Жанр: Любовные романы
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ТАЙНЫ 1. Спальня королевы
...Шенонсо и Ане.
Поэтому на следующее утро, воспользовавшись тем, что она не была занята по службе,
Сильви надела плотную длинную накидку на беличьем меху, ботинки, перчатки и вышла
прогуляться. Она никого не предупредила, побоявшись, что кто-нибудь пожелает ее
сопровождать. А ей так хотелось побыть одной. Девушка полагала, что все как следует
рассмотреть можно только в одиночестве. Она еще не догадывалась, что вдвоем это
может быть намного приятнее.
Она прошла Овальный двор и вышла через Золотые ворота, где ее приветствовали
стражники. Затем по террасе, возвышающейся над цветником, вдоль окон бального зала,
апсиды церкви Святого Сатюрнена и павильона Тибра она добралась до места, где ей
предстояло решить, отправится ли она в цветник или пойдет в парк. Сильви выбрала
последнее. Небо было изумительного голубого цвета, несколько светлее обычного, по
нему плыли пухленькие, словно херувимы, облачка.
Подойдя к развилке около павильона Сюлли, она задумалась. Пойти ли к каналу, чья
синеватая длинная лента протянулась по всему парку, или лучше туда, где гуще росли
великолепные деревья? Сильви пошла в лес, привлеченная кустами остролиста, чьи
глянцевые листья и яркие красные круглые ягоды так нравились ей. Она пожалела, что не
взяла с собой ножа. Можно было бы срезать несколько веточек и поставить в своей
спальне.
Но Сильви де Лиль всегда было очень трудно отказаться от того, чего ей очень
хотелось. Поэтому она подошла поближе, решив, что, возможно, ей удастся отломить
парочку веток. И тут же резко остановилась. За кустами кто-то стоял. Она услышала два
голоса, мужской и женский.
Пара оживленно беседовала. Это был Людовик XIII и мадемуазель де Лафайет. В эту
минуту говорил король. Сильви никогда бы не поверила, что этот холодный, сдержанный
человек может говорить с такой страстью:
- Не покидайте меня; Луиза! - умолял он. - Я так одинок. Вокруг меня все время какието
заговоры, ненависть, даже презрение. У меня есть только вы, вы одна. Если вы уедете, у
меня не останется никого в этом печальном мире.
- Ваше величество! У вас создалось ложное впечатление. Вы знаете обо всем, что у
меня на сердце. Оно целиком принадлежит вам. Но я приношу вам больше вреда, чем
пользы. Неужели вы думаете, что я не вижу, как двусмысленно люди улыбаются при моем
появлении? Не слышу всех этих перешептываний, смешков? Все так и ждут той минуты,
когда я не смогу дольше противиться вам и самой себе. Кардинал настаивает, чтобы я
уехала. Королева, и это естественно, меня ненавидит, потому что вы пренебрегаете ею изза
меня.
- Я ею пренебрегаю! Как будто мне неизвестно, что от нее можно ждать только
притворства и предательства. Мы женаты уже скоро двадцать два года. И можете ли вы
назвать мне, что королева Франции принесла моему королевству? Детей? Ничуть не
бывало! Помощь, поддержку, понимание нашей трудной задачи? Ничего подобного.
Королева - испанка, испанкой и умрет. Ах да! Чуть не забыл. В течение двенадцати лет ее
сердце билось ради полусумасшедшего англичанина. За его страсть мы заплатили войной.
Кажется, королева не способна любить француза. И меньше прочих короля, своего мужа...
- Она ваша супруга, сир! Вас соединил бог!
- Об этом надо напомнить ей! Нет, Луиза, не говорите со мной о королеве. Или вы
хотите сказать, что больше не любите меня?
- О ваше величество! Как вы можете обвинять меня в том, что я перестала вас любить.
Разве я не доказываю вам постоянно мою нежность?
- Так дайте мне еще более веское доказательство! Позвольте мне увезти вас в Версаль!
