Жанр: Фантастика
Послушник
...ратно ступая по хрустким сучьям, в изобилии устилающим землю, я по дуге обхожу
поле боя слева и, пригнувшись и прячась за стволами деревьев, выхожу в тыл к нападающим.
Звон оружия и яростные крики становятся все ближе. Выглянув из-за очередного ствола, я
буквально утыкаюсь носом в спину громко пыхтящему арбалетчику. Торопясь, тот натягивает
скрипучий ворот боевого арбалета, верно, торопится поучаствовать в бою. Подождав, пока не
закончит, стремительным движением бью стрелка в правый висок. Удар хорошего
французского кастета кожаный шлем не держит, пропускает. Что-то тонко хрустит, арбалетчик
поломанной куклой сползает вдоль ствола.
В бою нет места сантиментам, но я помню каждого, кого пришлось убить. Что сказать в
оправдание? Сакраментальное: все они были плохими парнями, вдобавок собирались лишить
жизни меня и моих друзей? Звучит как-то по-детски, признаю. Но до Страшного суда я еще
придумаю достойные, убедительные слова, а сейчас не время терзаться сомнениями.
Я внимательно оглядываюсь с трофейным арбалетом в руках; а вот и цель, метрах в трех
полубоком ко мне стоит еще один стрелок. Арбалетный болт пробивает жилистую шею
насквозь, до половины уходя в толстый ствол. Справа доносится громкий топот, я мгновенно
разворачиваюсь в полуприсяде, разряженным арбалетом бью налетевшего на меня воина прямо
в лоб. Пока тот оглушенно мотает окровавленной головой, пытаясь встать с четверенек, его же
выпавшим из рук мечом я пришпиливаю неудачника к земле.
- Полежи пока, - хрипло говорю я, - не путайся под ногами.
От сильного удара по железному шлему арбалет вышел из строя. Но я не жалею дорогое
оружие, так и так собирался разбить о ствол дерева, не оставлять же врагу? Кстати, а вот еще
один валяется. Я подхватываю с земли второй арбалет, мертвый стрелок уже перестал сучить
ногами, неподвижно стоит у ели, надежно удерживаемый болтом. Вокруг - озеро крови, а
дыра в шее такая, что свободно пройдет большой палец. Какое-то мгновение я с сожалением
гляжу на разряженное оружие, но мне некогда играть в снайпера, надо уничтожить как можно
больше стрелков. С размаху бью механическим луком по стволу, хитрое генуэзское изделие
трескается, а я продолжаю охоту.
Не хвастаясь скажу, что справился с тремя стрелками. Затем меня заметили и устроили
дурацкие догонялки, где за одним быстроногим лекарем мчались по меньшей мере пятеро
озверелых арбалетчиков. Забыв про свои тяжелые игрушки, воины яростно потрясали в воздухе
мечами и топорами. В конце концов меня выгнали на дорогу к прочим, где я тут же вступил в
бой чуть ли не на равных. Говорю "чуть ли", поскольку меня сразу затянули внутрь строя,
поближе к Жанне.
Толпа нападающих наконец схлынула, разбившись о доблесть защитников; оставшихся с
улюлюканьем погнали в лес. Я, тяжело дыша, остался стоять возле Жанны, которая
раздраженно кусала губы и то и дело топала ногой, жадно прислушиваясь к звукам
удаляющегося боя. Старший из "братьев" удерживал ее за руку на месте с той же легкостью, с
которой бурые медведи его размера могут удержать некрупного зайца.
Пока они ожесточенно спорили (вернее, Жанна громко верещала, а тот лишь хмыкал, зато
каждый его хмык звучал в сто раз авторитетнее минуты ее криков), я снял шлем и помотал
головой, подставляя мокрые от пота волосы свежему ветру. Повернулся к спорщикам и замер в
ошеломлении: метрах в десяти от нас из леса выдвинулся Гектор с заряженным арбалетом в
руках, одним плавным движением рыцарь вскинул оружие, не спуская сузившихся глаз с
Жанны.
- Нет, Гектор! - крикнул я отчаянно. - Не стреляй!
