Жанр: Философия
История философии: запад, Россия, восток 1.
...обра и зла.
Немало ценных в философском отношении произведений было заимствовано
из южнославянской письменности. Среди них "Шестоднев"
Иоанна Экзарха Болгарского, где глубокомысленно натурфилософски
интерпретируются шесть дней творения, смысл философствования определяется
как поиск истины, познание природы и генезис всего сущего:
"Елма же философии подобает истины искати, да сущия всего увесть
естьство и род како есть". В энциклопедическом "Изборнике 1073 г.",
называемом у болгар "Симеоновым сборником" (по имени царя Симеона,
время правления которого - расцвет, "золотой век" раннеболгарской
литературы; тогда и был переведен данный памятник с греческого
протографа), мы находим немало статей Максима Исповедника,
Федора Раифского, Юстина Философа, Иоанна Дамаскина с глубоким
богословско-философским содержанием, а также первый в отечественной
письменности перевод трактата по поэтике "О образах"
Георгия Хировоска, где объясняются двадцать семь поэтических
тропов: аллегория ("инословие"), инверсия ("возврат"), гипербола
("лихоречье") и др.
Среди оригинальных древнерусских творений выделяется "Слово
о законе и благодати" первого митрополита из русичей Илариона,
сведения о котором весьма скупы: точно известна лишь дата его поставления
на митрополитский престол - 1051 г. "Слово" состоит из
трех частей. В первой смысл мировой истории открывается в переходе
от ветхозаветного закона, хорошего для одного народа, к новозаветной
благодати, открытой всему человечеству. Во второй прославляется
крестившаяся Русь, в третьей воздается хвала князю Владимиру, его
отцу храброму Святославу и мудрому сыну Ярославу. Христианский
универсализм Илариона соединяется с патриотическим пафосом; он
как бы предвосхищает будущую концепцию "Москвы - Третьего
Рима", уподобляя св. Владимира византийскому императору св. Константину,
провозгласившему в IV в. христианство в качестве официальной
идеологии Римской империи [10, с. 81].
Вторым митрополитом негреком был Климент Смолятич, автор
нескольких сочинений, из которых наиболее интересно "Послание к
пресвитеру Фоме". В нем, отвечая на упрек адресата в увлечении
философией, митрополит пишет, что нужно не слепо следовать Святому
Писанию, но толковать его "потонку", раскрывая внутренний смысл
почитаемых текстов. Выступая как мастер экзегезы, Смолятич истолковывает
ряд библейских символических образов, в том числе образ
Софии Премудрости Божией, создавшей храм на семи столпах: "Премудрость
есть Божество, храм - человечество, семь столпов - семь
вселенских соборов, утвердивших веру христианскую".
В качестве историософа, дающего нравственно акцентированное
объяснение хода мировой и отечественной истории, выступает летописец
Нестор, один из создателей первого общерусского свода "Повесть
временных лет" в начале XII в. и автор первого произведения отечественной
агиографии "Жития Феодосия Печерского", где он проявил
себя как писатель-мыслитель, обращающийся к морально-антропологической
и аскетической тематике.
Что касается преподобного Феодосия Печерского (ок. 1036-1074),
то бывший вместе с преподобным Антонием Печерским основателем
русского монашества инок представлял собой яркую личность аскетаподвижника,
который "премудрей философ яви ся", т.е. превзошел философов
своей мудростью, ибо он учил не тому, как надо рассуждать,
но тому, как надо жить. В житии преподобного рассматривается ряд
поучительных сюжетов, имеющих морально воспитующий, нравственно
назидательный и отечески учительный характер, в том числе обличения
неправедной власти, защита убогих, забота о Русской земле. От
Феодосия сохранилось несколько сочинений, кратких, безыскусственных,
удивительно проникновенных, полных нелицемерного участия к
страждущим и обличения возгордившихся [25, т. 5, с. 159-194].