Там я у себя дома, и никто не осмелится меня потревожить. Вы будете жить там рядом со
мной. Вас будут охранять, защищать. Мы будем принадлежать друг другу, вдалеке от всех,
свободные и наконец счастливые! Останутся только Луиза и Людовик...
- Вы не должны так говорить! Смилуйтесь! Если вы любите меня, ни слова больше!
- О нет, прошу вас, не плачьте! Я не в силах вынести ваших слез.
До Сильви донеслись рыдания, и она решила, что и так уже вела себя достаточно
нескромно. Тем более что до ее чуткого уха донесся приближающийся шум шагов. Она
вышла из своего укрытия и, изо всех сил стараясь ступать совершенно неслышно,
направилась к большой аллее. Но так как девушка все время оборачивалась - ей хотелось
посмотреть, не шевелятся ли кусты остролиста, - то не глядела себе под ноги. Поэтому
Сильви споткнулась о бугорок выброшенной кротом земли и растянулась прямо у ног двух
мужчин. Для начала она смогла увидеть только край
длинного красного одеяния и пару черных сапог, изрядно забрызганных грязью.
- Это что еще такое? - нетерпеливо спросил суровый голос. От сурового тона по спине
Сильви побежали мурашки.
- Судя по всему, это юное создание заблудилось, ваше высокопреосвященство!
Затянутая в черную перчатку рука помогла девушке выпутаться из многочисленных
юбок и подняться на ноги. Сильви с ужасом увидела, что человек, помогавший ей встать,
не кто иной, как гражданский судья господин Исаак де Лафма. А позади него стоял сам
кардинал Ришелье. Сильви не составило никакого труда узнать его. У нее не оказалось
времени на то, чтобы прийти в себя. Мужчина с желтыми глазами уже вспомнил ее:
- Какая нечаянная радость! Мадемуазель де Лиль.
- Что еще за мадемуазель де Лиль? - спросил кардинал.
- Самая юная из фрейлин королевы, ваше высокопреосвященство. Она совсем недавно
появилась при дворе. Мы познакомились несколько дней назад на площади Тратуарского
креста. Я уже рассказывал эту историю вашему высокопреосвященству. Прелестной
барышне не нравится, как я творю правосудие от имени его величества короля.
Этого оказалось достаточно, чтобы Сильви немедленно взвилась. Она почтительно
опустилась в глубоком реверансе, но, покраснев от гнева, воскликнула:
- Ребенок, которого вы собирались затоптать копытами вашей лошади, не был осужден,
насколько мне известно, и не интересовал королевское правосудие! Ваше
высокопреосвященство, - теперь она обратилась к кардиналу. Сильви никто не разрешил
подняться, и девушка смотрела снизу вверх на худое, высокомерное лицо. - Речь шла о
мальчике, сыне человека, которого собирались казнить. Он не сделал ничего дурного,
только просил помиловать его отца.
Глубокий, суровый голос произнес:
- Его отец заслужил свою участь. Мальчику следовало это знать.
- Он знал только одно. Это его отец, и он его любит.
Ришелье взглядом заставил замолчать Лафма, собравшегося было возразить.
- Я согласен допустить, что ребенок не заслуживал такого жестокого обращения, но
очень трудно требовать мягкости от того, кто должен привести наказание в исполнение.
Вы видите, мадемуазель, я с вами согласен. Могу ли я в ответ просить вас об услуге?
Простите господина де Лафма. Это один из моих хороших помощников...
Произнося эти слова, Ришелье протянул Сильви руку, чтобы помочь подняться. Она
охотно приняла помощь. Потом произнесла, вздохнув, без всякого энтузиазма:
- Если это доставит удовольствие вашему высокопреосвященству, я прощаю господина
де Лафма... Но при условии, что он не примется за старое!
Неожиданная, и оттого еще более очаровательная улыбка, осветила строгое лицо
кардинала:
- Поверьте мне, он поостережется... Из любви к вам. Вы смелы, мадемуазель де Лиль, а
это качество я ценю высоко. Посмотрим, насколько далеко заходит ваша храбрость!
