Жанр: Энциклопедия
Сто великих узников
... невыносимые подати угнетают народ, по
малейшему подозрению в ереси людей сажают в тюрьму, всякое проявление
недовольства влечет за собой конфискацию имущества, а порой и казнь. Налогами
обложено все: сушеный виноград, вино, дрова, хворост, соль, фрукты и т.д.
Разоренные крестьяне толпами отправляются в Неаполь, где просят милостыню и
часто умирают от голода на городских улицах, в горах Калабрии полно беглецов...
Нет, торжество разума невозможно, пока не будет сброшена эта темная сила, путь к
солнцу лежит через восстание. И вопреки своей теории об объединении мира, Т.
Кампанелла призывает к свержению испанских властей.
Иго ненавистных иностранцев давило всех, и потому призыв к бунту встретил отклик
не только у свободолюбивых горцев и горожан, но и у многих дворян, оттертых от
власти пришлыми авантюристами. В Т. Кампанелле просыпается неукротимый дух: он
должен вывести свой народ, как Моисей вывел евреев из египетского плена. В этом
уголке Италии он начнет движение, которое потом охватит всех потомков Древнего
Рима, и на месте мелких княжеств
168
лоошшких узников
создастся мировая республика, которая засверкает всеми добродетелями "града
Божьего" и всеми науками новой мысли.
Т. Кампанелла становится душой движения, заговор был организован довольно
широко, и в конце августа 1597 года, казалось, все было готово к восстанию. Но
из-за предательства двух доносчиков оно сорвалось; испанский вице-король выслал
в Калабрию военные отряды, которые стали разыскивать заговорщиков. Т. Кампанелла
и его друг Д. Петроло попытались было бежать в Сицилию, но их схватили и
заключили в тюрьму. В тесной камере было шумно: узники одновременно спорили,
кричали, плакали, молились, играли в кости и карты, гадали, чем будут кормить в
этот день... А он погрузился в глубокую задумчивость, мечтая изменить мир к
лучшему.
Из этой тюрьмы Т. Кампанеллу перевели в другую, потом в третью, но нигде он
подолгу не задерживался. Во время перемещений он всегда был связан, иногда
закован, и постоянно окружен многочисленным конвоем. Смысла подобных перемещений
он не понимал, кроме одного: помешать ему связаться с волей и затруднить побег.
Т. Кампанелла пробовал заговорить с испанскими стражниками, но они отвечали
бранью и пинками, в лучшем случае - молчанием. Затем по требованию римского папы
его перевезли в Неаполь. Помимо участия в заговоре Т. Кампанеллу обвинили в
ереси, и после долгого разбирательства его приговорили к вечному заключению.
Солнечный Неаполь стал для ученого местом его мрачного заточения.
Во время тюремного заключения Т. Кампанеллу семь раз подвергали пыткам,
последняя из них длилась 40 часов подряд. Заостренный, блестящий, словно
отполированный, кол, блоки и веревки, палач... Узника раздели догола, уже
истерзанное и исхудавшее тело покрылось гусиной кожей озноба. Скрип блоков,
громкие крики и стоны, кровь, тяжелое дыхание палача... Судьи по очереди
выходили на воздух - подышать и передохнуть, утомленного палача сменил другой, и
пытка продолжилась. Когда Т. Кампанелла терял сознание, его окатывали водой,
разжимая стиснутые от боли зубы, и вливали в рот подкрепляющее питье.
Впоследствии он писал:
В течение сорока часов я был вздернут на дыбу с вывернутыми руками, и веревки
рассекали мне тело до костей. И острый кол пожирал, и сверлил, и раздирал мне
зад, и пил мою кровь, чтобы вынудить меня произнести перед судьями одно только
слово... а я не пожелал его сказать, доказав, что воля моя свободна...
