Жанр: Политика
Эрнесто че гевара
...кой "гаваны", то ли от
дерзости наших планов - один отчаяннее другого".
Однако не все уцелевшие от первого сражения повстанцы разделяли,
подобно Че, оптимизм Фиделя. Тяжелые потери угнетали, длительные
переходы изматывали, бойцам недоставало дисциплины, в бою -
решительности.
Как оценивал создавшееся положение Че? В 1963 году он писал о первых
днях после высадки с "Гранмы":
"Действительность опровергла наши планы: не было всех необходимых
субъективных условий для успешного осуществления предпринятой
попытки, не были соблюдены все правила революционной войны, которые
мы потом усвоили ценой собственной крови и крови наших братьев по
борьбе в течение двух лет тяжелой борьбы.
* Гуахиро- крестьянин Кубы.
Мы потерпели поражение, и тогда началась самая важная часть истории
нашего движения. Тогда стада явной его подлинная сила, его подлинная
историческая заслуга. Мы поняли, что совершали тактические ошибки и что
движению недоставало некоторых важных субъективных элементов; народ
сознавал необходимость перемен, но ему не хватало веры в возможность их
о^, -цествления. Задача заключалась в том, чтобы убедить его в этом".
Но прежде чем убедить народ в этом, нужно было убедить самих себя. А для
этого следовало атаковать врага и выиграть хоть небольшой, но все-таки
серьезный бой. Ведь ничто так не бодрит людей, не внушает им веру в себя,
как победа. И повстанцы одержали победу 16 января, атаковав и захватив
воелный пост на реке Ла-Плата. В этой операции участвовал Че. Результаты
боя: у противника - двое убитых, пять раненых, трое взято в плен; у
повстанцев - ни одной потери. Кроме того, победители захватили
винтовки, пулемет "томп-сон", около тысячи патронов, амуницию,
продукты. Фидель приказал оказать врачебную помощь раненым солдатам.
Их и пленных оставили на свободе.
И все же положение повстанцев лишь в малой степени изменилось к
лучшему. Че отмечал в дневнике, что крестьяне, хотя и относились
благожелательно к людям Фиделя, "еще не созрели к участию в борьбе и
связь с нашими единомышленниками в городе тоже отсутствовала".
Батистовские войска, авиация, полиция продолжали упорно преследовать
повстанцев.
В этих условиях Фидель принял решение уйти в горы Сьерра-Маэстры,
укрепиться там и оттуда начать партизанскую борьбу с войсками Батисты.
Что же такое Сьерра-Маэстра? За двадцать лет до высадки с "Гранмы"
известный кубинский писатель-коммунист Пабло де ла Торрьенте Брау *
писал, что если кто-либо пожелает познать другую страну, не покидая
Кубы, то пусть посетит Сьерра-Маэстру. Там он найдет не только другую
природу, другие обычаи, но и человека, воспринимающего жизнь по-иному,
человека свободолюбивого, мужественного и благородного, у которого свои
счеты с полицейскими и властями.
* Пабло де ла Торрьенте Брау сражался добровольцем в рядах интербригад в
Испании, погиб в одном из сражений с франкистскими войсками.
Именно здесь еще в XIX веке, во время войны за независимость находили
приют и поддержку кубинские патриоты. "Горе тому, кто поднимает меч на
эти вершины, - предупреждал Пабло де ла Торрьенте Брау. - Повстанец с
винтовкой, укрывшись за несокрушимым утесом, может сражаться здесь
против десятерых. Пулеметчик, засевший в ущелье, сдержит натиск тысячи
солдат. Пусть не рассчитывают на самолеты те, кто пойдет войной на эти
вершины! Пещеры укроют повстанцев. Горе тому, кто задумал уничтожить
горцев! Как деревья, приросшие к -скалам, они держатся за родную землю.
Горе поднявшему меч на жителей гор! Они совершили то, что еще никому
не удавалось. Воспитанные своей землей, всей историей своей нищей
жизни, они покрыли себя неувядаемой славой, проявляя чудеса храбрости.
