Жанр: Любовные романы
Линия ангелов
...да — и на него снова опустился темный флер.
— Ты узнаешь о тех изменениях первой. — Гарланд был в своем стиле.
Я тоже.
Поэтому продолжала упорствовать.
— Ладно, а что тогда изменилось в твоей судьбе?
Пламя еще раз затрепетало, превратившись из синего в шафранное. И затем
снова в синее. Тени на стене выплясывали сумасшедший канкан.
— Всё.
Какой, однако, бессмысленный разговор получается. Когда один жаждет знать, а
второй — не желает отвечать. Я вынужденно прекратила спрашивать. Я могла бы
продолжать задавать вопросы и дальше, но ответы свелись бы к бесцветным,
ничего не значащим словам. Лучше молчать.
Ангел-city победил.
Мы снова выпили. Мне не хотелось есть, хотя я понимала, что крепкое вино на
пустой желудок может сыграть со мной очень жестокую шутку.
Я положила в рот прозрачный листик сыра. Лучше бы я этого не делала! Вкус
сыра и особенный вкус вина, перемешавшись, вызвали внутреннюю судорогу. Меня
даже затошнило.
Я снова схватилась за бокал. Он оказался
пуст. — Хватит вина, — проговорил Ангел-city, наблюдавший за мной из тени.
— Позволь это решать мне самой, — вспыхнула я.
Как он смеет мне указывать?!
— У твоего вина особый вкус...
— И что это значит?
— Свеча скоро догорит.
Сегодня Гарланд изъяснялся как безумец. Но смотрела я не на него, а на
потрескивающую свечу. За столь короткое время она уменьшилась наполовину.
Старинные восковые свечи слишком быстро тают, истекая прозрачным воском. Их
бесцветные капли — как слезы. Умирая, свечи плачут.
Наверное, я тоже свихнулась. Двое безумцев за одном столом. При умирающей
свече.
— Прежде чем она догорит, я бы все-таки хотела выпить еще вина, чтобы
затем, в потемках, не пронести бокал мимо рта. — Я требовала тоном
разгневанной королевы.
Будь у меня на макушке корона, она бы сейчас угрожающе надвинулась на лоб от
резкого мотания головой.
— Выпей лучше апельсиновый сок. — Ангел-city был категоричен и
нежен.
Подозрительно категоричен. Подозрительно нежен.
Меня же стало
заносить
. В голове потихоньку все начало крениться и плавно
съезжать со своих мест. Как на корабле в большую качку. Я подозревала, что,
если рискну подняться со стула, меня тоже начнет качать из стороны в
сторону. Здравый смысл точно вымыло алкоголем. Вместо него образовался
горячий вакуум.
— Если я не выпью еще вина, то разобью этот чудный бокал, —
сообщила я, удивляясь собственному голосу — он сделался хрипящим.
— Бей. — Ангел из мрака, похоже, тихо рассмеялся.
Смех его решил судьбу бокала. Я с силой швырнула прекрасную вещь на пол,
наслаждаясь убийственным звоном, испугавшим тени.
— Ты купишь новый? — поинтересовалась я, торжествующая.
С клокочущей злой радостью в сердце. И с по-прежнему пустой вакуумной
головой.
— Увы, уже не смогу. Этому бокалу двести восемь лет. Было...
Потрясенный возглас вырвался у меня. Боже мой, что я творю? Комната во мраке
качнулась и едва не перевернулась на 360°. Что-то стальное вдруг начало
сдавливать влажные виски. Я дотронулась до них дрожащими холодными пальцами,
пытаясь избавиться от давящего ощущения. Оно сделалось еще сильнее. От
давления начали закрываться глаза.
— Мне очень жаль. — пролепетала я, с ужасом понимая, что глаза мои
вот-вот закроются без моего желания. — Я не знаю, что со мной сейчас
происходит...
И я даже не уверена, услышал ли меня Гарланд на другом конце стола, потому
что едва слышно шептала пересохшими губами.
— Смотри на свечу, она уже догорает. — Ангел-city опять на
мгновение проступил из переплетенных теней, и его лицо, светлое-светлое,
удивительное и чуть-чуть печальное, вновь показалось мне иконным.
Свеча напоследок мигнула, занялась темно-синим, пронзительно затрещала и
погасла.
И я выпала из реальности. С головокружительной высоты опрокинулась в
абсолютную тьму. И, кажется, разбилась насмерть...