Оценка состояния философского знания на Руси
В этой связи полезно вспомнить, что в Древней Руси осуждалось
"философское кичение" как самонадеянность индивидуального разума
и восхвалялось "смиреномудрие" как более достойная позиция -
реальное понимание ограниченности человеческих возможностей перед
беспредельностью мироздания. Кроме того, вся философская традиция
делилась на "внутреннюю", христианскую, боговдохновенную, направленную
на спасение души человеческой, и "внешнюю", ориентированную
на познание окружающего бытия, приобретение полезных знаний,
но не ведущую к совершенствованию человека. Поэтому предпочтение
отдавалось первой, но отнюдь не отметалась и вторая. Как писал позднее
Максим Грек, например, о логике, что она весьма полезна "для исправления
ума", но нельзя "хитроумными силлогизмами" испытывать глубину
и праведность христианского учения, равно как нельзя нравственно
совершенствоваться с помощью прикладного знания. Налицо доминирование
акснологической установки перед инструментально-прагматической.
В подобном же ключе построены сочинения св. Кирилла Туровского
(ок. 1130-1182), именовавшегося "Златоустом, паче всех просиявшим
на Руси". Характерна философски назидательная "Притча о
человеческой душе и теле". Слепец (аллегория души) и хромец
(аллегория тела), объединившись, совершают преступление, расхищая
порученный им виноградник. Из авторского объяснения читатель
узнает, что "вертоград" есть символ благоустроенного бытия, огражденного
стенами нравственных заповедей. Хозяином является сам
Творец, сурово наказывающий за преступление. Помимо отвлеченно
морализирующего аспекта, это сочинение имело острую публицистическую
направленность. Кирилл порицал в нем князя Андрея Боголюбского,
действительно прихрамывавшего, и его ставленника епископа
Феодора, задумавших отделить и возвысить Владимирское княжество.
Размышления о средствах и цели, о преступлении и наказании принадлежали
к числу наиболее популярных в отечественной литературе
и философии с самого раннего периода [25, т. 12, с. 340-3471.
Тип редкого для допетровской Руси светского мыслителя представляет
великий князь Владимир Мономах, занимавший киевский престол
в 1113-1125 гг., по материнской линии внук византийского императора
Константина Мономаха. На склоне лет он создал "Поучение",
сохранившееся в единственном списке в составе Лаврентьевской летописи
и представляющее один из древнейших жанров в мировой литературе
- наставление отца своему сыну, своеобразное духовное завещание,
передача выстраданного жизненного опыта юному поколению.
После смиренного вступления о "страхе божием", что в средневековой
семантике означало постоянную память об ужасе греха и стремлении
к спасению души, Мономах кратко и убедительно выражает свои мысли:
"Уклонися от зла, сотвори добро, взыщи мира... Старый чти яко
отца, а молодыя яко братью... Лже блюдися и пьянства и блуда, в том
то душа погибает и тело... Научися, верный человек, быти благочестию
деятель" [3, т. 1, с. 392-413].
Подобно многим средневековым авторам, князь обращается к Псалтыри,
бывшей одним из наиболее почитаемых ветхозаветных сочинений
и оказавшей значительное влияние на всю топику древнерусской
культуры. Она стала книгой, обязательной для изучения после Азбуки
и Часослова. Концентрированная мудрость выражена в тексте псалмов
в яркой поэтической и символической форме. Редкий памятник средневековья
обходится без цитат, толкований, реминисценций, образов,
связанных с этим древнейшим гимнографическим сочинением. Велико
его значение в богослужебной и монашеской практике вплоть до
сегодняшнего дня.
Современником князя был грек митрополит киевский Никифор,
оставивший несколько творений, из которых наиболее ценно в философском
плане "Послание к Владимиру Мономаху о посте". В нем
раскрывается сложная диалектика человеческой души путем выделения
трех составляющих ее начал: "словесного" - разумного, мыслящего,
божественного; "яростного" - стихийного, оргического, эмоционального;
"желанного" - волевого, целенаправляющего. "Тричастная душа"
действует по всему телу "пятью слугами", т.е. пятью органами чувств.
По давней эллинской традиции (подобно Платону в диалоге "Федр")
митрополит передает динамику души через символический образ несущейся
колесницы, где разум выступает в роли возничего. Он пишет
также о значении поста, который "творят вей языцн" для укрощения
языческой невоздержанности, о роли зрения и слуха в познании мира,
о гносеологической функции памяти и многом ином. Через подобные
сочинения на Русь проникали элементы высокой греческой философской
традиции [8, с. 82-87].