Пусть знают все: как вековые сосны, неколебимо стоят горцы. Лучше
умереть в борьбе среди родных скал, чем погибнуть от нищеты и голода, как
гибнут кубинские деревья, пересаженные в чужне для них чопорные
английские парки".
Фидель Кастро, хотя и родился в провинции Ориенте, никогда в горах
Сьерра-Маэстры не был и знал о них только понаслышке, впрочем, как и все
участники экспедиции на "Гранме". Еще меньше о Сьерра-Маэстро знал Че.
В эти незнакомые для них, но казавшиеся неприступными и спасительными
горы направились уцелевшие после разгрома у Алегрия-де-Пио повстанцы.
И они не ошиблись. Сьерра-Маэстра стала непобедимой для батистов-ской
армии крепостью, первой Свободной территорией Кубы и Америки.
Не успели повстанцы освоиться в горах, как 22 января 1957 года при Адском
ручье (Арройо-де-Инфьерно) они уже нанесли поражение отряду каскитос
*, которым командовал один из самых кровожадных батистовских карателей
- Санчес Москера.
О своем участии в этом бою Че пишет: "Вдруг я заметил, что в ближайшей
ко мне хижине находится еще один вражеский солдат, который старается
укрыться от нашего огня. Я выстрелил и промахнулся.
* Каскитос - солдаты Батисты.
Второй выстрел попал ему прямо в грудь, и он рухнул, выпустив винтовку,
воткнувшуюся штыком в землю. Прикрываемый гуа-хиро Креспо, я добрался
до убитого, взял его винтовку, патроны и кое-какое снаряжение".
Под натиском повстанцев Санчес Москера был вынужден поспешно
ретироваться, оставив на поле боя пять убитых каскитос, повстанцы же
потерь не понесли.
28 января Че пишет письмо Ильде, которое доверенный человек опустил в
почтовый ящик в Сантьяго. Это первое нам известное письменное
свидетельство того, как оценивал Че происшедшее за два месяца после
высадки с "Гранмы". Че писал:
"Дорогая старуха!
Пишу тебе эти пылающие мартианские * строки из кубинской манигуа**. Я
жив и жажду крови. Похоже на то, что я действительно солдат (по крайней
мере, я грязный и оборванный), ибо пишу на походной тарелке, с ружьем на
плече и новым приобретением в губах - сигарой. Дело оказалось не
легким. Ты уже знаешь, что после семи дней плавания на "Гранме", где
нельзя было даже дыхнуть, мы по вине штурмана оказались в вонючих
зарослях, и продолжались наши несчастья до тех пор, пока на нас не напали
в уже знаменитой Алегрия-де-Пио и не развеяли в разные стороны, подобно
голубям. Там меня ранило в шею, и остался я жив только благодаря моему
кошачьему счастью, ибо пулеметная пуля попала в ящик с патронами,
который я таскал на груди, и оттуда рикошетом - в шею. Я бродил
несколько дней по горам, считая себя опасно раненным, кроме раны в шее,
у меня еще сильно болела грудь. Из тебе знакомых ребят погиб только
Джимми Хиртцель, он сдался в плен, и его убили. Я же вместе со
знакомыми тебе Альмейдой и Рамиритопровел семь дней страшной
голодухи и жажды, пока мы не вышли из окружения и при помощи крестьян
не присоединились к Фиделю (говорят, хотя это еще не подтверждено, что
погиб и бедный Ньико). Нам пришлось немало потрудиться, чтобы вновь
организоваться в отряд, вооружиться. После чего мы напали на армейский
пост, несколько солдат мы убили и ранили, других взяли в плен. Убитые
остались на месте боя.
* Мартианские- от Хосе Марти, поэта и борца за независимость Кубы
(1850-1898).
** Манигуа- заросли дикого колючего кустарника.
Некоторое время спустя мы захватили еще трех солдат и разоружили их.
