Жанр: Боевик
Тривейн
...ниям
- может быть, не совсем четким, но достаточно основательным, - мне пришлось
пригласить другого юриста. Мистер Викарсон, присутствующий здесь, уверил меня,
что все в порядке. Пятнадцатого января губернатором штата Коннектикут было
сделано соответствующее заявление. Теперь я - член сената Соединенных Штатов
Америки.
- Что-о? - казалось, Арону Грину влепили пощечину.
- Именно так, мистер Грин. И я намерен использовать все права и возможности,
предоставленные сенату, использовать всю его власть, чтобы обрушиться на вас.
Избавиться от вас! Я намерен довести до всей страны известные мне факты. И я буду
делать это вновь и вновь. Каждый день, на каждом заседании, на каждой сессии-Я не
остановлюсь, обещаю вам. Если потребуется - это мое четкое и глубочайшее
убеждение, - я начну свой собственный марафон, решусь на любой шаг. Начну с
самого начала и прочту весь доклад. Каждое слово. Все шестьсот страниц. Этого вам
не пережить. Вам и "Дженис индастриз".
- От Аушвица до Бабьего Яра, понятно... Свиньи, подобные вам, всегда найдут
свою кучу навоза. - Арон Грин произнес эти слова, не спуская мрачного взгляда с
Эндрю и почти задыхаясь от ярости - личной ярости, ненависти к Тривейну.
- Да, и решение, разъяснение будет не таким, как вы бы хотели. Ваше
разъяснение ведет прямым ходом в лагеря. К пыткам. Неужели вы этого не видите?
- Я вижу только силу! Сила - вот что сдерживает!
- Ради Бога, Грин! Но пусть это будет коллективная сила. Ответственная сила,
демократическая и открытая, а не та, которой тайно управляет горстка избранных.
- Вы снова выступаете, как школьник! Что значит "разделенная", "открытая"?
Это слова, пустые слова! Они порождают хаос и слабость! Посмотрите в ваш доклад!
- Уже смотрел. Он тяжелый и длинный. Он полон ошибок, несовершенен,
распадается на части. Но, черт побери, все-таки лучше он, чем то, что предлагаете вы!
И уж если мы вступаем в такое время, когда система перестает работать, то об этом
следует знать. Только тогда мы сможем что-то изменить. Но - открыто, имея выбор, а
не по указке. И уж в любом случае, не по вашей указке.
- Хорошо, Тривейн. - Йан Гамильтон встал и отошел в сторону, разрушив
треугольник. - Вы сколотили крепкое дело. Что вы можете предложить нам?
- Откажитесь. Отойдите в сторону, все равно куда - в Швейцарию, к
Средиземноморью, на Шотландские горы или равнины Британии, безразлично. Просто
убирайтесь вон из страны и не показывайтесь здесь, не лезьте в наши дела.
- Но у нас есть финансовые обязательства, - возразил Гамильтон спокойно.
- Передайте их кому-нибудь. Главное - порвите все связи с "Дженис".
- Но это невозможно! Бессмысленно! - Арон Грин взглянул на Гамильтона.
- Полегче, мой друг... Если мы сделаем то, что вы предлагаете, какие гарантии вы
нам дадите?
Тривейн подошел к столику и показал на красной кожи блокнот:
- Вот доклад как он есть.
- Вы это нам уже говорили, - прервал его Гамильтон.
- Но у нас есть еще другой, альтернативный вариант. В нем значительно меньше
места уделено "Дженис индастриз"...
- И что же? - Нетерпение Арона Грина было почти неприличным. - Школьник
тоже не совсем невинен, а? Он вовсе и не собирался переделывать мир? Так... пустые
слова...
Прежде чем ответить, Тривейн выждал несколько секунд.
- Пока мне это не по силам. Но если я возьмусь, вам придется благодарить за все
майора Боннера. Или свою готовность подчиняться... Боннер сделал однажды
наблюдение, которое поставило меня в тупик. Возможно, оно не ново, но он придал
идее четкость. Он сказал, что я действую разрушающе, не предлагая конструктивных
решений. Только разрушение, не разбираясь, что хорошо, а что плохо... Что ж,
попробуем спасти хорошее...