В прыжке я сбил девушку на землю, закрыл своим телом, как щитом. Черта лысого любой
арбалетный болт сможет пробить меня насквозь! Мучительно медленно текли секунды,
решившись, я вскинул голову. Гектор неподвижно стоял все на том же месте с белым как снег
лицом, из закушенной губы текла струйка крови.
Наконец он криво ухмыльнулся, с видимым усилием нажал на спусковой крючок. Я
зажмурился на секунду, тут же открыл глаза, чтобы встретить смерть как мужчина. Перед
самым лицом дребезжал арбалетный болт, что до половины прошиб чей-то брошенный щит. Я
вскинул глаза, Гектор, привычно заломив левую бровь, уже с открытой улыбкой показал мне
вытянутый указательный палец, а затем исчез за деревьями, растворился, как и не было его.
Опомнившись, в ту сторону с ревом кинулся Жак де Ли. Разумеется, никого он там не нашел.
- Удобно? - раздался снизу чей-то язвительный голосок.
Я пружинисто вскочил на ноги, настороженно вглядываясь в чащу, не высунется ли еще
один охотник за головами. С оскорбленным видом Жанна подала руку.
- Лежите спокойно, - прошипел я, ловко подхватив с земли целый щит. - Так в вас
труднее попасть!
- Какая глупость! - возмутилась девушка. - Да помогите же мне!
Так и не дождавшись протянутой руки, она поднялась с земли сама. Счищая грязь с
некогда белых доспехов, Жанна ядовито поинтересовалась:
- Встретили знакомого?
- Какого еще знакомого? - невнимательно отозвался я. Почудилось или нет, что та вон
ветка шевельнулась не в такт остальным?
- Которому вы кричали "Гектор", - настаивала девушка.
Поистине, любопытство родилось раньше женщины.
- Я всего лишь призывал святого на помощь, - вяло отбивался я.
- Нет такого святого.
- Есть, раз помог!
На подобный довод ей возразить нечего, а потому Жанна отвернулась с надутыми губами.
К счастью, из леса вынырнул красный от ярости "братец" Жак, как по команде, оба тут же
начали переругиваться.
Вскоре вернулся наш конвой, гордый одержанной победой. Нападающих французы
отогнали далеко в лес, многие из бургундцев ранены и убиты. Словом, у меня язык не
повернулся указать, что охрану увлекли в лес специально, дабы без суеты и спешки прикончить
главную цель, Жанну. Зато, будьте уверены, повернулся у Жака. Старший "брат" крыл
отборной бранью всех подряд, начиная от барона и заканчивая последним из лучников.
Узнав, что я спас Жанну от верной смерти, барон позеленел, глаза из безмятежно-синих
стали черными, как ночь. Остальные воины посматривали на меня с явным одобрением, а
"братья" Жанны так и с любовью. Жак мудро опустил некоторые подробности, к чему всем
знать, что я по имени окликал убийцу? Я зашивал раны, накладывал повязки и компрессы, а
перед глазами стояло когда-то родное лицо.
Поднятый указательный палец явно означает, что Гектор в первый раз подарил мне жизнь.
Насмешница судьба стягивает события во все более плотный узел, и мы с бывшим другом все
чаще сталкиваемся лбами. А центр происходящего - Жанна.
- Клод, - тихо, одними губами шепчу я имя девушки.
Имя, что должен был навсегда забыть. Не существует такой графини Клод Баварской, есть
лишь простая пастушка Жанна из почтенного семейства Арков. Но может ли простой рыцарь
мечтать о сводной сестре короля Франции? Я горько усмехаюсь: мечтать-то он может...
На плечо опускается тяжелая ладонь, я невольно вздрагиваю, оглядываюсь назад. Надо
мной навис высокий рыцарь с суровым лицом, поперек левой щеки тянется старый шрам.
- Господин барон просит перевязать ему руку, - басит воин.
