Жанр: Боевик
Тривейн
...ьство того, что Аугуст де Спаданте
собирался причинить кому-то вред? Что у него были враждебные намерения? Если да,
то было бы лучше представить их нам, поскольку сами мы ничего найти не можем.
- Да вы, похоже, шутник. Он был вооружен и собирался открыть огонь!
- Это вы так говорите! Было темно, никакого оружия не нашли...
- Значит, его украли!
- Докажите!
- Два сотрудника спецслужбы "1600" были умышленно удалены от объекта,
распоряжение поступило вопреки приказу! Это произошло в Дариене, в больнице... По
дороге в Барнгет меня обстреляли. Только вырубив этого человека, я отобрал у него
оружие...
- Мы читали все это в вашем докладе, - подошел к столу капитан. - Но
человек, который, по вашим словам, стрелял в вас, заявил, что никакого оружия у него
не было, что вы набросились на него...
- И взял его пистолет! Это я могу доказать: я отдал пистолет Тривейну.
- Вы отдали какой-то пистолет Тривейну... Оружие не зарегистрировано, на нем
отпечатки пальцев только вас обоих. Я имею в виду Тривейна...
- Где же я тогда, черт побери, взял пистолет?
- Хороший вопрос... Принимая во внимание тот факт, что пострадавшая сторона
отрицает наличие у нее оружия, я могу сделать вывод, что у вас его целая коллекция!
- Дерьмо!
- И, кстати, никто из спецслужбы не был отозван из Дариена. Они просто не
должны были там находиться.
- Вдвойне дерьмо. Проверьте расписание нарядов!
- Уже проверили... Охрана Тривейна была отозвана в Белый дом для следующего
назначения, А их обязанности выполняли люди окружного шерифа, из Фаерфилда,
штат Коннектикут...
- Это ложь! - вскочил с кресла Боннер. - Я вызвал их через "1600"!
- Это может быть ошибкой службы контроля, но уж никак не ложью... Службу
"1600" патронирует советник президента Роберт Уэбстер. А он утверждает, что его
люди известили Тривейна об отмене, хотя в этом и не было надобности...
- И где же были эти местные ребята?
- В патрульной машине, на стоянке...
- Но я их не видел!
- Может, плохо смотрели?
На мгновение Боннер задумался. Он вспомнил о дорожном знаке: машины,
приезжавшие к больнице, должны были следовать на стоянку за ней.
- Может быть. Грязная работа! Но если они там и были, то пользы от них было
мало!
- А вот это уже другое дело! Возможно, это прокол, но ведь те парни были не из
службы "1600"!
- Вы уверяете меня, что я искажаю картину того, что произошло! Патруль,
выстрелы, история с пистолетом... Но, черт побери, капитан, я не мог допустить такой
грубой ошибки!
- Так же считает и обвиняющая сторона... Вы не ошибаетесь, вы просто лжете...
- На вашем месте, капитан, я бы выбирал слова... Не давайте одурачить себя!
- Да бросьте, майор! Ведь я защищаю вас! И одно из самых слабых мест защиты
- ваша репутация человека, способного на неспровоцированное убийство. Так
сказать, склонность, приобретенная на полях сражений. И если вы будете нападать на
меня, ничего хорошего не получится!
- Тривейн, - тяжело вздохнул Боннер, - подтвердит мои показания... Он все
расставит на свои места, поскольку он был там...
- И ему действительно угрожали? - спросил капитан. - Он видел, пусть даже
издали, какие-то действия, которые можно было бы расценить как враждебные?
- Нет... - помолчав, проговорил Боннер.
- А его служанка?
- Тоже... Она только помогла Тривейну обработать мои раны на шее...
- Это плохо... Марио де Спаданте заявляет, что он лишь оборонялся, а вы
угрожали ему оружием. Говорит, что вы метили ему в голову!
- Только после того, как он ударил меня своим чертовым кастетом...
- А он утверждает, что дрался голыми руками... А те двое - одного из них вы
убили, а другого "вырубили", - они тоже хотели убить кого-нибудь? - Капитан
посмотрел Боннеру прямо в глаза.
