Жанр: Электронное издание
Bersen04
...овала, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.
"Ну-ка, очнись!" - сердито скомандовала она себе, но команда не произвела никакого
воздействия.
Вернее, произвела, но это воздействие было не мобилизующим, а наоборот -
расслабляющим. Полина почувствовала, что её начинает бить озноб и что колени у неё
подкашиваются.
Напрасно она уговаривала себя, что сейчас совсем не время для истерики, что надо
бежать отсюда как можно скорее... Губы у неё дрожали, зубы стучали, горло сжималось, и
вдобавок ко всему из горла вырывались какие-то дурацкие всхлипы, напоминающие
кошачий кашель.
Полина не могла понять, долго ли это длилось. Она пришла в себя только оттого, что
Платон вдруг зашевелился и стукнул ногой о диванный подлокотник - как ей показалось,
стукнул с яростью.
"Дорыдалась! - ахнула она. - Сейчас проснется!"
Но он не проснулся, а только перевернулся на спину и сразу захрапел так, что Полина
могла бы теперь не то что всхлипывать, но даже петь: все равно это не оказалось бы
громче, чем его богатырский храп.
Она схватила свой рюкзак и бросилась к двери. Но тут же остановилась.
"И куда я пойду?" - подумала она.
Теперь, когда казавшаяся единственной цель была достигнута и Платон спал, Полина
наконец поняла, что деваться ей в общем-то некуда.
За окнами не было видно ни зги и, кажется, поднялась метель. В дубленке она
замерзнет в течение первых десяти минут. Если наденет огромные унты и волчью шубу, то
не сделает больше десяти шагов. Как добраться до города, она понятия не имеет.
Обратного билета у неё нет, денег на него - тоже.
В общем, она сама сделала все для того, чтобы сейчас оказаться в безвыходном
положении, и так ей и надо.
Подумав все это, Полина повыше подняла воротник дубленки, пониже натянула
валяную шапочку и открыла входную дверь.
Глава 6
- Нет, я, конечно, всегда знала, что бабы дуры, но не до такой же степени! - Изабелла
погасила сигарету в огромной, как лохань, хрустальной пепельнице и, поудобнее
устраиваясь в велюровом кресле, поджала под себя длинные красивые ноги. - Тебе
сколько лет?
- Двадцать, - ответила Полина. - С половиной.
- Ну, с виду-то больше шестнадцати не дашь, но если двадцать с половиной, то пора бы
уж и соображать. Ты каким местом подумала, когда к незнакомому мужику черт знает
куда летела?
Голос у Изабеллы был приятный, потому что мелодичный. И лицо у неё было
приятное, хотя и немного жестковатое, все состоящее из резких линий. Точнее, оно было
не столько приятное, сколько необычное - из-за совершенно необычных глаз. То есть по
форме-то они были как раз обычные - якутские, раскосые - но вот цвет... Большие черные
зрачки опоясывались широкой голубой радужкой, и это небывалое сочетание черного с
голубым придавало Изабеллиным глазам какое-то удивленное выражение. Сама она,
несмотря на очевидную ухоженность, выглядела все же лет на тридцать пять, а вот глаза
казались совсем молодыми.
- Могла ты не жопой, а головой подумать? - повторила она.
- Могла... - пробормотала Полина. - Но и в голову мне тоже не пришло, что ему от меня
этого может быть надо...
- А чего же ему от тебя ещё может быть надо? - засмеялась Изабелла. От смеха её лицо
сразу утратило резкость и стало таким же, как глаза - девически-удивленным. - Это же
мужик, - объяснила она. - Чего ещё он может хотеть?
Она произнесла это таким тоном, словно растолковывала несмышленному ребенку, что
солнце по утрам восходит, а по вечерам заходит, и это всегда было так, и по-другому быть
не может.
- Ну, - вздохнула Полина, - я думала, он хочет, чтобы я мозаику у него в доме сделала.
- Мозаику! - фыркнула Изабелла. - Разве может мужика твоя мозаика интересовать?
Его то интересует, что у тебя между ног, а все остальное ему по фигу.
- Наверно, - снова вздохнула Полина.