Как должен был чувствовать себя в каменном мешке этот человек, полный сил и
энергии, рвавшийся к знанию и науке? Несмотря на заключение, Т. Кампанелла не
потерял веры в себя и свое великое предназначение, могучий бунтующий дух его не
был
ГРАЖДАНИН ГОРОДА СОЛНЦА
сломлен. В одном из своих сонетов он писал: "Закованный в цепи, я все-таки
свободен; представленный одиночеству, но не одинокий; покорный, вздыхающий, я
посрамлю своих врагов. Угнетенный на земле, я поднимаюсь в небеса с истерзанным
телом и веселой душой, и, когда тяжесть бедствия повергнет меня в бездну, крылья
моего духа поднимут меня высоко над миром".
Перебирая в памяти пророчества и небесные знамения, Т. Кампанелла уверился, что
истинность их нисколько не опровергнута событиями. Просто он не так определил
дату всеобщего потрясения, неверно истолковал взаимоотношения планет, но в
главном не ошибся. Он - тот, кого долгие годы ждала измученная земля, и в
полутьме, на влажном от тюремной сырости обрывке пергамента Т. Кампанелла пишет:
"Италия поражает все новыми и новыми бедами того, пришествие которого
предсказывали еще древние и который делает честь неблагодарному Стило". Может
быть, ему и не суждено победить сильных мира сего мечом; может быть, Юпитер его
гороскопа знаменует власть над духом людей, но ведь это еще почетнее. И он
терпит, стиснув зубы, но есть пытка более невыносимая, чем дыба и кол: это
ровный бег бесшумного времени, это ноющая боль воспоминаний, несбывшихся грез и
незабываемых видений будущего. И Т. Кампанелла начинает тяжбу с Богом.
Господь! Неужели Ты хранишь только для мертвых милости и чудеса, в которых Ты
мне отказываешь ? Разве может врач воскресить мертвых, дабы они пели Тебе хвалу?
И разве о славе Твоей рассказывают мрачные подземелья? И неужели доказательство
Твоего вечного бытия можно найти в той ночи, в том забвении и отчаянии, которые
меня окружают?..
И все же день и ночь я взываю к Тебе. Я молю о свободе, но Ты не слушаешь меня,
Ты отвращаешь от меня твои взоры. В бедности родился я, вырос среди лишений и
испытаний, а затем, когда я высоко вознесся над невеждами и мудрецами, Ты поверг
меня в пучину унижений.
Т. Кампанелла чувствует, что находится на грани безумия. Снова и снова
вспоминает он перенесенные муки и пытки, когда ему дробили кости и рвали
мускулы. Неужели все это напрасно и лгали видения? "Сжалься, Господи! Сжалься,
ибо я схожу с ума; сжалься надо мною прежде, чем храм разума станет мечетью
безумия". Но знамений нет, Бог молчит, и в изнеможении падает узник на сырые
тюремные плиты. Однако с наступлением весны трепет просыпающейся жизни проникает
и через каменные стены, обвевает узника радостью и надеждой, и Т. Кампанелла
возносит молитву другому богу:
Молитва моя не услышана, и я обращаюсь теперь к тебе, о Феб... Ты призываешь к
жизни истомленных и умирающих. Смилуйся надо
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
мной, который любит тебя превыше всего, О Солнце! Находились люди, отрицавшие в
тебе разум и жизнь и в этом смысле ставившие тебя ниже насекомых. Я написал, что
люди - это еретики и неблагодарные, и за то, что я защищал тебя, меня погребли
заживо
Так в тюремном заключении Т Кампанелла продолжает спор между язычеством и
христианством, еще на воле раздиравший его душу. Бог и природа, отрицающие друг
друга, в воспаленном мозгу узника принимают живые формы. Сознание Т. Кампанеллы
раздваивается, он видит свои мысли как самостоятельные существа, которые
приходят к нему и ведут с ним беседы. В одном из своих трактатов он простодушно
рассказывает, что часто беседовал с демонами, которые совсем не вредили ему, а
только пытались убедить в переселении души и несвободе человеческой воли. Эти
муки и душевная борьба не мешали Т. Кампанелле заниматься усиленной умственной
работой.
