Жанр: Фантастика
Огнерожденный
...ко его обнял.
Бредя по улицам куда глядят глаза, бывший воспитанник чувствовал себя потерянным. Он
достиг цели - вернулся в столицу, но теперь, когда его планы сбылись, растерялся. Он не
загадывал так далеко, хотел просто вернуться. Поэтому просто шел вперед, в никуда, пытаясь
найти себя.
Выйдя на Королевскую Площадь, к стенам дворца, он вдруг почувствовал, что
просыпается. Фарах пошел быстрее, стараясь посетить все те места, где бывал раньше. Ему
казалось, что еще немного и он найдет в себе то, что потерялось по дороге из Хальгарта в
Сальстан. Свою часть, ту, что верила в добро и надеялась на лучшее.
У "Совиного Урочища", наткнувшись на компанию школяров, Фарах внезапно вспомнил,
как дед рассказывал ему про звезды. Он вспомнил его улыбку, его умные и добрые глаза и чуть
не заплакал. Проходя через перекресток, где торговали цветами, юноша улыбнулся,
припоминая симпатичную цветочницу. Волна тепла затопила его, заставив оттаять душу,
заледеневшую в лесах Хальгарта. Пройдя еще один перекресток, Фарах понял, что идет к
приюту, и все-таки заплакал.
Со слезами на щеках он добрел до знакомых ворот. Ему было плохо, он чувствовал себя
отъявленным негодяем и мерзавцем. Он знал, что предал друзей, оставил их на севере
сражаться с воинством Тьмы, а сам позорно бежал на юг. И это знание заставляло его сердце
сжиматься от боли.
Глядя на закрытые ворота приюта, Фарах никак не мог решить - постучаться или пройти
мимо. Састион, Васка, Сасим... Они уже никогда не вернутся сюда. Килрас, Грендир... Где они
теперь? Возможно, их останки мерзнут в снегах Хальгарта, а Фарах, живой и здоровый, вновь
стоит у ворот дома, давшего ему семью. Семью, которую он предал.
Отвернувшись, Фарах побрел прочь. Он понял, что никогда больше не вернется сюда. Он
не мог позволить себе вновь прийти туда, где жили его друзья. Может быть, потом, когда боль в
груди утихнет и он вымолит прощение у памяти погибших, - лишь тогда он сможет вновь
переступить порог этого дома.
Выйдя вновь к "Совиному Урочищу", Фарах вспомнил о Ламераносе и остановился,
пораженный до глубины души. Как он мог забыть об ученом! Ведь именно из-за него он и
собирался вернуться в Таграм! Ему необходимо навестить ученого. Обязательно! Он мог знать,
что нужно делать. Он мог найти ошибку в предсказании... Ведь его еще никто не отменял.
Фарах чудом избежал смерти, но два месяца еще не прошло. Оставалась пара недель или даже
больше. Именно с Ламераносом можно поговорить о войне и об Орде. Вдруг он придумает
какой-нибудь выход! Как он мог забыть обо всем этом?
Фарах вытер рукавом внезапно вспотевший лоб и только теперь почувствовал, что
окончательно пришел в себя. Он вернулся. Вернулся в Таграм, к прежней жизни и стал самим
собой. Его душа, замороженная войной, оттаяла. Теперь он точно знал, что нужно делать -
идти к ученому. Но сначала надо было разобраться еще с одним делом.
Приняв решение, Фарах направился в сторону Южного Храма Огня. Вернувшись в
реальный мир, захотел наконец испытать судьбу. Он знал, что ему просто необходимо
обратиться к Энканасу. Ему очень хотелось это сделать, чтобы все-таки понять - удержался
Мир на краю пропасти или уже катится в бездну. Фарах по-прежнему боялся наткнуться на
холод и пустоту, как это было с ним тогда, на севере. Но, если такое случится, пусть это
произойдет в Храме, где Жрецы смогут его понять и поддержать. Так и только так следовало
поступить. Если Энканас по-прежнему восседает на своем огненном троне и все так же
благосклонен к детям своим, то, возможно, он дарует недостойному воспитаннику прощение,
сжалится над ним и все-таки ответит на призыв. Фарах очень нуждался именно в прощении. И в
ответе. Сейчас ему был только один путь - в храм.