Сильви вопросительно взглянула на Ришелье.
- Очень многие меня боятся, - продолжал он. - Я вас пугаю?
- Нет, - без колебаний ответила юная фрейлина. - Ваше высокопреосвященство князь
католической церкви, следовательно, слуга господа. Никогда не следует бояться слуг
божьих.
- Вот это ваше суждение следует во весь голос сообщить всему королевству. Этим бы
вы оказали мне большую услугу... Кстати, что касается голоса, до меня дошли слухи, что
вы прелестно поете... Не удивляйтесь. При дворе новости распространяются быстро. Вы
споете для меня?
- Я служу королеве, монсеньор...
- Тогда я попрошу ее доставить мне такое удовольствие. Мы еще с вами увидимся,
мадемуазель де Лиль. Идемте, Лафма, мы возвращаемся!
Сильви еще только опускалась в реверансе, а кардинал уже уходил. Высокий, прямой,
как палка, силуэт в пурпурной накидке, подбитой куницей. Из-за этого человек в черном,
шагающий рядом с ним, казался почти карликом. Он весь согнулся в угодливом, мерзком
поклоне. У Сильви перевернулось сердце. Ей непременно надо будет исповедаться, ведь
она простила Лафма только на словах. Душа ее молчала. Более того, гражданский судья
Парижа вызывал у нее страх и глубокое отвращение.
Бросив взгляд на неподвижные кусты остролиста, где теперь царила тишина, Сильви
пошла по дороге к дворцу. Она старалась идти помедленнее, чтобы не догнать кардинала
и его спутника. Девушка не удержалась от вздоха облегчения, когда увидела их входящими
во двор через ворота Дофина. Сама Сильви намеревалась вернуться той же дорогой, что и
выходила из дворца. Так у нее будет время подумать, как избежать сомнительной чести,
которую ей собирались оказать. Лучше всего, без сомнения, все рассказать королеве.
Анна Австрийская давно привыкла сражаться с его высокопреосвященством и, возможно,
поможет своей фрейлине избежать неприятного визита.
Сильви была настолько погружена в свои мысли, что не заметила мадемуазель де
Отфор. Прекрасная Мария, укутанная в потрясающие меха, бежала к ней.
- И где же вы были? - воскликнула камер-фрау. - Вас повсюду ищут!
- Кто же может меня искать? Кроме вас и фрейлин королевы - я больше никого не
знаю...
- А почему бы вас не искать ее величеству?
- Боже, если это так, бежим!
Сильви уже собралась и вправду пуститься бегом, но мадемуазель де Отфор ее
удержала:
- Минуточку, постойте, прошу вас! Дайте мне перевести дух... Уф! Я спешила, как
сумасшедшая, когда господин де Нанжи сказал мне, что видел, как вы направились в парк.
На самом деле королева вас вовсе не ищет. Это я хотела удержать вас, чтобы вы не
натворили глупостей. Совсем ни к чему было идти в парк сегодня утром!
- Почему же? Вместо ответа Мария задала следующий вопрос:
- Вы никого не встретили? - с подозрением поинтересовалась она.
- Нет... А впрочем, да. Я выходила из того лесочка и, споткнувшись обо что-то, упала
прямо под ноги кардиналу. Его высокопреосвященство прогуливался там вместе с
господином де Лафма...
- Какое несчастье! Ришелье был там? Но куда же он шел?
- Это мне неизвестно. Мы обменялись несколькими словами, а потом его
высокопреосвященство вернулся во дворец вместе со своим спутником. Вы ведь все
знаете, мадемуазель. Скажите мне, что делает здесь парижский гражданский судья?
- Если вы полагаете, что он проводит все свое время в одной из крепостей Шатле -
тюрьме на левом берегу Сены - или в своем кабинете в здании суда на правом берегу, то
вы ошибаетесь. Вы должны усвоить, что прежде всего этот господин служит "Красному
герцогу" и выполняет всякие отвратительные поручения за пределами Парижа. В конце
концов, дурочка вы этакая, вы не так плохо сделали, что пошли гулять в этот уголок парка.
