Жанр: Философия
История философии: запад, Россия, восток 1.
...енных
источников, важно привлечение всего комплекса памятников культуры.
Так, концепция "Москва - Третий Рим" воплощена не только
в текстах, но и произведениях искусства, например в шатровом царском
месте внутри Успенского собора, в росписях Грановитой палаты,
в иконах и фресках на историософские сюжеты. Наиболее же впечатляющим
выражением этой доктрины стал ансамбль Московского Кремля,
для создания которого специально пригласили итальянских зодчих,
наследников "Первого Рима". Величественный державный вид
сердца российской государственности создавался целенаправленно как
воплощенная в камне идея незыблемого могущества.
Идеал Святой Руси
Если центральной концепцией политического мышления стала доктрина
"Москва - Третий Рим" в разнообразии ее вариантов - от
великодержавного покровительства до повиннического мессианизма,
то основой духовного развития является идеал Святой Руси, стремление
к созданию на Русской земле очагов царства Божиего, нравственного
воспитания народа, противостояния всему варварскому, жестокому,
бесчеловечному, чего всегда в избытке хватало на нашей земле. Это
противостояние утонченности и насилия в отечественной истории выразил
в терминах "икона и топор" американский исследователь Д. Биллингтон
[29].
О расцвете древнерусской духовности после крещения Руси говорилось
выше. В период же борьбы с монгольским игом первым молитвенником
за многострадальную Русь, душой ее возрождения, а позднее
небесным заступником стал преподобный Сергий Радонежский
(ок. 1321-1392), который сочетал аскетическое пустынножительство
с практическим служением своему народу, как повествуется об этом в
житии преподобного, написанном Епифанием Премудрым. Через всю
подвижническую жизнь пр. Сергия проходит тема Троицы, которую
непревзойденно воплотил в знаменитой иконе Андрей Рублев [3, т. 4,
с. 256-429].
Рублевская "Троица" является не только шедевром иконописи, но
и прекрасным воплощением русского богословствования и философствования
средствами искусства. В ней представлены тринитарная (от
слова - троица) концепция мироздания, образ благоустроенного бытия,
символ восхождения духа, величие подвига самопожертвования, возвышенный
смысл духовной трапезы и таинства евхаристии. Она также
имеет конкретно-историческое содержание, ибо написана для преодоления
"ненавистной розни мира сего" в раздираемой насилием и
междоусобицами Русской земле.
Мистическое богословие в этот период развивается под влиянием
исихазма (от греческого "исихийя" - покой, безмолвие), или паламизма,
называемого по имени его основателя св. Григория Паламы,
афонского подвижника и богослова XIV в. Религиозно-философское
учение о "фаворском свете", внутренней духовной сосредоточенности,
особых приемах медитации, просветлении плоти и гармонии духа с
тварным миром оказало значительное влияние на русскую культуру,
которая в XV-XVI вв. не переживала вместе с Западом эпохи Ренессанса,
но, напротив, именно в это время испытала взлет наибольшей
духовности, характерной для зрелого средневековья.
Вместе с исихазмом на Руси появляются славянские переводы, сделанные
преимущественно на Балканах, сочинений Дионисия Ареопагита,
Симеона Нового Богослова, Иоанна Лествичника и др. Особенно
важен Corpus areopagiticum, т.е. свод сочинений Псевдо-Дионисия
Ареопагита, включающий творения "О небесной иерархии", "О божественных
именах", "О церковной иерархии", "О таинственном
богословии" и ряд посланий. Важное философско-антропологическое
значение имел перевод "Диоптры" Филиппа Пустынника, представляющий
драматический диалог Души и Плоти [22].
Крупнейшим русским исихастом выступил преподобный Нил Сорский
(ок. 1433-1508), в миру Николай Майков, монах, побывавший в
Палестине, Константинополе и на Афоне, основавший по возвращении
скит на р. Соре близ Кирилло-Белозерского монастыря. Ему приписывают
несколько трудов, из которых важнейшим является "Устав",
в коем применительно к монашеской практике содержатся тонкие психологические
размышления "о делании сердечном и мысленном блюдении".