Я молча иду за ним, тем временем оруженосцы с помощью лошадей оттаскивают на
обочину рухнувшие деревья, освобождая дорогу. Барон восседает на старом пне метрах в пяти
от дороги. Под ним постелен дорогой плащ, рукав камзола небрежно закатан, на предплечье
алеет длинная ссадина. Недоумевая, зачем понадобился лекарь для царапины, на которые здесь
не обращают внимания маленькие дети, я быстро и аккуратно обрабатываю ее.
Тем временем барон что-то негромко говорит. Поначалу я все еще погружен в печальные
мысли, а потому первые секунды не обращаю внимания на брошенное повелительно: "Взять
его!" Затем меня как током прошибает, я дергаюсь было, но уже поздно. Мир таков, что
расслабляться нельзя ни на секунду, выживает тот, кто во всем видит подвох, постоянно готов к
бою. Барон приставил к самому горлу отточенное до бритвенной остроты лезвие кинжала, а
сильные руки воинов схватили меня, как стальные зубцы медвежьего капкана, лишив всякой
возможности вырваться.
Жиль де Рэ удовлетворенно хмыкает:
- Посмотри в его глаза, мой добрый де Мюрраж. Разве так должен выглядеть человек
мирной профессии в подобной ситуации? Это же натуральный волк в овечьей шкуре! Глаза
пылают, лицо дышит решительностью, мышцы напряжены...
- В чем дело, господин барон? - холодно спрашиваю я.
- Когда мой славный вассал, сьер де Мюрраж, доложил, что опознал человека, который
преследовал меня рядом с Невильской трясиной, а потом бесследно пропал, перед тем убив
трех моих лучших людей, я, признаться, не поверил. Но начал к вам присматриваться, дорогой
мой господин де Армуаз.
Помолчав, Жиль де Рэ продолжает:
- Нас, воинов, не смутить тем, что мы не видим лица противника. Обычно через
опущенное забрало немного различишь, да и фамильный герб на щите многие скромники
приноровились завешивать тканью, потому мы узнаем людей по движениям. Вы вовсе не та
мирная овечка, какую так успешно изображаете, вы - опытный воин.
Барон властно кивает кому-то за моей спиной:
- Говори.
- Слушаюсь, ваша милость. Я прошел по следам человека, называющего себя лекарем. В
самом начале боя он, проявляя несомненную смелость и находчивость, незаметно прокрался по
лесу и убил трех арбалетчиков и двоих воинов. Затем он увлек оставшихся за собой, чем сорвал
бургундцам атаку с правого фланга. Ногу при ходьбе по лесу ставит на носок, затем
перекатывает к пятке, имеется еще несколько деталей, которые вам неинтересны. Как опытный
следопыт могу поклясться на Библии, что это тот самый воин, которого мы ловили рядом с
трясиной!
- Вот видишь? - Барон торжествующе улыбается. - Ты это, мой настойчивый друг, что
так назойливо пытался меня убить. Времени у нас мало, а потому выкладывай без утайки, кто
ты и откуда, а главное - кем послан. И давай уж не молчи, иначе без вести сгинешь в этом
лесу для всех, кроме палача.
Я молчу, лихорадочно соображая, что ответить. Вот это называется влип. Что бы я ни
сказал, меня либо убьют на месте, либо все равно устроят свидание с пыточных дел мастером.
Мог бы попытаться крикнуть, но далеко не факт, что меня услышат за ржанием лошадей,
криками и шумом приготовлений к отъезду. Все, чего добьюсь, - зажмут рот или шарахнут по
голове со всей дури. Не хотелось бы делать откровенные глупости на глазах у серьезных людей,
потому я решаю играть в молчанку.
Голос барона суровеет, ледяным взглядом он пытается сломить мою волю:
- Итак?
Подождав еще пару секунд, Жиль де Лаваль, первый барон Бретани и кузен дофина
Франции, раздраженно рычит:
- Господа де Мюрраж и де Ребуш, приказываю вам взять данного господина под стражу
и незамедлительно доставить в замок Тиффож. Держать там в кандалах до моего приезда, а
вернусь я очень быстро. Никого к нему не пускать, и учтите, что за пленника отвечаете
головой!