- Нет...
- Вы уверены, что мы ничего не найдем?
- Не уверен...
- Спасибо и на этом! Ложь не устоит против доказательств. А обвинение упирает
на то, что первая из ваших жертв была атакована с тыла... Имейте в виду: ложь
поставит на вас крест!
- Но я говорю правду!
- Хорошо, хорошо...
- Вы связывались с Купером? С генералом Купером?
- У нас есть его показания... Он заявляет, что дал вам разрешение на полет из
Бойсе, но не имел ни малейшего представления о вашем путешествии в Коннектикут.
А дежурный офицер в Эндрюс показал, что вы заявили ему о разрешении Купера. Это
уже самый настоящий прокол! К тому же Купер сообщил, что вы не позвонили ему и
не доложили о том, как идут дела...
- О Господи, да мне было не до того...
Капитан отошел от стола и, стоя спиной к Боннеру, сказал:
- Сейчас я задам вам вопрос... И хочу, чтобы вы знали: ваши слова будут
использованы только в том случае, если буду уверен в их пользе для нас обоих.
Согласны?
- Идет.
Капитан повернулся лицом к Боннеру и взглянул на него.
- Было ли у вас какое-нибудь соглашение с Тривейном и де Спаданте? Может
быть, они вас использовали?
- Вы поехали совсем не в ту сторону, капитан...
- Тогда что там делал де Спаданте?
- Я же вам сказал! Он приехал, чтобы убить Тривейна! Уж в этом-то я уверен!
- Уверены? Но ведь Тривейн должен был находиться в Денвере, на конференции,
это установленный факт... Зачем он вернулся в Коннектикут? Может быть, чтобы
встретиться с де Спаданте?
- Он приехал навестить в больнице жену.
- А теперь вы, майор, поехали не в ту сторону! Целый день мы потратили на то,
чтобы опросить всех сотрудников технического персонала больницы, и выяснили, что
никакого обследования миссис Тривейн не было! Это был самый обыкновенный трюк!
- И к какому же выводу вы пришли?
- По-моему, Тривейн приехал, чтобы повидаться с де Спаданте, майор! А вы
совершили самую большую ошибку в своей карьере...
Родерик Брюс, этот крошка, настоящее имя которого было Роджер Брюстер из
Пенсильвании, сторожевой пес Вашингтона, вытащил страницу из машинки и встал со
специально сконструированного для него кресла. Курьер ожидал его в кухне.
Положив страницу под остальные, Брюс наклонился над столом и стал читать
почти готовую статью.
Итак, расследование почти закончено. Майор Боннер вряд ли переживет эту
неделю.
Именно так и должно быть. Это только справедливо: это счет за Алекса...
Дорогого, нежного Алекса...
Брюс читал страницу за страницей, смакуя разящие, словно удар кинжала, слова.
Да, это статья, о которой мечтает всю жизнь каждый журналист: повествование об
ужасных событиях, им предсказанных. Он расскажет о них первым, снабдив факты
неопровержимыми доказательствами...
Нежный и одинокий Алекс... Застенчивый Алекс, интересовавшийся лишь своей
любимой античностью и, конечно, им, Брюсом.
Он и в самом деле любил Родерика Брюса. Но все это уже в прошлом.
Алекс никогда не называл его Родом или Родериком: всегда - Роджером. И часто
повторял, что настоящее имя Брюса сближает их еще больше. "Роджер, - говорил он,
- прекрасное имя, мягкое и чувственное..."
Вскоре Брюс добрался до последней страницы.
"...и какие бы слухи, - читал он, - ни ходили в отношении Аугуста де Спаданте,
они остаются только слухами. Он был прекрасным мужем, отцом пятерых ни в чем не
повинных детей, которые сегодня, ничего не понимая в случившемся, оплакивают его,
лежащего в гробу... Аугуст де Спаданте был отличным солдатом, лучшим
доказательством чему являются полученные им в Корее раны...
