Жанр: Боевик
Город
...л. Будь добр, сунь под ошейник.
Орлов выполнил его просьбу.
— А откуда у тебя ошейник?
— Попросил жену, чтобы купила. Пусть думают, что я был у хозяев или
служил на правительственной службе. Ну будь здоров, земеля! Счастливо тебе
побегать. А я что-то уже притомился. Извини.
— Прощай, приятель! Не унывай, все будет нормально.
И Григорий интенсивно заработал руками и ногами. Прошло ещё полчаса, но
этот небольшой с виду городишко не кончался. Орлов ничего не понимал и уже стал
подозревать, что здесь что-то ни то, как раздался знакомый голос:
— Все бегаешь, господин шпион!
Григорий буквально остолбенел. Передо ним сидел старый знакомый
Шарик
и
наяривал задней лапой у себя за ухом, пытаясь выскрести оттуда вредных
насекомых. И Орлов понял, что каким-то совершенно непонятным образом
возвратился назад, к тюрьме. В этом, населенном нечестью, городе нельзя ходить
прямыми дорогами, ибо все они в конечном итоге возвращались к исходной точке.
Здесь отсутствуют логика и здравый смысл, здесь все построено на абсурде. Узнай
про подобное поведение прямой Энштейн, то точно бы слетел с катушек.
— Откуда ты, приятель, знаешь кто я?
— Я это уже давно понял по твоим вопросам. Кто же будет спрашивать почему
не работают обыватели, когда об этом даже каждый куклявый знает. А правду
говорят обыватели, будто полиция арестовала уже тысячу твоих сообщников?
— Сплетни. Если бы у меня было столько сообщников,
Шарик
, я бы не бегал
по городу, как неприкаянный.
— Какой я тебе Шарик, — обиделся пес. — Борисом меня зовут. Понял?
В это время раздался вой сирены и из-за домов вынырнула полицейская
машина. Пес Борис вскочил, прижал от страха уши.
— Пора смываться, — сказал он и юркнул в подворотню.
Орлов последовал его примеру. Здесь, чтобы уцелеть, надо почаще совершать
прыжки в сторону. Борис оказался шустрым малым и Григорий настиг его лишь через
несколько пятиэтажек. Вконец прокуренные легкие и систематическое недоедание
сказались, пес едва держался на ногах от слабости, впалые его бока ходили
ходуном, из широко открытой пасти стекала слюна.
— Ты что, шпик, гоняешься за мной? — недобро проговорил он. Шерсть на его
загривке воинственно приподнялась.
— А ну кончай! — строго сказал Орлов. — В гробу я видел этот твой
звериный оскал и демонстрацию мускулов, понял? Шавка ты безродная, а не
обыватель Борис. Сейчас так налажу под зад, что сразу человеком сделаю. Вот и
делай добро, угощай сигаретами!
Пес сходу сник, трусливо поджал хвост, заскулил:
— Ну что ты раскипятился-то? За связь с тобой мне знаешь что светит?
Превратят в какую-нибудь блоху, и прыгай потом. И нечего меня сигаретами
поприкать. Сам же предложил, а теперь поприкаешь!
— Ладно, извини, приятель! — Григорий дружески похлопал его по холке. —
Может подскажешь где мне схорониться на первое время? Я щедро отблагодарю!
Борис долго молчал, размышляя над словами Орлова. Затем спросил:
— Есть ещё сигареты?
— Есть. — Григорий достал из кармана ещё одну пачку.
— Сунь за ошейник, — распорядился пес.
Орлов беспрекословно выполнил это требование. Пес опять долго молчал. Ни
так-то просто стать предателем собственной страны. Патриотический долг,
угрызение совести и все такое прочее. Но пачка сигарет под ошейником и
обещанный щедрый гонорар в перспективе — все же пересилили. Он решительно
сказал:
— Значица так. Вот по этой улице, — он лапой указал направление, —
пройдешь два квартала до пересечения с проспектом Сатаны. Повернешь налево. И
по нему шпарь до упора. В конце увидишь пятиэтажку из красного кирпича.
Постучишь в пятьдесят шестую квартиру. Понял?
— Понял. А кто там живет?
— Березин Роман Маркович. Думаю, что он тебе поможет.
Неужто тот самый ученый, о котором говорил мне домовой? — подумал Орлов,
но на всякий случай спросил:
— Кто он такой?