Разумеется, у меня нет ни малейшего желания попадать в замок Тиффож. Время сейчас
горячее, и мне не до познавательных экскурсий по мрачным темницам и пыточным различной
степени благоустроенности. К тому же я не собираюсь оставлять Жанну с этим поклонником
темных культов. А потому, терпеливо выждав, пока Жиль де Рэ уберет от моего горла кинжал, я
сразу начинаю заученное движение.
Как раз освобождению из подобных захватов меня учили особенно тщательно, добиваясь
абсолютного автоматизма каждого поворота, тычка и удара. Вот сейчас мы и проверим, с тем
ли прилежанием клещами вцепившиеся в меня воины учились удерживать плененную добычу.
Поехали?
Эпилог
Франция, к юго-западу от деревни Рувре-Сен-Дени, 12 февраля 1429 года:
Международный день селедки
Хмурое зимнее солнце неутомимо ползло вверх, к зениту. Свинцовые тучи с прошлого
вечера грозили пролиться ледяным дождем, сильный ветер неумолимо сносил их к востоку, но
те все никак не кончались. Пахло людским и конским потом, навозом, плохо выделанной кожей
и, как ни странно, дынями, хотя откуда здесь взяться нежному экзотическому фрукту? Яблоки
- другое дело, ими, как и тяжелыми гроздьями винограда, были набиты десятки крепко
сколоченных бочек и ящиков.
Уже в десять утра капитан английской армии сэр Джон Фастольф со всей
определенностью понял, что угодил в элементарную ловушку. Доставивший скверную новость
лазутчик незаметно поежился, глядя, как побагровело лицо командира. Разведчик сделал
осторожный шажок назад, мечтая незаметно скрыться с глаз рыцаря, но задумавшийся на
минуту капитан грязно выругался, свирепым взглядом приказав застыть и даже не дышать.
Кавалером ордена Подвязки сэр Фастольф стал на кровавом поле Азенкура, с тех пор
военная карьера складывалась вполне успешно, а капитана заслуженно считали одним из
лучших военачальников оккупационной армии. Ныне рыцарь вел обоз с продовольствием к
осаждающим Орлеан войскам графа Толбота.
- В самом деле? - чуть ли не по буквам выплюнул он.
Под жестким взглядом серых навыкате глаз дозорный слегка побледнел: слава о суровом
нраве капитана гремела по всей армии. Тот терпеть не мог неточных докладов, а отсутствие
усердия в подчиненном почитал чуть ли не предательством.
- Да, мой капитан, я абсолютно уверен, - по-рачьи выпучив глаза, рявкнул дозорный. -
Впереди, в паре миль от нас, затаились французы. Если мы будет следовать прежним курсом в
Жанвиль, непременно попадем в засаду!
Сдвинув густые брови, капитан Фастольф отвернулся к медленно ползущему каравану. По
пояс заляпанные грязью лучники и копейщики вытягивались в струнку под пристальным
взглядом командира, возчики безуспешно пытались принять бравый вид, выпрямив спины и
подкручивая усы. По разбитой узкой дороге триста тяжело груженных телег и фургонов
растянулись почти на три мили: кроме оружия и большого количества стрел здесь была уйма
продовольствия.
Бочки с мукой, печеньем, изюмом и селедкой громоздились в несколько рядов,
угрожающе покачиваясь всякий раз, когда тележное колесо проваливалось в колдобину. А так
как изрядно разбитая дорога состояла в основном из ям, то человек, пронаблюдавший более
пяти минут за обозом, мог заработать приступ морской болезни.
Приближался Великий пост, когда ревностным католикам требовалась совершенно
определенная пища. Убивать и воевать - вовсе не грех, грех при этом питаться не по канону.
Не доставишь вовремя провиант осаждающим Орлеан войскам, те могут отступить, ведь на
пустой желудок много не навоюешь. Если караван с продовольствием и оружием попадет в
лапы французов, осаду придется снять. Новый обоз прибудет не раньше чем через два месяца,
чем все это время будет питаться войско?