На улицах было много людей. Стражники, военные, торговцы и просто горожане - все
они куда-то шли или, напротив, стояли и мирно разговаривали. Фарах, отвыкший за время пути
от такого количества людей, шел медленно, с наслаждением прислушиваясь к разговорам.
Поездка на север, обернувшаяся кошмаром, отступала, уходила в прошлое. Теперь бывший
воспитанник радовался шумному и людному городу, в нем он чувствовал себя живым.
Говорили таграмцы много и о разном. В основном, правда, передавали друг другу слухи о
положении дел на севере. Фарах знал цену таким разговорам, она была невелика, но все же
было интересно - о чем люди беседуют. Он хотел знать, чем живет город, чтобы жить вместе с
ним.
Из разговоров Фарах узнал, что Вторая Армия Сальстана ведет тяжелые бои на границе с
Хальгартом. Орда не смогла с ходу разбить войско. Остатки Первой Армии, хоть и были почти
уничтожены, все же успели хорошенько потрепать врага. Так что пока северяне еще не вошли в
Сальстан. Но никто не сомневался, что это лишь вопрос времени, и войска Тайгрена
обязательно прорвутся на юг. Но оказалось, что другие государства тоже не теряли времени
даром: оценив силу Орды, они спешно собирали новые армии. Поговаривали, что саддин
Каван-Сара отправил на помощь Сальстану несколько тысяч отборных бойцов своего войска.
Фарах, знавший, что отборные войска саддина - федды, редко покидают столицу, решил, что
это жест отчаяния. Саддин понимал, что если падет Сальстан, то Каван-Сару не справиться с
Ордой. Потому он отдавал в общую копилку все, что имел.
Леаранцы, обычно державшиеся особняком, тоже отличились. Десяток городов
объединили капиталы и на вырученные деньги набрали целое войско наемников - в основном
из разбойников, душегубов и бывших заключенных. Сейчас это войско быстро двигалось к
Вольному Паиру - от него не так далеко было и до северных границ Сальстана. Фарах, правда,
сомневался, что такое войско будет боеспособно, скорее всего, эти "солдаты" разбегутся еще
по дороге на фронт. Но, с другой стороны, это всего лишь слухи, ведь леаранцы народ ушлый,
хваткий, деньгами напрасно не сорят. Скорее всего, они наняли добровольцев, причем опытных
- таких в Леаране хватало. Вольные охотники и наемники всегда там, где звон монет. А уж
монет в торговом Леаране было в достатке.
О будущем таграмцы говорили охотно. Спорили, строили всевозможные предположения,
заключали пари - главным образом по поводу боеспособности собственной армии. Фарах с
удивлением слушал эти разговоры. В них не было отчаяния и страха - скорее любопытство и
азарт: продержатся ли силы Сальстана до прихода иноземной помощи, а если нет, то насколько
глубоко продвинется враг? Бывшему подмастерью, знакомому с силой Орды, уничтожающей
все на своем пути, было дико это слышать. А вот горожане, похоже, воспринимали их просто
как захватчиков из соседнего королевства. К тому же никто не верил, что Орда дойдет до
Таграма. Спорщики обычно сходились на том, что, скорее всего, лишь север Сальстана будет
занят Ордой. А выбьют ли ее оттуда войска Каван-Сара и Леарана - это уже совсем отдельный
спор.
Увлекшись разговорами горожан, Фарах неожиданно обнаружил, что заблудился. Эти
кварталы он знал неплохо, но его угораздило свернуть в путаницу узких улочек, и он
совершенно потерялся в их лабиринте. Он поспешил вернуться назад, но еще больше запутался.
