразован в новый, конституционный,
либерально-правовой, Сперанский во "Введении к
уложению государственных законов" настойчиво и последовательно
излагает программу реформ в юридической и политической
сферах. Касательно идеологии его взгляды изложены в "Предварительных
рассуждениях о просвещении в России вообще". Но дворянское
консервативное крыло не допустило проведения реформ,
оттеснило Сперанского от власти, а либеральный в начале царствования
Александр 1 постепенно отошел от своего прекраснодушия,
от чего, быть может, и страдал в последние годы жизни, дав повод
к созданию легенды о старце Федоре Кузмиче после своей неожиданной
кончины в Таганроге.
Наряду со сторонниками легального, законного, эволюционного
преобразования России в страну новоевропейского буржуазного
типа появились и радикалы, объединявшиеся в тайные общества,
целью которых был государственный переворот - устранение правящей
династии вплоть до ее физического уничтожения, решительная
ломка всей экономической, политической, правовой структуры.
Это революционное движение, известное под названием движения
декабристов, было весьма разнородным, и потому рассмотрение каждого
из его участников требует дифференцированного подхода.
Одним из лидеров стал П. И. Нестель (1793-1826), выступавший
за благоденствие общества и составляющих его граждан на
основе справедливых законов и без узурпации власти монархом.
Он полагал, что XIX столетие есть "век революций", которые последуют
за французской и американской, но в России, боясь пугачевщины
и стихийных бунтов, он предлагал осуществить верхушечный
переворот дворцового типа, как это делалось не раз в минувшем
веке, и уже сверху проводить радикальные реформы^.
Н. М. Муравьев (1793-1843), подобно братьям Бестужевым и
К. Рылееву, обращался к истории доимперской Руси, к традициям
республиканского Новгорода, общинно-вечевой организации городского
и сельского самоуправления, нередко идеализируя древние
обычаи и нравы. Их оппонент М. С. Лунин (1787-1845) призывал
"стряхнуть старые привычки", искать опору не в стародавних
временах, но обратиться к опыту передовых наций, для чего надо
усиленно просвещать народ, особенно юное поколение^.
Декабристы интересовались не только политическими и социальными,
но и религиозно-метафизическими проблемами. Будучи
весьма образованными людьми, они оперировали в спорах концепциями
многих европейских и русских мыслителей, но сами в философско-богословском
отношении не создали чего-либо значительного.
Из их опусов можно отметить произведение Н. Д. Якушкина
"Что такое жизнь?", "Философские записи" Н. А. Крюкова, "Элегии"
В. Ф. Раевского, которые содержали обычный для дворянской
интеллигенции того времени набор идей, образов, сентенций,
преимущественно заимствованных из западной литературы.
Невольно привлекают искренность, стремление дойти до истины,
равно как благородный порыв послужить отечеству и освобождению
народа, протест против тирании. Однако нельзя принять навязывание
ими обществу и народу своих программ.
Параллельно радикальным существовали охранительно-консервативные
течения, ставившие своей целью сохранение стабильности
общества и государства. В 1812 г. глава Российской Академии наук
А. С. Шишков (1754-1848) опубликовал "Рассуждение о любви к
отечеству", где осудил "вредные западные умствования", губительные
для простодушного русского народа; он же настаивал
на закрытии кафедр философии в университетах, что позднее и
произошло. Вместе с тем Шишкова не следует считать лишь обскурантом:
он сделал немало полезного для отечественной науки.
Вместе с Шишковым за возрождение основ национальной
культуры после грозы 1812 г. выступили многие писатели, мыслители,
деятели науки. Примечательно, что глава сентиментализма
Н. М. Карамзин (1766-1826), постоянный оппонент ученого адмирала,
выступил с "Запиской о древней и новой России", направленной
против реформ Сперанского, где доказывал необходимость
монархического устройства и учета традиций народа. В более развернутом
виде и на обширном материале эти же идеи он излагал в
многотомной "Истории государства Российского". "Колумб российских
древностей", по выражению Пушкина, в немалой степени
способствовал росту национального самосознания. Его сочинениями,
в том числе томами "Истории", зачитывалась вся образованная
Россия^.
Позднее оформилось патриотически-охранительное направление,
сторонники которого подняли на щит знаменитую триаду
"православие, самодержавие, народность". Одним из столпов этого
движения был выходец из народа, внук крепостного крестьянина
М. П. Погодин (1800-1875). Видный историк, профессор Московского
университета, собиратель древностей, литератор, он с православных
провиденциалистских позиций описывал и объяснял социальную
и культурную историю страны, которая сильна единством
веры, царя, отечества. Объединив вокруг журнала "Москвитянин"
оппозиционно настроенных к официальному Петербургу единомышленников,
Погодин стал знаменем консервативно-патриотического
направления.