В мрачных каменных ямах тюрьмы Кастель Нуово, а затем замка Сент-Эльмо он пробыл
до января 1618 года. Из страшной тюрьмы этого замка он перечислял церковным
властям свои сочинения - уже написанные и те, которые обещал представить в
ближайшее время. Писать ему разрешили, так как им был интересен образ мыслей
великого узника. Имя Т. Кампанеллы с уважением произносилось во всех
образованных кругах того времени, его судьба вызывала всеобщее сочувствие, и
даже сам папа Урбан VIII не раз ходатайствовал перед испанским послом, но
лучшими просителями за ученого стали его сочинения.
Вмешательство влиятельных лиц приводит к значительному смягчению тюремного
режима, ученому разрешают свидания, и в камере его появляются приезжие
знаменитости, жаждущие побеседовать с прославленным мыслителем А потом, после
более чем 25-летнего пребывания в неаполитанских тюрьмах, ученый прибыл в Рим,
но не был освобожден: ему лишь удалось добиться разрешения на издание своих
сочинений, естественно, после проверки их церковной цензурой. Однако трактат Т.
Кампанеллы "Астрология", без ведома автора, был напечатан в 1629 году в Лионе;ЕЛ. Долгорукая
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
Бироне. Приставленный наблюдать за ссыльными капитан П. Ша-рыгин тотчас донес об
этом майору Петрову, но майор оказался человеком благородным и порядочным и
постарался замять дело. Тогда тобольскому губернатору был подан рапорт, в
котором говорилось о тех послаблениях, которые оказывают ссыльным майор Петров и
воевода Бобринский. Губернатор отписал обо всем в Санкт-Петербург, и вскоре
оттуда пришел именной указ: "Сказать Долгоруким, чтобы они впредь от таких ссор
и непристойных слов воздержались и жили смирно под опасением наижесто- ]|
чайшего содержания".
||
Для секретного расследования дела из Тайной канцелярии в | Березов срочно
отправили капитана Ушакова, родственника А.И. Ушакова, начальника Тайной
канцелярии. Тот очень ловко скрыл настоящую причину своего прибытия и уверил
всех, что его прислали узнать, в каком положении находятся узники и по
возможности облегчить их участь. Капитан каждый день навещал Долгоруких, обедал
с ними, гулял по городу, а когда выяснил все, что было нужно, отбыл в Тобольск.
И на другой же день после его отъезда князя Ивана Алексеевича отделили от семьи
и заключили в землянку. Кормили его грубой пищей и очень скудно, , лишь бы он не
умер с голоду. Княгиня Наталья Борисовна выплакала у караульных солдат
дозволение тайно по ночам видеться с мужем через оконце и носить ему еду.
В сентябре 1738 года, в темную дождливую ночь, к Березову подплыло судно. На
него посадили князя Ивана Алексеевича, воеводу Бобровского, майора Петрова,
поручика Д. Овцына, казачьего атамана Лихачева, боярина Кашперова, березовских
священников и некоторых других жителей. Несчастных привезли в Тобольск и сдали
все тому же капитану Ушакову, который теперь явился перед ними грозным и
неумолимым судьей. Начались допросы "с пристрастием"; всех арестованных обвинили
в дружбе и сношениях с ссыльными князьями Долгорукими и наказали. Священника
Рождественской церкви Ф. Кузнецова, несмотря на заступничество сибирского
митрополита Антония Стаховского, нещадно били кнутом, вырезали ноздри и сослали
в Охотск на каторжные работы. Бобровского, Петрова, Лихачева, Д. Овцына,
Кашперова разжаловали в солдаты, высекли розгами и отправили в Оренбург - на
службу, а двух последних - в каторгу.