Трагедия, а я не могу подобрать другого слова, заключается в том, что слишком
часто наши граждане, призванные в вооруженные силы, как это случилось и с де
Спаданте, втягиваются в кровопролитные сражения, инспирированные
честолюбивыми, в высшей степени циничными, полусумасшедшими армейскими
мясниками, которые воспитаны на войне, требуют войны и втягивают нас в войны
лишь для того, чтобы воплотить в жизнь свои навязчивые идеи.
Один из таких мясников и всадил нож в спину - заметьте, уважаемые читатели, в
спину! - Аугуста де Спаданте.
Впрочем, для убийцы, которого зовут Пол Боннер, такое бессмысленное убийство
давно уже перестало быть чем-то из ряда вон выходящим. Но к ответу он так и не был
призван, ибо имеет надежную защиту. Вполне возможно, что и сам он защищает
других.
Так неужели мы, граждане Америки, позволим армии Соединенных Штатов
укрывать наемных убийц, позволим этим убийцам решать, кто должен жить, а кто -
умереть?"
Улыбнувшись, Брюс сложил листки и потянулся всем своим пятифутовым телом.
Затем достал из ящика плотный конверт, вложил в него текст, запечатал конверт и
приложил к обеим его сторонам собственную печать, на которой стояло имя: Родерик
Брюс.
По дороге в кухню ему попался на глаза китайский ящичек, стоявший на книжной
полке. Брюс достал из кармана связку ключей и открыл ящичек.
Письма Алекса...
Адресованные Роджеру Брюстеру и посланные на общий номер одной из
центральных почт Вашингтона.
Приходилось быть осмотрительным. Им обойм приходилось быть
осмотрительными, но ему - больше, чем Алексу.
Алекс... Достаточно молодой, чтобы быть его сыном - или дочерью, но он не был
ни тем, ни другим, а был любовником. Страстный, понимающий, он научил Роджера
Брюстера давать выход эмоциям. Алекс... Его первая любовь...
Аспирант Чикагского университета, Алекс был молодым гением, чьи познания в
языках и культурах Дальнего Востока в конце концов вылились в блестящей защите
докторской диссертации. Он получил стипендию и поехал в Вашингтон, в
Смитсоновский центр, но очень скоро данная ему отсрочка от воинской службы
кончилась и его призвали в армию. Родерик Брюс не осмелился этому помешать, хотя
при мысли о предстоящей разлуке чуть не сошел с ума. Правда, в беседе с некоторыми
военными Брюс заметил, что познания Алекса нашли бы применение в Бюро по
азиатским делам при Пентагоне. Тогда бы их спокойная, наполненная любовью жизнь
могла продолжаться! Однако внезапно, без предупреждения Алексу было приказано
явиться на военно-воздушную базу в Эндрюс, чтобы лететь через весь мир в Сайгон.
Родерик Брюс, боясь и за себя, и за своего возлюбленного, подавив страх, пытался
выяснить, в чем дело, но ничего не узнал.
А потом от Алекса стали приходить письма. Их разведывательной группе,
находившейся в северо-восточной части страны, понадобился, оказывается,
переводчик-американец: местным было доверять нельзя. Командование хотело, чтобы
это был человек, имеющий представление о религиозных обычаях и традициях
местного населения. Компьютер назвал Алекса, и командир подразделения включил
его в свою группу. Командиром был майор Боннер, по словам Алекса - самый
настоящий маньяк. Майор презирал новобранца, и для Алекса это не было тайной.
"Он, - писал Алекс, - ужасный тиран..."
Преследуя новичка, майор был беспощаден и груб, жизнь Алекса стала
невыносимой.
И вдруг перестали приходить письма. Неделями Брюс ходил на почту по два, по
три раза в день, но их не было. И тогда им овладел ужас.