...Глаза открывались медленно-медленно. Веки казались тяжелее бетонных плит
Когда же, наконец, глаза открылись, то поначалу ничего не увидели, ибо перед
ними клубился серый туман. Потом туман стал рассеиваться, и проступила
комната со всеми предметами.
Знакомая комната.
Крохотная, с низкими потолками, выцветшими дешевыми шторами, оклеенная
бледными обоями в розовый цветочек и криво повешенной люстрой на пять
плафонов, из которых горел только один.
Я страшно вскрикнула, вскакивая и снова падая... на кровать с продавленным
матрацем. У него одна пружина сильно впивается куда-то чуть пониже седьмого
позвонка. Матрац пора давно выбросить на помойку, но тогда следует купить
новый. А на беготню по магазинам у меня никогда не хватало времени.
...Я лежала на собственной кровати, в своей городской квартире. За окном
раздавался шум несущихся бесконечным потоком автомобилей. К этому гулу
примешивались гудки, возгласы, стуки и еще черт знает что, как обычно бывает
в большом городе, когда окна выходят прямо на оживленный проспект.
Я сделала вторую попытку встать. Со второго раза у меня это получилось. Но,
сделав два бездумных шага, остановилась, не зная, что мне делать дальше.
Стояла и дико озиралась по сторонам, содрогаясь от холода.
Почему так холодно? Ах да, я же в легком открытом платье. Белом. В том
самом, в каком восседала на ужине при единственной свече. Когда это было? И
было ли это вообще?
Каланта...
Ужасно далекое слово.
Может быть, мне приснится чудесный остров, пропахший орхидеями, и черный
ангел на этом острове?
Я оглянулась на зеркало, которое отразило меня: бледную, растрепанную, но в
вечернем наряде. В моем гардеробе таких платьев отродясь не имелось. Сон
продолжается?
Резко взревевший за окном какой-то дикий автомобиль заставил меня
подпрыгнуть на месте и осознать, что сон закончился. Я проснулась. Точнее,
воротилась в обычную будничную реальность, в которой нет места орхидеям и
ангелам. Предчувствие меня не подвело.
Ангел-city позабавился и вышвырнул меня из рая, как отцветший цветок, даже
не переписав сценария похищения. Он просто опоил за ужином какой-то
очередной дрянью (именно поэтому вино имело такой странный жгущий привкус) и
в бессознательном состоянии переправил по линии ангелов в мир иной. То есть
в мой мир.
Отличная месть.
А я-то еще гадала, каким будет наше прощание, не предполагая даже, что со
мной вообще не попрощаются.
Я навзрыд рассмеялась. Я не ощущала боль. Может быть, потому, что сердце
впало в кому. А душа... душа осталась на Каланте. Не кусочек, не частичка —
вся целиком. И теперь мне надо научиться жить с погасшим сердцем и
потерянной душой. И с воспоминаниями об утраченном рае. Множеством
воспоминаний — светлых, чудесных, полных красок и цветов...
Никсон
!
Я судорожно вздохнула, вдруг вспомнив про фотоаппарат, и похолодела. Неужели
он остался на острове? Мутные глаза отчаянно заметались по комнате, не
надеясь обнаружить верного друга. Но
Никсон
вернулся вместе со мной. Лежал
на подоконнике. Значит, Ангел-city оказался не так жесток, чтобы нас
разлучить.
Я бросилась к фотоаппарату, намереваясь сейчас же увидеть и роковые орхидеи,
и черные эльфские глаза, и выразительную татуировку, и ангелов, раскинувших
мраморные крылья, и смеющиеся небесные очи Скарамуша, и плещущийся пенный
океан. И...
Флэш-карта была абсолютно пуста. С нее стерли все снимки. Почти полторы
тысячи. Все исчезло...
У меня не осталось ни-че-го.
И это предполагалась с самого начала. Именно поэтому Ангел-city не возражал
против снимков, разрешая снимать все и всех подряд. Именно поэтому никто не
скрывал своего лица, и все так открыто смотрели в мой объектив.
Все оказалось продумано заранее. Ангел отомстил люто.
Жуткий вопль отчаяния исторгся из меня. Господи... Именно сейчас, когда я
смотрела на ужасную
табулу расу
, я поняла, что мир развалился на куски. Я
нахожусь среди острых обломков, и никогда уже мое бытие не сложится в
гладкую картину.
Потом я заметила конверт, прислоненный к витой океанской ракушке, полной
вздохов океана. Мне не хотелось брать его в руки и вскрывать. Потому что там
наверняка — слова. Пустые, банальные слова, о чем-то...