Пр. Нил рассматривает учение о страстях, выделяя пять стадий
их формирования: "прилог" (первоначальное впечатление), "съчетание"
(заинтересованность), "сложение" (увлечение), "пленение" (подчинение),
собственно "страсть" (порабощение). Даются и рекомендации
по борьбе с дурными влечениями путем отсечения их на ранних стадиях,
внутреннего сосредоточения, повторения Иисусовой молитвы, памяти
о жизни вечной. Сочинение пр. Нила создано под влиянием патриотической
и аскетической литературы, в том числе "Лествицы" Иоанна
Лествичника и "De coenobiorum institutis" Иоанна Кассиана Римлянина,
основателя галльского монашества [8, с. 142-145].
Нестяжательство и иосифлянство
Глава русских исихастов стал вождем нестяжательского направ-
ления, полемизировавшего с иосифлянским. Вассиан Патрикеев,
Гурий Тушин, Артемий Троицкий и другие представители первого
течения выступали за монастыри как центры духовного просвещения,
живущие исключительно трудом своих насельников и доброхотными
подаяниями извне. Преображающая сила фаворского света представлялась
достигаемой при максимальном удалении от забот внешних и
предельной сосредоточенности на жизни внутренней. Идеалом "заволжских
старцев" был бедный, затерянный в лесах монастырь, богатый
лишь Духом Святым, каким был скит пр. Пила.
Программа преподобного Иосифа Волоцкого (1440-1515), в миру
Иоанна Майкова, ориентировалась на создание монастырей -
крупных феодальных центров с обширными владениями, книгописными,
иконописными и иными мастерскими, активно влиявших на
общественную жизнь, воспитывавших духовных пастырей для мирян,
сотрудничавших с государством в общем деле укрепления страны,
нередко бывших даже укрепленными крепостями.
В советской историографии, одержимой идеей социальной конфронтации,
преувеличивались расхождения между двумя течениями. Между
тем оба они развивали единую программу "игумена земли Русской"
пр. Сергия Радонежского, сочетавшего монашеский подвиг, духовную
аскезу со служением родной земле, ее народу, но акцентируя по мере
необходимости различные функции. В реальной действительности древнерусские
монастыри стали одновременно и подлинными очагами духовности,
и процветавшими центрами феодального хозяйства и средневекового
искусства, и оборонными твердынями.
Более того, при отсутствии центров образования, подобных университетам,
они выполняли их культуртрегерскую функцию на обширных
пространствах мало освоенных земель, особенно на севере Руси.
В них как в цветущих "вертоградах" вырастали зодчие, книжники,
певчие, иконописцы, музыканты, садовники, просвещенные деятели
культуры. На Западе подобную роль до XI в. играли бенедиктинские
монастыри во главе с обителью в Монте-Кассино. В России деятельность
монастырей была более обширной и продолжительной. Даже после
основания университетов они вплоть до революции служили оплотом
духовности, носителями традиций, прибежищем народным. "Северная
Фиваида" представляет одну из ярких страниц истории отечественной
культуры, духовности и практической жизнестроительной мудрости
[5, с. 171-176].
Примером процветающей обители, устроенной в удивительно
живописном уголке родной природы, может служить Успенский монастырь
под Волоколамском, который основал пр. Иосиф Волоцкий.
С ним связано много эпизодов отечественной истории, из него вошли
в хранилища многие творения культуры, в том числе богатое собрание
рукописей. Сам же пр. Иосиф был незаурядным церковным писателем,
автором нескольких десятков сочинений, главным из которых
является "Просветитель", направленный против умножившихся еретических
движений, вносивших в умы смятение и соблазн вольномыслия
(стригольники, новгородско-московская ересь, Матвей Башкин,
Феодосии Косой).
Еретичество как любое инакомыслие представляет сложный неоднозначный
феномен. С одной стороны, оно вносит дестабилизирующий
момент и потому преследуется официальной идеологией; с другой
- нестандартное мышление инициирует свободу интеллектуального
поиска, обогащает культурный контекст новыми версиями, если под
еретичеством не скрывается откровенное богохульство, злобствующая
ненависть и экстремистские разрушительные устремления и действия.
Во всяком случае, и ранее и всегда, чтобы понять общую идейную
ситуацию, необходимо принимать во внимание всю совокупность фактически
наличествующих течений мысли, включая оригинальные и оппозиционные,
охранительные и освободительные, догматические и еретические,
без субъективного преувеличения роли каждого из них, но
путем создания объективно взвешенной по всем параметрам и адекватной
исследовательской модели.