— Когда-то был виднейшим ученым города. Но, когда нечистые прибрали науку
к своим рукам, перешел в обыватели. Но только, подозреваю, что он лишь
прикидывается обывателем.
— Почему ты так думаешь?
— С нами, обывателями, компанию не водит, на завалинках не сидит, семечки
не лузгает, схоронился в квартире, как крот в норе. Что он там делает? То-то и
оно! Я как-то даже хотел донос на него написать.
— Как же тебе не стыдно!
— Это наш патриотический долг. Но потом испугался — вдруг, окажусь не
прав, тогда самого полиция затаскает. Словом, дуй прямо к нему, поможет.
— Спасибо тебе, Борис!
— Не за что, шпион, — весело ответил он и медленно побежал в обратную
сторону.
Орлов споро зашагал по указанному адресу, так как совсем рассвело и на
завалинках и скамейках уже появились первые обыватели. Бегущий человек вызвал
бы у них подозрение и желание немедленно выполнить свой
патриотический
долг.
Зачем же их искушать, правильно?
11. Первое испытание.
На следующий же день после трудного объяснения с Олей, Максим отправился
в свой Великий путь. Он решил обойти все города и веси огромной Земли и донести
слово Создателя до каждого человека. Максим прекрасно осознавал, какие
трудности поджидают его впереди, каким испытаниям будет подвергнут и какие
козни будет чинить ему дьявол, но был тверд в своем решении. Никто и ничто не
помешает ему свершить дело, ради которого он и был рожден.
В два часа пополудни, когда баба Вера и баба Варя совершали свой
ежедневный моцион — прогулки в близлежащем сквере, Максим написал им записку о
том, что направлен для продолжения учебы с Соединенные Штаты и что подробно
напишет обо все в письме, собрал свой походный рюкзак, положив в него пару
сменного белья, свитер, булку хлеба, несколько банок тушенки, немного крупы,
котелок и несколько таблеток сухого топлива, надел спортивный костюм, куртку и
вышел из дома.
Свою Великую миссию он решил начать со своей области, с самых дальних её
районов и отправился на автовокзал. Там он обратил внимание на старенький
обшарпанный автобус, который мог прибыть лишь из самой что ни есть глубинки.
Подошел. За рулем сидел могучего телосложения рыжий мужчина с черной повязкой
на правом глазу. Несмотря на довольно прохладную весеннюю погоду водитель был в
одной тельняшке.
— Скажите, пожалуйста, куда следует автобус? — спросил его Максим.
— В город, — лаконично ответил водитель, не удостоив его даже взглядом.
Ответ несколько удивил и озадачил Максима. Он перебрал в памяти все
города области, откуда мог заявится в областной центр подобный
динозаврик
, но
ни один из них недходил.
— А что за город? — — решил уточнить.
— Обнаковенный, — лениво ответил водитель, глядя в окно.
А какая мне, в принципе, разница, — подумал Максим. — Ясно, что этот
автобус прибыл из какой-нибудь тмутаракани
.
— А далеко ваш город находиться?
Водитель впервые обратил внимание на настойчивого пассажира. Взгляд его
бледно-голубых, будто выцветших глаз ничего, кроме равнодушия, не выражал.
— Отсюда не видать.
Это вполне устраивало Максима и соответствовало его планам.
— Вы скоро отправляетесь? — поинтересовался он.
— Скоро.
— А какой номер вашего рейса?
— Это ещё зачем? — взгляд водителя в один момент наполнился
подозрительностью.
— Чтобы купить билет, — ответил Максим.
— Вам билет, пассажир? — вдруг раздался зычный женский голос из глубины
автобуса. — Проходите. Я сама вас обилечу.
Несколько озадаченный, Максим поднялся в салон автобуса. На сидении
кондуктора он увидел дородную даму неопределенного возраста в кроличьем
полушубке и кроличьей же шляпе с большими загнутыми вверх полями. Полушубок и
шляпа были настолько стары, что на многих местах мех отсутствовал вовсе, а
вместо него красовались залоснившиеся от грязи проплешины. На ногах надеты
большие боты. Прежде они кажется назывались
Прощай молодость
. На груди у неё
висела большая кожаная сумка с металлическими скобами, соединенными
замком-защелакой, и катушкой с билетами. Довольно экстравагантная особа.
Максим подошел, спросил:
— Сколько стоит билет?
— А сколько не жалко, — ответила она игриво и громко рассмеялась, обнажив
черные, съеденные гнилью зубы.