Шум, произведенный вами, должны были услышать, и это позволило голубкам улететь.
- Да о ком вы говорите?
- О короле, конечно. Десятки пар глаз видели, как он повел мадемуазель де Лафайет
именно туда, где вы гуляли.
Кардинал не брезгует ничем и порой сам выполняет работу своих шпионов. Благодаря
вам он не услышал ни слова из того разговора, что так его интересовал... На этот раз
Сильви начала смеяться:
- Голубки, как вы их называете, были совсем близко, уверяю вас. Прямо за большим
кустом остролиста!...
- Вы видели их?
- Нет, но я слышала голоса и узнала говоривших. Я не хотела быть нескромной... Я вас
чем-то огорчила? - поинтересовалась Сильви, увидев что на лице подруги появилось
удрученное выражение.
- Вы, наверное, слишком молоды... Или дурочка, как я только что сказала! У вас была
возможность услышать такие вещи, ради которых Ришелье, позабыв обо всех своих
многочисленных болячках, галопом помчался в глубину парка. И вы добронравно закрыли
уши? Дорогая моя, запомните, при дворе все шпионят друг за другом. Любой придворный
отдал бы десять лет жизни за то, чтобы узнать четвертушку от половинки самого
маленького секрета.
- Действительно, это не мой случай, - согласилась Сильви и покраснела. Ей стало
стыдно, что она так откровенно лжет. Но хотя Мария де Отфор была ей очень
симпатична, девушка не собиралась пересказывать ей те несколько фраз безутешной
любви, которые ей удалось подслушать. Сильви нравилась Луиза де Лафайет. Такая
нежная, такая грустная. И так разрывается между долгом, чувством собственного
достоинства и своей любовью. И все это в окружении целого батальона насмешливых и
часто недоброжелательных фрейлин! Взгляды всего двора прикованы к ней! Что же
касается короля, он тоже внушал Сильви жалость. Ей казалось, что все отказывают ему в
праве на любовь. Ради блага государства он находится в полном подчинении у ужасного
человека, чей гений - последнее время о нем говорили именно так - чаще всего находит
выражение в безжалостном применении своей почти безграничной власти.
Сильви довольно скоро получила еще одно тому доказательство. Девушки шли по
террасе над цветником и увидели, как из Золотых ворот появились два молодых человека.
Один из них носил знаки отличия капитана роты французской гвардии. Оба
разговаривали очень оживленно. Один явно пытался успокоить второго. Молодому
капитану, красивому, как греческий бог, было лет шестнадцать-семнадцать. И он явно
был вне себя от гнева. Эхо их последних слов донеслось до слуха фрейлин:
- ..и я отказался. Со всем спокойствием и уважением, на какие я только был способен,
но я ответил "нет".
- И вы осмелились?
- Мне дорога моя свобода! Она для меня слишком внове, чтобы вот так, в одно
мгновение, ее похоронить...
Красавец замолчал, увидев девушек, снял шляпу и приветствовал их с грацией танцора.
Его спутник последовал его примеру.
- Итак, господин де Сен-Мар, - насмешливо произнесла Мария, - вы ощетинились,
словно еж! Вам кто-нибудь не угодил или, что того хуже, вы кому-нибудь не
понравились? Приветствую вас, господин д'Отанкур!
- Ни то ни другое! Если бы произошло нечто подобное, я был бы не здесь, а где-нибудь
в уединенном месте со шпагой наголо!
- Дуэль?! А кардинал так к вам благоволит! Очаровательный капитан - тонкие черты
лица, горящие глаза, чувственный рот - был еще зелен, чтобы умно избегать вопросов
камер-фрау ее величества.
- Он только что доказал это, - заявил юнец с вызовом. - Вы знаете, чего от меня хочет
Ришелье? Его высокопреосвященство желает сделать меня главным гардеробмейстером
короля!
- Черт побери, - заинтересовалась девушка. - Ведь это хорошее продвижение по
службе!