- Не наверно, а точно, - кивнула Изабелла. - Да ты ешь, ешь, - спохватилась она, - а то
смотри, индигирка растаяла совсем. Или тебе сырая рыба не нравится?
- Очень нравится, - сказала Полина. - Просто у меня аппетита совсем нету, Иза, ты не
обижайся.
Индигирка - закуска из нарезанной мелкими кубиками и политой маслом рыбы, той
самой, живозамороженной, - была чудо какая вкусная, но есть Полине совершенно не
хотелось.
- Это у тебя отходняк, - авторитетно заявила Изабелла. - Да плюнь ты на него, не
трахнул же. Ты молодец, - улыбнулась она. - Лихая девка!
- Лихая... - Полина шмыгнула носом. - Если бы он чуть-чуть потрезвее был...
- Да, пьяный он совсем никакой, - согласилась Иза. - Это у нас национальное бедствие,
- объяснила она. - У нас какого-то фермента в крови нет, алкоголь вообще не
расщепляется.
Что-то такое про отсутствующий в крови северных народов фермент, с помощью
которого должен расщепляться алкоголь, Полина тоже слышала. Но сейчас ей было не до
ферментов. Иза была права: она действительно начала отходить от всего, что с нею
произошло, и настроение у неё от этого теперь было такое, что хоть о стенку бейся
головой - на грани апатии и истерики.
Это началось с той самой минуты, когда Полина разглядела в ледяной метели тусклый
огонек и поняла, что это светится какое-то окно. Удивительно, что она смогла это понять:
через пять минут после того, как она вышла из Платонова дома, Полина чувствовала, что у
неё уже нет никаких мыслей, потому что вся она состоит из сплошного льда и в голове у
неё тоже не мозги, а лед.
Поэтому ей уже все равно было, кто живет в этом доме со светящимся окном, что он
скажет, увидев под дверью незнакомую девицу и услышав её идиотские объяснения... У
неё и губы-то не шевелились, чтобы что-нибудь объяснять.
К счастью, женщина, открывшая дверь, к которой Полина кое-как добралась по узкой
полурасчищенной дорожке, ничего спрашивать не стала. Она ахнула, схватила Полину за
шиворот и мгновенно втащила в дом.
И вот теперь второй час воспитывала, не забывая подливать водку и подкладывать
закуску, хотя Полина почти не ела и не пила.
- А если б ты не на меня нарвалась? - в который раз спросила Изабелла. - Во-первых,
могла вообще ни на кого не нарваться, ведь насмерть тогда замерзла бы! Поселок-то
пустой еще, только-только дома построили. Мы с Петюней, можно сказать, одни тут
живем.
- Но и Платон ведь живет, - вяло заметила Полина.
- Платон живет! - хмыкнула Иза. - Это называется не живет, а подживает. Девок он
сюда возит, от мамаши подальше. В доме-то, кроме дивана, и мебели ещё нет, неужели не
заметила? А во-вторых, если б тебе кто-то из его шестерок попался, то тебя бы тут же под
белы рученьки - и обратно к Платону Федотычу. Думаешь, кому-то охота на свою задницу
неприятности из-за тебя получать?
- Иза, а сюда такси можно вызвать? - спросила Полина. - Я бы прямо сейчас уехала...
- И куда же, интересно, ты бы уехала? - насмешливо поинтересовалась Изабелла. - В
аэропорт? Так, во-первых, московский рейс только послезавтра, если вообще полетит -
видишь, метель. А во-вторых, в аэропорту тебя ещё легче найти, чем в гостинице. Хотя и в
гостинице - тоже не вопрос.
- Да зачем ему меня искать? - удивилась Полина. - Что я, мисс Вселенная, чтобы меня
так уж сильно добиваться?
- При чем тут мисс Вселенная! - хмыкнула Изабелла. - Будь ты хоть мышь серая, все
равно он на своем должен поставить. Кто нас обидит, тот три дня не проживет, это же
ихний главный жизненный принцип.
- Убивать он меня будет, что ли? - не поверила Полина.