В редакцию "Москвитянина" входил С. П. Шевырев (18061864),
также профессор университета, автор основательной истории
русской литературы с древнейших времен. Он был сторонником
чистого искусства, не смешиваемого с политикой и низменными человеческими
побуждениями; выступал против натуралистической
эстетики, утилитаризма и рационализма в искусстве, будучи сторонником
платоновского понимания процесса творчества как вдохновенного
иррационального акта, не могущего быть осмысленным в
ограниченных категориях рассудка.
2. ПРОБУЖДЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ
В ФИЛОСОФИИ
Поиски самобытного начала в отечественной истории, давно
ощущавшаяся потребность в создании оригинального, незаимствованного
идейного течения привели к возникновению славянофильства,
что было естественной реакцией на предшествовавшую
одностороннюю европеизацию страны. Идеологию славянофильства,
его крайности, кажущийся чрезмерным протест против насильственной
европеизации России, явную идеализацию мира Древней
Руси - все это нужно рассматривать не изолированно, но в
контексте XVIII-XIX вв. и как часть общей идейной ситуации, в
непременной связи с западничеством, которое при всей полемике со
славянофильством было неотделимо от него, образуя удивительный
двулик российского Януса, обращенного к прошлому и будущему,
исконному и чужеземному. Наличие подобных противостоящих и
одновременно дополняющих друг друга течений мысли, число
которых все возрастало, придавало остроту, накал полемики, экспрессию
общему идейно-философскому процессу в России^.
В истории славянофильства можно условно выделить его
предтеч (Погодина, Шевырева), ранних классиков (Киреевского,
Хомякова, Аксакова), представителей официальной народности
(Самарина, Уварова), поздних апологетов (Данилевского, Страхова),
неославянофилов начала XX в. и их продолжателей в наше
время (Белова, Распутина, Солженицына), если под "славянофильством"
или "русофильством" широко понимать патриотическую линию
в развитии мысли в разнообразии ее версий и оттенков.
Ранние славянофилы выступили против прозападной ориентации
своего правительства и культурной элиты, встали к ним в
идейную оппозицию, приобрели ореол гонимых за православную
матушку Русь. И. В. Киреевский (1806-1856) был одним из вождей
и страдальцев за славянофильские идеи в полицейское царствование
Николая 1. Получив прекрасное образование, зная древние и
новые языки, посетив Европу, где общался с Гегелем, Шеллингом,
Океном, он выступил со статьей "Девятнадцатый век" в основанном
им журнале "Европеец", тут же запрещенном царем. Столь же
негативную оценку вызвала опубликованная позднее в "Москвитянине"
обширная статья "О характере просвещения Европы и его
отношении к просвещению России". Отданный под надзор полиции,
с "мрачной думой на челе", он прожил последние годы в деревне,
часто посещал Оптину пустынь, где сблизился со старцами,
там же был погребен после кончины. Критикуя западный рационализм
за его узость, Киреевский последней своей работой "О необходимости
и возможности новых начал для философии" предвосхитил
критику позитивизма Владимиром Соловьевым. Он выступил
сторонником цельного знания, где сочетаются рассудок и сердце,
любовь и интеллект, вера и рацио, предвосхитив плодотворный
синтез патристики, современной образованности, чуткого отношения
к отечественному наследию, который дал впоследствии плодоносные
результаты^.
"Ильей Муромцем" славянофилов, по словам Герцена, высился
А. С. Хомяков (1804-1860), выдающийся мыслитель и вождь всего
направления. В отличие от меланхолика Киреевского он был натурой
страстной, энергичной, отважно бросавшейся в идейный спор и
боевое сражение. Много ездил по Европе, принимал участие в русско-турецкой
войне; несмотря на распространявшийся среди молодежи
нигилизм строго соблюдал все обряды православной церкви,
отрастил бороду и носил старинное русское платье. Творческое
наследие Хомякова велико и включает поэтические, публицистические,
философские и богословские сочинения, отличающиеся великолепной
эрудицией, глубиной мысли и полемическим задором.