В конце концов, миновав несколько задних дворов, малолюдных и донельзя грязных, Фарах
выбрался на длинную прямую улицу, скованную с двух сторон большими общественными
домами.
Бредя вдоль глухих стен, мимо узких окошек, больше похожих на бойницы, Фарах
пытался вспомнить, куда следует свернуть, и никак не мог понять - куда. Людей здесь не было
вовсе, да и дверей в стенах не видно. Похоже, его угораздило попасть на какой-то задний двор.
Похолодало. Фарах плотнее укутался в драный полушубок, одолженный ему Перро, и
натянул шапку на самые глаза. Ему очень хотелось в тепло. И еще - вымыться. Лохань с
горячей водой... Как давно Фарах о ней мечтал! Она виделась ему во всей красе - огромная,
дымящаяся, излучающая манящее тепло. И мыльный камень - большой, тяжелый, такой,
чтобы хватило надолго.
От этих мечтаний Фараху сделалось еще холоднее. Он выругался и пошел быстрее. Но
холод по-прежнему его преследовал. Со спины дул холодный ветер, норовя забраться в дыры
полушубка и побольнее цапнуть за поясницу. Длинная улица превратилась в трубу, в которой
даже легкий ветерок превращался чуть ли не в ураган.
Когда Фарах заподозрил неладное, было уже поздно. В какой-то момент он ощутил укол
холода в самое сердце, и тут же отозвались болью ребра и рука, обожженные колдовством
демона. Почуяв беду, он обернулся и увидел, что за ним идут двое людей в черных шерстяных
плащах с капюшонами, опущенными на лица. От преследователей и шла волна убийственного
холода. Фарах замер - всего лишь на долю секунды, а потом, не раздумывая, бросился бежать.
На ходу он ругал себя последними словами. Вернувшись в Таграм, он забыл о самой
главной опасности, грозящей ему. Он помнил о предсказании Ламераноса, но война и страх
смерти от лап оргов вытеснили из головы все прочие мысли. Темные Жрецы, устроившие на
него охоту перед самым отправлением на север, вылетели у Фараха из головы. Он просто забыл
о них. А Темные о нем - нет. Фарах подумал, что они по-прежнему следили за приютом,
ожидая, когда жертва вернется. И вот - дождались.
Бежать было тяжело. Фарах сильно ослаб, проголодался и замерз. Сил почти не было.
Нащупав на бегу нож, он подумал, что, наверно, придется остановиться и принять бой, пока у
него еще есть силы. Иначе он совсем ослабнет, и его спокойно прикончат, как загнанного зверя.
Он уже собрался развернуться, надеясь, что преследователи не ожидают от него атаки, но
тут впереди показался поворот. С громадным облегчением Фарах узнал желтые камни на углу
дома и сам переулок - он вел на улицу Горшечников. Отсюда было недалеко до Храма
Южного Огня, и Фарах решил, что благоразумнее будет не драться, а укрыться у Жрецов.
Надежда на спасение придала ему сил, и он побежал еще быстрее, отрываясь от
преследователей.
На повороте Фарах поскользнулся, но удержался на ногах. Не останавливаясь, он свернул
за угол, и со всего маху налетел на человека, одетого в черный шерстяной плащ. Бывший
воспитанник еще успел подумать, что это засада и его тут ждали. А потом его схватили за руки,
дернули в сторону и ударили по затылку. Боль пронзила голову, отдалась в сердце, перед
глазами все закружилось, и оглушенный Фарах упал. Его ударили еще несколько раз, а потом
все тело обожгло ледяным дыханием темного колдовства. Фарах почувствовал себя так, словно
его окунули в ледяную воду. Мышцы свело судорогой, руки и ноги перестали слушаться. В
голове разом стало пусто. Даже мысли ворочались лениво и тяжело, словно сонные рыбы подо
льдом. Глаза закрылись и не хотели открываться.