- Нам нужна точность, - сказал Гамильтон.
- Хорошо... Вы устраняетесь, уезжаете из страны, а я принимаюсь за изучение
альтернативного доклада и начинаю постепенную, неспешную чистку "Дженис
индастриз". Никаких криков о заговоре, хотя он есть, никаких требований
расправиться с вами, хотя следовало бы! В общем, никаких крушений и разрушений. Я
уверен, что главная задача - это во всем разобраться и противостоять финансовому
феодализму. Не будем больше беспокоиться по поводу исходных моментов, поскольку
они будут устранены. Вы будете устранены.
- Слишком грубо, Тривейн.
- Вы пришли сюда, чтобы совершить сделку, Гамильтон. Вот я и предлагаю вам
сделку. Вы - реалист в политике, а я - политическая реальность, так, кажется, вы
выразились? Решайте. Лучшего предложения не дождетесь.
- Вы нам не ровня, школьник, - выдавил из себя Арон Грин. Но интонация не
соответствовала жесткости его заявления.
- Конечно, нет. Не спорю. Да дело и не во мне. Я - только инструмент. Но
благодаря мне миллионы людей узнают о том, что вы такое. И не в пример вам, я
убежден, что будут сделаны соответствующие выводы.
Танец закончился. Музыка смолкла. Величавые реликты проследовали из зала
современного суда со всем возможным в данной ситуации достоинством.
- Как вы думаете, это сработает? - спросил Викарсон.
- Не знаю, - ответил Тривейн. - Но не воспользоваться данным им шансом они
не смогут.
- Вы действительно верите, что они устранятся?
- Увидим.
Глава 47
- Извините, но полагаю, что мое письмо проливает свет на ту роль, которую в
этом деле играют военные. Уверен, что майор Боннер будет весьма признателен вам за
то, что вы нашли для него адвоката. По-моему, есть все основания надеяться на
оправдание.
- И все же вы настаиваете на своем требовании? Хотите, чтобы Боннер был
уволен из армии?
- У нас нет выбора, мистер Тривейн. Боннер слишком часто превышает свои
полномочия. Он знает это. Нет оправданий неподчинению, нарушению воинского
приказа. Без строгой дисциплины, без подчинения не было бы и армии, сэр.
- В любом случае, я, конечно, буду настаивать на защите. На присутствии моих
адвокатов.
- Вы только зря тратите деньги. Он обвиняется не в убийстве, не в вооруженном
нападении и даже не в преступных намерениях. Нет. Речь идет о лжи: он обманул
старшего по чину, сознательно исказил приказ, чтобы получить доступ к
правительственной собственности. А именно, воспользовался реактивным
истребителем! Более того, отказался проинформировать старших по чину о своих
намерениях. Мы просто не можем допустить подобных отношений в армии! А Боннер
вообще склонен к таким штучкам! Никаких объяснений и оправданий тут быть не
может!
- Благодарю вас, генерал. - Эндрю повесил трубку и встал с кресла. Подойдя к
двери, которую плотно закрыл прежде, чем позвонить Куперу, распахнул ее и
обратился к секретарше; - Кто-то хотел поговорить со мной, Мардж? Что-то
срочное?
- Звонили из правительственного издательства, мистер Тривейн. Я не знала, что
ответить. Они хотели знать, когда вы сможете прислать доклад подкомитета? У них
обязательства перед конгрессменами, но они не хотели бы вас подводить. Я начала
было объяснять, что работа подошла к концу и мы отправили доклад около полудня,
но потом решила, что, может быть, не стоит говорить об этом по телефону.
- Держу пари, что они действительно не хотели нас разочаровывать, - засмеялся
Тривейн. - О Господи! Глаза, повсюду глаза, не так ли, Мардж? Перезвоните им и
скажите, что мы не знали об их озабоченности нашими делами. Мы спасли деньги
налогоплательщиков и сделали все сами: все пять копий уже готовы. Но прежде
закажите для меня машину. Нужно срочно повидать Боннера в Арлингтоне.
