Жанр: Фантастика
Послушник
...так думал, пока не попробовал. Под
утро, когда вся природа сладко спит, малейший шум разносится очень далеко. А если ты еще
сдуру ступишь в сухой валежник...
- Тревога! - пронзительно завопил чей-то испуганный голос. - Нас окружают!
От неожиданности я подскочил на целый фут, резко обернулся к кричащему, ожидая
увидеть неведомых врагов, что взяли сонный отряд в безжалостные клещи. Перед лицом
по-змеиному тихо прошелестел арбалетный болт.
- Вот он, - продолжал разоряться бдительный часовой, опасливо тыча в мою сторону
копьем из-за дерева. С места он при этом не сходил, да ведь и устав караульной службы
запрещает часовому покидать пост.
Я развернулся и бросился бежать в глубь леса под азартные крики проснувшихся воинов,
правда, те преследовали меня недалеко, метров тридцать. Дальне остановились и, как люди
опытные, решили, что впереди может быть засада. Больше в отряде до утра никто глаз не
сомкнул, все ждали повторной атаки. Разумеется, не дождались, я не настолько глуп. Отряд
выступил на рассвете, а уже в обед разделился на двое. Большая часть, во главе с бароном Ле
Бергом повернула налево, Гектора повезли прямо.
Казалось, мне улыбнулась удача, ну что такое пятеро стражников? Надо лишь
исхитриться подобрать-ся к связанному рыцарю поближе, рассечь ему руки сунуть кинжал. Да
мы их всех сметем, как гнилую солому... Сразу после обеда конь захромал. Я внимательно
осмотрел его и нашел, что в легких хрипов нет, зубы - целые, а конечности не пострадали.
Зато ка передней левой отсутствует подкова, а на задней левой она болтается. Я грязно
выругался и скрипнул зубами, но тут до меня дошел смысл происшедшего.
- Нет, - с ужасом сказал я, - только не сейчас!
До ближайшего селения я шел пешком, ведя бедное животное в поводу. Пока я до него
добрался, пока нашел кузницу, пока деревенский кузнец перековал подковы, начало темнеть.
Кто ж ездит в такую пору по лесным дорогам, что, если я окончательно потеряю след, собьюсь
на одном из перекрестков? На ночь пришлось остановиться в местном трактире. Двухэтажное
здание на высоком каменном фундаменте выглядело солидно и основательно, в узкие окна
вставлены стекла, двор чисто выметен. Крыльцо было широкое, но без перил, что для меня все
еще непривычно. Ужинаю я в общей зале, время позднее, потому здесь немноголюдно.
Присутствуют в основном торговцы, что оптом закупают товар на ярмарках, а затем развозят по
деревням. Большинство постояльцев уже разошлось, ведь завтра снова в путь, надо кормить
семьи. В конце концов остаются двое, я и хозяин.
- Скажите, уважаемый мэтр, есть ли в вашей деревне браконьеры? - нетактично
интересуюсь я.
- Сроду у нас этакой пакости не водилось, - решительно заявляет трактирщик,
машинально разглаживая измятый за день фартук.
Его круглое честное лицо доброго католика и верного сына Франции грозно хмурится от
подобного чудовищного предположения. Гипертоник, машинально замечаю я, ишь как рожа
побагровела, вылитый помидор на ножках. Я закусываю нижнюю губу: за день устал и
перенервничал так, что начинаю нести глупости. Никогда нельзя торопиться, если
разговариваешь с людьми. Надо формулировать мягче, заходить исподволь. Как
бомбардировщик, что атакует корабль со стороны восходящего солнца.
- Я преследую одну шайку, - начинаю я снова, - но мой конь захромал, в результате я
совсем потерял их из виду. Мне нужен человек, который найдет их след, поможет быстро
нагнать. Посоветуйте, прошу. Я щедро заплачу подобному умельцу, для меня дело чести -
найти тех мерзавцев.
- Посидите здесь, выпейте пару кружек вина, - меланхолично пожимает широкими
плечами трактирщик. - Вино в прошлом году особенно удалось. У нас тут виноградники
знатные, на всю округу славятся.
