Жанр: Философия
Русский позитивизм
...недостаток. Как, впрочем, и других
философских систем. Даже марксизм, к которому Богданов себя относил, был, по его
мнению, лишь первой попыткой выразить взгляды пролетариата на мир и свое место в
общественной истории. В диалектическом материализме он видел ступень к некоей
будущей науке, в которой деятельностный мотив станет наконец определяющим.
Логика пролетарского мышления по своей природе сугубо практична, ибо она
представляет собой осознание и выражение тех деятельностных методов, с помощью
которых современное промышленное производство преобразует предметную
действительность. Поэтому Богданов подчеркивает, что на любой природный процесс
необходимо смотреть, во-первых, как на нечто существующее независимо от
человека, лишь изменяемое, а не создаваемое волей трудящихся, а во-вторых, как
на средство реализации планов, направленных на удовлетворение потребностей
трудового коллектива, планов "мирового развития".
95 Там же. С. 109.
96 Там же. С. 126. В традиционном позитивизме он видел проявление мировоззрения
"технической интеллигенции", т. е. "промежуточного класса".
336
Таким образом, та зависимость предмета познания от воли и интересов познающего
субъекта, о которой шла речь в концепциях других представителей позитивизма, у
Богданова как бы снимается. Поставив на место "идеального",
"среднестатистического" индивида коллектив в качестве субъекта, основатель
эмпириомонизма надеялся обеспечить надежность и объективность производимых
учеными знаний.
Сохраняя традиционный для "положительной философии" взгляд на действительность
как на "мир опыта", Богданов в качестве такового понимает человеческую
коллективную практику во всем разнообразии ее форм и уровней. В результате хочет
он этого или нет, понятие "объективного" отождествляется у него с понятием
"интерсубъективного", и то смешение различных уровней интерпретации
категориальных средств, о котором здесь уже не раз говорилось, сохраняется.
Поэтому, как бы ни пытался Богданов противопоставлять свою философскую позицию
взглядам Маха и Авенариуса, но и у него речь идет о тех же "элементах опыта",
хотя, с его точки зрения, они не даны человеку "готовыми", а выделяются им в
непрерывном потоке опыта. Сближаясь в этом пункте с идеями Юшкевича, [97]
Богданов, однако, интеллектуальное творчество человека рассматривает не как
спонтанно-произвольное, обусловленное лишь целями индивида, но как отражение в
сознании людей элементов их трудового опыта. И прежде всего способов совместной
деятельности. Именно в этом, с точки зрения Богданова, основа
интерсубъективности. Все члены коллектива совершают одинаковые (или по крайней
мере сходные) операции, все они видят одинаковые результаты своих действий, и
это порождает сходство интеллектуальных, форм осмысления своего труда.
97 Эмпириомонистическая теория подстановки по сути представляет собой попытку
описать процесс формирования научных понятий, аналогичных эмпириосимволам
Юшкевича. См., например, раздел "Подстановка" первой статьи Богданова,
опубликованной в настоящем томе.
Причем коллективность сама по себе еще не гарантирует истинности знаний,
поскольку способы организации коллективного опыта могут существенно различаться.
Классовые пристрастия заставляют Богданова относиться к опыту коллективной
деятельности крестьян, например, как к "отсталому" мировоззрению, связывая
научное (прогрессивное) мышление только с рабочим классом. С этой точки зрения
каждый раз как возникает более высокий уровень организации трудового коллектива,
так автоматически происходит переход и к более прогрессивной форме познания.
По отношению к развитию философской теории такой передовой формой Богданов и
предлагает считать свою концепцию эмпириомонизма. Определяя его как "социальнотрудовое
миропонимание", автор выделяет целый ряд характеристик, отличающих
данное направление как от предшествующих систем, так и от различных вариантов
позитивизма, существовавших в его время.