По дороге от "Потомак-Тауэрз" до штаба армии в Арлингтоне Энди старался
понять бригадного генерала Лестера Купера и легион его возмущенных подданных.
Письмо Купера - ответ на запрос Тривейна о Бонне-ре - было составлено в сугубо
армейской манере: раздел такой-то, статья такая-то. Очень удобно для демонстрации
силы и авторитета в условиях ограниченной ответственности.
"Дерьмо", как выразился бы Боннер (кстати, слишком уж он часто и не на пользу
себе так выражается).
Трибунал, которым грозили Боннеру, свидетельствовал вовсе не о том, что у
военных вызывало отвращение и возмущение поведение Боннера. Нет. И отвращение и
возмущение вызвал сам Боннер! Если бы речь действительно шла о принципах
военной субординации, против него были бы выдвинуты совершенно другие
обвинения. Однако выбрали меньшее. Неподчинение. Недонесение информации или
уклонение от информации о собственных намерениях. По этим обвинениям
предусмотрено не столь уж суровое наказание. Не поддых, а по затылку, если можно
так выразиться. Однако обвиняемому не остается ничего другого, как подать в
отставку. Военной карьеры для него больше не существует.
Он просто не сможет выиграть, потому что сражения не будет. Только приговор.
Но почему. Господи? Если и есть человек, созданный для армии, так это Пол
Боннер. И если существует в мире армия, для которой создан такой человек, так это
деморализованная армия Соединенных Штатов. Вместо того чтобы устраивать над
ним судилище, Куперу и иже с ним следовало бы землю рыть, чтобы вытащить и
оправдать Боннера.
Землю рыть... Что там говорил Арон Грин по сему поводу? Что-то о
нежелательной тактике, ибо неизвестно. на что наткнешься и как это против тебя
обернется. А уж обернется точно, и безо всякого предупреждения. И все же, чего так
боятся вояки?
Может быть, поддерживая Боннера, признавая его действия допустимыми и
соответствующими требованиям военной ситуации, они подставляют себя?
Свидетельствуют о собственной уязвимости?
Может быть, и Лестер Купер, и его облаченный в зеленые мундиры суд боятся
неожиданной атаки?
Но со стороны кого? Любопытствующей публики? Это было бы понятно. Тогда бы
Боннер был признан соучастником.
Или они боятся самого соучастника? Боятся Пола Боннера? Дискредитируя его,
они тем самым как бы убирают его с поля боя, не давая возможности ничего у него
выяснить?
Его как бы нет. Испарился...
Такси остановилось у ворот. Расплатившись, Тривейн направился к массивному
входу с распластавшимся над двойными дверями золотым орлом и надписью: "Через
этот вход прошли лучшие люди, закаленные в боях".
Внизу, под надписью, Эндрю заметил дату сооружения здания: апрель 1944.
История. Другая эра. Целая жизнь прошла с тех пор, когда подобные надписи были
естественны и необходимы.
Время надменных рыцарей. Теперь таких нет: сегодня они показались бы
глуповатыми. "И это тоже несправедливо", - подумал Тривейн.
Охранник у камеры Боннера признал Тривейна и открыл ему дверь. Боннер сидел
за стальным столиком и что-то писал на бланке со штампом военной канцелярии. На
звук отворившейся двери он повернулся и взглянул на Тривейна, однако ни встать, ни
протянуть вошедшему руку не спешил.
- Сейчас закончу параграф и - к вашим услугам. - Майор вернулся к своему
занятию. - По-моему, меня тут считают полным идиотом. Адвокаты, которых вы
наняли, заставляют меня записывать все, что я могу вспомнить. Говорят, когда перед
глазами запись, мысли работают лучше - или что-то в таком духе.
- Что ж, в их словах есть смысл. Когда события связно изложены, я хочу сказать.
Нет-нет, продолжайте, не спешите. - Тривейн опустился на единственный стул и
стал молча наблюдать за майором. Наконец Боннер отложил карандаш в сторону и,
размяв плечи от долгого сидения, повернулся к "шпаку". В его взгляде сквозило явное
пренебрежение человека военного к гражданским лицам.