Максим невольно отвел глаза от столь неприятного зрелища. Достал полста
рублей, протянул кондукторше.
— Этого хватит?
— Еще и останется. — Она ловко выхватила из рук Максима купюру, щелкнула
замком, сунула её в сумку, оторвала длинную ленту билетов. — Вот, держите,
гражданин!
Максим взял билеты и в поисках места огляделся. В салоне было всего три
пассажира. На заднем сидении обедала молодая красивая блондинка. Белой
пластмассовой ложкой она черпала какую-то кашу из такой же пластмассовой чашки
и отправляла её в рот. Она была настолько поглощена этим занятием, что не
замечала ничего вокруг. Около неё вертелся маленький сухонький старичок в
темных круглых проволочных очках. В середине автобуса сидел священнослужитель в
черной рясе из грубой шерстяной ткани с массивным позолоченным крестом на
груди. Только странный это был крест. Таких Максим никогда прежде не видел —
крест обрамлял круг. Священнослужитель был огромен, тучен, красен лицом,
бородат.
Очевидно, настоятель местной церкви
, — подумал Максим.
Он подсел к священнику.
— Здравствуйте, брат!
Тот медленно повернулся к нему, долго и равнодушно рассматривал. Затем,
лениво, как бы нехотя, кивнул.
— Здравия желаю, отрок! А почему ты называешь меня своим братом?
— Мне странно слышать от вас подобный вопрос. Ведь все мы дети одного
Небесного Отца нашего.
— Вот именно — вашего, — усмехнулся священник. — Ваш Иисус слишком горд,
слишком далек от детей своих и слишком им недоступен. Он только и делает, что
стращает людей.
Не мир я вам принес, но меч
. Нет, наш Линитим Искуситель
гораздо ближе к народу. Он не обещает им заоблачный рай, который ещё будет или
нет, а дарует им земное блаженство и все удовольствия жизни.
Слышать подобные речи от священника было странным и необычным. Да и о
таком Боге Максим никогда прежде ничего не слышал. Его поразило и
словосоченание Линитим Искуситель. Как может быть Бог искусителем. Это
исключительная прерогатива дьявола.
Очевидно, священник представляет какую-то старообрядческую секту, или
одну из новых, народившихся в последнее время, как грибы после благодатного
дождя
, — решил он.
— Но я вовсе не имел в виду Иисуса. Он, как и все остальные боги-люди —
есть порождение дьявола. Это князь тьмы для того, чтобы разъединить народы,
посеять в них вражду и ненависть к инакомыслящим, придумал и внедрил в сознание
людей веру в себеподобных, ставших, вдруг, богами. Я же имел в виду Создателя
нашего.
Теперь во взгляде священнослужителя, обращенном на Максима, появилась
заинтересованность. Он опасливо оглянулся по сторонам и, понизив голос до
шепота, сказал:
— Крамольные речи говоришь, отрок. Хорошо, что тебя не слышит старший
бес, а то ты бы очень пожалел о сказанном.
— Не слышит кто?! — Максим уже начинал понимать, что и этот странный
автобус, и все то, что сейчас происходит — не просто так. Что все это дано
свыше. Это его первое испытание. И возликовала его душа — Свершилось! А сердце
наполнилось отвагой.
— Старший бес. Это мы его ждем. Он ушел чинить козни Остальному миру. Он
у нам большой мастак по этой части. — Священник громко рассмеялся, очевидно,
вспомнив что-то смешное. Смеялся долго, пока не устал. Отдышавшись, продолжил:
— Однажды, он исписал весь ваш храм непотребными набписями, а местного попа
познакомил с нашими куклявками и до того упоил
косорыловкой
, что тот, вместо
того, чтобы читать воскресную проповедь, открыл в храме бордель. Вот был
скандал! — Он вновь громко захохотал.
— Но как вы, священник, можете смеяться над подобным богохульством?! —
укоризненно проговорил Максим. — Создатель учит нас терпимо и с уважением
относиться к чужой вере, даже если она зиждется на заблуждениях.
— Да брось ты со своим Создателем! — пренебрежительно махнул рукой
священник. — Наш Линитим сам не прочь пошутить, и любит шутки других. — Вдруг,
лицо его налилось подозрительностьюя, а глаза недобро засверкали. — А ты кто
такой, чтобы тут допросы мне учинять?!