Он вскидывает тяжелые веки, пару мгновений остро смотрит мне прямо в глаза, затем
медленно уходит, нарочито сутулясь. Я медленно цежу предложенное вино, пока не понимаю,
что никакого специалиста не будет. Завтра, а вернее, уже сегодня с утра мне придется искать
ускакавших стражников одному. Что ж, так тому и быть. Я тяжело встаю из-за стола, после
кувшина вина чувствую острую необходимость прогуляться во двор.
Над крыльцом укреплена горящая лампа, она освещает вход в трактир для полуночных
гостей. Будь сейчас лето, вокруг в бесконечном хороводе вились бы сотни насекомых: бабочки,
комары, мошкара, еще какие-то загадочные для меня твари. Увы, для мелких шестилапых
летунов сейчас слишком прохладно, я - единственное живое существо на просторном дворе,
может, оттого чувствую себя совсе одиноким? Медленно раскачивается на легком ветерке
большая скрипучая вывеска, там намалеван человек в короне, что пронзает копьем некое
чудовище стоящее на задних лапах. Судя по горящим глазам и количеству зубов, это
тираннозавр. Сверху вывески готическим шрифтом идет название трактира: "Кабан
Императора".
Да-да, тот гордый человек - Карл Великий, тот самый император, сплотивший вокруг
себя всю Европу. В здешних местах был проездом, попутно залесовал чудовищного зверя, что
злонамеренно вытаптывал поля, разрушал хижины, а также разорвал и сожрал несколько
дюжин сервов. Застегнув штаны, я поворачиваюсь, рефлекторно отшатываюсь назад. Передо
мной неподвижно стоит высокий человек в плаще, на голову накинут капюшон. Я и не заметил,
как выхватил кинжал, действие давно перешло в разряд рефлексов. Незнакомец делает вид, что
не заметил угрожающего жеста.
- Извините, если напугал, ваша милость, - с легкой усмешкой произносит скрипучий
голос.
- Все в порядке, - настороженно отзываюсь я. - Кто вы?
- Добрый француз, как и вы, надеюсь.
- Даже не сомневайтесь, - мгновенно отзываюсь я. Не медля ни минуты, гость
переходит к делу:
- Краем уха слышал, что вы искали специалиста, знающего окрестные леса.
Я тоже не любитель ходить вокруг да около:
- Да, я хотел бы нанять подобного человека.
- Что за работа?
В каждом жесте ночного гостя ощущается полная уверенность в своих силах, вопросы
задает коротко и по существу. Любопытно, откуда в деревне подобный человек? С другой
стороны, если в стране чуть не сотню лет бушует война, каких только специалистов не
встретишь в самых отдаленных от цивилизации местах. Мало ли какие у мужчин бывают
жизненные обстоятельства? Может быть, он попросту решил пересидеть вдалеке некоторое
время, так сказать, укрыться в тени лопухов. В двух словах я объясняю ситуацию. Что за люди?
В смысле?
- Спрошу иначе: воины, которых вы хотите догнать, являются вассалами барона
Тамберга? - уточняет специалист по поиску.
Не раздумывая, отвечаю:
- Это люди барона Ле Берга.
- Тогда я смогу с вами работать, - в голосе человека я слышу нотку облегчения.
- Ага, а против вассалов барона Тамберга? - зачем-то любопытствую я.
- Нет. Я обязан ему жизнью.
Мы коротко уточняем расценки, причем за вполне разумные деньги Стефан готов
участвовать в освобождении Гектора. Он сразу же дает несколько разумных советов,
рекомендуя подстеречь стражников в засаде, а потом расстрелять из арбалетов. По чистой
случайности у него завалялась пара подходящих устройств, так что пол-отряда мы сразу
выведем из строя. Я ложусь спать почти успокоенным, будят меня еще до рассвета.
- Ничего, - шепчу я исчезающим звездам, - мы отобьем тебя, Гектор.