XVI столетие богато видными культурными деятелями и мыслителями,
многие из которых упомянуты выше. Из неназванных можно
указать на Зиновия Отенского (автора обширного богословского труда
"Истины показание к вопросившим о новом учении"), Федора Карпова
(боярина-западника, дипломата, сторонника гражданской справедливости,
апеллировавшего к авторитету Аристотеля), Ивана Пересветова
(мелкопоместного дворянина, обратившегося к Ивану Грозному
с проектом реформ в "Большой челобитной", указывавшего на
"мудрость греческих философов и латинских докторов"), ЕрмолаяЕразма
(книжника из окружения митрополита Макария, составившего
трактат "Благохотящем царем правителница и землемерие" и
литературно обработавшего старинное муромское предание - житийную
"Повесть о Петре и Февронии").
Крупнейшим же отечественным мыслителем века расцвета русского
средневековья предстает Максим Грек (ок. 1470-1556), в миру
Михаил Триволис. Выходец из знатного греческого рода, проживший
в юные годы несколько лет в Северной Италии, где сотрудничал с
Иоанном Ласкарисом, Анджело Полициано, Альдо Мануцием и другими
деятелями Возрождения; бывший одно время поклонником
Савонаролы и монахом доминиканского ордена; уехавший затем на
Афон, где принял постриг в Ватопедской обители, и спустя несколько
лет приглашенный в Москву Василием III для перевода греческих
книг, он именно в России стал европейски известен как писатель, богослов,
мыслитель, претерпевший немало страданий и получивший
высокое признание и качестве авторитетного филолога и философа.
Подобно своему небесному патрону Максиму Исповеднику, он удостоился
высокого имени Философа, о котором в древнерусских источниках
сообщалось: "дивный философ", "изящный в философех", "зело
мудрый в философии" [9, с. 173-174].
Перу Максима принадлежит огромное число переводов, толкований,
посланий, повестей, догматических, нравственных, философских
сочинений, часть из которых издана, но многие еще не опубликованы.
Он перевел фундаментальную "Толковую Псалтырь" двадцати четырех
толковников, написал "Главы поучительны начальствующим правоверно"
специально для вразумления вступившего на престол Ивана
IV. В "Беседовании о пользе грамматики" подчеркивал единство филологии
и философии, выработанное эллинской школой, создал в традициях
философского диалога лучшие свои творения "Беседа души и
ума" и "Беседует ум к душе своей", где показал борения мятущейся
человеческой натуры, необходимость просветления и очищения души
с целью нравственного восхождения: "Нашея славы высоту, о душе,
познаим и не уподобляим без ума себе безсловесным скотом". Изучение
жизни и творчества Максима необходимо для понимания русской
средневековой мысли, ее связи с византийской и европейской традициями,
для уяснения образа философа и стиля философствования,
признанных на Руси в качестве положительного образца.
В истории России XVII столетие зовется "бунташным". Началось
оно со "Смутного времени" и великого разорения страны, закончилось
стрелецкими мятежами и кровавой расправой Петра над противниками
его реформ. Вместе с тем последний допетровский век был
одарен великолепным закатным светом угасавшей древнерусской культуры,
постепенно трансформировавшейся из традиционной средневековой
в новоевропейскую. Особую роль при этом сыграл стиль барокко.
Бывший в Европе католической реакцией на ренессансные и реформационные
веяния, в России он сыграл совершенно иную роль, став
постмедиевистским, переходным к секуляризованной культуре Нового
времени [16, с. 165-214].
Барокко было не только стилем художественного творчества, но
также стилем мышления, объяснения бытия, интерпретации происходивших
событий и выражения идейных установок. Вместо монументального,
обращенного к вечности, берегущего традиции отношения к
миру барочное сознание увлечено экспрессивным его переживанием,
возрастанием субъективного начала, пристрастием к декоративности,
изощренности форм, игре света и тени, созданию иллюзорного пространства,
обмирщению культуры. В эволюции отечественного барокко
выделяют три этапа: первоначальный XVII в., иногда называемый
"нарышкинским", сдержанный петровский и пышный елизаветинский.