Одним из самых ярких памятников афористической мысли является
"Моление", или "Слово", Даниила Заточника, загадочного
автора рубежа Х11-Х111 вв., о котором существует много гипотез, по
нет никаких достоверных сведений. Будучи представителем своеобразной
средневековой интеллигенции, "одержимым нищетою", считавший
себя "ратником духа", мыслящей личностью, он обращается к
князю, ища его покровительства. "Моление" буквально искрится, переливается,
как драгоценными камнями, перлами образной мысли, заимствованными
из святоотеческой литературы, народной речи и созданными
самим автором: "Да разверзну в притчах гадание мое... Сердце
60 смысленаго укрепляется в телеси его мудростью... Злато сокрушается
огнем, а человек напастьми... Очи бо мудрых желают благых, а
безумнаго - дому пира". Некоторые афоризмы Заточника вошли в
сборники сентенций, подобные "Пчеле", его имя упоминается в древнерусской
книжности наряду с признанными авторитетами почитаемой
литературы.
Подводя итоги краткого рассмотрения Киевского периода, можно
сказать, что уже в домонгольскую эпоху на Руси сложилась характерная
для отечественного средневековья философская мысль в разнообразии
жанров, источников, имен, интенций развития, о чем свидетельствуют
историософия летописцев, провиденциализм митрополита Илариопа,
экзегеза Климента Смолятича, притчи Кирилла Туровского, этика монашествующих
пр. Феодосия Печерского и мирская этика Владимира
Мономаха, философская антропология митрополита Никифора, афористика
Даниила Заточника [7]. Тогда же были заложены устойчивые
традиции отечественного философствования, о которых говорено выше.
426
2. МОСКВА - ТРЕТИЙ РИМ
В XIII в. под ударами монгольских войск пала Киевская держава,
чему предшествовало все большее обособление отдельных ее частей.
Нашествие свирепых, спаянных железной дисциплиной кочевников
было воспринято европейцами как апокалиптическое событие вселенского
масштаба, о котором пророчило "Откровение Мефодия Патарского"
и другие эсхатологические произведения. Европа в силу своего выгодного
геополитического положения устояла, а Русь была разгромлена и
подчинена. Западные ее земли вместе с Киевом, Черниговом, Смоленском
попали под власть Великого княжества Литовского, а после его
унии с Польшей вошли на несколько веков в состав Речи Посполптой,
став ближе к католическому миру и подвергшись полонизации.
На северо-востоке Руси в условиях тяжелейшего противостояния с
завоевателями начинает формироваться новое древнерусское государство
с центром в Москве. Этому окраинному городку, основанному
киевским князем Юрием Долгоруким и расположенному на землях
Владимиро-Суздальского княжества, предстояло драматичное восхождение
от малого града до одной из мировых столиц. Много раз он
горел, разорялся, гибли тысячи его жителей, но каждый раз упорно
восстанавливался и креп под сенью своего небесного покровителя св.
Георгия, поражающего дракона. Образ Георгия не просто герб Москвы,
но выраженный пластическими средствами концептуальный образ, соединивший
древнейший хтонический миф, христианское самопожертвование,
воинскую честь, противостояние добра и зла, торжество справедливости.
Этот образ - всадник, поражающий дракона, - концентрированно
выразил суть многовековой борьбы за становление российской
государственности, что отразилось во множестве творений отечественной
культуры, в том числе в великолепном бело-золотом Георгиевском зале
Большого Кремлевского дворца, посвященном воинской славе россиян.
Но временам подъема России предшествовали времена смирения,
уничижения, накопления сил для борьбы. О тяжких испытаниях в
годину монгольского разорения свидетельствуют "Слово о погибели
Русской земли", где рисуется эпический облик процветавшей некогда
страны, и "Сказание о граде Китеже", погрузившемся на дно озера,
невидимом людям злым и открывающемся перед теми, кто "никакова
помысла имети лукава, и развращенна, и мятущего ума". Светлая
мечта о "земном рае", манящий идеал социальной утопии, стремление
найти построенное на справедливости Беловодье станут одной из духовных
грез отечественного самосознания, взыскующего созидания царства
Божиего на земле, принесшей так много испытаний и все же неистребимой
вплоть до нашего времени [8, с. 95-97].