Князя Ивана Алексеевича во все время следствия содержали в тобольском остроге
прикованного к стене - с кандалами на руках и ногах. Измученный нравственно и
физически, он впал в нервное состояние, бредил наяву и даже рассказал о том,
чего у него и не спрашивали - о составлении подложного завещания императора
Петра II. Его неожиданное признание повлекло за собой новое дело, к которому
оказались причастны дядья кня- л
пПАЛЬНЫЕ КНЯЗЬЯ ДОЛГОРУКИЕ
I П1 I 1
зя - Василий Лукич, Сергей и Иван Григорьевичи и др. В конце октября 1739 года в
Санкт-Петербурге было образовано обычное для политических процессов того времени
"Генеральное собрание", которое разобрало "изображение о государственных
воровских замыслах Долгоруких, которые по следствию не только обличены, но и
сами винились". По повелению Бирона их привезли в Новгород, подвергли жестоким
пыткам, а потом приговорили к смерти: князя Ивана Алексеевича - колесовать, а
затем отсечь ему голову, остальным - отрубить головы...
Бирон не пощадил и братьев и сестер князя Ивана Алексеевича: князей Александра и
Николая били кнутом, потом им урезали языки и сослали в каторжные работы; князя
Алексея отправили на Камчатку матросом, а княжон заключили в разные монастыри. В
Березове оставалась одна княгиня Наталья Борисовна с двумя малолетними
сыновьями, родившимися в этом суровом краю. Долго не знала она ничего о судьбе
неизвестно куда увезенного мужа. Но в конце ноября на престол вступила Елизавета
Петровна; по указу императрицы все Долгорукие, близкие ее племяннику Петру II,
были возвращены из ссылки.
Наталья Борисовна вернулась в Петербург молодой женщиной, тогда ей было всего 28
лет. Можно было бы начать жизнь заново, но она осталась верна любви и памяти
покойного мужа, отклонила усиленные приглашения ко двору и отказала всем
женихам. В Санкт-Петербурге княгиня поселилась в доме своего родного брата Петра
Борисовича Шереметева, одного из самых богатых людей России и владельца
выстроенных им усадьб Кусково и Останкино. Унаследовав от отца 80 000 крепостных
крестьян, он не отдал вернувшейся из ссылки сестре законную часть отцовского
наследства. И тогда княгиня решила хлопотать о возврате ее детям 16 000 душ,
конфискованных у мужа. Она обратилась с просьбой о содействии к всемогущему
тогда Лестоку - императорскому лейб-медику. Тот взялся за дело и даже ручался за
успех его, но потребовал за свои хлопоты великолепные часы с курантами,
купленные графом П.Б. Шереметевым в Лондоне за 7000 рублей. Граф решительно не
хотел расставаться с часами, Лесток отказался хлопотать, и правительство
возвратило Наталье Борисовне только 2000 крестьянских душ. Княгиня очень скромно
устроилась в Москве и целиком посвятила себя воспитанию сыновей. А когда дети
выросли, она перебралась в Киев и там приняла постриг во Флоровском монастыре.
Но несчастья не оставляли Н.Б Долгорукую и здесь. Младший сын ее, Дмитрий, сошел
с ума от несчастной юношеской любви. Наталья Борисовна, в монашестве Нектария,
перевезла сына в Киев в надежде, что уединенная иноческая жизнь исцелит его. Но,
чтобы постричь молодого князя из знаменитого рода, нужно было
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
согласие императрицы: оно было получено только в царствование Екатерины II, но
оказалось уже не нужным. Дмитрий Иванович Долгорукий умер в 1769 году; мать
пережила сына на два года и скончалась, будучи 58 лет от роду.