Наконец имя Алекса появилось в информационном листке Пентагона, среди
тридцати восьми другим имен. Именно столько американская армия потеряла за ту
неделю... Осторожные расспросы Брюса - от имени обеспокоенных родителей -
дали следующий результат:
Алекса взяли в плен в северной части Камбоджи, на границе с Таиландом. Как
выяснилось, он участвовал в разведывательной операции под командованием майора,
и лишь один Боннер, один из шестерых, остался в живых. Тело Алекса нашли
камбоджийские фермеры. Он был казнен... Через несколько месяцев имя Боннера
вновь привлекло к себе внимание Брюса - на сей раз в связи с получившим широкую
огласку расследованием. Теперь Родерик Брюс знал: он может отомстить за своего
возлюбленного, прекрасного, умного, нежного любовника, открывшего ему целый мир
чувственного наслаждения. В смерти Алекса повинен мерзавец майор, обвиняемый
теперь своими же в том, что присвоил себе право действовать от имени закона.
Охота на Боннера началась с той самой минуты, когда Родерик Брюс заявил
издателям, что намерен дать серию статей по Юго-Восточной Азии. Он расскажет в
том числе и о тех, кто принимал участие в боях, - в стиле, так сказать, современного
Эрни Пайла. О Вьетнаме, кстати, никто так еще не писал.
Издатели пришли в восторг, и недаром: репортажи Брюса из Дананга, Сон-Тоя и
дельты Меконга стали одними из лучших об этой войне. В результате издатели
получили увеличение тиражей, а Родерик Брюс - имя блестящего журналиста.
Ему понадобилось меньше месяца, чтобы собрать факты для своей первой статьи о
майоре Боннере, который находился в те дни в одиночном заключении и ждал
приговора военного трибунала. И были к тому основания!
Затем Брюс написал еще ряд статей, и каждая была все более и более резкой.
После шести недель, проведенных в Азии, он впервые назвал Боннера "убийца из
Сайгона", затем, без всякого милосердия, только так его и величал.
Однако трибунал остался глух ко всем этим разоблачениям, поскольку подчинялся
другому ведомству. В результате майора преспокойно освободили и выслали в Штаты,
в распоряжение Пентагона.
Но теперь военным придется услышать голос Брюса. Через три года и четыре
месяца после смерти Алекса, его Алекса, они должны будут подчиниться его
требованиям.
Глава 36
Неуверенность Уолтера Мэдисона раздражала Тривейна.
Накрутив телефонный провод на палец, он все смотрел и смотрел на большую
статью в левом нижнем углу первой страницы. Газетный заголовок был весьма
красноречив: "Армейский офицер задержан по обвинению в убийстве!"
Не менее красноречивым был и подзаголовок: "Бывший майор специальных сил,
обвиненный три года назад в убийствах в Индокитае, обвиняется в зверском убийстве
в Коннектикуте".
А Мэдисон продолжал что-то мямлить об осторожности.
- Да пойми же ты, Уолтер, - говорил Тривейн, - он находится в тюрьме по
ложному обвинению! И не надо спорить по существу вопроса: сам увидишь, что я
прав. А теперь я хочу, чтобы ты согласился быть его защитником!
- Но это слишком сложно, Энди! Ведь существуют особые процедуры, мы их
можем и не перепрыгнуть... Ты думал об этом?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, во-первых, вдруг он сам не захочет? А во-вторых, не уверен, что смогу его
защищать: думаю, что мои партнеры будут категорически против!
- Что за чертовщину ты несешь? - чувствуя, как в нем поднимается гнев,
спросил Тривейн. Неужели Мэдисон собирается ему отказать? - Я же не обратил
внимания ни на какие возражения, когда представил твоим коллегам контракт на
несколько сотен? А ситуация тогда была преотвратная. Сейчас же надо просто
защитить невинного человека! А он, между прочим; спас мне жизнь, что, кстати,
позволило обеспечить работой и тебя! Достаточно ясно я выражаюсь?
- Да... Ты, как всегда, откровенен... Успокойся, Энди, ты ведь тоже замешан в
этом деле, и я за тебя беспокоюсь! Ведь если мы начнем защищать Боннера, то свяжем
твое имя не только с ним, но и с де Спаданте! Не думаю, что это разумно. Конечно, ты
можешь нанять меня, ты имеешь право их не любить, но...