Древнерусский панэтизм
Живой свидетель тех потрясений епископ Серапион Владимирский
(ум. 1275) сравнивает нашествие иноплеменных с разрушительным
землетрясением. "Ныне землею трясеть и колеблеть, оезаконья
грехи многия от земли отрясти хощеть, яко лествие от древа". Подобно
летописцам, он с болью и смирением признает, что обрушившееся
испытание есть меч карающий в деснице Божией за умножившиеся
грехи, небратолюбие, вражду, усобицы Русской земли. Однако Бог
как Отец любящий посылает наказание не для уничтожения, но для
вразумления людей, их покаяния и исправления. Серапион призывает
не унывать, быть морально стойкими и "крепкодушными". Подобная
нравственно акцентированная трактовка исторического процесса отражает
особое видение бытия в духе "онтологизации морального воззрения
на мир" (О.Г. Дробницкий).
Действенным средством нравственного воздействия и воспитания
служила агиографическая литература. "Житие Михаила Черниговского",
мученически погибшего в ставке Батыя вместе с боярином
Феодором за веру христианскую; "Житие Михаила Тверского", также
убитого в Орде и причисленного к лику святых; "Повесть о житии
Александра Невского", где соединены черты воинской повести и благочестивого
жития принявшего перед смертью схиму и канонизированного
впоследствии одного из самых любимых народом устроителей
и защитников земли Русской. Именно он произнес в Софийском соборе
Новгорода перед походом против высадившихся на берегах Невы
шведов пламенные слова "Не в силе Бог, но в правде", ставшие знаменем
борьбы в те тяжелые времена, когда Русь была стиснута между
Западом и Востоком, когда решался вопрос о ее существовании.
Его имя Александр (в переводе с греческого "защитник людей")
ассоциировалось с именем и подвигами Александра Македонского, известными
в древнерусской среде по многим памятникам, в том числе
по переведенной с греческого "Александрии". Данный источник, существующий
в пяти редакциях, весьма интересен и вместе с тем мало
изучен в философском отношении. Из него русский читатель получал
сведения о связи философии и политики на примере отношений Аристотеля
и Александра; здесь же повествуется о "рахманах", индийских
нагомудрецах и аскетах, их споре с завоевателем мира, своеобразных
установках древнеиндийской мудрости о суетности внешнего
активизма, о крахе неправедно достигаемого, о слиянии с природой и
стремлении к бесконечному духовному универсуму.
Так в сознание русских людей входили некоторые понятия и образы
восточной философии задолго до Нового времени. Кроме цикла
памятников, связанных с Александром Македонским, этому способствовали
сочинения "О рахманах", "Хождение Зосимы к рахманам",
"Повесть о Варлааме и Иоасафе", "Стефанит и Ихнилат", "Повесть
об Акире Премудром" и ряд других источников (В. К. Шохин).
Следует, однако, заметить, что нехристианские тексты подвергались
христианской адаптации, в них вносились коррелирующие их в православном
духе акценты и нюансы. Александр приобретал черты протохристианского
героя, исповедующего единобожие и общающегося с
пророком Иеремией, глава рахманов Дидим назывался "игумен", а
его единомышленники - "братия". [24, т. 2, с. 78-92]. Впрочем, подобная
корреляция прошлого и его деятелей, устойчиво вошедших в
мировое культурное наследие, присуще не только средневековью. Она
присутствует всегда и повсеместно, ибо в минувшем актуализуется то,
что отвечает чаяниям и злобе сегодняшнего дня.
Эволюция отечественного самосознания
Если отечественное самосознание домонгольского периода отличал
исторический оптимизм, восторг неофитов, осознание близости с
Византией и европейскими странами, надежды на грядущее процветание,
то после разгрома Руси и начала длительной изнурительной борьбы
за выживание против "злогорького ига" внедряются идеи о трагическом
пути Отечества, об особом историческом жребии, об изоляционизме
и периферийном положении Руси, о возросшем восточном факторе
и ставшей отныне важнейшей экзистенциальной проблеме бытия
между Европой и Азией с выбором оптимальной собственной позиции
в евразийском контексте.
Натиск с Востока имел не только негативные последствия. В борьбе
с империей Чингизидов, Золотой Ордой и оставшимися от нее ханствами,
Русь не только закалилась и создала более мощную военно-политическую
организацию, но и восприняла многие достижения вовлеченных
в орбиту монгольского завоевания народов. Она открыла для
себя огромное пространство вплоть до Тихого океана и, освоив его,
превратилась из небольшого княжества на окраине Европы в самое
обширное государство планеты со сложным этно-культурно-конфесспональным
составом.