Труп я опознал сразу. Тело висело на длинной просмоленной веревке в дальнем углу
широкой поляны, там, где конвой устроил привал. Оно медленно кружилось вокруг своей оси, а
на нем громко ссорилось жадное воронье. Черные птицы исклевали лицо, выклевали глаза и
сейчас жадно рвали распухший язык. Туловище страшно истерзано, уже после смерти
англичане использовали его, как мишень для лучников. Но это несомненно он, мой лучший
друг и наставник.
- Ненавижу, - прорычал я, - как же я вас всех вижу!
Пальцы сами стиснулись в кулаки с такой силой что кожа на костяшках побелела,
стиснутые зубы заскрипели несмазанной калиткой. Хотелось убивать, жечь и уничтожать
отсюда и до самого Ла-Манша, а затем перебраться и на проклятый остров.
- Что будем делать, ваша милость? - трогает меня за плечо Стефан, мой проводник.
- Снимай, будем хоронить, что ж еще?
Специалист понимающе кивает, сноровисто влезает на дерево. Толстую веревку он
перехватывает в два удара тяжелого охотничьего кинжала. Лезвие длиной сантиметров
тридцать, таким запросто можно запороть медведя, если не побоишься сойтись грудь в грудь.
Да что там медведь, человек - вот кто самый страшный хищник. Стефан - специалист по
охоте на людей.
Увезший Гектора маленький отряд избегал селений и старался двигаться по местам
безлюдным и диким, где всякий путник виден издалека. Вдобавок воины как чувствовали, что
за ними охотятся, а потому старательно заметали следы. К счастью, нанятый мной охотник
оказался из того славного племени следопытов, что могут чингачгучить и инчучунить, даже не
слезая с лошади. Иногда, просто чтобы размять ноги, Стефан спрыгивал с коня и радовал меня
сообщением на тему, каков был стул у жеребца предводителя отряда и часто ли там меняют
заводных лошадей, а посему - как быстро придется нам скакать, чтобы не упустить их из виду
окончательно.
Обычно оказывалось, что двигаться надо еще быстрее. Я вполголоса проклинал
сволочных стражей, желая одного: настичь их наконец и разделаться, если не отдадут пленника
по-хорошему. Вчера отряд значителъко увеличился, по меньшей мере вчетверо. К нему
присоединилась большая группа всадников, похоже, специально поджидавшая конвоиров.
Кажется кому-то очень не терпелось выяснить секрет-другой у важного пленника. Еще бы, ведь
тот держит в руках все нити заговора против захватчиков!
- Есть две новости, хорошая и плохая, - с непроницаемым лицом сообщил Стефан
сразу после того, как внимательно изучил все следы.
Я всегда знал: этот анекдот пришел к нам прямиком из палеолита. А может быть, он
возник еще раньше, когда первые рыбы пытались выбраться на сушу.
- Начни с плохой, - уронил я ровным голосом, а сердце будто стиснули холодные
ладони.
Проводник недовольно скривил узкие губы, глянул на упорно карабкающееся к зениту
солнце.
- Лошади подкованы на английский манер и несут они семерых лучников и двенадцать
воинов в тяжелой броне.
Да, подобная новость никого не обрадовала бы. Теперь нечего было и думать отбить
Гектора из засады.
- А хорошая? - спросил я тоскливо, зная заранее, что ничего доброго не услышу.
- Теперь они будут двигаться медленнее... возможно.
Усилившийся отряд резко повернул на север, а вечером... вечером они казнили Гектора. Я
ожидал всего: Стефан навсегда потеряет след, на нас нападет шайка разбойников, рыцаря
привезут в один из занятых англичанами укрепленных замков или городов. Наконец, посадят в
тюрьму, но казнить? Для чего поступать так резко и непродуманно? Повесить Гектора можно
было еще в замке барона Ле Берга, зачем его долго куда-то везти для исполнения достаточно
несложной процедуры? Очевидно, вчера произошла некая важная встреча, кто-то, имеющий
право, принял роковое решение. Или же мой рыжеволосый друг что-то сказал или сделал, чем
заслужил жестокую и позорную казнь? Попытался сбежать?