- Убивать, может, и не будет, а что хотел, то получит. - Иза пожала своими плавными
плечами. - Говорю же, принцип такой. Да это, наверное, и правильно. Кем бы он сейчас
был, если бы позволял, чтоб над ним кто зря силу брал? Платон с детства такой, -
объяснила она. - Мы же с ним одноклассники и на одной лестничной площадке выросли,
я его как облупленного знаю. Да и теперь... У такого большого начальника секретарша -
это тебе не девочка с улицы, а доверенное лицо.
- Так это я с тобой по телефону разговаривала? - догадалась Полина.
- Ну да, - кивнула Иза. - Только я ведь не знала, что ты совсем ничего не соображаешь.
Может, и предупредила бы... Платон же мне сразу сказал: я, мол, в Москве такую девочку
подцепил - закачаешься, скоро сюда ко мне прилетит.
- От чего качаться-то? - удивилась Полина. - Сама же говоришь, на вид мне больше
шестнадцати не дашь. Что ему, шикарных женщин не хватает?
- Ему? - засмеялась Иза. - Да уж ему всего хватает, чего только его левая пятка
пожелает. А насчет себя - это ты зря. Ты из себя вся оригинальная, сама рыженькая,
глазки блестят, живенькая такая. А к тому же Платон... Ну, любит он малолеток, -
объяснила она. - Даже не то чтобы малолеток, не педофил же он, а просто надоели ему
женщины в теле. По-моему, он и с Валькой своей только из-за этого развелся. Она у него
как раз шикарная, как ты говоришь, была, но не в его вкусе, вот он и дал ей пинка под зад.
Даже сына не отдал, хоть ему этот Феденька вообще-то не больно нужен, его бабушка
воспитывает. Ну, а девчонки - это ведь все-таки морока, какой Платон ни есть начальник.
Однажды такой скандал был, еле замяли. Так что ты ему по всем статьям подходишь. Вопервых,
совершеннолетняя, во-вторых, не местная, никто спасать не прибежит... Да ты не
бойся, - вдруг спохватилась Иза. - Я тебя не собираюсь Платону сдавать, что я, совсем
уже? Переможется! - усмехнулась она. - Думает, все с ним трахаться обязаны. Ладно я -
секретарше положено, да и Петюня мой все-таки под ним ходит. Ну, а ты-то вольная
птица. Или, может, хочешь попробовать? - хихикнула она. - Платоша вообще-то, когда
трезвый, то мужик ничего. Грубоват, конечно, но и от этого можно удовольствие словить.
- Нет уж, спасибо, - передернулась Полина. - Только куда же я до послезавтра денусь,
Иза? Раз, ты говоришь, в гостинице меня легко найти... И вообще... Понимаешь, я только в
Домодедово увидела, что у меня билет в один конец, - объяснила она. - Не возвращаться
же было. И я же думала, он мне заказ хочет сделать, может быть, аванс даст...
- Говорю же, совсем дурочка! - ахнула Изабелла. - Ты что, мужиков только на картинке
видела?
Полина сочла за благо не отвечать на этот вопрос. Да и что можно было ответить? Она
и сама понимала, что большего идиотизма, чем её поведение, невозможно вообразить.
- Может, ты мне денег на билет одолжила бы? - жалобно попросила она. - Я бы тебе
сразу прислала, честное слово! Хочешь, паспорт оставлю?
- Без паспорта тебя в самолет не пустят, - засмеялась Изабелла. - Да ладно, зачем мне
твой паспорт? Дам я тебе на билет, авось не обманешь. Прямо жалко тебя, - добавила она.
- Как ты мужа себе найдешь, с таким-то к ним, к козлам, доверием?
Иза давно уснула, а Полина все ворочалась на диване в гостиной её просторного, почти
как у Платона, дома. Слишком много событий произошло за последние сутки, чтобы она
могла уснуть. И, главное, все эти события были - одно другого гаже, и сама она была в них
виновата, и сама себе была поэтому противна.
И ещё - она просто боялась засыпать, потому что могло опять присниться, что Георгий
её обнимает. А проснуться и понять, что это только сон...
Поэтому Полина лежала, поджав колени под подбородок, и рассматривала в полумраке
обстановку комнаты. Хотя рассматривать было в общем-то нечего. И мебель, и ковры, и
посуда, - все это точно подпадало под определение "как у людей". Мебель была тяжелая,
полированная, с золочеными накладками, посуда - хрустальная, ковры - многочисленные.