Если к этому добавить, что у нас не было потерь и что в горах мы как у себя
дома, то тебе будет ясно, насколько деморализованы солдаты, им никогда
не удастся нас окружить. Естественно, борьба еще не выиграна, еще
предстоит немало сражений, но стрелка весов уже клонится в нашу сторону,
и этот перевес будет с каждым днем увеличиваться.
Теперь, говоря о вас, хотел бы знать, находишься ли ты все в том же доме,
куда я тебе пишу, и как вы там живете, в особенности "самый нежный
лепесток любви"? Обними ее и поцелуй с такой силой, насколько
позволяют ее косточки. Я так спешил, что оставил в доме у Панчо твои-и
дочки фотографии. Пришли мне их. Можешь писать мне на адрес дяди и на
имя Патохо. Письма могут немного задержаться, но, я думаю, дойдут".
Повстанцы продолжали блуждать по Сьерра-Маэстре, преследуемые
вражеской авиацией и солдатами Батисты. Голодные, страдающие от
жажды, в изорванных башмаках и одежде, грязные, они избегали
населенных пунктов, опасаясь предательства. Но предатель был среди них.
Им оказался крестьянин Эутимио Герра, примкнувший к отряду вскоре
после его высадки. Эутимио знал каждую горную тропинку, снабжал
повстанцев пищей. Но однажды он попался в лапы батистовцев. Ему
обещали большую награду, если он убьет Фиделя Кастро. Темный, забитый
крестьянин, соблазненный посулами карателей, выжидал удобного
момента, чтобы выполнить порученное ему преступление, и только случай
помог разоблачить его. Герра признался в своем предательстве и попросил
перед смертью, чтобы повстанцы после победы помогли его детям получить
образование. Ему это обещали, и впоследствии обещание было выполнено.
В эти первые месяцы в горах физическое состояние Че было плачевным.
Период акклиматизации оказался для него тяжелым. В феврале его свалил с
ног приступ малярии, а затем новый приступ астмы, который нельзя было
приостановить из-за отсутствия лекарств. Во время одного из переходов
повстанцы были застигнуты карателями, открывшимипо ним огонь.
Повстанцы отступили, ища укрытия, но Че не мог двигаться. Крестьянин
Креспо, взвалив его на спину, вынес из-под огня.
Повстанцы устроили Че в доме одного фермера - противника Батисты и
оставили бойца охранять его. Фермер раздобыл немного адреналина, это
помогло Че встать на ноги и отправиться на соединение с товарищами. Но
он был настолько слаб, что расстояние, которое здоровый человек мог бы
пройти за несколько часов, он преодолел только за десять дней. "Это были,
- пишет Че, - самые горькие для меня дни на Сьерра-Маэстре. Я с трудом
передвигался, опираясь на стволы деревьев и на приклад ружья,
сопровождаемый трусливым бойцом, который дрожал всякий раз, когда
слышал стрельбу, впадал в истерику, когда астма вызывала у меня кашель,
который мог привлечь к нам внимание карателей".
В апреле 1957 года, тоже во время приступа астмы, Че столкнулся с
солдатами, которыми командовал уже знакомый читателю Санчес Москера.
Отстреливаясь, Че с трудом добрался до укрытия. "Астма, - вспоминает
он, - сперва сжалилась надо мной и позволила пробежать несколько
метров, но потом отомстила: сердце мое стучало так, что, казалось,
выскочит из груди. Вдруг я услышал хруст веток, но уже не смог побежать,
хотя хотел это сделать. На этот раз это был один из нашихновых бойцов -
он сбился с пути. Увидя меня, он сказал:
"Не бойтесь, командир, я умру вместе с вами!" Мне вовсе не хотелось
умирать, а хотелось послать его к чертовой бабушке. Мне кажется, что это я
и сделал. В этот день мне казалось, что я трус".
Только когда астма окончательно одолевала, Че, боясь стать обузой для
своих товарищей, оставался отлеживаться в какой-нибудь крестьянской
хижине. В таких случаях руки его стискивали уже не ружье, а книгу или
блокнот, в котором он отмечал важнейшие события дня. На одной из
сохранившихся от того периода фотографий мы видим его лежащим с
биографией Гёте, Эмиля Людвига, в руках.