- Ах так? Вы находите? Но я-то так не считаю! Эта должность обязывает находиться
все время рядом с королем. Вот уж самый грустный человек из всех, кого я знаю. Я
слишком молод, чтобы так просто распрощаться с моей свободой. У меня есть друзья, с
которыми мы веселимся, барышни и...
- И любовницы, которые вас забавляют...
- Правильно. Поэтому я наотрез отказался.
- Наотрез отказались? От предложения кардинала Ришелье?! И вас еще не везут в
Бастилию?
- Вы же видите, что нет. Кардинал только улыбнулся и ничего мне не сказал. Это
достаточно добрый человек, знаете ли, когда с ним умеешь обращаться.
- Господь всемогущий! Я оставляю это удовольствие вам! К вашим услугам, господин
главный гардеробмейстер его величества!
Мария присела в реверансе, но тут спутник Сен-Мара, краснея, обратился к ней с
вопросом:
- Не окажете ли вы мне честь, мадемуазель, представив вашей подруге?
На этот раз улыбка красавицы была искренней и щедрой:
- С радостью! Сильви, представляю вам маркиза д'Отанкура, сына маршала, герцога де
Фонсома. Мадемуазель де Лиль - фрейлина королевы.
С самого первого момента встречи маркиз не спускал с Сильви нежного взгляда, давая
понять, что она ему нравится. Сам молодой человек был не лишен очарования. Очень
молодой, блондин, обладатель элегантной фигуры, гибкий, что выдавало в нем человека,
привыкшего к физическим упражнениям. Маркиз д'Отанкур был не так вызывающе
красив, как его товарищ, но Сильви решила, что он куда симпатичнее, и одарила его
улыбкой. В господине Сен-Маре чувствовалось что-то жадное, неистовое и нездоровое
беспокойство и какая-то томительная грация, которые ей не понравились.
Молодые люди обменялись несколькими любезными словами и расстались. Девушки
торопились вернуться в покои королевы. На ходу Сильви спросила:
- Кто этот господин де Сен-Мар?
- Юный протеже кардинала Ришелье, которого его высокопреосвященство знает с
раннего детства. Он сын покойного маршала дЭффиа, знаменитого воина, владевшего
землями в Америке и в Турени, не считая великолепного замка в Шилли, где кардинал
частенько бывает. Благодаря ему этот желторотый птенец стал генерал-лейтенантом
Турени, генерал-лейтенантом Бурбоннэ и капитаном роты французской гвардии. Если
Ришелье так заботится о нем, то этот парень к концу жизни без особых усилий станет
герцогом и получит одну из самых высоких должностей в королевстве.
- Мне он не слишком нравится.
- Это вполне понятно. Он совсем не похож на мессира де Бофора!
Сильви только покраснела и не ответила.
В этот вечер, во время приема королевы, когда собрался весь двор, Сильви снова
увидела кардинала, и ей отчего-то стало тревожно. Но Ришелье лишь улыбнулся ей и не
повторил своей просьбы. У Сильви отлегло от сердца.
Пребывание в Фонтенбло оказалось совсем недолгим. Спустя два дня король
неожиданно принял решение отправиться в Орлеан. Людовик XIII отлично знал своего
брата и понимал, что тот испугается, как только войска короля приблизятся к городу.
Успех последовал незамедлительно. Гастон Орлеанский немедленно упал в объятия
Людовика XIII, уверяя, что он приехал в свой герцогский город только ради небольшого
отдыха подальше от суеты Парижа и Лувра. Он особенно нажимал на то, что не планирует
предпринимать против своего венценосного брата ничего, что могло бы нарушить
гармонию семейных отношений.
У Сильви герцог Орлеанский вызывал живейшую антипатию. Он был красивее короля
и излучал магическое очарование, но ее разочаровал вялый рот и неприятная манера
герцога все время смотреть поверх головы, вниз, влево, вправо, но никогда - или крайне
редко - на своего собеседника. На самом деле, когда его видели рядом с Людовиком XIII,
он походил на написанную акварелью размытую, нечеткую копию офорта. Сильви поняла
наконец восклицание королевы, когда во время заговора с участием принца де Шале, по
плану которого Анна Австрийская должна была позже стать женой Гастона Орлеанского,
та заметила:
- Я не слишком выиграю от такой замены!