- Меня все это не интересует! - перебил юриста Тривейн. - Я знаю, о чем ты
говоришь, но сейчас это не имеет ни малейшего значения! Я хочу, чтобы у него было
все самое лучшее...
- А ты читал статью Родерика Брюса? Скверная статья! Здорово он проехался на
твой счет... Хорошо бы он оставался нейтральным там, где замешано твое имя! Но
если мы выступим в качестве защитников Боннера, случится обратное.
- Ради Бога! Неужели ты не понимаешь? Что еще сказать тебе? Да мне наплевать
на причины, о которых ты говоришь! Этот Брюс - отвратительный, злобный лилипут,
алчущий крови! А Боннер сейчас - превосходная мишень: ведь он никому не
нравится!
- На то есть свои причины, Энди. Все убеждены в том, что он способен
принимать самые жесткие решения. И дело не в чьих-то симпатиях или антипатиях.
Дело в том, что этот человек - психопат и получил то, что заслужил...
- Но это неправда! Он оказывался в ужасных ситуациях по приказу! И не он
отдавал такие приказы... Пойми, я не хочу нанимать военного юриста, какого-то
крестоносца! Мне нужна солидная фирма, заинтересованная в том, чтобы справиться с
этим делом. Некоторые считают, что можно добиться оправдательного приговора.
- Нас могут дисквалифицировать...
- Я сказал "считают", Уолтер, и меня, черт возьми, не волнует, что думаешь ты!
Уверен, кстати, что ты изменишь свое мнение, когда познакомишься с фактами!
- О каких фактах ты говоришь, Энди? - помолчав, выдохнул в телефонную
трубку Мэдисон. - Ты хочешь сказать, что существуют некие факты, способные
опровергнуть показания, что Боннер ни с того ни с сего вонзил нож в незнакомца, не
дав себе труда даже выяснить, кто он такой и что там делал? Я читал отчет и статью
Брюса и согласен с обвинением. Единственное смягчающее обстоятельство -
заявление подсудимого о том, что он защищал тебя. Но и здесь необходимо выяснить:
от кого?
- Так ведь в него стреляли! Кроме того, существует еще и армейская машина с
пулевыми отверстиями в двери и стеклах!
- Значит, ты все-таки не читал статьи Брюса. В ней там четко сказано, что в
машине Боннера всего четыре пулевых отверстия: три в двери и одно в лобовом
стекле. И все эти дырки могли быть результатом стрельбы самого Боннера. Свидетель
отрицает, что у него имелось оружие.
- Это ложь!
- Я не большой поклонник Брюса, но воздержался бы от того, чтобы называть его
лжецом, поскольку приведенные им факты имеют весьма специфическую окраску. Ты
же знаешь, как он осмеял заявление Боннера о том, что охранников не было на месте...
- И снова ложь... Погоди-ка минуту. Скажи, Уолтер, а все эти факты - я имею в
виду заявление Пола. машину и ситуацию с охранниками, - сделали достоянием
гласности?
- Что ты имеешь в виду?
- Информация попала в печать?
- Ну, об этом легко догадаться из сказанного обвинением и защитой... А уж для
столь искушенного журналиста, как Брюс...
- Но ведь военный адвокат Пола не устраивал пресс-конференции!
- Он и не станет ее устраивать. Но Брюс обойдется и без конференции.
На минуту Тривейн забыл о главном: об аргументах, которые он собирался
предъявить Уолтеру Мэдисону. Родерик Брюс предстал перед ним в совсем ином
свете. До него вдруг дошло, что на сей раз Брюс обрушился на Боннера не как на
фашиста и сторонника мифической теории заговора, лежащей в основе политики
правых. Напротив, отбросив все лишнее, он писал только о том, что случилось в
Коннектикуте. Конечно, и в его новой статье были намеки на Индокитай, на убийства,
но они так и остались намеками, не получив дальнейшего развития. Не было речи ни о
заговоре, ни о вине Пентагона, не было никаких философских привязок. Речь шла
только о майоре Боннере, "убийце из Сайгона", давшем себе волю в Коннектикуте.