Капитан Марсиаль Ороско, сражавшийся в его колонне, свидетельствует: "Я
помню, у него было много книг. Он много читал. Он не терял ни минуты.
Часто он жертвовал сном, чтобы почитать или сделать запись в дневнике.
Если он вставал с зарей, он принимался за чтение. Часто он читал ночью
при свете костра. У него было очень хорошее зрение".
И на Сьерра-Маэстре он не мог жить без стихов. Один из повстанцев,
Каликсто Моралес, вспоминает: "Меня направляют в Сантьяго, и он просит
привезти ему две книги. Одна из них -"Всеобщая песнь" Пабло Неруды, а
другая - поэтический сборник Мигеля Эрнандеса. Он очень любил стихи".
Другой свидетель, капитан Антонио, пишет: "Я не понимаю, как он мог
ходить, болезнь его то и дело душила. Однако он шел по горам с вещевым
мешком за спиной, с оружием, с полным снаряжением, как самый
выносливый боец. Воля у него, конечно, была железная, но еще большей
была преданность идеалам - вот что придавало ему силы".
Если приступ астмы схватывал его па марше, Чо не разрешал себе отстать от
отряда. "Если у Че начинался приступ, - вспоминает участник боев в
Сьерра-Маэстре, Жоэль Иглесйас, - это никак не отражалось на движении
коловны, Самое большее, что он допускал, это чтобы кто-то нес его рюкзак.
Он считал, что отряд не должен задерживаться из-за того, что он болен. Это
было общее для всех правило. Отряд не задерживался из-за больных. Если
не можешь идти - оставайся, лечись. Если можешь терпеть - иди. Это
правило он никогда не нарушал".
Этот повстанец - чужестранец, врач, страдающий от приступов астмы, -
привлекал к себе особое внимание гуахиро, вызывая у одних удивление, у
других уважение и сострадание. Старая крестьянка - жительница гор,
Понсиана Перес, помогавшая повстанцам (ее Че в шутку называл "моя
невеста"), вспоминает о нем:
"Бедный Че! Я видела, как он страдает от астмы, и только вздыхала, когда
начинался приступ. Он умолкал, дышал тихонечко, чтобы еще больше не
растревожить болезнь. Некоторые во время приступа впадают в истерику,
кашляют, раскрывают рот. Че старался сдержать приступ, успокоить астму.
Он забивался в угол, садился на табурет или на камень и отдыхал. Иногда,
разговаривая с ним, я замечала, что он начинает делать паузы между
словами, сразу догадывалась, что у него приступ астмы, и спешила
приготовить ему что-нибудь тепленькое, чтобы он выпил, согрел грудь. Ему
тогда становилось легче. Пресвятая дева! Было так тяжело смотреть, как
задыхается, страдает этот сильный и красивый человек!
Но ему не нравилось, когда его жалели. Стоило кому-нибудь сказать:
"Бедняга!", как он бросал на него быстрый взгляд, который вроде бы и
ничего не означал, а в то же время говорил многое. Ему надо было подать
какое-нибудь целебное варево без вздохов и взглядов, без жалостливых слов:
"Ох, господи, что же с тобой делается!"
Хотя этот странный повстанец был так не похож на них и говорил на
"чудном" для них языке аргентинца, гуахиро относились к нему с доверием.
Многих крестьян Че покорил своей простотой, мужеством и
справедливостью, человеческими качествами, ценимыми на всех широтах
мира.
Один из повстанцев, Рафаэль Чао, рассказывает: "Он всегда был в хорошем
настроении, говорил не повышая голоса. Он никогда ни на кого не кричал.
Хотя в разговоре он часто употреблял крепкие слова. Но никогда не кричал
на человека, не допускал издевок. И это несмотря на то, что он бывал резок,
очень резок, когда это было нужно... Я не знал менее эгоистичного
человека. Если у него бывал всего один клубень бониато *, он готов был
отдать его товарищам".