Сэру Джону было ясно одно: где-то на самом верху имеется предатель. Иначе как
совершенно секретная миссия, о которой сам капитан узнал лишь за два дня до отъезда, стала
известна врагу? Можно было повернуть назад, но рыцарь, который ранним утром прибыл с
письмом от герцога Бургундского, принес заодно тревожную весть: сзади англичан догонял
французский граф Клермон. Караван еще успевал укрыться в Жанвиле, но эта засада...
Французы взяли их в стальные клещи!
Никто не укорил бы капитана, брось он телеги и фургоны, попытайся прорваться с боем,
чтобы спасти людей. Война - лотерея, в любой момент из победителя ты можешь стать
побежденным, а из свободного - пленником. Прищурив стальные глаза, рыцарь уставился
вдаль: в полумиле от него гарцевал передовой разъезд французов.
- Сколько там скопилось этих мерзавцев? - свирепо рявкнул сэр Фастольф.
- Не меньше трех тысяч, - тут же ответил дозорный.
Он ошибался: граф Жан Дюнуа вывел из Орлеана четыре тысячи воинов, кроме французов
с ним шли и шотландские наемники. Вдобавок граф, известный во Франции как "Орлеанский
бастард", прихватил пушечную батарею. Словом, судьба обоза была предрешена. Да и кто
всерьез воспринимает обозников, само слово уже имеет уничижительный оттенок. Настоящих
воинов в жизни не пошлют охранять караван с селедкой, в конвой набрали безусых юнцов и
седовласых ветеранов, а из них вояки - курам на смех.
Отцом молодого графа был покойный герцог Людовик Орлеанский, так что по праву
рождения Жан Дюнуа принадлежал к высшей знати королевства. Дофин Карл приходился ему
племянником, а Клод Баварская, она же Дева Жанна, - племянницей. Немудрено, что граф был
ярым сторонником партии арманьяков и, мягко говоря, недолюбливал англичан.
Именно ему принадлежал план разгрома и захвата английского обоза. Кроме того, с тыла
британцев догонял главный соперник в делах охоты и куртуазных забавах, лучший друг граф
Клермон, ведя за собой еще три тысячи всадников. Объединившись, оба графа планировали
силой снять осаду с Орлеана. Это для начала, разумеется, а что будет дальше - посмотрим.
Человеку наблюдательному о многом сказал бы тот факт, что в обоих французских отрядах то и
дело звучало слово "Париж".
Признак талантливого военачальника - умение мыслить нестандартно. Озадачь
противника, сбей его с толку, и Ника, богиня победы, одобрительно улыбнется тебе, а
Пресвятая Богородица одарит милостью.
- Мне нужно четыре часа, чтобы подготовиться к бою, - стиснув перед собой кулак,
прорычал капитан Фастольф.
- И они у вас будут, - твердо заявил оставшийся безымянным рыжеволосый рыцарь,
который прибыл от Бургундца, и хмуро улыбнулся: - Французов ждет маленький сюрприз.
- Прикажите подать мне перо и чернильницу, сэр, - распорядился он.
Под недоумевающими взглядами английских офицеров рыцарь набросал на листе бумаги
несколько строк, свернул письмо в трубку и запечатал, ловко выбрав среди разных печатей
нужную. Озадаченный капитан успел заметить, что таковых в кошеле рыцаря позвякивало не
менее трех десятков. Вскочив на коня, отчаянный бургундец галопом понесся в сторону
французов, выкрикнув на прощанье:
- И помните, капитан, у вас есть только четыре часа!
Лис вновь обманул всех, он подарил англичанам на час больше! Пять часов граф Дюнуа
терпеливо ждал обещанного прибытия графа Клермона, пока не понял, что его ловко
одурачили. Рыча от ярости, Орлеанский бастард в клочья изорвал поддельное письмо, в
котором друг просил не начинать бой без него, но привезший бумагу дворянин уже бесследно
испарился. Страшась опоздать, французы ринулись на казавшийся беззащитным обоз, но в
недоумении остановились.