Но я ошиблась. В конверте находилась фотография. Едва я взглянула на нее,
как она выпала из моих разжавшихся пальцев. Фотография изображала меня
совсем голую, с закрытыми глазами, раскинувшуюся на кровати Гарланда в
окружении алых орхидей. Видимо, он сделал этот снимок, когда я лежала в
беспамятстве, опоенная соком той загадочной орхидеи, что растет на
Филиппинах.
Красота — всегда наказуема
— так, кажется, сказал Ангел-city.
Я сползла на пол. Мне хотелось только одного — умереть.
10
Когда я появилась на работе, ничуть не изменившийся Барни, такой же землисто-
бледный, лохматый и потный, взглянув на мое лицо, поинтересовался: уж не в
загробном ли царстве я провела свой отпуск.
Я ответила, что в раю.
Тогда Барни сказал, что если из рая возвращаются вот с такими физиономиями,
то он постарается съездить отдохнуть в ад.
Я пожелала ему счастливого пути.
Затем Барни спросил про кольцо. Не заметить его было невозможно. С огненным
камнем — старинным рубином — изумительно сделанное, изящное и роскошное
одновременно, оно бросалось в глаза.
Удивительной красоты кольцо я обнаружила на своем пальце не сразу. Убиваясь
и терзаясь по утраченному раю, я не замечала ничего вокруг. Лишь к вечеру
почувствовала, что на безымянном пальце правой руки мешается что-то лишнее.
Тяжелое, холодное. Взглянув я увидела кольцо.
Я даже поначалу не поверила своим глазам. Алый камень, словно драгоценность
из стародавней легенды, отбрасывал тяжелые пурпурные отблески. Завораживал и
ослеплял. Холодный снаружи, в своем сердце камень содержал мерцающий
багряный огонь.
Что есть сей драгоценный дар? Плата за известные
услуги
? О да, тут я
постаралась на славу, впервые в жизни влюбившись и потеряв голову вместе со
стыдом и гордостью. А может быть, утешающий
приз
? Или необъяснимая прихоть
ангела с разбитым хрустальным сердцем?
Все может быть, но мне хотелось думать, что это память. Я знала, что более
не сниму нежданное кольцо ни при каких обстоятельствах. Оно будет со мной.
Вечно. Станет частью меня.
Что я могла ответить Барни? Сказала, что это туристический сувенир. Барни
недоверчиво хмыкнул, пробормотав что-то насчет обручальных колец, и был
немедленно пригвожден убийственным взглядом к протертому сиденью.
Я потом наведалась к ювелиру, чтобы он оценил
безделицу
. Не то чтобы меня
сильно интересовала цена, но мне была любопытна сумма, в которую меня
оценил
Ангел-city.
Ювелир назвал лишь приблизительные цифры, от которых у меня закружилась
голова, и я чуть не грохнулась в обморок прямо в ювелирном салоне. Ей-богу,
я столько не стоила. Со всей своей бурной страстью и разогретой до кипятка
кровью. Гарланд явно переусердствовал в щедрости.
Я также узнала, как называются те кроваво-рдяные орхидеи, которыми меня
обильно усыпали на постели ангела. Пересмотрела массу книг, едва не стала
специалистом в области орхидей, но отыскала их. Софронитис. Орхидеи цвета
крови.
Жизнь, обыденная и серая, постепенно затягивала в свое вязкое тухлое болото.
Я исправно ходила на работу, делала сенсационные снимки, которые под
псевдонимом Мирмекс красовались в
Наклонной плоскости
. Звезды зверели,
адвокаты грозили всеми карами небесными, Барни блаженствовал, я получала
гонорары. Все происходило, как всегда.
Все и не все.
Потому что у меня снова возникло пренеприятное чувство, что некто невидимый
за мной наблюдает. Это уже походило на острую паранойю. За мной некому было
наблюдать. Я никому не нужна. И все-таки незримое наблюдение я чувствовала
всем своим существом. Я снова начала оглядываться по сторонам.
И не могла более жить в одиночестве. Всего нескольких дней в раю хватило,
чтобы понять, что это значит — быть не одной.
Нет, я не стала заводить звонкого щенка или озорного котенка. Я купила
орхидею в горшочке.
Ликасту Скиннера.
Чисто белую.