17-35
su
Его живой русский ум питал отвращение к педантизму систем,
потому у Хомякова нет таковой. Но те проблемы, за осмысление
которых он брался, проступают в его интерпретации весьма серьезно
и оригинально. Он выступал за "всецелый разум" и "живую истину",
за соборность как свободное единство в церкви и общинный
характер русской жизни, за примирение сословий и великую
миссию России. Его девизом стали слова, обращенные к соотечественникам:
"Время подражания проходит!"^. Не идеализируя
российскую действительность, Хомяков осуждал несправедливые
порядки, учреждения и установления империи, призывал к покаянию
после поражения в Крымской войне и к реформам в царствование
Александра II. Программное сочинение "О старом и новом"
и незавершенные фундаментальные "Записки о всемирной истории"
("Семирамида") небезынтересны для современного читателя.
К. С. Аксаков (1817-1860), сын известного писателя, поначалу
увлекался западничеством, был близок Станкевичу и Белинскому,
но затем отошел к славянофилам. Натура прямодушная, самозабвенно
любящая родную историю, он посвятил ей не только научные
труды по нравам и обычаям древних славян, но и драматургические,
поэтические, лирические сочинения вроде "Освобождения
Москвы в 1612 г." и "Олега под Константинополем". Аксаков среди
славянофилов наиболее резко отзывался о реформах Петра 1,
искалечивших, по его мнению, традиционные отношения на Руси;
столь же непримирим был он в критике язв Запада. Взошедшему
на трон Александру II он не побоялся подать "Записку о внутреннем
состоянии России", где обращался с призывом дать больше
свободы народу, возобновить традицию созыва земских соборов, не
допускать крайними мерами роста экстремизма в стране, который
начинал угрожать стабильности государства^.
Видным общественным деятелем, принимавшим активное участие
в освобождении крестьян, был Ю. Ф. Самарин (1819-1876),
выпускник филологического факультета Московского университета.
Интересна его диссертация "(Стефан Яворский и Феофан Прокопович"
- как серьезное исследование по истории отечественной
мыслит Увлекаясь немецкой философией, он хотел сначала соединить
Гегеля с православием, но затем под влиянием Хомякова перешел
на славянофильские позиции. Будучи в Прибалтике, выступил
против привилегий остзейских немцев в защиту русского населения,
за что был отозван, арестован и отсидел неоольшой срок в
Петропавловской крепости. Его философские взгляды связаны с
вопросами православной антропологии, которую он считал более
важной, чем онтологию и гносеологию, рассуждая в духе зарождавшегося
тогда "предэкзистенциализма". С позиций религиозного
персонализма, принципом которого является субстанциональная
связь человека с Богом, он выступал против западного индивидуализма.
В конце жизни Самарин приступил к написанию "Писем о
материализме", где хотел развенчать антигуманистическую сущность
распространявшегося безбожного мировоззрения и его философских
основ, но не успел завершить его^.
С деятельностью славянофилов тесно связано творчество
Н. В. Гоголя (1809-1852), который в советской историографии
представлен в урезанном виде и совершенно проигнорирован как
православный мыслитель (В. В. Зеньковский). Он острее многих
ощущал внутреннюю духовную пустоту секуляризированной,
"вольтеризированной" культуры XVIII-XIX вв. и стремился восстановить
религиозные основы творчества, утраченное единство эстетического
и нравственного начал. В "Выбранных местах из переписки
с друзьями" и "Мыслях о Божественной литургии" Гоголь
предстает как глубокий религиозный мыслитель, пророк христианского
преображения культуры, сторонник не развлекательного, но
теургического служения искусства, предвосхитивший многие идеи
будущего религиозно-философского ренессанса, в частности концепций
Вячеслава Иванова, Андрея Белого.
Религиозный романтизм становится весьма распространенным
под влиянием как западных течений, так и отечественных энтузиастов.
Следуя Новалису и Шлегелю, стремился вдохнуть божественный
смысл в искусство В. А. Жуковский (1783-1852), поклонник
руссоистской "культуры сердца". Но все же в его творчестве
доминировало скорее обожествление искусства, чем эстетизация
божественного. "Поэзия есть Бог!", - восклицал он в творческом
порыве^. Сложную эволюцию претерпел гений нашей поэзии
А. С. Пушкин (1799-1837), чутко отзывавшийся на современные
ему идейные течения и обладавший столь редким даром прозрения
глубинной сути вещей, что он превосходил своими интуициями
многих казенных профессоров от философии и филологии. Достаточно
вспомнить его блестящие обзоры русской литературы, исторические
драмы с показом трагедии власти, полемику с Чаадаевым
о судьбах России, стихотворные вариации на библейские мотивы о
смысле жизни и творчества, все большее погружение в отечественную
историю и вынашивание далеко идущих замыслов по ее постижению,
которым не суждено было исполниться. Некоторые творения
гения русской словесности заняли достойное место в недавно
изданной антологии философской поэзии^.