Вместе с тем, процесс превращения страны в мировую державу
происходил с возрастанием централизаторских тенденций и постепенным
превращением в империю, что нашло свое отражение в создании
ведущей концепции государственного самосознания - теории "Москвы
- Третьего Рима". Став сильнейшим государством на востоке
Европы и севере Азии, Россия включила в свой состав и сферу влияния
где мягким, где жестким, где добровольным, где насильственным путем
множество самых разнообразных народов, что предполагало не только
единство, но и будущее противостояние, центробежные и разрушительные
внутренние процессы, как это было со всеми империями, переживавшими
подъем, расцвет и упадок.
В 1380 г. произошла знаменитая Куликовская битва, которой посвящен
цикл памятников литературы, живописи, архитектуры. Битва
всколыхнула народное самосознание, внушила надежду на возрождение
Руси. В "Задонщине" и "Сказании о Мамаевом побоище" решительное
сражение рассматривается с христианско-космической точки
зрения как вселенское противостояние двух миров, двух идеалов, двух
тенденций мировой истории. Поле битвы прогибается под тяжестью
огромных масс людей, природа соучаствует в подготовке и ходе
сражения, праведники с небес ободряют и покровительствуют христовым
воинам, поединок вражеского богатыря, страшного, как Голиаф,
с иноками Пересветом и Ослябей символизирует напряженность столкновения
непримиримых сил. Эта битва рассматривалась как кульминация
в многовековой борьбе Руси с "полем", с разрушительными
волнами воинственных кочевников, выплескивавшимися из недр Азии.
Характерны описки авторов и переписчиков рукописей, когда они называли
вражеских воинов по давней привычке "печенегами" или "половцами"
[3, т. 4, с. 96-111].
Главный персонаж битвы Дмитрий Донской сравнивается с Ярославом
Мудрым и Александром Невским, причем киевский князь называется
древним, а московский - новым. Так, с одной стороны, подчеркивается
преемственность с домонгольской Русью; с другой же -
осознается, что становление Московской Руси есть качественно новый
этап развития Отечества. По меткому выражению Л.Н. Гумилева, на
поле Куликово пошли москвичи, суздальцы, владимирцы, ярославцы,
костромичи, а после рати возвратились русские, осознавшие свое единство.
Но потребовалось еще сто лет, когда после "стояния на Угре" в
1480 г. Русь, превращающаяся в Россию, сбросила ненавистное иго. К
этому событию приурочен интересный памятник древнерусской публицистики
"Послание владычное на Угру" архиепископа Вассиана,
в котором просвещенный пастырь, поднимая ратный дух Ивана III,
напоминает о великих предках, ссылается на эпизоды из мировой истории
и обращается к авторитету античных мыслителей, избирая в
качестве примера Демокрита: "Слыши, что глаголит Димокрит, (философом
первый: Князю подобает имети ум ко всем временным, а на
супостаты крепость, и мужество, и храбрость, а к своей дружине любовь
и привет сладок".
Подобное знакомство с подлинными памятниками древнерусской
письменности может поставить в тупик стереотипно мыслящих исследователей,
некритически следующих тенденциозной концепции о линиях
Платона и Демокрита, ибо здесь последний характеризуется уважительно
как знатнейший из философов. С его именем, кстати, связывалось
на Руси понятие демократии. Как писалось в Азбуковниках: "Во
еллинех древле философ некий Димократ именуем. Толкует же ся
Димократ - народоначальник, или староста. Димократия - народовладение"
(Рук. XVII в. //РГБ. Ф. 299, № 1, л. 115 об).
Но политическое развитие России не шло по пути демократии,
хотя были и вечевые собрания, и поместные соборы, и другие ограничения
центральной власти. Главной тенденцией стало нарастание автократии,
приведшее затем к созданию имперских институтов и советского
тоталитаризма. В этом плане полезно проследить становление
доктрины "Москва - Третий Рим" как ведущей концепции, легшей в
основу государственного самосознания.
Она исподволь вызревала по мере усиления Руси и ослабления
Византии, "Второго Рима". После падения "империи ромеев" в 1453 г.,
а также случившегося ранее покорения турками болгар и сербов и
подчинения населения Украины и Белоруссии власти Речи Посполитой,
Российское государство осталось единственным независимым православным
царством, призванным защищать не только себя, но и своих единоверцев
в покоренных мусульманами и католиками странах. Отсюда
проистекает мессианское содержание рассматриваемой доктрины.