Капитан Фастольф, прекрасно понимая, что имеющихся тысячи английских лучников и
тысячи двухсот парижских ополченцев недостаточно для обычного боя, расставил кругом
телеги и фургоны на вершине холма. Так делали чешские Сиротки, отбиваясь от немецких
рыцарей, а через триста лет подобным образом американские переселенцы будут отражать
яростные атаки грозно завывающих сиу и неистовых в бою апачей.
На тяжело груженные телеги и поверх битком набитых фургонов капитан посадил
лучников, в промежутки между повозками поставил копейщиков. Французы ринулись было в
атаку, но тут же откатились к подножию холма, оставив на склонах десятки раненых и убитых.
- Не беда, - сдвинул густые брови Орлеанский бастард и, властно оглядев
перестраивающееся войско, повелительно рявкнул: - Пушки, открыть огонь по англичанам!
Смести их с холма к чертовой матери!
Раздался дружный залп, затем еще и еще, из обстреливаемого обоза до французов
донеслись крики ужаса. Выпущенное из жерла пушки двадцатифунтовое ядро летит на
расстояние километра, до конца сохраняя убойную силу. Чугунный шар размером с кулак с
легкостью прошибает деревянную повозку, в клочья разнося податливую человеческую плоть.
Десятки чугунных ядер обрушились на засевших на вершине холма англичан, неся смерть
и разрушение, в щепки разбивая бочки и ящики, дробя грудные клетки и снося головы. Этой
битве суждено бы стать первым сражением в истории человечества, полностью выигранным
артиллерией, если бы не рыжеволосый рыцарь, два года назад спасенный неким лекарем в
богом забытом лесу далекой Нормандии.
Фландрийский удалец во главе трех десятков таких же отчаянных всадников, настоящих
сорвиголов, вырвался из круга повозок в психологически верный момент. Спешно настегивая
коней, воины прорвались сквозь плотное кольцо окруживших холм французов, те выпустили
залп арбалетных стрел, но всадники, потеряв с десяток человек, умчались прочь не
оглядываясь. В тот же миг лучники как по волшебству исчезли с повозок, а пехотинцы
отступили внутрь. Французы и шотландцы яростно заревели, понимая, что враг дрогнул и
бежит.
Тут важна каждая секунда: не успеешь вовремя сориентироваться, сбегут самые лакомые,
за которых можно взять недурной выкуп. Не один десяток вечеров коротали воины за
обсуждением англичашек, у которых карманы битком набиты драгоценными камнями, а
повозки ломятся от награбленного во Франции добра.
Под аккомпанемент завистливых вздохов звучало множество правдивых историй о
простых мечниках и копейщиках, ухитрившихся во мгновенье ока разбогатеть, захватив в плен
"жирного гуся". Но богатых пленников на всех не хватит, а потому неуправляемая толпа, что
всего мгновение назад была войском, с алчным воем кинулась вверх по холму.
Первым на богатый караван ринулся коннетабль шотландцев по прозвищу Одноглазый
Волк. Левый глаз сэр Джон Стюарт Данли потерял шесть лет назад в битве против англичан,
которых с детства ненавидел лютой ненавистью. Следом за вожаком бросились остальные
шотландцы, а за ними и азартно пыхтящие французы. Скажем честно, далеко не все атакующие
лютой ненавистью ненавидели британцев, большая часть торопилась вволю пограбить.
Тут, как известно, кто успел, тот и съел. Будешь держаться позади толпы, которая с
предвкушающими криками несется к обреченному обозу, тогда не получишь ничего. С чем
идти к шинкарю, на что посещать гулящих девок? А потому никто и не думал держать строй:
толкаясь и пинаясь, разгоряченные грабители, в которых моментально обернулись бравые
воины, мигом одолели половину холма. Щиты и копья французы бросали на землю, чтобы те не
задерживали стремительный бег за желанной добычей. Тут признаем честно, что в прошлую
атаку галлы бежали значительно медленнее.