Но за это не убивают, скорее наоборот, от пленника ждут подобного поведения.
Решительно ничего не понимаю, нравы в пятнадцатом веке довольно суровые, но рыцаря
должен был судить рыцарский суд из равных ему по званию людей благородного сословия.
Лишь по решению подобного суда Гектора могли разжаловать из рыцарей в простые дворяне,
вообще лишить дворянства, обречь на пытки или казнить. Но повесить рыцаря без суда и
следствия? Не пойманного на чем-то крайне предосудительном на месте преступления, а вот
так хладнокровно? Тут все-таки Европа, а не Азия. Если я узнаю, кто отдал приказ, а я рано или
поздно узнаю, тот человек сильно пожалеет. Я не буду ходить вокруг да около годами, лелея
свою месть как граф Монте-Кристо.
Я подхватываю тело снизу, бережно укладываю на траву. Безымянный палец на левой
ладони безжалостно обрублен. Там Гектор носил фамильный перстень, что уже лет пять не мог
снять с пальца. Разве могли англичане оставить такую вещь покойнику? Подлецы! Осторожно
приподняв другу голову, я снимаю с тела простой медный крест, вешаю Гектору свой,
серебряный. Пусть хоть что-то у меня останется на память об убитом друге. Делом чести
дворяне почитают иметь золотой нательный крест с драгоценными камнями, на худой конец -
серебряный. Сто раз я подшучивал над Гектором, пытаясь узнать, отчего тот упорно носит
медный крест, теперь мне никогда не узнать его маленькой тайны.
Незаметно смахиваю капли дождя со щек, и плевать мне, что на небе с утра ни облачка,
ведь мужчины никогда не плачут, а значит - дождь, и точка! Друг так и не дождался, пока
любимая страна вновь станет свободной и независимой. Но во Франции найдется кому
продолжить его дело. Пока Стефан роет могилу, я связываю из двух срубленных деревцев
крест. Когда-то над могилой Гектора будет стоять прекрасный памятник, а еще лучше - я
перезахороню его прах на кладбище.
Я расплачиваюсь со Стефаном, тот незаметно уезжает, сам долго смотрю на могильный
холмик. Наступит весна, поляна покроется молодой травой, заночевавшие здесь путники так
никогда и не узнают, что рядом покоится тело одного из борцов за свободу. Сколько таких
безымянных могил вырыто в бескрайних лесах Франции, сколько еще предстоит отрыть!
Когда-то я хотел сбежать в мирную Тулузу, но судьба ухитрилась подцепить меня на
весьма острый крючок. Имя ему - месть. Внутри пылает огонь, и теперь, пока не выплесну
наружу пожирающее меня пламя, не успокоюсь. Я усаживаюсь на коня, решительно посылаю
его вперед. Мой путь лежит на юг. Именно там находится дофин Франции Карл, там место всем
патриотам моей новой родины, там я найду возможность отомстить англичанам.
- Покойся с миром, - шепчут упрямо сжатые губы, - а для меня мира нет!
Глава 5
1427 год, провинция Анжу, аббатство Сен-Венсан:
лекарь для особых поручений
Красочные плакаты и громадные афиши с рекламой очередного блокбастера или
рок-концерта, щедро облепившие стены и заборы российских городов, имеют несомненно
глубинное сродство с черно-белыми листочками из серии "Их разыскивает милиция". И там и
сям любопытствующим рекомендуют запомнить конкретное лицо, дабы было им счастье в виде
прослушанных песен, просмотренных фильмов или исполненного гражданского долга.
В моем случае - это деньги, целых сорок ливров золотом. Не так уж и щедро за меня
предложили, лично я ценю себя намного больше. Ну что это за оценка - всего десять коров
или один боевой жеребец, просто смешно. Да и обидно немного, как это тебя по убойной силе
приравняли к неразумному коню. Не научились еще здесь по достоинству ценить
квалифицированный медицинский персонал.