— Извините, если я вас ненароком обидел, брат. Я вовсе этого не желал.
Просто, хотел сказать, что каждый человек заслуживает сочувствия и
взаимопонимания. А меня можете звать Максимом. А вы, вероятно, настоятель
городской церкви?
— Храма, — пробурчал священник, остывая. — Я — настоятель храма Линитима
Искусителя отец Валаам.
— И большая у вас паства?
— Почитай — весь город. На праздничные богослужения, к примеру, в день
Сластены и лежебоки святого Козьмы или Великой грешницы Праскевьи Пятницкой,
приходят даже нечистые, — с гордостью проговорил отец Валаам.
— Кто?! — удивленно спросил Максим, посчитав, что либо ослышался, либо не
понял священника.
— Нечистые, — повторил отец Валаам. — Ведьмы, черти, бесы, болотные
лешие. Правда, демоны нас не посещают, считают это для себя недостойным. А все,
кто рангом поменьше, бывают, как же.
И Максим понял, что перед ним никакой не священник, а один из
представителей мира тьмы, посланный ему, как испытание, в самом начале его
Великого пути.
— А как называется ваш город? — спросил он спокойно.
— Город Великого Пантокрина.
— Никогда о таком не слышал.
— Ничего, ещё услышишь. Все услышат и узнают, — убежденно проговорил отец
Валаам, и в голосе его прозвучала явная угроза, Вдруг, он заискивающи
заулыбался и торжественно объявил: — А вот и наш старший бес города прибыл!
Максим оглянулся. В салоне у входа стоял высокий худой субъект с
некрасивым, узким желтым лицом и подозрительно его рассматривал. Взгляд
темно-карих глаз беса был мрачен, даже зловещ. Это продолжалось, по меньшей
мере, с минуту. У Максима возникло даже неприятное ощущение, будто тот читает
его мысли. Затем, старший бес упал на колени и, гримасничая, благим матом
закричал:
— Отец Максим! Какое счастье! Неужто я сподобился увидеть сына самого
Создателя?!
И Максим понял, что то было не ощущение, бес действительно читал его
мысли. Но это открытие не устрашило его, а лишь наполнило сердце ещё большей
отвагой и мужеством. Нет, никакие могущественные силы тьмы не заставят его
свернуть с избранного пути.
Между тем старший бес, вихляясь худым телом и страшно выкатывая глаза,
кричал остальным:
— На колени, негодяи! На колени, нечестивые, перед сыном Создателя!
Молите у него, грешники, прощения!
Все, кто был в автобусе, включая водителя с кондукторшей, бухнулись на
колени и заголосили:
— Простите нас, отец Максим!
Отец Валаам также хотел упасть на колени, но застрял между кресел, и
теперь тужился высвободиться. Старший бес вскочил, щелкнул каблуками, раздался
мелодичный звон. Максим с удивлением посмотрел ему на ноги. Вместо обычных
туфель, они сейчас были обуты в красные сафьяновые сапоги с серебряными
шпорами.
— Разрешите представиться, — торжественно проговорил старший бес. —
Почетный гражданин города, кавалер ордена Красного дракона с пальмовой ветвью и
мечами, профессор оккультных наук, магистр права сильного и бесправия слабых
Корреандр Викторович Печерин-Онежский бен Ладен Бичен-оглы ибн Карамахи. А для
вас, отец Максим, — бес Кеша. Можно просто Кеша.
— Чего вы добиваетесь, Корреандр Викторович? — как можно спокойнее
спросил Максим, но почувствовал, что спокойствие это далось ему с большим
трудом.
— Лелею мечту быть представленным Самому. Не откажите, Божественный, в
такой малости, представьте Отцу небесному нашему. А то наш Хозяин слишком
строг, за малейшую провинность грозится сослать на первый уровень, в это, я
извинясь, пекло. А у вас там, я слышал, большое послабление таким, как я.
Райские кущи и все такое. Это как раз по мне. С детства мечтал об этом.
Максим понимал, что бес пытается вывести его из себя, унизить, высмеять.
Поэтому спокойно, но строго сказал:
— Прекратите ёрничать!
— Ни-ни, Боже упаси! Как вы ко мне несправедливы, святой отец! Как
несправедливы! — бес принялся заламывать руки, кривляться и гримасничать пуще
прежнего, разыгрывая отчаяние. — Как же я мог! У меня и в мыслях ничего такого.