3. ЗАПАДНИЧЕСТВО: ЕГО ИСТОРИЯ И СУТЬ
Течением, противостоящим славянофильству и составляющим
вместе с ним динамичную, уравновешенную в крайностях систему,
было западничество. Собственно говоря, стремление в Европу,
ориентация на ее институты и традиции, желание переделать Россию
по западному образцу были давней мечтой многих русских.
Еще в XVI в. боярин Федор Карпов и князь Андрей Курбский ставили
в пример Речь Посполитую как процветающую просвещенную
монархию с сеймом. В XVII в. через украинско-белорусское влияние
полонизация и латинизация стали реальным фактом. В том же
веке бежал в Швецию дьяк Григорий Котошихин, написавший
Петр Яковлевич Чаадаев
разоблачительные записки о московских нравах и порядках. В столице
существовала процветавшая Немецкая слобода, где на зависть
московитам культурно и красиво жили европейцы, сманившие юного
Петра.
Про XVIII столетие достаточно сказано выше. Осознанное идейно
обоснованное, выступающее как программа объяснения прошлого
и утверждения перспектив на будущее, западничество складывается
в первой половине XIX в. параллельно и в полемике со славянофильством.
Его пророком стал П. Я. Чаадаев (1794-1856).
Один из самых ярких и талантливых умов в полицейское царствование
Николая 1, он был живым протестом режиму и после смерти
императора ушел вслед за ним. Родовитого происхождения, студент
Московского университета, ушедший добровольцем на войну
1812 г., близкий лучшим деятелям российской культуры, друг
Пушкина, единомышленник декабристов, уцелевший лишь потому,
что в 1825 г. был за границей, прекрасно знавший немецкую и
французскую литературу, сам писавший свои сочинения на
французском - таков Чаадаев при внешнем знакомстве с фактами
биографии.
Но главную суть его деятельности составляли напряженная
внутренняя духовная работа, аскетическое самопожертвование ради
поиска истины, глубочайшая сосредоточенность ума на сложнейших
вопросах индивидуального и социального бытия. В этом плане
он разительно отличался от большинства российских философствующих
дилетантов, либо старательно пересказывавших западные
банальности, либо отважно решавших мировые проблемы сотрясением
воздуха и скрипом пера.
Пережив духовный кризис после восстания декабристов, Чаадаев
уединился в своей квартире на Старой Басманной, ставшей тихой
кельей затворника-мыслителя. Плодом его напряженного труда
стали "Философические письма", первое из которых было опубликовано
в 1836 г. в журнале "Телескоп" Н. И. Надеждиным, либеральным
редактором, профессором Московского университета,
одним из заметных западников. Эпистолярный жанр был избран
как способ исповедальной философии в духе августинианской традиции,
привлекающей искренностью, сердечностью, глубиной.
В лице госпожи NN как своего адресата он избрал мыслящую,
алчущую истины, скованную и стоящую на перепутье Россию^.
"Выстрелом в ночи" назвал публикацию письма другой западник
- Герцен, которому не откажешь в меткости формулировок.
Монаршей волей Чаадаев был объявлен сумасшедшим, ему было
запрещено печататься, всю оставшуюся жизнь он прожил под
жандармским надзором. Письмо прозвучало хлесткой пощечиной
казенной идеологии, внушавшей оптимистическое видение российской
действительности. Как писал шеф жандармов Бенкендорф, у
России великое прошлое, прекрасное настоящее и грандиозное будущее.
Больно задели резкие высказывания Чаадаева о темном
прошлом, никчемной истории, бессмысленности настоящего и неясности
будущего славянофильские круги. Лишь небольшая группа
радикалов восторженно приветствовала опального мыслителя.
Следует сказать, что в последующих письмах (всего их восемь,
и опубликованы они были лишь в XX в.) и горько-иронично названной
незавершенной "Апологии сумасшедшего" Чаадаев смягчил
свою позицию и даже выступил с мыслью об особом великом
предначертании России, назвав "преувеличениями" свои прежние
суждения. Однако он настаивал на необходимости шокового воздействия
своего первого письма, призванного разбудить, взбудоражить,
спровоцировать мыслящую Россию к интеллектуальной и
практической деятельности по ее пробуждению и развитию, ибо без
собственных напряженных усилий она при колоссальном внешнем
пространственном могуществе может быть оттеснена на периферию
исторического прогресса, безнадежно отстать от динамичной Европы'.
Чаадаев предвидел ту постоянную коллизию, которая станет
головной болью россиян вплоть до нашего времени^.