Меня предупредили, что орхидеи — ужасно капризные создания, и за ними
требуется уход, как за королевским дитятей. Чуть что не по ним, и они из
вредности гибнут. Мне ли этого не знать! Мистер Гарланд прочитал немало
лекций об уходе за орхидеями. Я запомнила все почти дословно.
Теперь, когда я возвращалась в свою неуютную квартиру, меня встречала
орхидея. Я так привязалась к ней, что начала с изящным растением
разговаривать. Ликаста узнала обо мне все. От веса тела до размера туфель,
от любимого сорта шампанского до названия ночного увлажняющего крема.
Я продемонстрировала ликасте белое платье, в котором путешествовала по линии
ангелов. Показала специально, чтобы избалованная орхидейка не слишком
зазнавалась. В белом волшебном наряде я чувствовала себя красивее ее.
Это оказался единственный раз, когда я надела роковое платье после всего
случившегося.
В один из вечеров, когда за окном лил нескончаемый холодный дождь, ликаста
выслушала мелодраму об Ангеле-city и Лайлии Шеритон. Короткая лав-история
без традиционного для подобного жанра хеппи-энда. И слезы, выступившие на
глазах, вызвала вовсе не мелодраматическая развязка.
Я отдавала себе отчет, что медленно и тихо гибну. Что орхидею Лайлию Шеритон
ничто не спасет. Ей не выжить в мире, в котором
нет
его. Ангела-city.
Тот невидимый наблюдатель, что следит за мной — будет единственным, кто
увидит, как я угасну. Точно орхидея-эпифит, лишенная жизненной опоры.
Может быть, кто-нибудь другой на моем месте развил бы кипучую деятельность.
Чтобы отомстить. Чтобы причинить зло. Чтобы взглянуть в глаза врагу и
спросить прямо:
Почему?
Порой меня охватывали подобные боевые настроения и сразу закипала кровь. Но
именно мысль о ситуации, когда придется смотреть в бездонные глаза ангела,
мгновенно охлаждала разум. Нет-нет, мне больше нельзя смотреть в его черные
глаза. Это слишком больно.
Гораздо больнее, чем просто умереть.
— Неужели в раю так ужасно? — вдруг спросил Барни, откладывая
недочитанную статью.
Я вздрогнула, отрывая глаза от монитора компьютера, и испуганно оглянулась
на редактора. Барни смотрел на меня в упор, словно мечтал раскрошить на
мелкие кусочки, как сухую булочку.
— У тебя на носу капля, — добавил он свирепо.
Я непроизвольно вытерла нос. На нем и правда висела слезинка. Бог мой, да
ведь я лила слезы. Прилюдно. Докатилась...
— Что ты делала в том раю? И что с тобой там сделали? И кто
именно? — вопросы сыпались и прыгали, как теннисные мячики из
прохудившейся сеточки-мешка. — Назови мне имя того мерзавца, и я его
растерзаю.
— О чем ты, Барни? — Я боялась притронуться к своим глазам, чтобы
не выдать других слез.
— Я о том, девочка, что видеть каждый день возле себя живой труп, мне
уже надоело. Я не некрофил. Я — натурал! — прогремел Барни во весь
голос, и я с тоской подумала, что теперь анекдотов про Барни-натурала не
оберешься. На каждом углу станут судачить.
— Никогда в этом не сомневалась, — проговорила я сдержанно.
Изо всех сил сдерживалась, потому что очень хотелось завыть в голос и
рассказать Барни все-все. Но испугалась, что он меня ногами отпинает, что
так долго молчала. И погибших снимков не простит никогда.
— Если ты не перестанешь умирать, я тебя уволю, — зловеще
предупредил Барни, — и я втянула голову в плечи, оглушенная. —
Качество твоих снимков становится все хуже и хуже. Скандалов все меньше и
меньше. Этак и тираж пойдет на убыль.
— Извини, Барни, — опустошенную и ошарашенную, меня хватило только
на тривиальный идиотизм извинения.
Но Барни не услышал.
— Может быть, тебе снова вернуться в рай? И уладить там все
проблемы? — неожиданно предложил он.
Я взглянула на него, как на библейского зверя из Апокалипсиса.
— Второй раз меня в рай не пустят. — Из груди вырвалось тяжкое
сипенье. Вернуться... как я об этом мечтала. — И к тому же я не знаю
точной дороги. Туда и обратно я перемещалась по линии ангелов, а тот ангел,
что служил провожатым, больше меня не хочет...
Барни следовало немедленно позвонить в психиатрическую клинику, чтобы
вызвать психиатров и чертову дюжину санитаров. Но он только вздохнул.