Он не потерял сознания, его оглушили, но и только. Фарах даже попытался
сопротивляться, но напрасно. Замерзшее тело не слушалось. В отчаяниие он попытался воззвать
к Энканасу, но сил не хватило. Бывший воспитанник Храма шептал про себя нужные слова, но
никак не мог сосредоточиться. Мысли путались, шарахались из стороны в сторону, перед
глазами все плыло, словно он был пьян.
И тогда Фарах понял, что все кончено. Он пытался убежать от смерти, но оказалось, что
шел ей навстречу. Глупо. Как глупо получилось. Гороскоп Ламераноса все-таки должен был
сбыться. Ему показалось, что он слышит чей-то язвительный смех, и тогда он понял, что это -
судьба. От нее не уйдешь. Тот, кто пытается обмануть судьбу, будет жестоко наказан. Пришел
и его черед. Фарах должен был уже умереть - сто раз, не меньше. В детстве, когда за ним
охотились Жрецы. По дороге на юг. В ту ночь, когда умер Тейрат. Во время нападения на
караван, по дороге в Башмин. В тот вечер, когда погиб Танвар, закрыв его собой от Темных
Жрецов. Ночью, перед отправкой на войну, когда Темные гоняли его по всему Таграму, как кот
гоняет мышь по амбару. Во время первого боя с оргами. Во время схватки с демоном. Во время
второго боя, от лап стора. Потом - от удара орга. И еще - когда Орда все-таки нагнача
повозку с ранеными воинами. Он должен был остаться в снегах Хальгарта. Его останки должны
были навеки лечь в промерзшую землю, рядом с сотнями других, принадлежащих воинам,
защищавшим свою родину и весь Мир. Его всегда спасало только чудо, возможно, та самая
судьба, которую он хотел обмануть. Но жутковатое везение не могло продолжаться вечно -
оно в конце концов привело его в руки Темных Жрецов. Быть может, это и было его судьбой -
попасть в их руки именно здесь и сейчас? И вся цепочка чудесных спасений - вела именно к
этому?
Обессиленный и павший духом, Фарах тихо заплакал. Он чувствовал, как его тащат за
руки, волокут по камням мостовой, и ничуть не сомневался, что ему придется вскоре
проститься с жизнью. Горячие слезы катились из закрытых глаз, обжигая замерзшие щеки.
Дитя Хазирского Полудня, он больше не пытался сопротивляться. Покорился судьбе. Сдался.
Понял, что уже ничего не может сделать.
Он не знал, сколько времени его несли, казалось - вечность. Но и она подошла к концу.
Вскоре Фарах почувствовал, как его волокут по ступеням лестницы, ведущей вниз. Потом его
подняли, перевернули и бросили на пол, при этом Фарах сильно ударился спиной. Но не
чувствовал боли, тело словно превратилось в замороженный кусок мяса. В кусок чужого мяса.
Не в силах пошевелиться, Фарах попытался открыть глаза, но и это ему не удалось. Он ничего
не видел и не слышал. Колдовство Темных Жрецов обратило его в бесчувственный обрубок,
который едва мог дышать.
Его приподняли, перевернули на бок, и Фарах понял, что с него снимают одежду. Он
успел еще удивиться - зачем? Потом его подхватили сильные руки, приподняли и вновь
положили. Ноги остались на весу, и Фарах догадался, что лежит на столе. У него закружилась
голова, виски пронзила боль, он почувствовал холод. Темное колдовство! Снова колдовство! И
тут рывком вернулся слух, словно из ушей выдернули затычки.
- Уходите, - услышал Фарах хриплый голос. - Я хочу, чтобы он видел все, но не вас.
Оставьте нас.
Раздались удаляющиеся шаги. Судя по звукам, из комнаты вышли трое или четверо
человек. Фарах попытался пошевелиться, но тело по-прежнему не слушалось.
- Открой глаза! - приказал хриплый голос, и тотчас лицо обожгло ледяным дыханием.