С другой стороны - невелика птица. Ну, подумаешь, убил двоих англичан, так их еще
нарожают. Тут главное - сразу показать завоеванному населению, как за такие шалости
вешают, топят или жгут на костре, дабы другим неповадно было так себя распускать.
Я невольно ежусь, рассматривая нарисованное лицо. Изображение вполне похоже на
некоего господина Смирнова, но в то же время явственно определяются признаки вырождения
и злобы: демонически горящие глаза из-под низкого лба неандертальца, хрящеватый нос,
тяжелый подбородок прирожденного убийцы. Да и подпись не оставляет никаких сомнений.
Выполненная на чистейшем французском языке, она гласит:
"Разыскивается опасный убийца, душегуб и еретик по имени Робер де Могуле, виновный
в умерщвлении пяти человек с целью грабежа в деревне Полутжи и других многочисленных
преступлениях против английской короны. Награда за живого или мертвого - сорок ливров
золотом".
Все, что здесь написано, - несомненное вранье, только потому я рву листок на части.
Ветер уносит клочки бумаги вдаль, оставляя за собой свежий запах утра.
- Вся округа завешана такими плакатами, - с готовностью сообщает Жакоб, шмыгая
забитым носом. - Англичане ищут вас по всем окрестным деревням, рассказывая, что вы
натворили ужасного. Но люди не слушают, все знают правду.
Правду? Что ж, я ничего и не скрываю. На самом деле я хотел убить троих, жаль, не
вышло. Так уж получилось, что мы лоб в лоб столкнулись на узкой дорожке, и кто-то должен
был уступить. Чего ж удивляться, если исход дела решился путем смертоубийства? Начну по
порядку.
Итак, утро было прохладным. По небу деловито спешили кучерявые облака, все вокруг
дышало скорой весной, я не спеша брел по разбитой дороге в направлении на юг, к Буржу.
Минул полдень, утомленное солнце плыло к западу, а я все так же размеренно переставлял
ноги, изредка опираясь на посох.
Да и куда торопиться, кто меня там ждет? В ближайшие пару лет война явно не
закончится, а вот обдумать как следует, в качестве кого я смог бы пригодиться во французской
армии, - совсем неплохая мысль. Я шел и подумывал, как бы исхитриться стать главным
хирургом целой армии, а еще лучше - главным врачом вооруженных сил, да нет - всего
Французского королевства! Уверен, лучше меня никто не справится, прочим эскулапам до меня
тянуться и тянуться.
В душе я отлично понимаю, что никаких таких особых преимуществ у меня перед
здешними врачами нет. Многие из них наблюдательнее, умнее и образованнее, по меркам
здешнего века, разумеется. Просто я стою на плечах гигантов, на их плечах в том числе, а
потому вижу дальше, а знаю намного больше. Теперешние лекари должны годами ломать
головы над каким-то вопросом, который мне представляла пустяковым и очевидным. То, что в
меня твердо забито на уровне безусловных рефлексов, им только предстоит узнать, а главное -
понять.
Увровень здешнего невежества в области человеческого здоровья ужасающ. К примеру,
здесь до сих пор считают мозг большой железой, вырабатывающей слизь, что при простуде
течет из носа, в таинственных глубинах человеческого сердца скрывавется душа, а зачем
человеку нужны поджелудочная железа и селезенка, еще долго будет сокрыто покровом тайны.
Инфекционные болезни вызываются некими миазмами, те могут передаваться не только при
прикосновении к больному, но даже через вещи, которые он трогал.
О гигиене имеют некоторое смутное представление мол, грязь - среда обитания Сатаны.
Потому самые опрятные люди проживают в монастырях, но не во всех, а только там, где
поддерживается строгий порядок и дисциплина. Но люди здесь те же, что и в будущем. Они
смеются и плачут, любят и ненавидят. Я долго наблюдал за ними и считаю, что даже когда
полетим к звездам (эх, не дожить!), мы останемся такими же.