— Понятно. Все гораздо хуже, чем я предполагал.
Мне нечем было его утешить.
— У твоего ангела имеется личный остров, собственная авиакомпания и
прозвище city? — внезапно спросил Барни, когда я уже не ждала от него
каких-либо слов.
Я чуть не упала.
— Можешь не отвечать, — махнул рукой прозорливый редактор,
милостиво давая мне выдохнуть. — Другого и быть не может. Ты, девочка,
обречена. Тебе никто не поможет. Даже господь Бог, потому что он с ангелами
всегда заодно.
Меня качнуло к столу. Молча и совершенно безотчетно я принялась собирать
разбросанные бумажки, пихать их в потрепанный пластиковый портфельчик и
давиться слезами одновременно. Перекинув лямку сумки с
Никсоном
, двинулась
к выходу, боясь, что Барни не даст мне уйти.
Но он уже уткнулся в недочитанную статью и что-то там яростно черкал,
царапая бумагу.
А на улице снова накрапывал дождь. Мелкий и противный. Я едва не налетала на
прохожих, шагая по лужам. Пелена перед глазами была такой же свинцовой, как
и капли, падающие с небес.
Я шла неизвестно куда, до тех пор пока меня не остановил пробудившийся
внутренний голос, который утверждал, что мне надо срочно идти домой. Я
спросила у него: почему? Потому что вымокну насквозь? Нет, ответил
внутренний голос, потому что там билеты в рай выдают.
Я чертыхнулась.
Наверное, мне следует самой добровольно отправиться в клинику для
душевнобольных и пройти долгий курс лечения.
От райской болезни.
Я не послушалась своего внутреннего голоса. И не пошла домой. Точнее, не
пошла домой, сразу после того как он мне приказал это сделать.
Блуждала по мокрым улицам, то и дело натыкаясь на стены, которые как будто
нарочно вырастали передо мной в качестве преграды.
Меня догнала вечерняя промозглая темень, накрыла с головой, затуманила
взгляд. Внутренний голос вновь очнулся и еще настоятельнее потребовал
направиться домой. На сей раз я к нему прислушалась. Ноги уже не держали.
Мне хотелось тепла.
И выпить.
Подходя к дому, я по привычке вскинула глаза, отсчитала восемь этажей и
увидела свои черные окна. Одиночество всей своей липкой пятерней стиснуло
сердце так, что оно даже перестало на мгновение биться.
Я застыла, задыхаясь от боли. Прикрыла мокрые ресницы, представляя, как
сейчас войду в пустую холодную квартиру, включу свет, скажу ликасте
Добрый
вечер
и не услышу ответа. Как скину сумку с
Никсоном
, разуюсь и,
сбрасывая одежду на ходу, пройду в ванную, чтобы принять душ. Потом сяду
перед телевизором и начну жевать разогретый в микроволновке ужин-
полуфабрикат, не чувствуя вкуса и не понимая, что происходит на экране.
Просижу до полуночи, затем опрокину стаканчик с бренди и лягу спать, пожелав
орхидее и своему незримому наблюдателю спокойной ночи.
Так повторялось изо дня в день. Ничего в картине бытия не менялось. Я даже
рассчитала по минутам, какая процедура сколько времени займет.
И я не надеялась на сбой...
А может быть, сегодня не ходить домой? А двинуться куда-нибудь, где есть
люди, много людей и живой смех? И просидеть там до утра? А утром прийти на
работу и заснуть прямо за рабочим столом?
Внутренний голос сказал, что я дура и что дуры должны сидеть дома и не
мешать другим, нормальным людям наслаждаться жизнью.
Что верно, то верно.
Я вошла в подъезд, забыв про то, что на свете где-то существуют места, где
люди пьют и веселятся.
Вот она — моя квартира. Зубы у меня скрипнули. Затем скрипнул отпираемый
замок. Я дома...
Вспыхнул свет, сумка с
Никсоном
аккуратно улеглась на пол, рядом упали
промокшие насквозь
балетки
. Я шагнула в комнату.
— Тебе следовало приобрести не ликасту, а другую орхидею. Например,
доритис.
— Почему? — Я прислонилась к косяку, готовая по нему сползти на
пол.
Ангел-city, сидевший в кресле, наклонил голову. Мне он, наверное, мерещился.
Но с видением разговаривать даже лучше, чем с реальным Ангелом-city.