"Государеву невесту" Е.А. Долгорукую после ссылки поселили в Томском
Рождественском монастыре, где держали в самом строго заключении. Она пробыла
здесь более двух лет, однако несчастья нисколько не смягчили ее высокомерного
нрава. Однажды при-ставница, за что-то рассердившись, замахнулась на княжну
огромными четками. "Уважай свет и во тьме! Я - княжна, а ты - холопка", -
сказала Е.А. Долгорукая и гордо посмотрела на де- | вушку. Та смутилась и тотчас
вышла, забыв даже запереть дверь. ' В другой раз приехал из Санкт-Петербурга
какой-то генерал, чуть ли не член Тайной канцелярии. В монастыре все
засуетились, за- , бегали; игуменья угощала высокого гостя в своих кельях,
подно- i сила подарки, образа, вышивки и т.д. Генерал, пожелав осмот- ' реть
тюрьму и монастырских "колодниц", вошел к Е.А. Долгорукой. Княжна оказала ему
"грубость" - не встала и даже отвернулась от посетителя; генерал пригрозил ей
батогами и приказал игуменье глядеть за узницей. Но в монастыре не знали, куда
уж строже глядеть! И решили заколотить единственное окошечко в том чуланчике,
где содержалась бывшая "царская невеста". С тех пор боялись даже близко
подпускать кого-либо к тюрьме; две монастырские девочки вздумали было посмотреть
в замочную скважину, но их за это больно высекли.
Елизавета Петровна по восшествии на престол приказала освободить княжну и
пожаловала ей звание фрейлины. Уезжая из монастыря, Екатерина Алексеевна очень
любезно простилась с матерью-игуменьей и монахинями и обещала присылать в их
обитель посильные приношения*. Императрица желала поскорее выдать княжну замуж,
потому что, несмотря на официальное запрещение, Екатерину Алексеевну продолжали
называть "государевой невестой". Однако пристроить княжну оказалось нелегко:
березов-ские похождения ее и строптивый нрав оттолкнули многих женихов, к тому
же она и сама оказалась очень разборчивой. Только в 1745 году, княжну выдали
замуж за генерал-аншефа А. Р. Брюса - племянника знаменитого сподвижника Петра I
и известного "чернокнижника", согласившегося на этот брак из личных расчетов.
Вскоре после свадьбы графиня Е.А. Брюс отправилась в Новгород - поклониться
праху своих казненных родственников. На обратном пути она простудилась, заболела
горячкой и через несколько недель умерла. Высокомерие не покинуло бывшую
"царскую невесту" даже на смертном одре: за два дня до кончины она
* Она сдержала свое обещание и время от времени присылала в монастырь деньги и
вклады различными вещами
АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН
приказала при себе сжечь все свои платья и наряды, чтобы "после нее никто не мог
их носить".
Княжна Елена Алексеевна Долгорукая после ссылки вышла замуж за князя Юрия
Юрьевича Долгорукого, а княжна Анна осталась в девицах. Они вместе поселились в
Москве, построили домовую церковь во имя Всемилостивого Спаса и звали к себе на
житье пострадавших из-за них березовцев, но те пожелали окончить дни свои на
родине...
АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН
Для содержания узников в Петропавловской крепости сначала были приспособлены
казематы крепостных стен, а потом построили и специальные тюрьмы: Секретную
тюрьму Трубецкого бастиона и Алексеевский равелин. Его начали возводить в 1733
году в царствование Анны Иоанновны и назвали в честь деда императрицы - царя
Алексея Михайловича
О существовании Алексеевского равелина никто не должен был знать, ибо расположен
он был так, что, даже осматривая крепость, его совершенно не было видно.
Единственный доступ в Равелин вел через огромные Васильевские ворота, которые
располагались в западной стене и изнутри всегда были заперты большим замком.
Кроме стены Равелин был отделен от крепости небольшим каналом из Большой Невы в
Кронверкский пролив: через этот канал был переброшен небольшой деревянный мост.
Лишь один раз в год жители Санкт-Петербурга могли взглянуть на эту тюрьму и то
только с высоты крепостной стены. Это происходило в день Преполовения, когда
устраивался торжественный крестный ход по стенам крепостных бастионов. Только
тогда участники крестного хода с невольным страхом рассматривали таинственное
каменное здание, стоящее среди тихого и безлюдного двора.