- Я настаиваю на том, чтобы возместить расходы на адвокатов, - сказал Боннер.
- Нет необходимости. Это самое малое, что я мог для вас сделать.
- А я не хочу. Я попросил, чтобы все счета адресовали мне лично, но они говорят,
это невозможно. Так что верну деньги сам... По правде говоря, меня вполне бы
устроили военные юристы, но, думаю, у вас были свои причины.
- Просто дополнительная страховка.
- Для кого? - Боннер уставился на Тривейна.
- Для вас, Пол.
- Ну, ясно. Можно было бы и не спрашивать... А чего, собственно, вы хотите?
- Может, мне лучше выйти и опять войти? - грубовато спросил Эндрю. - Что с
вами? Мы же на одной стороне, Пол!
- Да неужели, господин президент?
Слова пронзили Тривейна, как удар хлыста по лицу. Он пристально смотрел в
глаза Боннеру, не произнося ни слова. Несколько секунд оба молчали.
- Я думаю, вам лучше объясниться.
И Боннер стал объяснять. Тривейн изумленно слушал, ни проронив ни слова, пока
майор излагал ему короткую, но совершенно необычную беседу, состоявшуюся у него
с бригадным генералом Лестером Купером, уходящим в отставку.
- Так что больше никому не придется рассказывать эти тщательно продуманные
истории. Никому эти сложные объяснения не нужны...
Ни говоря ни слова, Тривейн встал и отошел к окошку, Во дворе морщинистый
полковник что-то объяснял взводу молодых лейтенантов. Кое-кто, слушая,
переминался с ноги на ногу, другие согревали дыханием руки, спасаясь от
декабрьского арлингтонского холода. Полковник в рубашке с открытым воротом,
казалось, не обращал на климат никакого внимания.
- А как насчет правды? Вас интересует правда, майор?
- Да уж поверьте лучше мне, политик. Это же очевидно, черт побери!
- И какова ваша версия? - Тривейн отвернулся от окна.
- Купер сказал, что я больше не нужен армии. На самом же деле я не нужен вам...
Я - камень на шее будущего президента.
- Смешно!
- Да бросьте вы! Вы действительно поработали со следствием. Теперь я оправдан,
чего и следовало ожидать, а вы чисты. Но это следствие полностью контролировалось.
Ничего постороннего, лишь относящиеся к делу факты, мадам. Даже военный юрист
подтвердил это. Только субботний вечер в Коннектикуте. Никаких Сан-Франциско,
никаких Хьюстонов, никаких Сиэтлов. Никаких "Дженис индастриз"! Затем эти
мерзавцы преспокойно меня вышвыривают, жизнь продолжается, и никто ни о чем
больше не заботится. И что самое отвратительное, ни одному из вас не хватает
смелости сказать правду!
- Но я сомневаюсь, что это правда.
- О черт! Да просто все тщательно скрывается! Упаковывается, чтобы выглядело
благопристойно. Когда ты продаешься, парень, то по хорошей цене. Второй сорт не
берешь!
- Ты заблуждаешься, Пол.
- Дерьмо все это! Скажешь, что ты не на тотализаторе? Я даже слышал, что
собираешься получить место в сенате. Удобно, черт побери, правда?
- Клянусь, я не знаю, откуда у Купера эта информация.
- Так это правда?
Тривейн повернулся спиной к Боннеру и вновь посмотрел в окно.
- Ну... Как взглянуть...
- Замечательно! "Как взглянуть!" И что дальше? Поднимаешь сигнальный
флажок и смотришь, принят ли сигнал в Уэстпорте? Послушай, Энди, я скажу тебе то
же, что сказал Куперу. Эта новая идея - твое внезапное переключение на первую
команду - нравится мне так же мало, как и то, что я узнал за последние несколько
месяцев. Скажем так, я достаточно прямой и честный человек, чтобы обсуждать
военное министерство и его методы работы. Хотя, на мой взгляд, они дерьмовые... С
другой стороны, я был бы первым лицемером, если на старости лет заделался
моралистом. Всю жизнь я был убежден, что военные цели имеют особое оправдание.