— Потому что у ликасты есть другое название —
белая монахиня
. Эта
компания явно не для тебя. Доритис же — одно из имен Афродиты. Ты так же
прекрасна, как та богиня.
Видение то ли шутило, то ли издевалось. Но я не могла отвести глаз от него.
Пресветлый, с мерцающими черными глазами, в обычных джинсах и затертом
кожаном пиджаке... Как же я хотела до него дотронуться!
Пальцы бессильно скользнули по косяку.
— Как я вижу, ты не снимаешь моего кольца, — снова улыбнулось
видение, не давая мне опомниться.
— Кольцо очень красивое, — пробормотала я оглушенно.
— Обручальные кольца и должны быть красивыми. Самыми красивыми.
— О-о-обручальные? — выдавилось из меня, и я все-таки сползла на
пол, поразившись, насколько он холодный.
— Разумеется, обручальные. — Лицо у видения стало ужасно лукавым.
Из них на меня глянул плутовской чертик.
Я моргала ресницами, снизу вверх таращась на Ангела-city. Он не переставал
улыбаться. И чертик в его глазах тоже улыбался, скалился и ухмылялся.
— Ты меня вышвырнул вон...
Кажется, я услышала вздох. Не мой.
— Я тебе дал время подумать и разобраться в своих чувствах. И в своем
отношении ко мне. Нужен ли я тебе такой; каков я есть, и сможешь ли ты
вытерпеть ужасного ангела во плоти до конца жизни.
Ах, вот как это, оказывается, называлось; Дал время подумать. Без прощаний,
без оправданий и добрых слов, в бессознательном виде отправив домой и
предусмотрительно уничтожив все отснятые кадры. А я-то считала, что такое
обычно именуется предательством в чистом виде.
Неизвестно откуда я нашла в себе силы встать и, шагнув, влепила видению
пощечину...
Нет, все-таки Стефан в джинсах и кожаном пиджаке оказался не видением.
Потому что руку обожгло огнем, а по комнате прокатился смачный звук. По-
моему, у Гарланда искры из глаз посыпались от увесистой затрещины.
Заслужил...
— Скарамуш меня предупреждал, — скорбно заметил Ангел-city,
морщась и потирая багровую щеку. Чертик из темных очей пропал. Наверное,
выпал.
— Что же ты не прислушался к его предупреждениям? — Я дула на свою
обожженную ударом ладонь. — Твой папа плохого не посоветует.
— Если бы я его во всем слушался, то ты стала бы моей женой, сразу
после того как
Наклонная плоскость
опубликовала снимки из городского
особняка. Очнулась бы на Каланте уже миссис Стефан Гарланд. — Гарланд
ухмыльнулся и снова поморщился — ухмылка явно причинила ему боль. — Я
же не настолько жесток, чтобы перед свадьбой не познакомиться со своей
будущей благоверной очно. Поэтому поступил более гуманно, а ты вот как
отплатила мне за мое милосердие.
Я посмотрела на ладонь другой руки. Та зудела... Меня остановила только
мысль, что если я ударю мерзкого ангела еще раз, то потом уже обе ладони
будут саднить. Неприятное чувство.
— Я не собираюсь за тебя замуж, — сообщила я мрачно и сжала
зудящую ладонь в кулак.
— На твоем месте я бы не стал делать столь категоричных
заявлений, — приподнял брови Гарланд и, выдержав эффектную паузу, нежно
добавил: — План Скарамуша я всегда могу привести в исполнение.
— Ты уничтожил все снимки...
— Нет, — покачал головой Ангел-city. — Они целехоньки и
спокойно хранятся у меня. Тебя дожидаются.
О, если бы Гарланд знал, что я испытала, услышав это признание. Предложение
выйти замуж — ничто по сравнению с тем экстазом, в который я впала, узнав,
что заснятая красота не утрачена навечно.
— Фотографии в компьютере, компьютер в замке, замок на острове, —
продолжал неторопливо Стефан. — И их ты сможешь увидеть, лишь
отправившись на Каланту. А с Каланты ты возвратишься уже миссис Гарланд. Или
не возвратишься вовсе. Останешься на моем острове навечно. В полном моем
распоряжении.
Сердце екнуло, напомнив о себе, что оно живо, не совсем здорово, но готово
выздороветь немедленно. Если только...
— Ты все продумал и просчитал, да? — Я снова взглянула на свои
ладони.
Смотреть же на черноглазого ангела — серьезное испы
Закладка в соц.сетях