Пожалуй, выделялось во всем этом благолепии только одно небольшое панно, висящее на
стене как раз над диваном. На нем был изображен мохнатый мамонтенок. Он был выткан
из коричневой, явно некрашеной шерсти разных оттенков, он был живой и теплый -
Полина даже рукой его потрогала.
"Мозаика! - чуть не плача, подумала она, гладя шерстяного мамонтенка. - Кому, и
правда, все это надо?"
Может быть, сон все-таки сморил бы её, но тут в прихожей раздался такой грохот, что
Полина мгновенно вскочила, словно пружиной подброшенная.
- Изка! - услышала она и догадалась, что грохот - это стук в дверь. - А ну, быстро
открывай!
Не узнать голос Платона - даже не голос, а рев - было невозможно. Полина
почувствовала, как сердце у неё заколотилось о ребра.
"Кто нас обидит, три дня не проживет", - пронеслось в голове.
Самое удивительное, что этот бешеный вопль не сразу разбудил Изабеллу.
- Ну, кому там?.. - раздался через пару минут её сонный голос. - Да иду, иду, чего дверь
ломаешь?
- Иза, я... - прошептала Полина, когда та проходила мимо её дивана. - Ты... Как же...
- Помолчи, а? - негромко сказала Изабелла. - Водки вон выпей, успокойся.
- А если он дверь выломает? - снова шепнула Полина.
"А если ты ему все-таки откроешь?" - подумала она при этом.
- Нашу дверь и мамонт не выломает, - ответила Иза. - А я не дура, чтоб ему открывать.
Полине стало стыдно. Видимо, её мысли были слишком отчетливо написаны на лице,
если Иза прочитала их, словно по книге.
- Открывай, Изка! - надрывался под дверью Платон. - У тебя она, больше негде ей быть!
- Ты что, Платон Федотыч, водки перекушал, а? - завопила в ответ Изабелла. Полина
даже опешила: она и предположить не могла, что в голосе изящной Изы могут звучать
такие базарные нотки. - Кто - она?
- Девка московская, как будто не знаешь! - донеслось из-за двери. - У кого ещё ей быть,
когда из поселка никто не выезжал?!
- У кого кому быть, это я не знаю, - неожиданно вкрадчивым голосом произнесла Иза, -
а вот что Антонине Николаевне пора домой возвращаться, это точно... Ты, Платоша, без
матери совсем с катушек съехал! А ведь она меня просила за тобой приглядывать. Я не я
буду, если сегодня же ей не позвоню! Кто обещал, что больше ни капли? Забыл, как тебя
трое суток глюкозой откачивали? - грозно добавила она.
Самое поразительное, что упоминание о матери произвело на Платона просто
волшебное действие. Видимо, он все-таки ещё не протрезвел и реагировал только на
отдельные сигналы, самым сильным из которых имя матери как раз и было.
- Ну чего ты, чего? - глухо пробубнил он. - Какое - с катушек? Я и не пил, считай... А
куда же она тогда делась?
- Вот что, Платон Федотыч, - распорядилась Иза, - я бы тебя сама домой отвела, да
одеваться неохота. А Петюня, если помнишь, в Алдан командированный. Так что давай
уж сам - потихоньку, ножками, тут недалеко.
- Открой, а? - уже примирительным тоном сказал Платон. - А то я буду думать, что она
у тебя!
- Думать ты можешь что хочешь, - отрезала Иза, - а открывать я тебе не собираюсь. Ты
ж не в себе, Платон, того и гляди ковры заблюешь! И вообще, - напомнила она, - у тебя
завтра, то есть уже сегодня, между прочим, переговоры с немцами. Если Антонина узнает,
что зря их к тебе направила...
- Ладно, Изка, не злись. - Платон все-таки стукнул ногой по двери. - Злобная ты баба, и
как я тебя только терплю?
- Ну так поищи добрую! - засмеялась Иза. - Она тебя по ночам будет в дом пускать, зато
днем ты у себя в офисе никаких концов не отыщешь. Злобная я ему, видите ли! Чем
добрее, тем дурее, не знаешь, что ли?