Пусть штатские беспокоятся о морали - для меня эта область всегда была покрыта
густым туманом... Ну что ж, это план большой игры, не правда ли? Только я в такие
игры не играю. Желаю удачи!
Взвод военных под окном получил команду разойтись. Полковник ц рубашке с
открытым воротом закурил сигарету. Лекция закончилась.
Тривейн чувствовал страшную усталость. Все было не так, как казалось ему. Он
повернулся к Боннеру, оскорбленно-небрежно сидящему в кресле.
- Что ты имеешь в виду под "планом игры"?
- С каждой минутой ты выглядишь все забавнее! Хочешь лишить меня
последнего шанса?
- Прекрати кривляние! Говори по-человечески, майор!
- Иди ты... Мистер президент! Они получили тебя, и больше им никто не нужен.
Независимый, кристально чистый мистер Сама Честность! Ничего лучшего и не
придумаешь! Разве что назвать Джона баптистом, которого поддерживает молодой
Том Пейн. Теперь Пентагону не о чем беспокоиться.
- А тебе не приходило в голову, что игра только начинается?
Боннер выпрямился в своем кресле и спокойно, с какой-то сумасшедшей
искренностью рассмеялся.
- Вы самый забавный негр на этой плантации, маса. Но не нужно рассказывать
мне все эти сказочки. Я не стану вмешиваться, не стану мешать. Я им теперь чужой.
- Я задал тебе вопрос, Пол. И жду ответа. Ты утверждаешь, что меня купили, а я
отрицаю. Почему ты так решил, Пол?
- Потому что слишком хорошо знаю этих молодчиков с золотыми нашивками.
Они позаботятся о вашем назначении, не сомневайтесь. Но они никогда ничего такого
не делают, не получив железных гарантий.
Тривейн попросил таксиста высадить его примерно за милю до "Потомак-Тауэрз".
Самое время пройтись, подумать, проанализировать. Постараться найти логику в
безумии.
Его мысли прервал рев автомобильных гудков: бежевый седан создал пробку,
забыв, как видно, куда собрался ехать. Раздражающая какофония автомобильных
гудков как нельзя лучше отражала душевное состояние Тривейна.
Неужели он действительно так наивен, так невинен и неопытен, что им могут
манипулировать, делая за его спиной свои делишки? А его сражения с Ароном Грином
и Йаном Гамильтоном всего лишь фальшивка?
Нет, не может быть. Это не так.
И Гамильтон, и Грин явно испуганы... Они дали знать "Дженис", а те -
Пентагону.
Если А равно В, а В равно С, то значит, А равно С... Если он как президент сможет
контролировать Йана Гамильтона и Арона Грина, заставит их подчиниться своим
требованиям, значит, oil сможет контролировать Пентагон. А суть контроля сведется к
тому, что он сумеет расчленить "Дженис", разбить этот монолит...
Он ничего не скрывал. Он заявил прямо, что такова его цель.
Но если верить Боннеру, - а почему бы и нет, не он же задумал весь этот
сценарий? - это Лестер Купер и его коллеги бросили все силы Пентагона в
поддержку его возможной кандидатуры.
И если их намерения сформированы в мозговом центре "Дженис индастриз", то
этой мощной поддержкой кто-то руководит. Кто? Йан Гамильтон и Арон Грин.
А равно В...
Но почему, зачем? Для чего бригадному генералу Лестеру Куперу с его легионом
наблюдать, как хоронят их собственную мощь? Или их вынудили? Опять-таки, зачем?
А равно С...
Одно дело для Гамильтона и Грина исчезнуть - у них просто нет иного выхода,
- и совершенно другое - потребовать от Пентагона поддержать кандидата, который,
скорее всего, их же и уничтожит.
Странно, что они выбрали второе.
Если только этот приказ о поддержке не был отдан до конфронтации с ними.
Отдан и приведен в действие до того, как угрозы Тривейна положили конец
изысканному танцу в "Уолдорф-Тауэрз".