В тот же вечер король отправил генералам своей армии и губернаторам провинций
письмо. В нем говорилось, что раз герцог Орлеанский заверил своего брата в родственной
любви, Людовик XIII охотно забудет его ошибку. Ошибка состояла в том, что герцог
удалился в свои земли, не испросив на это разрешения. Эта дипломатическая
формулировка давала понять, что герцог Орлеанский вернулся на стезю долга и враг не
должен больше рассчитывать на какую-либо помощь со стороны брата короля.
Теперь оставалось только мирно разъехаться по домам. Герцог Орлеанский поднялся
на борт своего галеота, чтобы по Луаре доплыть до Блуа. А двор разделился. Король хотел
как можно быстрее вернуться в свой маленький дворец в Версале. А королева решила
остановиться в Шартре, чтобы там посетить собор Пресвятой Девы и попросить
Богородицу даровать ей долгожданного наследника.
Мадемуазель де Лафайет почувствовала себя плохо и добилась разрешения вернуться
сразу же в Париж. Кроме того, она собиралась некоторое время провести в монастыре.
Анна Австрийская охотно дала ей разрешение, тем более что постоянно красные от слез и
бессонных ночей глаза Луизы раздражали ее величество.
Что же касается Сильви, то девушка мечтала побыстрее очутиться в Париже, где
возможностей встретиться с Франсуа было куда больше, чем на проселочных дорогах
королевства. Но в столице ее ожидал сюрприз - письмо от крестного отца Персеваля де
Рагнеля. Он просил навестить его, как только Сильви позволит служба.
Вот уже в течение полугода Персеваль де Рагнель только носил звание конюшего
герцогини Вандомской, в сущности, не выполняя никаких обязанностей. Он поселился в
Париже, в элегантном квартале Марэ. Персеваль неожиданно получил наследство после
своего умершего кузена. Тот был совсем ненамного старше де Рагнеля, не был женат и не
имел других родственников. Теперь Персеваль мог жить на широкую ногу. Кузен,
любивший в этом мире только море и бороздивший океаны под разными флагами,
обзавелся приличным состоянием, но получил серьезный удар саблей. Ему удалось
вернуться к себе в Сен-Мало. Там он умер, оставив свой корабль, экипаж и имущество
Персевалю, с которым не раз дрался в детстве. Они не часто виделись, но кузен отметил в
завещании, что считает его "единственным достойным человеком, которого он встречал
на этой пропащей планете".
Для де Рагнеля, владевшего только своим жалованьем конюшего и полуразрушенным
поместьем около Динана, это стало манной небесной. Деньги принесли ему свободу.
Теперь он был богат вдобавок к отличному образованию, недюжинному уму, благородству
и очень недурной внешности. Шевалье имел не одну возможность жениться, но он попрежнему
оставался верен своей юношеской любви. Большую часть этой страсти
Персеваль перенес на Сильви, которую он теперь считал почти что своей дочерью. Ему
хотелось жить ради нее, потому что девочка стала теперь в большей степени его
творением, чем созданием несчастных Кьяры и Жана де Валэн. Ради спасения малышки
их имена пришлось предать забвению. Он научил Сильви всему, получая живейшее
удовольствие от воспитания этой малышки, не слишком красивой, но с возрастом
обретавшей все большее очарование. Сильви оказалась умной, шаловливой, нежной, но
слишком легко выходила из себя. Вот с этой чертой ее характера - гневом,
вспыхивающим, как пламя костра, - Персеваль никак не мог справиться. Она останется
вспыльчивой на всю жизнь, в этом де Рагнель не сомневался. Поэтому известие о том, что
его девочка станет фрейлиной королевы, он воспринял не без некоторого волнения.
- Ей всего пятнадцать лет, - пытался он отговорить Вандомов от их решения. - Сильви
слишком молода, чтобы жить при дворе.