- Неужели ушел? - спросила Полина, когда крики за дверью стихли.
- Нет, в сугроб залег! - хмыкнула Иза. - У нас тут не Москва, долго под дверью не
простоишь. "Я здесь, Инези-илья!" - пропела она. - Вот гад Платошка, не дал поспать! Да
не дрожи ты так, - сказала она, бросив на Полину быстрый взгляд. - Чего мамонту моему в
хвост вцепилась?
- Теплый он, - улыбнулась Полина. - Успокаивает.
- Он из конского волоса, - объяснила Иза. - Якутская традиция, ручная работа. Это
одноклассник мой делает, художник. Я тебя завтра отсюда утром вывезу, - сказала она. - И
до самолета пристрою куда-нибудь, не бойся.
- В мешке вывезешь, что ли? - невесело усмехнулась Полина. - Охрана же...
- Охрана! У меня машина японская, с тонированными стеклами, - похвасталась Иза. - А
обыскивать меня никакая охрана не будет - побоится. Говорю же, Платонова секретарша -
это у нас особая статья. Не бойся, Полинка! Ну что мы, сами за себя не постоим? - И
подмигнула, весело сверкнув черно-голубыми глазами.
Прятать Полину в мешок Изабелла не стала, но все-таки, выезжая рано утром из
элитного поселка, попросила её лечь на пол между сидениями и накрыться чем-то
похожим на меховую полость.
- От греха подальше, - объяснила она. - А то какая-нибудь сволочь заметит да и стукнет
кому не надо.
- Может, я лучше в багажник залезу? - предложила Полина.
- Это ты боевиков насмотрелась по телевизору, - захохотала Иза. - В жизни все проще.
Может, в жизни все и в самом деле было проще, чем даже в телевизионных боевиках,
но Полина сочла за благо не высовываться из-под полости, даже когда Изина красная
"Тойота" уже въехала в город. Ее спасительница из-за этого всю дорогу над ней
потешалась, а когда машина наконец остановилась, спросила:
- Может, на карачках до дому поползешь? Или собачкой прикинешься?
- Тебе хорошо хихикать... - пробормотала Полина. - А я теперь от собственной тени
шарахаюсь.
Поэтому к двери дома, рядом с которым остановилась Изабеллина машина, она хоть и
не поползла, но постаралась проскочить побыстрее.
Дом этот сильно отличался и от унылых панелек на бетонных сваях, и от Платонова
особняка; это было заметно даже в утреннем сумраке. Судя по его виду, он был построен
давно - из потемневшего крепкого дерева, с резными украшениями на фронтоне и
наличниках. Ставни на окнах были закрыты, как глаза, дом казался дремлющим и
вросшим в землю - вернее, в вечную мерзлоту.
- Вот тут сутки и перекантуешься, - сказала Иза, доставая из сумочки огромный
железный ключ с замысловатой бородкой. - Это бабушки моей дом, наше с сестрой
наследство.
- Старый какой, красивый... - Полина сняла рукавичку и провела ладонью по
деревянной стене.
- Ага, его аж при последнем царе построили, - кивнула Иза. - Ничего, ещё сто лет
простоит. Во-он там, видишь, похожий дом? Тому вообще лет двести, там РусскоАзиатский
банк когда-то был. Осаживается он только, дверь заедает. - Она изо всех сил
толкала дверь плечом и ногой. - Ты не бойся, внутри не очень стыло. Он же на две семьи,
дом этот, мы-то с сестрой не живем, а за стеной соседи топят.
Полина присоединилась к Изе, и общими усилиями они открыли тяжелую дверь. В
темных сенях было почти так же холодно, как на улице, а внутри, в комнате, все-таки, и
правда, потеплее. Иза сразу прошла на кухню, открутила вентиль на газовом баллоне и
зажгла все конфорки на плите. Потом взяла с полочки банку с солью и бросила щепотку
прямо в горящий огонь, который тут же ответил ей шипеньем и пыханьем.
- Мы всегда огонь кормим, - объяснила Иза. - Я хоть и крещеная, а все равно не
помешает. Предки небось знали, что делали. Ты печку умеешь топить? - спросила она.