В таком случае Эндрю вовсе не то, что сам о себе думает. Вовсе не та мощная
альтернатива, которая могла бы привлечь на свою сторону разумных политиков,
заглянувших в магический кристалл и решивших, что Тривейн им подходит.
Значит, он кандидат от "Дженис индастриз", выбранный лично Гамильтоном и
Грином? И вся их болтовня о горьком разочаровании - просто блеф.
О Господи, какая ирония судьбы! Какая ловкость!
И вывод ясен - он не самая пугающая часть этой шарады.
Значение имеет совсем не то, какая букашка займет пост президента. Важно
другое - кто бы его ни занял, он не должен поднять волну, сквозь которую не
пройдет непотопляемый корабль "Дженис".
Это он обеспечит. Для этого его и выберут.
Четыре часа назад он представил чрезвычайный доклад. И то, что жизненно
важные, обличающие свидетельства пока скрываются, делает его еще более значимым.
О Господи! Что он наделал!
Впереди замаячили очертания "Потомак-Тауэрз". Он пошел быстрее, затем еще
быстрее. Оглянулся в поисках такси, но улица была пустынна. Сейчас Тривейну
хотелось как можно скорее оказаться в своем кабинете. Ему хотелось узнать правду.
Он должен был ее узнать!
И к этому был только один путь. Бригадный генерал Лестер Купер.
Сэм Викарсон беспокойно мерил шагами коридор перед кабинетом Тривейна,
когда тот вышел из лифта.
- Ну наконец-то, Господи! Как я рад вас видеть! Я звонил в Арлингтон и оставил
еще дюжину записок в разных местах.
- Что-то произошло?
- Лучше войдем, чтобы вы слушали меня сидя.
- О Боже! Филис?
- Нет, сэр, простите меня... Извините, если вы... Нет, это не миссис Тривейн.
- Тогда войдем.
Закрыв дверь, Викарсон подождал, пока Тривейн разденется, потом начал
рассказывать. Говорил он медленно, как бы стараясь подобрать и вспомнить все слова
и формулировки и точно повторить их.
- Сорок пять минут назад позвонили из Белого дома - глава президентской
команды. Утром случилось нечто серьезное - в прессу сообщения пока не поступало,
по крайней мере, полчаса назад его еще не было... Но президент решил, что вам
следует знать. Он сообщил, что пока еще исполняет обязанности президента и к нему
поступили все копии доклада подкомитета.
- Что-о?
- Он перехватил их во всех четырех пунктах назначения - в Комиссии по делам
обороны, у генерального прокурора, в кабинетах председателей в сенате и палате
представителей, а также в Комиссии по военным ассигнованиям. Со всеми
переговорил лично, и они согласились с его аргументами.
- Так что же произошло?
- Роберт Уэбстер, помните, из Белого дома?
- Конечно, помню.
- Сегодня утром его убили. Застрелен в своем номере в гостинице "Акрон"...
Горничная как раз шла убирать номер и видела двоих мужчин, выбежавших из
комнаты прямо перед ее носом. В общем, там быстро пришли в себя и позвонили в
Белый дом. Ведь Уэбстер был свой человек, он столько сделал для города! Белый дом
сразу взялся за дело. Попросили газеты и агентства пока ничего не сообщать...
- Почему?
- Из-за описания преступников. Оно совпадает с внешностью тех двоих, за
которыми ведется наблюдение. Спецслужба держала под наблюдением и Уэбстера и
заметила, что те двое тоже следят за ним.
- Не понимаю вас, Сэм.
- Это были парни из банды де Спаданте... Как я уже сказал, служба безопасности
взялась тотчас за работу. Вы знаете, что любой разговор по каждому из телефонов
Белого дома, включая кухню, автоматически переписывается на магнитофон. Потом
разговор проверяется и либо сбрасывается, либо поступает на хранение, и так каждые
полгода.
- Меня это не удивляет.
- А Уэбстера бы удивило. В "1600" мне сказали, что далеко не все об этом знают,
но нам они вынуждены были признаться.