Фарах приподнял веки и чуть снова не зажмурился: прямо над ним нависла пухлая
физиономия, обезображенная шрамом, тянувшимся от правого глаза до самой шеи. Отвислые
щеки напоминали ломти студня. Заросший щетиной жирный подбородок мелко трясся. Темные,
почти черные глаза, смотревшие на него, горели фанатичным огнем. Толстяк. Уродливый,
внушающий омерзение толстяк с изуродованным лицом.
- Смотри! - прикрикнул он на Фараха, видя, что тот собирается закрыть глаза. -
Смотри на меня, ублюдское отродье!
Фарах хотел ответить, что он не отродье, но губы не послушались. Его лицо исказилось в
болезненной гримасе, и толстяк хмыкнул.
- Вернись, - коротко бросил он и ткнул пальцем в грудь пленника.
В том месте, где его палец коснулся груди, Фарах ощутил болезненный укол холода.
Защемило сердце, боль плеснулась выше, к лицу, и губы шевельнулись сами по себе.
- Зачем? - выдохнул он. - За что?
- Ну, здравствуй, Огнерожденный, - ласково сказал толстяк.
- Кто ты, кто?
- Я? Твоя судьба.
- Что тебе нужно?
- Твоя жизнь, - бросил толстяк и отошел в сторону.
Фарах пошевелился и, стараясь не обращать внимания на боль в шее, приподнял голову.
Оказалось, он лежал на широкой каменной плите, и, судя по всему, ей суждено было стать
жертвенником. Маленькая комната больше всего напоминала подвал - никаких окон, кругом
лишь стены из грубо обтесанных камней. Потолок, слишком низкий, нависал над Фарахом,
давил на грудь, заставляя жадно хватать воздух. И дверь. Большая железная дверь в одной из
стен. Закрытая.
Фарах судорожно вздохнул и завертел головой в поисках своего тюремщика. В том, что
это Темный Жрец, он уже не сомневался.
Толстяк, одетый в черный балахон, ходил вокруг стола, разжигая факелом огонь в
светильниках. Широкие плошки на железных треножниках были наполнены маслом, толстяк
поджигал его, и масло неохотно загоралось красным огнем. Постепенно подвал осветился
алыми бликами пламени. Фарах попытался пошевелиться, но тело по-прежчему его не
слушалось.
- Эй, - позвал он толстяка. - Эй! Зачем тебе моя жизнь!
Толстяк не ответил, лишь коротко рассмеялся. Продолжая зажигать светильники, он тихо
бормотал под нос:
- И сказано, что чем сильнее жертва, тем сильнее ты сам. Чем больше силы уйдет к Отцу
Тьмы, тем больше силы вернется к тебе. Ищи достойных, и воздастся тебе сполна. Радуй Отца
названого своего, и он будет радовать тебя. Не губи напрасно тощих овец, ищи тех, что угодны
будут властителю твоему и покровителю.
- Эй! - снова крикнул Фарах, чувствуя, как от страха его начинает бить дрожь. - Эй!
Толстяк зажег последний светильник и обернулся к пленнику. Нахмурился.
- Лежи тихо, - сказал он. - Я слишком долго за тобой гонялся, Огнерожденный.
- Я не Огнерожденный, - простонал бывший подмастерье. - Я Фарах. Просто сирота,
зачем я тебе?
Толстяк расхохотался, да так, что пламя светильников колыхнулось, забилось в судорогах,
расплескивая алый свет по стенам. Потом он подошел к Фараху, склонился над ним и зашептал
прямо в лицо:
- Глупцы! Они думают, что это месть. Пусть так. На то они и младшие. Рабочий скот.
Они - мои руки, не более того. Но время пришло, и мы встретились, Огнерожденный. Сегодня
тебе предстоит умереть - так говорит предсказание. В нем не сказано, кто подарит тебе
смерть, но я-то знаю - кто. И ты теперь знаешь. Более угодной жертвы покровителю не
сыскать. Силы мои возрастут стократ, и свершится то, что начертано. Здесь, в сердце
Сальстана, мощь властителя моего снизойдет к верному слуге и настанет время для Тьмы и
Холода. И я...