Если петровское барокко начала XVIII в. отразило суровый дух
становления новой России, ориентировалось на культуру балтийских
стран и лучше всего воплощено в ансамбле Петропавловской крепости;
если елизаветинское тяготело к утонченной моде роскошных европейских
резиденций вроде Версаля и прекрасно манифестировано в
творениях Растрелли, особенно в Зимнем и Царскосельском дворцах,
то допетровское барокко отличает творческий синтез традиционных
русских образцов с умелым и тактичным использованием западных. С
середины XVII в. происходила плавная, постепенная европеизация
российского общества и органичное усвоение современных достижений
Запада. Петр 1 не начал, а лишь ускорил, насильственно интенсифицировал,
нетерпеливо подталкивал те процессы, которым осторожно
давал дорогу его отец "тишайший" царь Алексей Михайлович, симпатизировавший
западной культуре в польском ее варианте.
Смутное время
Проследим вкратце ход отечественной мысли. Тяжкие испытания
"Смутного времени" вызвали обостренную историософскую оценку
кризиса "Третьего Рима", едва не утратившего независимое существование.
В созданном до освобождения Москвы "Плаче о пленении и о
конечном разорении Московского государства", напоминающем "Слово
о погибели Русской земли", происшедшая катастрофа рассматривается
как наказание за грехи неправедных правителей и всего народа
русского. В "Ином сказании" самозванец Лжедимитрий сравнивается
со "зломудренным" Арием, недобрая память о котором как изощренном
философе-антитринитарии сохранилась с 1 Вселенского собора.
Он выступает карающим мечом по отношению к политическому интригану
Годунову, хитростью захватившему престол, но сам падает
жертвой собственных преступных замыслов.
Наиболее глубоким произведением эпохи "Смуты" является "Временник"
дьяка Ивана Тимофеева, где описывается ход событий от
царствования Ивана Грозного до воцарения Михаила Романова. В
нем даются яркие, порой нелицеприятные описания правителей, обнажается
безнравственность борьбы за власть, проводится идея о легитимности
и моральном основании избрания нового царя, о важности
общенационального согласия. Происшедшие трагические события обострили
и углубили политическое самосознание россиян. Они показали
пагубность тирании, необходимость законности в управлении страной,
важности Земских соборов и других представительных учреждений
[8, с. 213-214].
Новым элементом культуры становится существовавшая ранее лишь
в устной форме народная демократическая литература, в том числе
сатирическая, пародировавшая судопроизводство ("Повесть о Ерше
Ершовиче"), спаивание народа ("Служба кабаку"), нищету низов
("Азбука о голом и небогатом человеке"). Записываются духовные
стихи о пустынножительстве, о терзаниях души, чающей спасения в
жестоком и немилосердном мире ("Прими мя, пустыни, яко мати чадо
свое"). Весьма интересна в натурфилософском отношении "Голубиная
книга", распевавшаяся "каликами перехожими", где содержатся
космогонические идеи о сотворении мира и человека, символическая
интерпретация стихий, зашифрованные философемы апокрифического
происхождения.
К XVII в. в древнерусской среде накопилось значительное количество
апокрифов (от греческого "апокрифос" - скрытный, потаенный),
в которых истолковывались наиболее волнующие сознание средневекового
человека коренные вопросы: сотворение Адама и Евы, описание
рая и ада, устройство мироздания, загадки мировой истории, обычаи
и нравы народов. Существовали специальные индексы почитаемой и
осуждаемой литературы, которые дают ценные сведения о полноте
книжного репертуара, что видно на примере обширного списка книг,
приведенного в "Кирилловой книге", изданной Московским Печатным
двором в 1644 г. В апокрифах о сотворении Адама в опосредованной
форме содержалось изложение натурфилософского учения о
стихиях, или элементах.
Ценнейшим источником философской и общекультурной терминологии
являются "Азбуковники" - лексикографические справочники
энциклопедического состава, возникшие на основе словарей-ономастиконов,
словарей символики и словарей, объясняющих термины из греческого,
латинского, древнееврейского, немецкого, польского и других
древних и новых языков. Приведем некоторые примеры: "Софист -
мудрец", "Епикур - во Афинах 6е некий философ", "Имство - качество
пребывательно", "Материя - естество", "Диалектика - двоесловесного
стязания книга", "Парение ума - обношение повсюду",
"Етимология - истиннословие", "Вселенная - весь свет", "Метаморфозис
- преображение", "Акростихида - краестрочие" (Рук.//
РГБ. Ф. 299, № 445; Рук.//РГБ. Ф. 228, № 197). В обширных
приложениях нередко встречаются сведения о мудрецах древности,
дефиниции философии, истолкование символики икон, образа Сессии
Премудрости Божией, масса всевозможной информации просветительского,
необыденного характера.