В юности я никогда не отличался особой вычурностью в одежде, не красил волосы в
зеленый цвет, не колол ухо под серьгу. Став постарше, я не изменился. Профессия лекаря
предполагает скромную добротную одежду коричневых тонов, шляпу и трость. Пятнадцатый
век - время, когда каждый специалист носит одежду определенного образца. А потому ты с
легкостью отличишь пекаря от кузнеца, а ткача от алхимика. У каждого цеха собственная
униформа. По одежде, какую ношу, меня издалека узнают все встречные и поперечные, изредка
обращаясь за помощью. Вот и сейчас та же история.
- Быстрее, лекарь, - издалека закричал нескладный худой парень, вылетев на дорогу из
кустов, как пробка из шампанского, - ой, быстрее!
- Что, рожает? - холодно поинтересовался я.
- Умирает! - тяжело дыша, отозвался парень.
- Тяжелые роды?
Вообще-то смерть при родах - частый случай. Крестьянки работают в поле до
последнего, таскают тяжелые ведра с водой, рубят дрова наравне с мужчинами. Хорошо, что
галлы не успели придумать железной дороги, обязательно доверили бы женщинам класть
шпалы.
Да нет же, это священник. Его тяжело ранили, бедолага истекает кровью.
И впрямь, дело серьезное. Плохо, что из-за нехватки денег мне пришлось продать коня. К
сожалению, кормежка жеребца обходилась в копеечку, а у меня, после расчета со Стефаном,
совсем не осталось денег. Пешком путешествовать не так удобно, зато вырученных денег
хватит на питание и ночлег на ближайшие пару недель. Зажав посох в руке, я перехожу на бег.
Есть одно непреложное правило в нашей работе, которое гласит: вид бегущего доктора
вызывает у здоровых смех, а у больных - панику. Но в случае неостановленного
кровотечения... Если кто не знает, половина погибших на полях боев в двадцатом веке оставила
наш мир по такой вот банальной причине.
И не надо думать, что любое кровотечение можно остановить, прижав к ране повязку или
наложив жгут. Вот например, как вы наложите жгут на живот или ягодицу, что, растерялись?
То-то! А потому я бегу. Бегаю я неплохо, долговязый юноша держится позади из последних
сил, успевая хрипло подсказывать направление. Пулей я врываюсь в небольшую деревню, что
привольно раскинулась на живописном холме.
Истошно квохчущие куры шарахаются из-под ног, в панике теряя перья, я пинком
распахиваю нарядную зеленую дверь, что ведет в общую залу местного трактира. Нервно
комкая чумазый фартук, обязательную деталь туалета, навстречу мячиком выкатывается
невысокий скукоженный трактирщик: воспаленные глаза часто моргают, небритые щеки
дрожат. Из дальних дверей выглядывают бледные женские лица, едва завидев меня, тут же
исчезают, как не было их.
- Где раненый? - запаленно сиплю я.
Кланяясь, человечек ведет меня наверх по скрипучей лестнице. Вторая комната направо...
а вот и наш больной. Невысокий пожилой человек в перепачканной грязью рясе лежит на
кровати, голова неумело замотана полотном, которое успело обильно пропитаться кровью. Я
кидаю беглый взгляд, сразу понимаю: дело плохо. Тонометра у меня нет, цепко хватаю
раненого за тонкое запястье, ухом прижимаюсь к груди. Пульс еле прощупывается, сердце
частит из последних сил, стараясь насытить организм кислородом. Бьется так слабо, что я
понимаю: вот-вот остановится. Кожа бледная, влажная, губы синие. Сам еще в сознании, явно
пытается молиться, но уплывает, уплывает.
Я быстро осматриваю раненого, надо найти источник кровотечения. Если внутреннее,
шансов у священника нет, если наружное... поборемся! Так, крупные синяки и мелкие
царапины нам неинтересны, длинная рана в боку кровоточит, но слабо. Тут лезвие явно прошло
вскользь по ребрам. А вот рана на голове вызывает нешуточное опасение. Похоже, что сильным
ударом проломлена височная кость. Я осторожно ощупываю рану кончиками пальцев, страшась
и почти ожидая услышать тонкий скрежет костных обломков, что, скорее всего, будет означать
для священника смерть.