Равелин представлял собой одноэтажное здание треугольной формы. Единственная
дверь в него располагалась как раз против Васильевских ворот и вела в приемную;
от нее вправо и влево шли внутренние коридоры, которые в одном из углов
прерывались квартирой смотрителя и кухней. Камеры Алексеевского равелина
предназначались ДЛЯ наиболее опасных Алексеевский равелин
Государственных преступников: Петропавловской крепости
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
узников помещали сюда исключительно по приказу царя, и только по "высочайшему
указу" их могли отсюда выпустить.
До 1802 года Равелин находился в распоряжении Тайной экспедиции, потом, как и
другие части Петропавловской крепости! перешел в ведение ее коменданта, а
позднее был изъят из ег ведения и подчинен непосредственно военному губернатор!
Санкт-Петербурга. Надзор за внутренним распорядком в Равели! не поручался
особому лицу - смотрителю, под началом которо| го состояла вся охрана тюрьмы
(команда из 50 человек). Такии образом, власть коменданта Петропавловской
крепости распрос! транялась только до наружной охраны Равелина, а что происхо!
дило за стенами тюрьмы - было уже вне его компетенции. Офи| цер, которому
поручалось заведовать этим страшным Равелино должен был жить там один, без
семьи; и жена, и дети не могл1| даже входить в это укрепление, а должны были
жить в крепости По "высочайшему повелению" команда Равелина комплектовалась из
людей "способных, испытанного поведения и во всем со- ] ответствующих к
предназначенной службе".
Инструкции предусматривали такие меры, чтобы охрана, "по-1 знав всю важность
сего поста... могла удобнее иметь всю необхо-] димую осторожность и бдение... к
недопущению покушения (аре-? стантов. - Н.И.) на побег или собственное
погубление жизни". \ Узники находились в одиночном заключении, они не могли об-1
щаться друг с другом и внешним миром, караульным запреща-j лось вступать с ними
в какие-либо разговоры, чтобы не поддать- \ ся "ни ласкательным просьбам, ни
величавым угрозам". Даже во] время прогулки никто не имел права видеть узника,
кроме кара- \ ульного. О каждом вновь поступающем арестанте смотритель Ра- {
велина получал от военного губернатора предписание, "как с ним] поступить".
Таким был зловещий Алексеевский равелин, одно название ко- j торого повергало
людей в ужас. П.Е. Щеголев писал о нем:
Кто сидел там, этого не дано было знать не только чинам ко- \ мендантского
управления, но и тем, кто служил в этой самой тюрьме. Для заключения в эту
наисекретнейшую тюрьму и для освобождения отсюда нужно было повеление царя. Вход
сюда был дозволен коменданту крепости, шефу жандармов и управляющему III
отделением. В камеру заключенных мог входить только смотритель и только со
смотрителем кто-либо другой.
Попадая в эту тюрьму, заключенные теряли свои фамилии и могли быть называемы
только номером. Когда заключенный умирал, то тело его тайно ночью переносили...
в другое помещение крепости, чтобы не подумали, будто в этой тюрьме есть
заключенные. А утром являлась полиция и забирала тело, а фамилию и имя умершему
давали по наитию, какие придутся.
утККСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН
И1П
По первоначальной инструкции 1797 года в камере арестанта постоянно находился
один из нижних чинов охраны, но в 1821 году необходимость в этом отпала, так как
в дверях камер, выходив-ших во внутренний коридор, были сделаны маленькие
окошки. Со стороны коридора они прикрывались зеленой шерстяной занавеской:
приподняв угол ее, часовой мог наблюдать за узником. По коридору всегда ходили
два солдата с обнаженными саблями. Под наблюдением караульного унтер-офицера
солдаты раздавали узникам обед и чай, убирали камеры и подавали узникам
умываться. Собственное белье, деньги и прочие вещи по прибытии в Равелин у
заключенных отбирались, тщательно осматривались и хранились в цейхгаузе.