Существует несколько редакций "Азбуковников", каждый список
из них уникален, имеет глоссы, маргиналии, вставки, дополнения.
Однако как философский источник они слабо изучены, что лишний
раз свидетельствует о недостаточном знании подлинных памятников
русской средневековой мысли, в то время как филологи (А. Карпов,
М. Алексеев, Л. Ковтун) издавна исследуют эти уникальные тексты,
свидетельствующие об уровне мышления, терминологии отвлеченной
лексики, связях отечественной лингвистики с зарубежной еще п допетровский
период [14].
В XVII в. появляются первые трактаты по эстетике. Среди них
"Послание Иосифа Владимирова к Симону Ушакову", где знаменщик
Печатного двора и иконописец Оружейной палаты отстаивает
принцип "живоподобия", индивидуализации образа и выступает против
"мрачных и неподоболепных образов святых". Барочное видение
в живописи аргументирует Симон Ушаков (1626-1686), крупнейший
мастер и теоретик искусства, иконописец, гравер, портретист, руководивший
царской мастерской. В целом древнерусская эстетика, воспринявшая
византийские каноны и претерпевшая длительную эволюцию,
способствовала развитию национального "мышления в образах" и "умозрения
в красках", дала мощный импульс визуальным, невербальным
методам богословствования и философствования, отражающим восточно-православную
традицию (В. В. Бычков).
Не всем нравились новые веяния в культуре. Против тенденции
приближения к натуре, аллегоризации, чрезмерной декоративности,
десакрализации выступили ревнители древлего благочестия. Протопоп
Аввакум (1620-1682) иронически писал о манере письма Ушакова,
который Спаса Еммануила изобразил с одутловатым лицом, перстами
надутыми, "яко немчина брюхата" учиненного, "лишо сабли той при
бедре не писано". Старообрядцы стояли за сохранение высокой духовности,
бережное отношение к традициям, против цезарепапистского
подчинения церкви государству. Как покажут последующие события,
они выступили в качестве главного хранителя древнерусского наследия,
испытавшего большие утраты от пренебрежительного к нему отношения.
Протопоп предстает в своих сочинениях как противник внешней образованности,
стремящийся к "премудрости внутренней", страдалец и мученик
за свои убеждения, автор исповедального жизнеописания, нового
жанра в отечественной литературе. Вопреки распространенному заблуждению
старообрядцев отличают не только позитивный консерватизм,
но и предприимчивость, социальный динамизм, умение сочетать приверженность
традициям с адаптацией к современным достижениям, чему
их научил выстраданный многовековой опыт [8, с. 237-241].
Церковные реформы патриарха Никона (1605-1681), в миру Никиты
Минова, сына простого крестьянина мордовской деревни Нижегородского
уезда, честолюбивого и небесталанного церковного деятеля,
осуществленные резко, волюнтаристским путем, вызвали первый
великий раскол единого прежде древнерусского общества, имевший
далеко идущие негативные последствия. Второй раскол осуществил
Петр 1, отделив европеизированную элиту от остальной части населения;
третий произошел в советское время, когда многовековое единство
сакральной и светской сторон жизни было деформировано.
Стремление стать "русским папой", унифицировать православный
культ путем сближения его с греческим, западнорусским, создать вселенский
центр "Новый Иерусалим" под Москвой было весьма амбициозным
и потерпело поражение как целостная программа, хотя новации в
религиозную и общественную жизнь были внесены, ансамбль же НовоИерусалимского
монастыря привлекает своей грандиозностью поныне.
Грекофилы и латинофилы
Противоборствующие тенденции в развитии российского общества
связываются в XVII в. не только с противостоянием сторонников и
противников церковных реформ, но также с полемикой грекофилов и
латинофилов. К первым относят Епифания Славинецкого (ок. 16001675),
"во философии и богословии изящного дидаскала", переводчика,
гимнографа, богослова, инока Ефимия и пиита Кариона Истомина,
автора декламаций о пользе наук, училищ и мудрости философской.
Все они придерживались ориентации на византийскую православную
культуру (А.М. Панченко).