Партизан должен быть аскетом, говорил Че, и таким был он сам всегда.
Партизанский командир, учил Че, должен быть образцом безупречного
поведения и готовности к самопожертвованию, и таким он был сам всегда.
Фидель Кастро говорит, что Че отличался тем, что, не раздумывая, брался за
выполнение самого опасного поручения. Этот человек, посвятивший себя
служению возвышенным идеалам, мечтавший об освобождении других
стран Латинской Америки, поражал бойцов своим альтруизмом, своей
готовностью осуществлять самые трудные дела и повседневно рисковать
своей жизнью.
Партизан, писал Че, должен обладать железным здоровьем, это позволит
ему справляться со всеми невзгодами и не болеть. Невольно слышится в
этих словах сожаление, что он сам был больным человеком. О том, сколько
духовных сил он тратил на борьбу со своим недугом, мы можем только
гадать.
Следует ли удивляться, что этого человека уважали не только бойцы, но и
гуахиро, на глазах которых он жил и боролся...
Дневник, который вел Че на протяжении всей войны, послужил основой для
его знаменитых "Эпизодов революционной войны". Эта правдивая книга,
насыщенная драматизмом и поэзией, - о суровой партизанской жизни, о
горестях, мечтах и надеждах людей, пришедших сюда, чтобы победить или
умереть в неравной борьбе с коварным, жестоким и беспощадным врагом.
* Боииато - сладкий картофель.
Но эта книга и о самом Че, о мужественном, скромном и добром человеке,
хотя автор говорит о себе скупо, чаще всего с улыбкой или иронией, как бы
стараясь дегероизировать себя.
Воспоминания Че по своему стилю - необычное явление в
латиноамериканской мемуарной литературе. В них нет ни многословия, ни
мелодраматизма, ни стремления автора представить себя идеальным
героем.
Че не терпел рисовки, хвастовства, преувеличений, саморекламы. Его
мужество не нуждалось в ретуши. Комментируя в "Эпизодах" бой у селения
Буэйсито, которым он руководил, Че писал: "Мое участие в этом бою было
незначительным и отнюдь не героическим - те немногие выстрелы,
которые прозвучали, я встретил не грудью, "I совсем наоборот".
Постепенно удалось наладить связь с подпольной организацией "Движения
26 июля", действовавшей в Сантьяго и в Гаване. Руководители подполья и
активисты - Франк Паис, Армандо Харт, Вильма Эспин, Аидэ Сантамария,
Селия Санчес - прибыли в горы, где встретились с Фиделем.
Подпольщики обязались обеспечивать повстанцев оружием, боеприпасами,
одеждой, лекарствами, деньгами, направлять в горы добровольцев. Они
также должны были мобилизовать массы на борьбу с Батистой.
Пока в горах держалась хоть горсточка бойцов во главе с Фиделем Кастро,
Батиста не мог спать спокойно. С первого же дня высадки повстанцев он
заявлял чуть ли не ежедневно, что "разбойники" - "форахидос" -
окружены, разбиты, уничтожены. Он бросил на преследование повстанцев
свои лучшие войска, авиацию. Но стрельба в горах не прекращалась, а
значит, и теплилась у повстанцев надежда на то, что еще не все потеряно и
что из высеченной Фиделем Кастро искры может в конце концов
возгореться пламя всенародной освободительной борьбы...
Чтобы опровергнуть измышления Батисты о мнимом разгроме повстанцев,
Фидель Кастро послал в Гавану Фа-устино Переса с поручением установить
связь с каким-нибудь авторитетным американским журналистом и
доставить его в горы. Выбор пал на Герберта Мэтьюза, корреспондента
газеты "Нью-Йорк тайме", который, минуя ба-тистовских ищеек, пробрался
в горы, где 17 февраля 1957 года встретился с Фиделем Кастро.