Прежде всего Богданов отмечает новое понимание причинной связи, которое
достигнуто в результате общественного и производственного прогресса. Это -
"социально-техническая форма причинности". В ее рамках всякое природное явление
представляется для трудового коллектива техническим источником любых других
явлений, поскольку его можно преобразовать в ту форму, которая необходима в
какой-то конкретный момент для продолжения производственного процесса. Так как
идея причинной связи в концепции Богданова играет роль общего метода организации
мысли, то понятно, что утверждение о равенстве энергий причины и следствия,
являющихся последовательными фазами непрерывного процесса труда некоторого
коллектива, оказывается одним из основополагающих. [98]
98 См.: Богданов А. Философия живого опыта. Раздел "Картина мира" в настоящем
томе.
Другой важной характеристикой своей системы он считает "чувственно-трудовое
понимание элементов опыта". Рассматривая их как продукт социальнопроизводственной
деятельности, основатель эмпириомонизма выделяет в них такие
аспекты, как "стихийное сопротивление" и "целесообразную активность", что
соответствует его общей установке, предполагающей трактовку знаний как орудий
целенаправленного преодоления неорганизованной природной стихии. В этом случае
объективный мир выступает в роли неупорядоченного набора "сопротивлений", в
который только человеческое действие вносит организующее начало.
С этим связана и следующая особенность эмпириомонизма, названная Богдановым
"социоморфизмом мышления". [99] Ее суть в том, что источником и моделью связи
понятий в системе человеческих знаний являются, во-первых, связь элементов
техники в производстве, а во-вторых, отношения между членами социального
коллектива.
Это определяется "всеобщей подстановкой" как главным средством познания.
Используя символ в качестве символизируемого, отождествляя форму высказывания с
его содержанием, люди получают возможность включать неизвестное и непонятное в
структуру привычного социального опыта. И если в прошлом эти процедуры мало
осознавались, носили неявный характер (хотя всегда были широко распространены в
интеллектуальной сфере), то дальнейший прогресс познания должен сопровождаться
все более осознанным использованием приема подстановки. [100]
99 Там же.
100 Надо отметить интуицию и этого представителя русского позитивизма. Как
Юшкевич уловил будущую направленность логических исканий, так Богданов
предвосхитил еще более далекую тенденцию научно-методологического исследования.
Лишь в 60-е гг. нашего столетия стали появляться специальные труды, посвященные
анализу роли метафорических средств научного познания. Сейчас эта область
является одной из наиболее активно разрабатываемых как теоретиками
естествознания, так и философами разных направлений.
Еще одну особенность Богданов видит в подстановке психических явлений под
физиологические механизмы мозговой деятельности человека. По его мнению,
отождествление нейрофизиологических процессов, фиксируемых с помощью средств
естественнонаучного наблюдения, с феноменами сознания и мышления обеспечит
непрерывность человеческого опыта на всех его уровнях и приведет к монистической
картине мира. Тем самым он, явно или неявно, принимает точку зрения "вульгарного
материализма", теряя тот условный, метафорический смысл подстановки, который сам
не раз подчеркивал.
Непоследовательность позиции Богданова во многом шла, как уже отмечалось, от
общего для всей тогдашней русской интеллигенции революционного романтизма и
вызванного им "нетерпения сердца". Стремление как можно скорее достичь целей,
поставленных всей предшествующей историей общества и выраженных в философских
системах прошлого (хоть и не всегда в адекватной форме), приводила многих к
убеждению в том, что осталось сделать небольшое усилие и - вековые мечты
осуществятся.
Однако реальность не совпадала с идеальными представлениями теоретиков, и они
старались найти еще более эффективные теоретические средства ускорить
общественный прогресс. Для Богданова подобные попытки были связаны с надеждой на
создание некой "науки будущего", которая и должна обеспечить максимальную
организованность коллективных действий человечества в процессе
"миростроительства".