Главой латинского направления, за которым стоял мощный потенциал
динамично развивавшейся Европы, выступил Симеон Полоцкий
(1629-1680), в миру Самуил Ситнианович-Петровский. Талантливый
писатель, основатель русской силлабической поэзии и драматургии,
воспитатель царских детей, крупнейший представитель культуры
барокко и вместе с тем изощренный придворный, враг старообрядцев
и грекофилов, тайный униат, он оставил колоссальное наследие, был
необычайно плодовит, издал несколько книг, в том числе "Обед
душевный" и "Вечерю душевную". Подражая польскому поэту Яну
Кохановскому, осуществил стихотворное переложение псалмов. Его
"Псалтырь рифмотворная", которую М.В. Ломоносов относил к "вратам
учености", положила начало многочисленным поэтическим вариациям
на самое популярное гимнографическое творение прошлого,
продолжающимся до сегодняшнего дня. Немало философских тем,
сюжетов, имен, идей можно обнаружить в творчестве ученого монаха
(о Платоновой академии, о смысле философии, о смеющемся Демокрите
и плачущем Гераклите, о tabula rasa, о барочной символике и
т.д.), выраженных пестро, ярко, затейливо, порою претенциозно и
неудобопонимаемо для русского читателя.
Двойственным было отношение к Симеону Полоцкому в российской
среде. Латинофилы его почитали, высоко ценя европейскую образованность
полонизированного белоруса, грекофилы обличали. Виднейший
их представитель Евфимий Чудовский написал об "Обеде
душевном" иронические строки: "Новосоставленная книга сия "Обед"
подвлагает снедь, полну душетлительных бед". Негативно относились
к Полоцкому старообрядцы за его "латинские новомышления". В целом
же нельзя не признать значительного воздействия на отечественную
культуру и философскую мысль эпохи предпетровского барокко,
которые оказал просвещенный монах из Полоцка.
Преемником главы латинству ющих стал его ученик, подъячий Тайного
приказа, принявший монашество и ставший впоследствии настоятелем
Заиконоспасского монастыря Сильвестр Медведев (1641-1691).
От учителя к нему перешла богатая библиотека, еще более дополненная
и известная как собрание Полоцкого-Медведева, в которой числилось
по описи 1689 г. свыше 350 книг; из них было много на латинском,
греческом, польском языках, в том числе "Политика" Аристотеля,
"Диалектика" Меланхтона, "Толкование древних философов" и др.
К концу XVII в. в России существовало немало переводов с западных
языков книг философского содержания, осуществленных чаще
всего через польско-украинско-белорусское посредничество. Польская
образованность стала своеобразным ретранслятором западной культуры
в допетровское время. Известны переводы с польского "Экономики
Аристотелевой" Себастиана Петрици, "Проблематы" Анджея Глябера,
"Об исправлении Речи Посполитой" Анджея Моджевского, "Апофегматы"
Беньяша Будного, "Селенографии" Яна Гевелиуса, где
излагались идеи Николая Коперника. Имели хождение с более раннего
периода апокрифические тексты вроде "Secretum secretorum" ("Аристотелевых
врат"), "Сказания об Аристотеле" (краткая версия из Диогена
Лаэртского), натурфилософского "Луцидариуса" (восходящего к одному
из сочинений Гонория Отенского).
Возвращаясь к Медведеву, заметим, что он составил "Епитафион"
в память своего учителя, "Привилей", уставную грамоту для будущей
Славяно-греко-латинской академии и "Созерцание краткое" ("Записки
о стрелецком бунте" - знаменитой "Хованщине"), где имеется раздел
"Философов глаголы", излагающий мысли Ликурга, Тиберия и
других мудрецов. Будучи выразителем идеологии служилого сословия,
Медведев уподоблял государство живому организму, требующему
равновесия и опоры на средние классы. Со ссылкой на Стагирита
отечественный его последователь писал: "Аристотель же, философ,
советовал в гражданстве, чтобы начальство и власти правление людям
мелким давали" [8, с. 249].
В письме к боярину Ромодановскому Сильвестр Медведев рассматривает
учение схоластов о причинности, выделяя "четыре вины философские":
творящую (Бог сотворил человека), сущностную (природа
человека), образующую (разумная душа), конечную (целевая). К ним
добавляются христианские добродетели ("правда, целомудрие, мудрость,
мужес
...Закладка в соц.сетях