- Умею, - кивнула Полина.
Широкая печка-голландка стояла посередине небольшой комнаты, дрова были
сложены рядом.
- Я растоплю, а ты потом дрова будешь подбрасывать.
Иза открыла дверцу печки, ловко сложила в неё несколько поленьев, вытянула вьюшку
и разожгла огонь. Вообще, в этом старом деревянном доме, в комнатке с печкой и с
высокой панцирной кроватью, на спинке которой блестели металлические шишечки, а в
изголовье горкой возвышались покрытые кружевной накидкой подушки, - Иза смотрелась
гораздо органичнее, чем в своей богатой гостиной с коврами.
- Ты ложись хоть поспи, - сказала она, распрямляясь и отбрасывая волосы с
раскрасневшегося лица. - Я ставни закрытыми оставлю, поспи. У тебя и так время в
голове перемешалось от перелета, да ещё Платон со своим сексом кобелиным. Тут
чистенько у нас, - сказала она, обводя рукой комнату. - Мы с Нинкой все как при бабушке
держим.
В комнате, действительно, чувствовалась какая-то простая и давняя, не сегодня
появившаяся основательность. Громко тикали часы на широком комоде, тускло
поблескивали чашки и бокалы в невысокой посудной горке, некрашеные полы были
застелены плетеными пестрыми дорожками. Такой же дорожкой был покрыт большой
окованный сундук. Иза зажгла на столе настоящую керосиновую лампу под зеленым
абажуром. Лампа не чадила и не коптила, а горела ровно и ласково, и от этого света
комната выглядела ещё уютнее.
Вся стена над комодом была увешана фотографиями в деревянных рамочках, и лица у
людей на этих фотографиях выглядели так же, как все простые лица на фотографиях
столетней давности - напряженно, чуть испуганно. На женщинах были шляпки. В
сочетании с их раскосыми глазами, широкими скулами и длинными косами это
смотрелось трогательно и немного смешно.
- В общем, располагайся, - сказала Иза. - Я к тебе в обед заеду, поесть привезу.
- Да ну, я выйду, куплю чего-нибудь, - возразила Полина. - И так ты...
- Сиди уж! - засмеялась Иза. - Сама же говоришь, от собственной тени шарахаешься.
Приеду, приеду.
- А это что? - спросила Полина, когда Иза уже стояла у порога.
Посередине кровати лежал какой-то сверток.
- А мамонтенок твой, - ответила та. - Понравился же тебе, ну и бери на память.
- Ой, Из, неудобно же! - воскликнула Полина. - Я, если б знала, то не стала бы
говорить, что понравился...
- Да ладно, - махнула рукой Иза. - Мне же тоже неудобно, - чуть смущенно объяснила
она. - Будешь думать, что тут у нас дикари какие-то живут. А у нас люди вообще-то
хорошие, доброжелательные. И красиво у нас, если весной приехать. Жарки расцветают,
это цветочки такие, их ещё якутскими лилиями называют. А то приезжай весной! -
воодушевилась она. - На теплоходе по Лене поплыли бы, на Ленских столбах вообще
красота неописуемая. Скалы, река...
- Может, и приеду когда-нибудь, - улыбнулась Полина.
По правде говоря, меньше всего она думала сейчас о том, чтобы ещё раз здесь
оказаться. Унести бы ноги хоть в этот раз!
- Да не приедешь ты, - вздохнула Иза. - Пусть хоть мамонтенок на память останется. Я
тебя снаружи закрою, - сказала она. - Так что ты спи, не беспокойся, я сама войду. Дров
только подбросить не забудь, а то замерзнешь.
Когда Полина проснулась - то есть даже не проснулась, а словно бы вынырнула из
какого-то тупого забытья, - в комнате было если не холодно, то все-таки и не тепло. Это
было странно: она ведь подбрасывала дрова несколько раз, да и задремала только оттого,
что ей наконец стало жарко.
Но раздумывать о том, почему в комнате не слишком тепло, Полина не стала. Она
услышала шорох за стеной, в сенях, и поняла, что кто-то открывает входную дверь.