Фарах закричал, дико и страшно, выплескивая из себя страх, пытаясь очнуться от
кошмара. Мир проваливался в бездну, и власть Тьмы наступала, грозя уничтожить этот Мир.
Предсказание Хазирского Полудня оказалось правдивым. Ему действительно было суждено
уничтожить этот Мир, но не деянием своим, а смертью. И это ужасное знание заставляло
Фараха кричать, выворачиваться наизнанку, умирать раньше времени - от ужаса
несовершённого, но почти свершившегося. Ламеранос был прав! Прав!! Прав!!!
Темный Жрец коснулся пальцем его губ, и крик Фараха оборвался. Губы свело судорогой,
язык словно примерз к нёбу, мгновенно обратившись в кусок льда. Боль молнией раскинулась
по телу, от онемевших губ до самого сердца, кусая замерзшую плоть. Но она не была страшна
Фараху. Боль от знания, пришедшего таким ужасным путем, была много страшнее.
- Ну, хватит, - брезгливо сказал толстяк. - Пора.
Он вскинул руки к каменному потолку и тихо запел. Медленно, заунывно, словно пытался
припомнить давно забытую колыбельную. Фарах не знал этого языка. Он не узнавал даже
отдельных слов, но это и не было нужно. Он понял сразу: это было воззвание к Темным Силам.
Фарах задергался, пытаясь избавиться от невидимых пут, в надежде хоть как-то помешать
Жрецу. Он уже не думал о себе, думал о Мире, катящемся в пропасть, о вечной зиме, готовой
лечь на поля Сальстана. Он не хотел жить. Он хотел умереть, но не так, не в качестве жертвы, а
просто - умереть. Сам по себе, чтобы никто и никогда не смог отправить его к Таигрену,
властителю Тьмы и Холода...
Но все было напрасно. Колдовство Темного Жреца сковано его надежней, чем железные
цепи. Фарах мог лишь приподнять голову, не больше.
Темный уже не пел - он кричал, вопил, выл. Из колыбельной песня превратилась в рев
обезумевшего быка. Голос толстяка, то низкий, то визгливый и противный, отражаясь от стен,
больно бил в уши, пронзал все тело и заставлял молить о смерти. Фарах тоже хотел кричать -
от страха и отчаяния. Но не мог. Даже в этом было ему отказано, ему - беспомощной жертве,
чья смерть грозила разрушением всему Миру трех государств.
Выкрикнув длинную фразу, Жрец замолчал. И стало вдруг тихо, так, что даже было
слышно потрескивание светильников. Но свет... Их свет из красного сделался
льдисто-голубым, как молнии Тайгрена.
Темный Жрец свел руки, потом развел, и в его руке блеснул длинный нож, видимо
ждавший своего часа в рукаве. Толстяк снова склонился над Фарахом и прошептал в самое ухо
жертвы:
- Ты все увидишь сам!
Потом выпрямился, захохотал, заплясал на месте, как ополоумевший шут, и вскинул руку
с ножом.
Фарах с ужасом следил за лезвием, взлетевшим к потолку синей бабочкой. На острие
блеснула голубая искра, и Фарах обмер от страха. Если бы его тело не было сковано
заклинанием, он бы обмарался.
Нож на секунду замер в воздухе. В отблесках светильников его клинок вдруг резко
потемнел, сделался темно-багровым, словно уже отведал крови. Фарах судорожно вздохнул, а
потом нож опустился.
Удар пришелся точно меж ребер, в самое сердце, и юноша вздрогнул, ощугив, как металл
прорезает плоть. Он не чувствовал боли, но ужас случившегося был хуже самых страшных
мучений. Сердце пронзенное холодной сталью, задергалось, словно жук на булавке. Фарах
замер, завис между жизнью и смертью, балансируя на тонкой грани, проходящей через его
тело... А потом начал падать в пропасть, наполненную холодом и темнотой.