Чаадаев считал себя "христианским философом", и он действительно
был глубоким религиозным мыслителем. В отличие от столь
же глубоко религиозного славянофила Хомякова он не акцентировал
на православии, считая национальную идею ограниченной
и отдавая предпочтение вселенской миссии христианства, которая
сильнее всего выразилась в католицизме, сплотившем народы и
выковавшем духовный стержень Европы. На него немалое влияние
5^
оказали католические философы Жозеф де Местр, Бональд, Шатобриан,
которые в эпоху реставрации выступали с критикой просветительства
и вольтерьянства. Однако он не стал католиком, как
князь Гагарин, Зинаида Волконская, Владимир Печерин, позднее
Вячеслав Иванов и другие представители российской аристократии
и интеллигенции.
В творчестве мыслителя доминирует "теургическое понимание
истории" (В. В. Зеньковский), восприятие ее как священной мистерии,
прозрение за внешними событиями внутреннего богоустановленного
замысла. В провиденциалистском видении панорамы развития
человечества каждому народу отведена предустановленная
роль. Христианство может быть понято только через историю, а
история осмыслена лишь через христианство, - так полагал
Чаадаев. Россия, "заблудившаяся" между Востоком и Западом,
раскроет в будущем смысл общечеловеческой истории, она способна
"дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим
споры в Европе"^.
Немало уделил внимания "басманный философ" христианской
антропологии, связываемой им с проблемой свободы, действием
природной и социальной среды, грехопадением, повреждением
человеческой натуры. Преодоление греховного индивидуализма
возможно в осознанном духовном сообществе, вершиной которого
является церковь как братство людей, озаренных Богом. Христианский
универсализм и социальный утопизм Чаадаева предвосхитили
аналогичные идеи Владимира Соловьева, а косвенно - весь российский
утопизм по поводу построения царства Божьего на грешной
земле.
Чаадаев оказал на современников и потомков сильнейшее
воздействие своими взглядами, образом жизни, драматической
судьбой, искренней болью за Россию. Он неизменно привлекает
внимание исследователей, диапазон оценок и суждений при этом
касательно мыслителя -весьма широк: от "тайного декабризма" до
религиозного мистицизма. Его сложная позиция и постепенная эволюция
не позволяют отнести Чаадаева к определенному групповому
течению. Он стоял "особняком" и появлялся на глаза московской
публике с выражением отстраненности на лице, с застывшей
маской печали и тайной глубокой внутренней мысли, лишь отчасти
поведанной им в своих сочинениях и беседах с немногочисленным
избранным кругом людей, пользовавшихся его доверием.
ФИЛОСОФСКИЕ КРУЖКИ И СООБЩЕСТВА
Наряду с яркими, особняком стоявшими мыслителями для
XIX в. характерно существование кружков, объединений, братств,
салонов, лож, коллективов при редакциях журналов и других добровольных
сообществ, участники коих при нескончаемых спорах и
несогласиях, сохраняли благодарную признательность коллегам и
той особой атмосфере сотворчества, которую прекрасно выразил
Пушкин в обращении к лицейским друзьям.
Таким интересным, но кратковременным (1823-1825) явлением
была деятельность московского кружка любомудров, объединявшего
университетскую и дворянскую молодежь, увлеченную шеллингианством,
немецким романтизмом, европейскими новейшими веяниями
и преимущественно западнической направленности. Главными
теоретиками любомудров слыли председатель кружка
В. Ф. Одоевский (1803-1869) и секретарь Д. В. Веневитинов
(1805-1827). Князь Одоевский был исключительно даровитой личностью.
Его перу принадлежит масса сочинений от детских сказок
до фантастики, от журнальной публицистики до метафизических
размышлений, от музыковедческой до педагогической литературы.
Любопытен сборник эссе Одоевского под названием "Русские
ночи" с тонкими психологическими заметками^. При всей многосторонности
дарований его отличала тенденция к философской,
глубокомысленной, смысложизненной интерпретации бытия. Своей
задачей он ставил переключение внимания образованной публики
с блестящей, но часто поверхностной французской философии на
более тяжеловесную, но основательную немецкую (что постепенно
и происходило), причем не только рационалистическую, но и мистическую
(Эккартсгаузен, Баадер) и культурологическую (Гердер,
Гёте).
По мнению Одоевского, "в человеке слиты три стихии - верующая,
познающая и эстетическая", потому для целостного развития
необходимо уравновешенное единство религии, философии и
искусства как в отдельной личности, так и в культуре в целом. Подобная
тенденция к целостному знанию, восстановлению единства
культуры и гармонизации личности становится одной из основных
в XIX в. Предвосхищая Бергсона, Одоевский и другие мыслители
вы
...Закладка в соц.сетях