И "нетерпение сердца" заставляло его даже созданную им самим систему
эмпириомонизма оценивать уже не как "высшее достижение" философской мысли, а как
"преходящую теорию", на смену которой идет качественно новая "всеобщая
организационная наука". Именно она должна дать формулы, позволяющие планомерно
овладеть какой угодно совокупностью элементов мирового процесса. Богданов прямо
пишет, что "начало всеобщей новой науке будет положено в ближайшие годы, ее
расцвет возникает из той гигантской лихорадочной организационной работы, которая
создаст новое общество и завершит мучительный пролог истории человечества. Это
время не так далеко". [101]
Считая своей первоочередной задачей кардинальное изменение сознания трудящихся
масс (носителей, как думал Богданов, качестванно новой пролетарской культуры),
он всячески пропагандирует и популяризирует в множестве статей и лекций идеи
"новой науки". Например, в 1918 г. выходит брошюра с весьма знаменательным
названием "Социализм науки". В нее вошли две статьи, написанные для журналов
"Пролетарская культура" и "Современник", а также текст доклада, прочитанного на
конференции пролетарских культурно-просветительских обществ в феврале этого же
года. [102]
101 Богданов А. Философия живого опыта. С. 271-272.
102 Богданов Л. Социализм науки: Научные задачи пролетариата. М., 1918. Обе
входящие в нее статьи опубликованы в настоящем томе наряду с фрагментом более
давней работы "Философия живого опыта".
В этой брошюре Богданов излагает для массового читателя свои основные
представления о природе и роли научного познания и потому старается добиться
максимальной ясности и доходчивости. Главная задача, которую он перед собой
ставит, - это сделать как можно более наглядной неразрывную связь общественного
труда и научного познания.
Если его предшественники видели основной недостаток теоретического исследования
в его противопоставленности обыденному сознанию, обычно не осознаваемому
большинством людей (что и приводило к смешению этих уровней мыслительной
деятельности, порождая многочисленные познавательные ошибки и затруднения), то
Богданов связывал это с отрывом науки от той трудовой основы, на которой она
возникала. "Царство познания выросло из царства труда", - не раз подчеркивал он
и именно в этом видел фундамент монистического отношения человека к окружающей
действительности.
Процессы предметно-практического взаимодействия общества и природной среды
обусловливают накопление в сознании людей определенных знаний и порождают рано
или поздно потребность в их систематизации и обработке. Таков, с его точки
зрения, исходный пункт научного познания. Задачи систематизации и обобщения
повседневного опыта приводят к специализированным проблемам, связанным с
созданием особых, надежных и эффективных методов организации знания, проверки
его истинности, обоснованности и пр. Так складывается наука - "организованный
опыт человеческого общества". [103]
Если развитие трудовой деятельности привело к дифференциации производственных
операций, т. е. к распределению деятельностных актов в пространстве и времени,
то одна из важнейших функций науки - это соединение таких актов в единую
целостную систему. И наука выступает орудием организации общественного труда.
Благодаря этому она становится средством обеспечения политического господства,
ибо класс, находящийся у власти, приспосабливает систему знаний к своим
социальным потребностям, излагает их ("продает", по выражению Богданова) в
соответствии с этими потребностями. В результате пролетарии, овладевая "чужой"
наукой, незаметно для себя начинают выражать чуждые им интересы.
Это объясняет увлеченность Богданова идеей создания "пролетарской культуры",
соответствуювщей способу организации именно рабочего класса, а значит, и
способной обеспечить достижение этим классом своих собственных целей. Капитализм
по своей природе анархичен, считает Богданов, и ему наука нужна в меньшей
степени, чем пролетариату, деятельность которого имеет планомерный характер и
строится на сознательном расчете. [104]
103 Богданов А. Социализм науки. С. 5.
104 Там же. С. 15.
Поскольку почвой, на которой произрастают научные формы познания, Богданов
считает непосредственную повседневную практику трудовых коллективов, постольку
процесс становления и развития исследовательской деятельности для него прежде
всего связан с абстрагированием, обобщением и тому подобными процедурами.
Трудовой акт сопровождается определенными звуковыми сочетаниями, рассуждает он,
и в конце концов из них оформляются слова-понятия, символизирующие конкретное
действие.