"Нелогично", - подумал Тривейн, зная, что Мэдисон ждет, что он еще скажет. У
Брюса были все основания для того, чтобы начать преследование тех вояк из
Пентагона, которые отдавали приказы таким вот боннерам. Однако он ни разу о них
даже не упомянул.
Опять все тог же Боннер, и только он. Брюс допустил совсем небольшую
оплошность, но все же он ее допустил.
- Мне известна твоя позиция, Уолтер. Но я не желаю играть в грязные игры!
Никакие угрозы...
- Да я и не надеюсь на это, Энди, - перебил Тривейна Мэдисон. - Но у нас за
плечами успех, слишком долгие годы успеха, чтобы позволить похоронить их какомуто
армейскому офицеру, от которого к тому же не так уж много для тебя пользы.
- Да, ты прав, - Тривейн был слегка озадачен. Впрочем, у него не было времени
обсуждать эти вопросы. - Подумай обо всем, - продолжал он, - поговори со
своими партнерами, Уолтер. И дай мне знать о твоем решении через пару часов. Если
ты скажешь "нет", то я хочу получить от тебя объяснения. Полагаю, это я заслужил.
Если "да", то обсудим связанные с делом расходы...
- Я приеду к тебе после обеда или вечером... Ты будешь в офисе?
- Если нет, то Сэм Викарсон скажет, где меня искать. Домой, в Таунинг-Спринг,
приеду позже. Значит, жду твоего звонка, Уолтер!
Тривейн повесил трубку и тут же решил, что Сэму придется начать очередное
исследование...
Сразу после обеда Сэм снова просмотрел все написанные Родериком Брюсом
статьи, в которых упоминался Пол Боннер, "убийца из Сайгона".
Из них ему удалось выяснить следующее. Брюс ухватился за эту тему три года
назад, когда она еще была весьма взрывоопасной и правительство требовало сохранять
в таких делах строгую конфиденциальность. Довольно трудно было понять,
относились все эти потоки брани только к Полу Боннеру или были направлены против
высшего командования: под его защитой находились войска специального назначения.
Журналист балансировал именно на этой грани. Но иногда его позиция выглядела как
предлог, как плацдарм для атаки лишь на одного человека - Пола Боннера, который в
глазах Брюса являлся чем-то вроде символа военного монстра.
В статьях Боннер представал перед читателями как создатель и одновременно
продукт грубой системы военного произвола. Читатель должен был и презирать, и
жалеть Боннера. Но жалеть как дикаря, который приносит в жертву детей, так как
считает, что отгоняет тем самым злых духов. Его, конечно, жаль, но следует тем не
менее уничтожить гунна!
Но затем - и это четко отметил Тривейн - направленность статей изменилась.
Уже не было попыток привязать Боннера к системе. Теперь он представал не как
продукт, а как создатель зла.
Он был изгоем, предавшим свою славную военную форму.
А это уже совершенно другое.
- Да ведь он требует расстрела! - Сэм Викарсон даже присвистнул, прежде чем
произнести эту фразу.
- Вот именно. И я хочу знать почему...
- По-моему, причина в том, что за роскошной одеждой Брюса и привычкой к
дорогим ресторанам скрывается вновь обращенный левый!
- Тогда почему он не требует большего? Почему требует только одной казни?
Выясни, где они держат Боннера: я хочу его видеть...
Сидя на походной кровати, Пол поправил раздражавшую его повязку на шее и
прислонился спиной к стене. Эндрю остался стоять. В эти первые минуты свидания
оба они ощутили некоторую неловкость. Комната, в которую поместили Боннера,
была маленькой, а в коридоре постоянно находился охранник. Тривейн был неприятно
удивлен, узнав, что Боннеру разрешено выходить лишь на прогулки.
- Но это все-таки, наверно, лучше, чем камера, - сказал Тривейн.
- Ни черта подобного... - ответил Боннер.
- Может, вы не считаете возможным обсуждать эти темы, - осторожно начал
Тривейн, - но мне хотелось бы вам помочь. Думаю, мне не придется вас уговаривать?
- Нет. Только вряд ли мне понадобится чья-то помощь.