Неделю спустя Мэтьюз опубликовал в своей газете сенсационный репортаж
о вожде повстанцев, в котором подтверждал, что Фидель Кастро жив и
успешно сражается в суровых и почти непроходимых горах Сьерра-Маэстры.
"Судя по всему, - пророчески писал Мэтьюз, - у генерала Батисты нет
оснований надеяться подавить восстание Кастро. Он может рассчитывать
только на то, что одна из колонн солдат невзначай набредет на юного вождя
и его штаб и уничтожит их, но это вряд ли случится..."
Статья Мэтьюза, сопровождавшаяся фотографиями Фиделя и его бойцов в
горах, еще больше подорвала и без того пошатнувшийся авторитет
диктатора. Его противники за рубежом активизировали свою деятельность.
Нарастала и борьба против диктатора в столице и других городах острова.
4 января в Сантьяго состоялась массовая демонстрация женщин против
диктатора, которые несли плакаты с надписями: "Прекратите убивать
наших сыновей!"
В Гаване готовилась к восстанию студенческая организация
"Революционный директорат". 13 марта 1957 года ее члены предприняли
нападение на радиостанцию, университет и президентский дворец, где
надеялись захватить Батисту. Но хотя и эта попытка окончилась неудачно
- большинство восставших погибло в бою с полицией и армией, -
антибатистовские настроения продолжали расти.
Террор, произвол, коррупция, казнокрадство и пресмыкательство перед
американскими бизнесменами, перед Пентагоном и госдепартаментом,
характерные для режима Батисты, вызывали возмущение и негодование
среди широких слоев населения острова, за исключением преданных
диктатору полицейских и армейских чинов, продажных чиновников,
богатых сахарозаводчиков и части местной буржуазии, строившей свое
благополучие на сотрудничестве с американским капиталом.
В середине марта повстанцы получили подкрепление. Франк Паис снарядил
им в подмогу отряд в 50 добровольцев, которыми командовал Хорхе Сотус,
подпольщик из Сантьяго, принимавший участие в восстании 30 ноября.
Этих добровольцев привез на грузовиках хозяин местной рисовой
плантации Уберто Матос. И Хорее Сотус, и Уберто
Матос, ярьге антикоммунисты, со временем предадут революцию и будут
осуждены ревтрибуналом на длительные сроки тюремного заключения *.
Фидель поручил Че встретить отряд Сотуса и принять его под свое
командование. Однако Сотус категорически отказался передать отряд в
распоряжение аргентинца. "Я же в то время, - пишет Че, - еще чувствовал
комплекс иностранца и не хотел поэтому обострять отношения". Фидель,
узнав об этом, сделал замечание Че, указав, что он должен был настоять на
выполнении приказа.
Новое пополнение не было подготовлено к условиям партизанской воины в
горах. Горожане с трудом передвигались по гористой местности, быстро
уставая, избавлялись от. грузов, причем бросали необходимое - еду и
таскали второстепенное - туалетные принадлежности.
Тем не менее прибытие этого отряда сразу увеличило силы повстанцев чуть
ли не вдвое. Фидель разделил своих бойцов на три взвода, поставив во главе
их капитанов - Рауля Кастро, Хуана Альмейду и Хорхе Сотуса. Авангардом
было поручено командовать Камило Сьенфуэгосу, арьергардом -
Эфихенио Амейхейрасу, начальником охраны генштаба был назначен
Универсо Санчес, а Че был оставлен официально врачом при главном
штабе, а фактически как бы советником или офицером-порученцем при
Фиделе Кастро.
Теперь, когда повстанцы пополнили свои ряды, Че предложил Фиделю
немедленно начать наступательные действия против батистовцев -
напасть на первый попавшийся сторожевой пост или устроить засаду на
шоссе и захватить грузовик. Но Фидель придерживался другого мнения:
сперва следовало закалить новобранцев, приучить их к трудностям горной
жизни, к преодолению длительных расстояний, научить хорошо владеть
оружием, а когда они "созреют", предпринять нападение на один из
гарнизонов, расположенных у подножия Сьерра-Маэстры. Взятие такого
гарнизона произвело бы большое впечатление на всю страну. Че согласился,
что решение Фиделя обоснованно.