- К чему вы ведете? Почему конфисковали доклад? - Бобби Уэбстер по уши
замазан с этим де Спаданте. Он оказался платным информатором. Это он убрал тогда
охрану в Дариене. В одном из разговоров с Уэбстером вы просили у него информацию
о де Спаданте.
- Да, когда мы были в Сан-Франциско. Кстати, Уэбстер так ничего мне и не дал.
- И тем не менее президент считает, что его убили, заподозрив в сотрудничестве
с вами. Решили, что сдрейфил и выдал вам факты, из-за которых убили де Спаданте...
Предполагают, что парни загнали Уэбстера в угол, требуя, чтобы он рассказал им,
какие факты изложены в вашем докладе, а когда он отказался - или просто не смог
ничего сказать, - пристрелили его.
- И если в докладе действительно есть данные о де Спаданте, то теперь его
сообщники примутся за меня?
- Да, сэр. Президент боится, что если какие-то факты из вашего доклада
просочатся в прессу, то следующей жертвой можете стать вы. Мы не хотим вас
тревожить, но за вами тоже установлено наблюдение спецслужбы. Или вот-вот будет
установлено.
Тривейн вспомнил бежевый седан, висевший на хвосте у его такси и создавший
пробку после того, как он отпустил машину и пошел пешком. Он с сомнением
взглянул на Викарсона.
- И как долго будет продолжаться эта трогательная забота о моей безопасности?
- Очевидно, пока не поймают убийц Уэбстера. Сообщников де Спаданте.
Опустившись в кресло у стола, Тривейн потянулся за сигаретой. Ему казалось, что
заносит, затягивает в глубокую подводную пещеру его катамаран, а он из последних
сил пытается удержать руль...
Неужели это возможно? Неужели такое может случиться именно сейчас, когда
солнце наконец-то осветило темные закоулки его мыслей, и он поверил, что прав?
- Дерьмо все это, как сказал бы Боннер, - задумчиво проговорил Тривейн. -
Дерьмо...
- Но почему? Беспокойство о вашей безопасности вполне естественно...
- Надеюсь, вы правы, Сэм. Молюсь, чтобы вы были правы. Потому что, если это
не так, если вы не правы, значит, один умирающий все еще пытается отстоять свое
место в истории...
Викарсон понял. Судя по выражению его лица, он осознал всю глубину слов
Тривейна.
- Вы думаете, что президент... связан с "Дженис индастриз"?
- Соедините-ка меня лучше с генералом Купером.
Бригадный генерал Лестер Купер сидел напротив Тривейна с усталым видом
человека, исчерпавшего последние силы.
- Все, что я сделал, господин председатель, входит в сферу моих обязанностей.
- Нет никакой необходимости для столь формального обращения, генерал. Меня
зовут Энди, или Эндрю. Можете называть меня и Тривейн, если настаиваете. Я очень
вас уважаю и сочту за честь, если бы будете со мной менее формальным.
- Весьма любезно с вашей стороны, но я предпочитаю тон официальный. Вы во
всеуслышание обвинили меня в служебном преступлении, соучастии в заговоре,
пренебрежении присягой...
- Ничего подобного, генерал! Я не употреблял таких слов, я не мог их
употребить. Вы действовали в невероятно сложных условиях. Вы имеете дело с
недружественной вам средой избирателей, где жалеют о каждом долларе,
перечисленном в ваш бюджет. Вы в ответе за целую армию. И вам приходится
примирять, улаживать отношения между двумя этими полюсами. Я знаю, как это
сложно! Поддержка... Да я просто спрашиваю вас, пошли бы вы на тот компромисс, на
который решился я? Ни служебного преступления, ни заговора тут нет, а есть этот
проклятый здравый смысл! Вот если бы вы отказались, тогда можно было бы говорить
о пренебрежении присягой.
"По-моему, срабатывает", - подумал Тривейн, и тут же почувствовал слабый
привкус дурного предчувствия. Хотя похоже было, что генерал загорается: во взгляде
его появилось и доверие и уважение.
- Да. В самом деле некуда примкнуть, понимаете? Но из всех людей только вы...
-
...Закладка в соц.сетях