- Вы говорите так уверенно...
- Через несколько дней вернется Купер... Однажды я уже проходил через такую
же мясорубку, помните? Крик, куча формальностей, а затем все уладится, и меня
переведут куда-то еще...
- Вы верите в это?
- Да, верю... - чуть подумав, сказал Боннер. - По многим причинам. Ведь если
бы я находился на месте Купера или его шефов, я бы сделал то же самое, дал пару
выйти из котла. Я уже думал об этом, - усмехнулся Пол. - Пути армии
неисповедимы...
- А вы читали газеты?
- Конечно... Я их, кстати, читал и три года назад, когда меня минут десять
полоскали в семичасовых известиях. Сейчас-то что, пустяки. Но я благодарен вам за
заботу. Особенно если учесть, что при последней нашей встрече я послал вас к черту!
- Подозреваю, что вы не хотите выдать мне обратный билет?
- Нет, Энди: вы принесли много вреда. А я нанес лишь небольшой ущерб, о
котором все скоро забудут...
- Надеюсь, вы не убаюкали себя ложным сознанием собственной безопасности?
- Типично штатское рассуждение! Мы по-разному понимаем это слово... Ну, так
что вы хотели со мной обсудить?
- Почему вас все это время преследует Родерик Брюс?
- Да я и сам часто думал об этом... Военный психиатр сказал, что я представляю
собой все то, что Брюс хотел бы иметь. Вот он и выплескивает свою агрессию на
пишущую машинку.
- Все это чепуха! Вы когда-нибудь с ним встречались?
- Нет...
- И никогда не мешали ему печатать его статьи, написанные в Индокитае?
Например, в целях безопасности?
- А как я мог? Не было у меня такой власти... Не думаю, кстати, что он побывал
там, где прошел со своей группой я!
- Что же, верно. - Тривейн подошел к единственному стулу, стоявшему в углу, и
сел. - Он начал преследовать вас лишь после того, как наше посольство в Сайгоне
потребовало, чтобы против Пола Боннера были выдвинуты обвинения... Но прошу вас,
Пол, ответьте мне на следующий вопрос: в статьях Брюса говорится, что вас обвиняли
в убийстве от трех до пяти человек. Он говорит, что ЦРУ отрицает тот факт, что
предоставило вам свободу действий при чрезвычайных обстоятельствах. Может, из-за
вас ЦРУ отправило кого-нибудь из знакомых Брюса в отставку?
Какое-то время Боннер молча смотрел на Тривейна. Потом, задумчиво погладив
рубцы на шее, медленно сказал:
- Хорошо, я расскажу вам, что случилось на самом деле... Хотя бы для того,
чтобы вы оставили ЦРУ в покое: у них и без того проблем хватает. Там было пятеро
двойных агентов, и я убил всех пятерых. Трое проникли в мой лагерь и открыли такой
огонь, что чуть не разнесли полевой аэродром в щепки. Меня самого там не было:
предупредили ребята из ЦРУ, спасибо им. С двумя другими агентами я покончил на
границе, перехватив их с северо-вьетнамской почтой. Они использовали наши
контакты и подкупали вождей племен... По правде говоря, ЦРУ довольно спокойно
вытащило меня из всего этого бардака. А остальное - результат бурной деятельности
некоторых горячих голов из военных адвокатов. Пришлось послать их к черту!
- Но почему было столько шуму?
- Вы не знаете, что представляла собой сайгонская политика. Такой коррупции,
как в Сайгоне, не было никогда! У двоих из этих агентов оказались братья в
кабинете... Но в любом случае о ЦРУ надо забыть.
Достав из кармана толстый блокнот, Тривейн перелистал несколько страниц.
- Обвинения против вас, - сказал он, - были выдвинуты в феврале, а двадцать
первого марта Брюс начинает свою охоту. Он проехал от Дананга до дельты Меконга
и брал интервью у каждого, кто имел с вами дело...
- Да не с теми он говорил! Ведь я работал в Лаосе, Таиланде и Северной
Камбодже. Обычно - с групп
...Закладка в соц.сетях