Отделение этих слов от самого действия оказывается с точки зрения подобного
подхода первой формой обобщения. Мысленное разделение признаков объективных
явлений на "случайные" и "существенные" приводит к становлению научного
обобщения. В связи с этим в центр внимания методолога неизбежно выдвигаются
структурно-организационные свойства анализируемых объектов. Именно сходство
принципов организации различных явлений и предметов природной реальности
являются, по мнению Богданова, основой подлинно научных обобщений.
Естественно, что "организацию" автор эмпириомонизма рассматривает не как некую
объективную, внешнюю черту "мира самого по себе", а как "сочетание активностейсопротивлений".
[105] Таким образом, организационные особенности выявляются
опять-таки не с помощью внешнего созерцания, а на основе целенаправленного
преобразования человеком окружающего мира. Наталкиваясь в своих действиях на
сопротивление, обусловленное спецификой объекта, люди формируют в своем сознании
представление о его устройстве. В соответствии с этим представлением
организуются и методы взаимодействия с ним.
105 См. статью "Тайна науки", опубликованную в настоящем томе.
Ясно, что чем больше сходных черт обнаруживает познающий (и активно использующий
полученные знания) человек в природной среде, тем более универсальную
деятельностную схему он может разработать, тем успешнее он может преобразовывать
эту среду в соответствии со своими целями и потребностями. Поэтому поиск
организационных принципов в окружающем мире и выявление аналогий, существующих
между ними, - главная цель познавательной деятельности. И чем лучше организованы
средства, используемые исследователем для достижения этой цели, тем эффективнее
сам поиск.
Так соединяются две задачи, на которые неосознанно давно уже было направлено
новое естествознание, - задача изучения объективной действительности и задача
изучения методов, используемых самой наукой. В этом еще одно из проявлений
богдановского монизма. Его стремление к единой, универсальной науке, предметом
которой будет являться "всеобщая организация", приводило его, как уже
говорилось, к убеждению в том, что все предшествующее знание - лишь материал для
ее создания. Совокупный опыт человечества, существующий разрозненно или только
фрагментарно соединенный, должен быть организован в соответствии с единым
планом, отвечающим единству организации самой природы.
Идеи, положенные Богдановым в основу главного теоретического труда его жизни,
вызревали в нем давно. Первый том "Всеобщей организационной науки" вышел в
Петрограде еще в 1913 г., второй - в 1917-м. Готовился и третий том. Однако
целиком полное издание всех трех томов удалось осуществить лишь в 1925-1929 гг.
Работа намного опередила свое время и, как не раз случалось в истории познания,
не получила ни должного признания, ни достаточного понимания и впоследствии была
надолго забыта. Лишь в 1989 г. вышло новое издание "Тектодогии" (под таким
названием Богданов выпустил в свет эту работу).
Термин, давший название "Всеобщей организационной науке", происходит от
греческих корней "тектон" и "логос", соответственно означающих "строитель",
"творец" и "учение", "закон". Заимствованный у знаменитого немецкого биолога Э.
Геккеля, который использовал его для обозначения науки, описывающей принципы
строения живых организмов, этот термин получил в концепции Богданова более
универсальный смысл.
Учение о "всеобщей организации" представлялось его создателю формой самосознания
науки. Та кардинальная перестройка идеологии, о которой когда-то говорил
Богданов, не случайно воспринималась им как конец всей прежней идеологии,
выражавшейся с помощью традиционной философии. Следовательно, вместе со старой
идеологией должна исчезнуть и всякая философия. Отныне наука сама берет на себя
функции основания всей системы общественной культуры и станет обеспечивать
должный уровень осмысления людьми накопленного ими опыта.