Много бед принесло в Столетней войне французам отсутствие дисциплины. Суть ее
проста, тривиальна даже: на войне думает за всех один, командует он же. От остальных
требуется всего ничего: точно исполнять полученные приказы. Когда идет война, а судьба
страны висит на тонком волоске, любое непослушание недопустимо. Но как вбить эту мысль в
пустые головы французов? И напрасно граф Дюнуа срывал горло, надсадно крича:
- Все назад, идиоты! Это засада!
И из-под земли, на полуразбитых телегах поднялись во весь рост лучники, а перед ними
непрошибаемой стеной встали копейщики. Беги французы в атаку, они успели бы смять
англичан, но мчались-то они грабить, а потому растерянно заметались под градом стрел. И
кто-то истошно завопил:
- Засада!
А иные голоса дружно подхватили:
- Спасайся! Беги! Все пропало!
И прозвучало самое страшное на войне:
- Мы окружены!
Когда французы поняли, что не успевают добежать, то дружно повернули назад, но их
безжалостно били в спины, и до подножия холма добраться смогли лишь немногие. Пушки не
могли поддержать их убийственным огнем, ведь по пятам за обезумевшими от страха
французами мчались англичане. Капитан Фастольф лично возглавил контратаку, разя бегущих
направо и налево, в несчетный раз те устлали собственными телами родную землю. Это был
полный разгром, везде, куда ни падал взгляд, лежали мертвые тела с нашитыми на одежду
белыми крестами.
Если кто из французов и успел спастись, то лишь благодаря некоему гасконскому
дворянину отчаянной храбрости по прозвищу Ла Гир, то есть Гнев. Англичане, вконец
утомленные выходками буйного гасконца, прозвали шевалье Божьим Гневом. Собрав в единый
кулак шестьдесят рыцарей, бесстрашный Ла Гир смял британцам левый фланг и даже заставил
их попятиться, за это время разгромленные французы успели беспрепятственно разбежаться.
Сам Зтьен вовсе не счел происшедшее подвигом, он и слов-то таких не употреблял, к тому
же числил на счету десятки куда более опасных дел. Французский народ отблагодарил
отважного гасконца по-своему: вплоть до Великой Революции лицо Ла Гира красовалось во
всех карточных колодах. Вглядитесь в червового валета былых времен, это он и есть.
Забегая вперед, заметим, что Орлеанская Девственница в том славном пантеоне заняла
место пиковой королевы, а мать ее, Изабелла Баварская, - королевы червовой. Вот что
является истинным показателем народной любви и популярности, а потому какая разница, что
понаписывали о "героях былых времен" историки?
Тяжелораненого графа Дюнуа едва успели спасти верные оруженосцы. Вороной жеребец
вынес беспомощного хозяина в последний момент, тот лежал поперек седла, не подавая
признаков жизни. Еще на поле боя графу выдернули бронебойную стрелу из правого бедра,
которая с вызывающей легкостью пронзила тяжелый рыцарский доспех хваленой немецкой
стали. Увы, увесистый трехгранный наконечник остался в глубине раны, английские лучники
умышленно крепили их к древкам кое-как, рассчитывая именно на такой исход. Позже, уже в
Орлеане, в поисках застрявшего в кости наконечника хирурги искромсали все бедро, затем рана
нагноилась.
Капитан Фастольф приказал бросить на месте разбитые французскими ядрами телеги, а
сам с богатыми трофеями, в том числе захваченными на поле боя пушками, спокойно
продолжил путь. Он таки довел большую часть обоза к осаждающим город войскам, исполнив
данный ему приказ. Как ни странно, герцог Бедфорд ничем не отметил сэра Фастольфа за
победу, случившееся сражение британцы и за битву-то не посчитали.
Облагодетельствованные десятками брошенных телег с едой, жители окрестных
французских деревень долго вспоминали сражение как День селедки. Качественно просоленной
рыбы из разбитых бочек высыпалось столько, что хватило чуть ли не на полгода интенсивного
питания. А остальная добыча - от досок и колес до вполне целых бочек и мешков? Плюс
одежда и обувь, снятая с убитых. Да мало ли что забитый, живущий в страшной нищете серв
может подобрать на поле боя, чтобы удачно приспособить в хозяйство! Еще и три
Закладка в соц.сетях