Жизнь уходила из плоти, исчезала без остатка, словно роса под лучами полуденного
солнца. Сознание Фараха помутилось. Мир вздрогнул, поплыл куда-то в сторону, и он
почувствовал, как угасает его внутренний огонек, остывает, как уголек в потухающем костре.
Фарах знал, что пришла его последняя минута. Предсказание Ламераноса оказалось точным.
Теперь он действительно умер.
В последние мгновения Фарах снова обратился к Энканасу, истово и рьяно, моля не
допустить этого злодеяния. Моля спасти - но не его, а Мир - весь теплый Мир, которому
грозила вечная зима. Холодная стена, о которую бились его молитвы в Хальгарте, вновь встала
на пути призыва. Но под напором последней воли жертвы дрогнула и рухнула, как подтаявший
сугроб.
На этот раз ответ пришел - быстрый и ясный. Фарах почувствовал, как в его тело
хлынуло небесное тепло, жгучее, кусачее, несущее жизнь и свет. Оно растопило холодные
заклинания Темного Жреца, смело их, как половодье сметает мусор с берегов реки. Его
Внутренний Огонь вспыхнул с новой силой, и Фарах, ощутив боль разом во всем теле,
застонал. Теперь, когда темное колдовство исчезло, он чувствовал свою смерть.
- Подожди, - прошептал толстяк, и его щеки дрогнули от злой улыбки. - Это еще не
все!
Он снова занес нож. На этот раз его лезвие действительно было красным от крови.
Фарах прикрыл глаза. Он не чувствовал биения сердца, знал, что умирает. Пришел его
срок, и смертным с этим спорить не дано. Он приготовился погрузиться в вечную тьму, но
вместо темноты пришел свет. Яркое сияние исходило откуда-то из-за плеч, окутывало тело
светящимся коконом, лилось дальше по телу, к ногам.
"Свет Всеблагого, - подумал он, видя, как опускается нож. - Ну, вот и все. Сейчас я
узнаю что... там".
Но рука с ножом дрогнула и замерла на полпути к цели. Лезвие дернулось, словно
удивляясь заминке. В тот же момент свет, идущий от Фараха, ярко осветил лицо Темного
Жреца и одним махом стер с его губ мерзкую ухмылку.
- Нет! - заорал толстяк и вытянул руку вперед, словно пытался ткнуть ножом
ослепительное сияние. - Нет!
Фарах понял, что Жрец тоже видит свет. Значит, это вовсе не предсмертное видение, как
ему сначала показалось. Это настоящий свет, яркий и жаркий, как полуденное солнце. Он хотел
приподняться, но из горла фонтаном хлынула кровь, и он уронил голову на камень плиты. Глаза
стали неудержимо закрываться. Сознание угасало.
- Вот ты где! - пророкотал мощный бас, идущий от изголовья. - Ну, наконец-то. Иди
сюда!
По телу прокатилась волна жара, от макушки до ног. Последнее, что увидел Фарах, -
лицо Темного Жреца, искаженное гримасой боли. Его рука с ножом, вытянутая вперед,
вспыхнула белым огнем и тут же осыпалась пеплом на окровавленную грудь подмастерья.
Толстяк взмахнул пылающим обрубком, заорал, но белое пламя перекинулось на грудь, потом
на голову, взвилось огненным венцом над черным капюшоном. И крик Жреца замер, оставив
лишь дикое эхо, звенящее под каменным сводом. А его плоть мгновенно обратилась в пепел,
горячим облаком, осевшим на каменную плиту жертвенника.
Белое сияние окутало Фараха с ног до головы, обняло и согрело. Нежась в пламени, что
изгнано из тела смертельный холод, он почувствовал, как его Внутренний Огонь слился с этим
жарким светом. А потом глаза закрылись, и окружающий мир погас.
Февраль 2003 - декабрь 2004 г.
23
Роман Афанасьев: "Огнерожденный"
Библиотека Альдебаран: http://lib.aldebaran.ru
Закладка в соц.сетях