Это, по убеждению инициатора "пролетарской культуры", обусловлено тем, что
только научное познание создает наиболее обобщенные формы постановки задач,
способствующие их эффективному решению. Универсально-обобщенная постановка задач
должна охватывать как задачи познавательные, так и чисто практические. В таком
подходе Богданов видит свое главное отличие от всех прежних точек зрения - как
специально-научных, так и философских. [106]
Считая обобщение одной из важнейших характеристик научного познания, Богданов
утверждал, что достигнуть этого можно лишь там, где на первый план выдвигается
организационный аспект исследуемых явлений. Поскольку любая проблемная ситуация
обычно имеет вид какой-то конкретной задачи (или системы задач) и поскольку сами
задачи формулируются в виде некоторого набора элементов условий, постольку
решение оказывается связанным с поиском такой комбинации этих элементов, которая
наиболее отвечает целям решателя.
Естественно, что чем в более общей форме поставлена задача, тем к более широкому
кругу действий может применяться полученное решение. Этим и определялось важное
значение, придаваемое создателем "организационной науки" различным формам, с
помощью которых увеличивалась степень обобщенности используемых человеком
знаний. И прежде всего это относилось к такому средству, как язык. Следуя
марксовскому пониманию языка как внешнего выражения мысли, Богданов видит в нем
и организатора человеческого мышления, справедливо считая речь предшествующей
сознанию. Действительно, если сознание представляет собой осмысление
деятельности, то это должно относиться и к деятельности коммуникативной,
средством которой и выступают различные системы языка.
Такой подход позволяет Богданову обойти один из главных "камней преткновения",
на которые наталкивался предшествующий позитивизм, - вопрос о том, как
личностный, внутренний опыт каждого индивида превращается в общественное знание.
Так как для Богданова человеческая деятельность осуществляется лишь в ее
коллективной форме, то возникновение единой системы коммуникативных сигналов,
приводящих б конце концов к языку человеческого общества, - процесс необходимый
и закономерный.
106 Богданов А. Л. Тектология. М., 1989. Кн. 1. С. 47.
Но это означает, что именно язык становится одним из главных средств объединения
разрозненных усилий индивидов в целостную систему коллективного труда. [107] И
организация человеческих сообществ диалектически связана с характером
организации самого языка. Повышение степени обобщающей силы языковых средств, по
мысли Богданова, обеспечивает более высокий уровень организации общества, а
значит, и более совершенную культуру, что способствует максимально эффективному
решению задач, возникающих перед человечеством.
Не случайно он высказал предложение о намеренном и целенаправленном изменении
естественных языков, связанном с процедурами обобщения и дальнейшей их
упорядоченности. Особенное внимание, по его мнению, необходимо уделить самому
понятию "организованность". Богданов считал, что большинство (если не все)
действий людей представляет собой процесс организации некоторого исходного
материала, а потому строительство дома, выдвижение научной гипотезы, создание
художественного произведения и ведение домашнего хозяйства - могут быть поняты
как превращение разнородности в организованное единство. [109]
Таким образом, объединение внешне различающихся вещей и действий должно
выработать мыслительную привычку к восприятию мира с точки зрения его
организационных особенностей и приводить к умению ставить обобщенные задачи. При
этом опыт биолога способствовал глубокому убеждению Богданова в том, что
сходство структурно-функциональных признаков организмов, относящихся к весьма
удаленным друг от друга классам, не может быть случайным. Природа как бы
действует по единому плану, реализуя одни и те же принципы организации на самом
различном материале. [110]
107 Любопытная оценка этих идей Богданова содержится в: Арапов М. Язык
утопии//Знание - сила. 1990. № 2.
108 Показательно, например, что в своем фантастическом романе "Красная звезда",
описывая коммунистическое общество, построенное обитателями планеты Марс, среди
прочих его особенностей Богданов отмечал и наличие у них единого, всепланетного
языка.
109 Богданов А. А. Тектология. С. 49-50.
110 Один из наиболее повторяющихся примеров, используемых им в разных работах,
это указание на одинаковое строение глаз человека и осьминога.