Но, к моему немалому удивлению, кость цела. Выходит, не так уж и слабы слуги Господа?
Воспрянув духом, я мигом вытаскиваю из мешка инструменты, аккуратно раскладываю на
грубом деревянном стуле, где уже постелено чистое, вышитое петухами полотенце. Тут
непременно надо шить; судя по тому, как бойко течет ярко-алая кровь, повреждена височная
артерия. В конце концов, устав ловить в ране верткий сосуд, я захватываю зажимом все ткани,
насколько смог, и прошиваю их насквозь. В стенке кровеносных сосудов у нас лежат
мышечные волокна, а потому при разрывах артерии они как бы втягиваются в глубь тканей. А
там ищи их, свищи! Быстро завязываю уззел, и вуаля! Кровотечение прекратилось. Заученно
наложив чистую повязку на голову, что в честь великого врача древности так и называется
"шапочкой Гиппократа", я принимаюсь за рану в подреберье.
Следы, конечно же, останутся. И на голове, и на боку, но зато святой отец станет гораздо
симпатичнее, ведь что шрамы делают с настоящим мужчиной? Я осторожно ощупываю
пострадавшего, но переломов, похоже, нет. Еще легко отделался, хотя, чисто из суеверия,
благоприятный прогноз давать поостерегусь. Воровато оглянувшись назад, где никого не
обнаруживается, громко стучу по деревянному стулу.
- Ну, вот и все, - бормочу я, скептически оглядывая выполненную работу.
Вышло не так красиво, как хотелась бы, но я приложил все старания. Теперь, при
надлежащем уходе, священник не умрет. Я выхожу из комнаты, медленно спускаюсь в общую
залу трактира. Доктор я или нет? Если доктор, то должен ходить медленно и важно. Хозяина не
надо звать, он с нетерпением поджидает меня у незажженного очага. Сухой пыльный человечек
смотрит с явным почтением. Отвечает, предварительно подумав, при этом каждый раз
кланяется, выказывая глубокое уважение. В открытое окно я вижу, как у крайнего дома в самом
конце улицы толпятся люди, слышны негромкие рыдания.
- Что случилось в вашей деревне? - устало интересуюсь я. - Напала банда мародеров?
- Англичане. - Трактирщик нервно оглядывается. - Они уже собирали дань в этом
году, но вновь приехали, всего через три месяца. Сказали, что регент Франции герцог Бедфорд
ввел новый налог на содержание британских гарнизонов в завоеванных городах, а потому нам
придется платить снова.
Пока он тихо рассказывает, я чувствую, как меня душит злость. Сервы - самая
бесправная часть населения, бедное и презираемое сословие. Их даже не считают людьми,
потому крестьян целыми деревнями принято сечь раз в году для профилактики, просто чтобы
помнили занимаемое ими место. В древней Спарте юноши из знатных семей развлекались
ночной охотой и убийством рабов, чтобы держать тех в постоянном трепете и беспрекословном
повиновении.
Здесь с той же задачей успешно справляется Католическая церковь. На воскресных
проповедях, посещение которых строго обязательно, священники пугают прихожан гневом
Господним, адом и чистилищем. А потому в постоянных убийствах нет нужды, и так каждый из
сервов знает, что надо лишь немного потерпеть, зато потом тебя ждет райское блаженство.
Кое-кто из крестьян побогаче имеет каменные дома с высоким крыльцом, крышей из
сланца, но таких здесь немного. В основном же все ютятся в хижинах с земляным полом.
Хорошо, что хоть топят не по-черному. Сервы живут так бедно, что не имеют в хозяйстве даже
тарелок. Обеденный стол у них - толстая доска, чуть ли не в локоть толщиной, в которой
вырезаны углубления. Туда и накладывается еда. Как моют, вы спрашиваете? А что мыть-то?
Здесь не принято оставлять крошки на столе, даже в королевском дворце не будут играться с
едой. Кидать тор
...Закладка в соц.сетях