Смысл протоимперской доктрины
К ее созданию причастны многие идеологи, основным же считают
старца Филофея, монаха Елеазарова монастыря из-под Пскова, который
в ряде посланий великому князю Василию III, Ивану Грозному и
другим адресатам изложил основные ее принципы: падение "первого
Рима" от язычников и "второго Рима" от мусульман за прегрешения
против веры; наступление эпохи "Третьего Рима", после которого "четвертому"
не быть; ответственность России за весь православный мир;
борьба за чистоту веры, укрепление властей духовной и светской в их
взаимной "симфонии" как тесного сотрудничества при разделении функций
[8, с. 162-166].
В историческом контексте того времени концепция "Москва - Третий
Рим" была не русской выдумкой, но всего лишь одной из версий
общеевропейской теории "Roma aeterna" (Рима вечного), распространенной
во многих христианских странах. Достаточно вспомнить о
Священной Римской империи Габсбургов или именование польской
средневековой столицы Кракова "Третьим Римом". Отечественная версия
не столько носила гегемонистский характер, сколько была реакцией
на вселенские притязания папского престола, правителей крупнейших
государств Европы и средством самоутверждения весьма далекого
от всемогущества Московского царства.
Дальнейшее развитие эта концепция получила в "Сказании о князьях
Владимирских", где обосновывалось происхождение правящей династии
Рюриковичей от римского императора Августа, а титула
"царь" - от "цезарь", передача регалий византийских императоров -
шапки Мономаха, барм, скипетра и державы - российским правителям.
В "Повести о ослом клобуке" рассказывается легенда о священническом
уборе (подобие которого станет носить глава русской церкви),
врученном первым христианским императором Константином римскому
папе Сильвестру, который отдал его после разделения церквей константинопольскому
патриарху, а тот по ангельскому внушению отослал на
Русь в Новгород [25, т. 9, с. 178-219]. "Степенная книга царского
родословия", составленная по указанию митрополита Макария, включает
перечень правителей Руси от св. Владимира до Ивана IV, первым
официально венчавшимся на царство и, стало быть, законно носившим
титул "царь".
По воле самодержца был создан грандиозный "Лицевой летописный
свод" из десяти томов с тысячами миниатюр, где последовательно
проводилась идея о провиденциализме мировой истории, о России как
наследнице великих монархий и оплоте православия, центром которого
стала Москва. Важными централизаторскими мероприятиями были:
создание "Великих Миней Четиих" митрополита Макария, содержавших
чтения на каждый день года, где, помимо житийной и благочестивой
литературы, содержалось немало текстов богословско-философского
характера, принадлежавших Иоанну Дамаскину, Дионисию Ареопагиту,
Юстину Философу, Иоанну Экзарху Болгарскому и другим почитаемым
авторитетам; решения Стоглавого собора 1551 г. об унификации
богослужебной практики; начало книгопечатания, положенное в России
Иваном Федоровым; регламентация частной жизни по "Домострою"
в "научение и наказание всякому христианину".
В "Переписке Ивана Грозного и Андрея Курбского" самодержец
отстаивал идею абсолютистской без ограничений монархии; его оппонент,
бежавший в Литву, выступал за просвещенную монархию европейского
типа с соблюдением законности и прав родовой знати [3, 7, с.
16-107]. Принципиальный спор двух точек зрения на развитие российской
государственности закончился в пользу первой, однако ничем не
сдерживаемая тирания Ивана Грозного привела впоследствии к его
личной трагедии, к устранению династии Рюриковичей и тяжелейшему
политическому кризису эпохи Смутного времени [1, вып. 2, ч. 1, с. 375].
Что касается опального князя, то он должен войти в историю отечественной
философии как энтузиаст изучения наследия Иоанна Дамаскина,
как автор "Сказа о логике", "Толкования на дщицу кафегорий",
"Сказания о древе Порфирия" и переработки "Trivii Erotemata" под
названием "От другие диалектики Иоанна Спанинбергера о силогизме
вытолкована", которое стало первой печатной русской книгой по логике,
изданной в Вильно в 1586 г. (Н.К. Гаврюшин).
Для глубокого понимания древнерусской мысли, кроме письм
...Закладка в соц.сетях