Чтобы "умалить у содержащихся неразлучной с их положением скуки", полагалось
снабжать их книгами из библиотеки Равелина, "умножая оную покупкой новых книг".
Начальник команды обязан был посещать узников несколько раз в сутки,
"остерегаясь, однако, беспокоить их во время сна". Он должен был удовлетворять
все претензии арестантов, если это зависело от него, в остальных случаях -
докладывать о них смотрителю Равелина.
Некоторые из этих правил могут показаться мягкими, однако одиночное заточение
уже само по себе было страшным наказанием. За все время своего существования
Алексеевский равелин был самой секретной и самой суровой по режиму тюрьмой
России, и по ходу нашего повествования будет говориться о томившихся в нем
узниках. Здесь же мы расскажем о трагической судьбе декабриста Г.С. Батенькова -
человека незаурядного, способности которого высоко ценили М.М. Сперанский и А.А.
Аракчеев. Приговоренного судом к 20 годам каторжных работ, его почему-то не
отправили в Сибирь, а поместили в каземат № 5 Алексеев-ского равелина. Камера
его была размерами более обыкновенного: длина ее равнялась примерно 8,5 метра, а
ширина была около пяти метров. Но окна, пробитые в сводах - под самым потолком,
совсем не пропускали солнечного света, и камера днем и ночью освещалась лампой.
Первые пять лет Г.С. Батеньков находился в ней безвыходно, не видя человеческого
лица, не слыша человеческого голоса: только дежурный офицер справлялся о его
здоровье, да на Пасху комендант крепости приходил похристосоваться с узником.
Потом ему разрешили прогуливаться в садике: там он посадил яблоню и к концу
своего 20-летнего заточения ел с нее яблоки. Пищу узник получал по собственному
желанию, в основном вегетарианскую, получал и вино, но одиночество его было
полнейшим, так как пищу ему подавали через окошечко в двери. Единственным живым
существом, с которым общался Г.С. Батеньков, была при284
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
рученная им мышь, которая ежедневно - в одно и то же время - выползала из своей
норки, чтобы разделить одиночество узника.
Читать арестанту разрешили только Библию: книгу ему прислали на разных языках и
со словарями, и таким образом заключенный изучил несколько языков. Временами
Г.С. Батеньков терял рассудок: еще в 1828 году он хотел лишить себя жизни
голодом и бессонницей. Но с ума узник не сошел, только разучился говорить, забыл
многие обыкновенные слова и потерял счет времени: иногда "ему казалось, что он
сидит уже несколько лет, иногда - что стоит несколько месяцев на молитве и во
все время ничего не ест"... Рассказывают, что новый комендант крепости - И.Н.
Скобелев, простой русский человек, выслужившийся из солдат, при каждом удобном
случае напоминал царю о несчастном узнике, но все было напрасно: Николай I был
неумолим.
После долгих лет заточения сам Г.С. Батеньков обращался к царю со словами
безумного человека, из-под его пера выходили бесконечные стихи под общим
названием "Одичалый". В 1846 году истек 20-летний срок каторжных работ,
назначенных Г.С. Ба-тенькову, и новый шеф жандармов А.Ф. Орлов, пришедший на
смену А.Х. Бенкендорфу, докладывал царю о возможности смягчения участи
заключенного. Николай I положил тогда такую резолюцию: "Согласен, но он
содержится только' от того, что был доказан в лишении рассудка; надо его
переосвидетельствовать и тогда представить, как далее с ним поступить можно".
Комендант крепости удостоверил "тихое и кроткое поведение арестанта", и в
середине февраля 1846 года Г.С. Батенькова отправили в Томск. "Когда отпустили
меня из Равелина... я был как новорожденный младенец", - так оценил он свое
душевное состояние. Прибыв на место поселения, бывший узник писал своей
приятельнице: "Двадцать лет провел я в уединении. Вы, без сомнения, думали, что
мне нестерпимо трудно. Может быть,
...Закладка в соц.сетях