Новая наука, выявляя черты этого "плана" и внедряя его в техническое
производство, должна неизбежно привести и к преодолению социальной
раздробленности, мешающей общественному прогрессу. Универсализация методов,
используемых человеком в самых различных сферах его практической деятельности,
сама по себе не может преодолеть традиционной разрозненности общества, поскольку
пролетариат до определенного времени подчиняется организующим силам буржуазной
культуры. Именно поэтому единственный способ избавиться от устаревших традиций -
это создать систему новой пролетарской культуры, обеспечивающей такие формы
осмысления действительности, которые соответствовали бы характеру его
организации.
И свою "всеобщую организационную науку" Богданов расценивает как один из
фундаментов такой культуры. Одно из качественных отличий тектологии от всех
философско-теоретических концепций прошлого он связывает с тем, что философская
теория принципиально несовместима с требованием практической проверки. Как
только какая-то группа философских обобщений становилась доступной для опыта,
так она превращалась в новую научную дисциплину и обособлялась от уровня
собственно философского. Тектология же прямо ориентирована на ее практическую
применимость, и это соответствует потребностям пролетарской культуры. [111]
Однако следует отметить, что представления самого Богданова отличаются от
традиционной трактовки пролетарской культуры как требования "избавиться от
старого хлама" и "сбросить обломки старой культуры с корабля современности".
Напротив, он неоднократно подчеркивал, что "тектология не есть нечто
принципиально новое, не скачок в научном развитии, а необходимый вывод из
прошлого, необходимое продолжение того, что делалось и делается людьми в их
практике и в теории". [112]
111 Богданов А. А. Тектология. С. 57.
112 Там же. С. 53.
Этот мотив существенно отличает его позицию как от предшествующей традиции
позитивистской философии, так и от современных ему вариантов. Их ориентация на
отрицание прошлого, возможно, сыграла роль неявного стимула при формулировании
программы эмпириомонизма, но в своих дальнейших теоретических поисках Богданов
от этой тенденции отошел. Для него тектология была в конечном счете не столько
просто отдельной специальной дисциплиной, сколько самим стилем научного
мышления, к явному овладению которым наука, сначала не осознавая этого, всегда
стремилась. И, знакомясь с новой литературой по различным областям
естествознания уже в 20-е гг., он все более утверждался в мнении, что
тектологическая точка зрения "пропитывает атмосферу эпохи". [113]
И реальная история науки давала и дает достаточно много оснований для подобной
точки зрения. Изначальное стремление ученых построить такую систему знаний,
элементы которой были бы взаимно согласованы, приводило к поиску их общих
характеристик, а потому огромную стимулирующую роль на всех этапах познания
играло обнаружение сходства, хотя бы чисто внешнего, формального, между
известным и неизвестным, понятным и непонятным, тем, что необходимо объяснить, и
тем, с помощью чего такое объяснение строится.
Французский историк культуры М. Фуко отмечал, что "вплоть до конца XVI столетия
категория сходства играла конструктивную роль в знании в рамках западной
культуры". [114] Но и в последующие эпохи эта категория не потеряла своего
регулятивного значения. История естественных наук дает множество примеров того,
как обнаружение сходства между удаленными друг от друга областями фактов или
фрагментами знаний приводило к качественным переворотам в общей системе
представлений ученых.
Например, формирование электродинамической картины мира шла на основе долгого
поиска общих черт между областями электрических и магнитных явлений, считавшихся
никак не связанными между собой. И Максвелл, завершивший поиски Эрстеда, Ампера,
Фарадея и многих других, считал удачную аналогию основой адекватного описания
физических явлений даже при существенном различии той области, из которой взята
аналогия, и той, на которую она переносится. Правда, он считал подобное сходство
чисто формальным, не отражающим реальных отношении. [115]
113 Там же. С. 62.
114 Фуко М. Слова и вещи. М., 1977. С. 61.
115 Дорфман Я. Г. Всемирная история физики с начала XIX до середины XX в. М.,
1979. С. 71.
Богданов, как мы видели, исходил из убеждения в объективной обоснованности
явлений сходства. И потому видел в обобщении не просто удобный формальный прием,
а проявление основных свойств мира и
Закладка в соц.сетях