"А вдруг опять Платон?" - испуганно подумала она.
Но тут же расслышала голос Изы и, спрыгнув с высокой кровати, на которую легла не
раздеваясь, прямо поверх покрывала, выбежала в сени.
- Вот... блядство... какое... - Голос у Изы был такой возмущенный, как будто дверь была
живая и нарочно её дразнила. - Каждый раз... в дверь эту гадскую... ломиться приходится!
Полина уже открыла рот, чтобы крикнуть Изе, что сейчас потянет дверь на себя, а она
пусть посильнее толкнет её снаружи, - да так и осталась стоять с открытым ртом.
- Давайте-ка я, - услышала она. - Не сломается она?
- От тебя, может, и сломается, - засмеялась Иза. - Да все равно толкай, не в окно же
лезть!
Чувствуя, что в глазах у неё темнеет - хотя в сенях ведь и так было темно - Полина
бросилась к двери. И тут же дверь распахнулась от сильного удара, и так мгновенно, так
сразу и широко распахнулась, что Полина вскрикнула, еле успев от неё отскочить.
Она стояла, прижавшись спиной к стенке сеней, смотрела в открывшийся дверной
проем и не могла сделать ни шагу. То есть только первые несколько секунд не могла, а
потом все в ней вдруг словно пожаром заполыхало, все перевернулось, взметнулось,
подкосилось - она вскрикнула и, кажется, даже не шагнула, а просто упала вперед.
Ей показалось, что она уткнулась в ледяную гору - такая холодная была на нем куртка,
и так невозможно было пробиться к нему через этот холод. И это было так ужасно - то,
что вот он здесь, в шаге от нее, да уже и не в шаге, а просто весь он здесь, но почему-то
окружен твердым, непробиваемым холодом, - это было до того ужасно, что Полина в
голос закричала:
- Егорушка-а-а!.. - и расплакалась так, как не плакала даже в детстве.
Она ничего не понимала из того, что сразу начало с ней происходить, ничего! Почему у
него такой встревоженный голос, почему он стискивает её прямо этим холодом, который
его все ещё окружает, почему спрашивает:
- Полин, ну что ты, я тебя дверью ударил, да? Полиночка, где больно?
И почему она не может его обнять, ах да, не дотягивается до него просто, он ведь
высокий, огромный, как гора, она просто до него не дотягивается, а потом он вдруг
оказывается вровень с нею, и она наконец видит его лицо - он сидит перед нею на
корточках, и обнимает, гладит по щекам огромными ладонями, и целует не в губы, а в нос
и в глаза, потому что не находит её губы в полумраке сеней, и одновременно расстегивает
свою куртку - и вот он наконец, не холод его заиндевевшей куртки, а весь он, сам он, и
можно наконец прижаться к его груди, в которой сердце бьется так громко, что ей только
его сердце и слышно, а больше ничего ей слышать во всем белом свете и не надо!
- Эй, молодые люди, дверь-то закроем, - из какого-то несуществующего мира донесся
до Полины голос Изы. - Пойдем, пойдем в комнату, дом ведь выстудим напрочь!
Полина только услышала эти слова, но совсем их не поняла. Закрыть, идти?.. Куда
идти, зачем?.. Она держала Георгия за шею, уткнувшись носом и лбом куда-то ему под
горло, и не было такой силы, которая заставила бы её хоть на секунду от него оторваться.
Наверное, он это почувствовал, потому что не стал объяснять, куда нужно идти и что
нужно закрыть, а просто выпрямился во весь рост, подхватил её на руки и вместе с нею
вошел в комнату.
Иза захлопнула дверь у него за спиной и расхохоталась.
- Нич-чего себе! - проговорила она сквозь смех. - А я думала, он тебе родственник
просто! Да-а, Полинка, стоило померзнуть, чтоб тебя на таких-то ручках подержали! Ну,
не реви, чего ты? - Она постучала кулачком по Полининым пальцам, вцепившимся в ворот
Георгиева свитера. - Не реви, а то он, гляди, и сам сейчас разревется. Давай, Георгий
Иваныч, приводи её в чувство. Я сейчас уйду, мешать не буду! - хихик
...Закладка в соц.сетях