- Глупости! - парировал герцог Сезар. Сцена разворачивалась в Шенонсо, где семья
проводила Рождество. - Некоторых девушек в этом возрасте уже выдают замуж.
Принцессе де Гемене едва исполнилось двенадцать, когда она вышла замуж за своего
двоюродного брата. А Шарлотта де Монморанси, ныне принцесса Конде, в четырнадцать
лет танцевала в балете в Лувре. Мой отец увидел ее и влюбился без памяти. Малышка
Сильви весьма хорошенькая, а благодаря вам у нее есть все, чтобы проложить себе дорогу
при дворе. Я уверен, что ей не составит труда найти там себе мужа...
- Но, герцог, разве вокруг вас недостаточно дворян, чтобы найти девушке мужа, не
удаляя ее столь рано от дома и от семьи, к которым она так привязана?
- В этом возрасте чувства весьма непостоянны. У сердечка мадемуазель де Лиль будет
достаточно времени, чтобы у него появилось множество объектов для интереса. Темболее,
если, как вы говорите, она к нам привязана, совсем неплохо иметь благодаря ей глаза и
уши в окружении королевы.
Персеваль был слишком деликатен и не стал настаивать. Он знал, что герцог Сезар
Сильви не любит. Герцога Вандомского не устраивал ее слишком вольный язык, но
больше всего ее столь очевидная любовь к его сыну Франсуа. Принц крови, пусть и
незаконнорожденный, мог претендовать на совсем другой союз, чем дочь
мелкопоместного дворянина. Разве сам герцог Сезар не получил руку принцессы
Лотарингской, не только принадлежавшей к известному дому, но еще и обладавшей
самым большим в Европе приданым. Надо сказать, что ссылка вообще несколько
изменила обычно неунывающего герцога. Его раздражала бесконечная
благотворительность жены, распространявшаяся на все классы общества, в том числе и на
падших женщин. Герцог считал, что жена перегибает палку. Франсуа следовало бы
больше заботиться о нем самом. Ведь у нее-то осталось право посещать двор вместе с
сыновьями, а он, герцог Сезар, привязан к деревне в течение всего года. Ну и что, что
деревня - это самые прекрасные замки Франции! Он там уже пересчитал все камни, все
украшения. Для того чтобы убить время, герцог охотился, пил, играл, порой предавался
любовным утехам с каким-нибудь местным юнцом. Но он постоянно вздыхал о
прекрасных придворных, нежных, словно ландыши, богатых, разодетых, надушенных не
меньше, а то и больше женщин. И его сыновья могли водить с ними дружбу! Но им это
было ни к чему. Ни Меркер, ни Бофор ни в коей мере не унаследовали пристрастий своего
отца к мальчикам и находили женщин значительно более интересными.
И вот наконец герцогиня решила освободить его от одной из этих проклятых бабенок.
Ее герцог Сезар, пожалуй, боялся больше всех. Сильви не могла скрыть свое недоверие к
нему, она даже не предпринимала для этого никаких усилий.
Все это Персеваль отлично знал. И именно поэтому он решил покинуть герцогиню
Вандомскую, как только фортуна ему улыбнулась.
А герцогу Сезару составили компанию его ненависть к Ришелье и многочисленные
юнцы. Но этого ему явно не хватало. Он поддерживал отличные добрососедские
отношения с братом короля, не считая тайной переписки с врагами кардинала - графом де
Суассоном, скрывшимся в Седане у весьма опасного герцога Буйонского, и герцогиней де
Шеврез, сосланной в Турень, но по-прежнему не успокоившейся.
Персеваль боялся, как бы запутанные интриги главы семейства не нанесли вреда и не
причинили страданий его домашним. Герцог Сезар заблуждался, если полагал, что
всесильный министр помедлит хоть секунду, прежде чем отрубить ему голову, если та
станет слишком мешать. Король, презиравший своего сводного, но незаконнорожденного
брата, с радостью подпи
...Закладка в соц.сетях