Мы что ж без понятия, что ли? Весь мир сейчас живет по понятиям. И мы — по
понятиям. А как же! Я ведь и сам здесь, в Остальном мире, возглавляю секту
Адвентистов гроба брата вашего и его мощей. Да-с. Ждем-с его второго
пришествия. Мы даже дату назначали, но маленько ошиблись в расчетах и двадцать
наших сектантов заживо сгорели. Сейчас все они на пятом уровне трудятся под
началом старшего демона Бархана, грехи замаливают. А мы новую дату определяем.
Может быть, вы, святой отец, подскажите — когда батяня ваш вновь отпустит
Иисуса на Землю?
Это было уж слишком. Максим вскочил, сжал в гневе кулаки.
— Не сметь! Не сметь порочными устами упоминать светлое имя Создателя
нашего!
Старший бес сделал вид, что здорово испугался. Стал жалким и
разнесчастным. Весь скукожился, даже уменьшился в росте. Затем, вновь упал на
колени, зарыдал с подвываниями и всхлипами. Причем, слезы из его глаз буквально
фонтанировали, как у клоуна в цирке. Принялся целовать руки Максиму.
— Прости-и-и, Максим Петрович! Прости, родной, мя, недостойного! Две
тысячи лет без малого живу, а ума так и не нажил, старый дурак! Все, как дитя
малое, — не ведаю, что молвлю. О, горе мне, горе! Пусть пепел заживо сгоревших
сектантов моих падет на мою дурную головушку-у-у! Пусть отсохнет грешный мой
язык и навек закроются бесстыжие глазыньки-и-и! — И он принялся биться головой
об пол, да так, что автобус заходил ходуном.
Максим растерялся совершенно и не знал, как ему поступить.
— Прекратите! Сейчас же прекратите! Кому говорят. Ну зачем же вы эдак?!
Сейчас же встаньте, — беспомощно бормотал он.
— Не-не, и не уговаривайте, святой отец! — продолжал фарисействовать
старший бес. —
И вырвал грешный свой язык!
— торжественно провозгласил он,
высунул язык, ухватился за него рукой и потянул. Раздался отвратительный хруст
и язык оказался у него в руке. Картина была ужасной. Язык извивался, с него
струйкой стекала кровь. Бес протянул его Масиму.
— Вот, передайте Отцу вашему, как свидетельство моего глубочайшего
расскаяния!
— Прекратите! — вскричал Максим, прижимаясь к застрявшему между кресел
отцу Валааму. И это прозвучало, как —
спасите!
.
Язык тотчас исчез, а сам бес уже в прежнем своем облике стоял на ногах и
с нескрываемым презрением смотрел на Максима. Бледное худое лицо его
подергивалось в нервном тике.
— Это кого ты, поповская твоя душа, с собой привел?! — грозно проговорил
бес, обращаясь к отцу Валааму. — Ведь этот сукин сын, — бес длинным костлявым
пальцем ткнул в грудь Максима, — имеет намерение порушить нашу веру в Линитима
Искусителя.
— Извиняйте, господин старший бес, — в страхе проговорил священник. — Это
не я его. Это он сам. Честное слово, сам! Клянусь прародителем Наисветлейшего
Пантокрина Великого!
— Это ты почему — врать?! — рассвирипел бес. Схватил Валаама за бороду и
принялся таскать, приговаривая: — Я те покажу — врать, непотребная твоя харя! Я
тя научу свободу любить, каналья! Ты у меня, хряк, не только куклявок, но и
попадью, эту дуру безразмерную, забудешь!
Валаам взвыл от боли и выскочил из кресел. Слезно громко завопил:
— Пошто обижаете, господин старший бес! Я — чистую правду. Можете у его
самого спросить.
Бес отпустил несчастного Валаама, выхватил из внутреннего кармана
наручники, ловко защелкнул один на запястье правой руки Максима, а второй
зацепил за металическую дужку кресла, весело и злорадно проговорил:
— А-а, попался, сукин сын! Зачем на базаре кусался?! Кто тебе дал задание
разрушить веру наших отцов? Кто?… Отвечать, когда тебя, молокосос, спрашивают
старшие! Кто? Ватикан? — Бес схватил Максима за грудки, легко оторвал от
кресла, поднял под потолок. Браслет наручника больно впился в кожу. Максим едва
не потерял сознание от боли. Но боль привела его в чувство, отрезвила. Теперь
ему было нестерпимо стыдно за то, что не сдержался, выказал слабость перед
каким-то бесом.
— Отвечать мне, кулибяка! Отвечать! — бесновался подручный сатаны. Но так
и не дождавшись от Максима ответа, бросил его на сидение, сам сел на переднее и
уже спокойно, даже ласково спросил: — Ответь мне, сосунок, почему Ватикану не
нравится наш Линитим? Чем он хуже вашего, в бога, в душу, Христа?… Почему
молчишь, несчастный? Заповеди его вам не нравятся, да? Заповеди, как заповеди.
В них нашло свое отражение неуемное стремление человечества к красивой жизни.
Красиво жить не запретишь
,
Кто не рискует, тот не пьет шампанского
,
Пей
тут, на том свете не дадут
,
Сытый голодного не разумеет
,
Работа дураков
любит
,
Работа не волк, в лес не убежит
,
Не подмажешь — не поедешь
,
Пей,
гуляй! Однова живем!
,
Хочешь жить, умей вертеться
,
Деньги не пахнут
. Разве
они не прекрасны? Они дают человеку полную свободу действий, пробуждают его
истинные инстинкты и устремления. Разве может устоять перед ним ваш хилый Иисус
со своей рахитичной добродетелью? В гробу мы видели и его самого, и его батяню!
Будущее за нашим Линитимом Искусителем. Он — именно тот Бог, который нужен
людям. Понял ты, червь навозный?… Молчишь? Но ничего, в полиции тебе язык
быстро развяжут.
Максим едва сознание не потерял от подобного богохульства. Неимоверных
усилий стоило ему молчание, он даже губу прокусил, чтобы ни словом, ни делом не
дать повода этому для очередных насмешек.
Старший бес встал и, повернувшись к дверям, громко позвал:
— Девочки!
В автобус поднялись две молодые проститутки — крашеная блондинка и
брюнетка. На них были высокие сапоги, короткие сверх всякого приличия юбки и
кожаные куртки. Обе сильно накрашены и крепко навеселе.
— Хэлло, мальчики! — сказала брюнетка и сделала всем ручкой. Девицы,
переглянувшись, громко рассмеялись.
— Мои сектантки! — с гордостью проговорил старший бес. — Блондинка —
Вера, а брюнетка — Варя.
Максим вздрогнул от неожиданности. Девиц звали точно так же, как его
бабушек. Бес, указывая на него, сказал:
— Узнаете, девочки? Это ваш внук Максим, дурак, каких свет не видывал.
Блондинка подошла к Максиму, наклонилась и, дыша в лицо перегаром,
голосом бабы Веры проговорила:
— Здравствуй, Максимушка! Это ты куда, солнышко, без нас хотел удрать?
От всей этой дьявольщины Максима прошиб холодный пот и он невольно
зажмурился. И услышал голос беса:
— А ты думал, что они каждый день в сквер гулять ходят, да? Дурак ты
дурак! Они ко мне в секту бегают. Я им возвращаю молодость. А за это они готовы
самого черта в задницу поцеловать. Я верно говорю, девочки?
— Верно, Корреандр Викторович, — подтвердила брюнетка голосом бабы Вари.
— Еще как верно!
Нет — нет, этого просто не может быть! — в смятении подумал Максим. —
Мои бабушки не могли так поступить. Ведь именно они привили мне высокие
моральные принципы
.
— А кому они нужны — твои принципы?! — злорадно рассмеялся бес, подслушав
мысли Максима. — Лишь таким дуракам, как ты, да немощным пенсионерам, которым
ничего другого не остается, как ругать молодежь и упрекать их в утрате морали.
— Врете вы все, — сказал Максим убежденно. — Вы и ваш хозяин хотели бы
видеть людей такими. К счастью, они не таковы. Ничего у вас не получится. И мои
бабушки никогда не купяться на ваши дьявольские посулы. Никогда! Слышите вы —
приспешник сатаны!
— Как?! — захлебнулся возмущением бес и обратился за помощью к
присутствующим: — Вы слышали, граждане-товарищи, этот сукин сын святоша обвинил
вашего почетного гражданина города во вранье?! О, времена! О, нравы!
Неслыханно! Возмутительно! И этот, с позволения сказать, пачкун-с смеет
обвинять нас в отсутствии морали?! Теперь вы видите, господа, до какого
морального разложения дошел весь Остальной мир?
...Закладка в соц.сетях