Началась подготовка бойцов к предстоящим военным действиям.
* Сотус бежал в США, где подорвался на мине во время подготовки
диверсионного акта против революционной Кубы.
"В эти дни испытаний, - вспоминает Че, - мне наконец удалось
заполучить брезентовый гамак. Этот гамак был драгоценным сокровищем,
но по суровым партизанским законам его мог получить только тот, кто,
победив лень, соорудил себе гамак из мешковины. Владельцы гамаков из
мешковины имели право на получение брезентовых гамаков по мере их
поступления. Однако я не мог из-за своей аллергии пользоваться гамаком из
мешковины. Ворс из мешковины меня очень раздражал, и я вынужден был
спать на земле. А без гамака из мешковины я не имел права рассчитывать на
брезентовый. Фидель узнал об этом и сделал исключение, приказав, чтобы
мне выдали брезентовый гамак. Я навсегда запомнил, что это случилось на
берегах Ла-Платы, когда мы поднимались по отрогам гор к Пальма-Моче.
Это было на следующий день после того, как мы впервые отведали конины.
Конина была не только роскошной пищей, более того, она стала как бы
боевой проверкой приспособляемости людей. Крестьяне из нашего отряда с
возмущением отказались от своей порции конского мяса, а некоторые
считали Мануэля Фахардо чуть ли не убийцей. В мирное время он работал
мясником, и вот мы воспользовались его профессией, чтобы поручить ему
заколоть лошадь.
Эта первая лошадь принадлежала крестьянину по имени Попа, который жил
на другом берегу Ла-Платы. Партизаны перепутали его с одним доносчиком
и конфисковали старую лошадь, у которой была сильно побита спина. Через
несколько часов лошадь стала нашей пищей. Для иных ее мясо было
деликатесом, а для желудков крестьян явилось испытанием. Они считали
себя чуть ли не людоедами, пережевывая мясо старого друга человека".
Армия и полиция Батисты старались вовсю, чтобы покончить с
повстанцами на Сьерра-Маэстре и подавить оппозиционное движение в
стране. Террор, однако, не приносил тирану желаемых результатов. Горы
оказались для ого войска непреодолимым препятствием. О смелых налетах
повстанцев на гарнизоны батистовцев писала печать, передавали
радиостанции. К бородачам - барбудос, как окрестила народная молва
бойцов Фиделя, отпустивших бороды из-за отсутствия бритв, спешили
присоединиться добровольцы самых различных политических взглядов. За
рубежом кубинские эмигранты собирали для них средства, закупали
медикаменты, оружие, которые тайно переправляли на Кубу.
В мае 1957 года должно было прийти из Майами (США) судно "Коринтия"
с добровольцами во главе с Каликсто Санчесом. Фидель решил отвлечь
внимание карателей, рыскавших по побережью в ожидании "Корин-тии", и
дал приказ взять штурмом казарму, расположенную в селении Уверо, в
пятнадцати километрах от Сантьяго. Гарнизон в Уверо как бы преграждал
повстанцам выход со Сьерра-Маэстры. Взятие укрепленного пункта в Уверо
открыло бы им путь в долинные районы провинции Ориенте и доказало бы
их способность не только обороняться, но и наступать. Для Батисты же это
было бы первым крупным военным поражением.
Че, принимавший участие в бою за Уверо, так его описал в своих"Эпизодах
революционной войны":
"После, того как был намечен объект нападения, нам осталось только
уточнить детали предстоящего боя. Для этого необходимо было определить
численность противника, количество постов, вид используемой связи, пути
подхода к нему и т. д. Немалую помощь в этом нам оказал товарищ
Кальдеро, ставший потом майором Повстанческой армии.
Мы считали, что противник располагал о нас более или менее точными
сведениями: были схвачены два шпиона, которые показали, что их послал
батистовец Касильяс для выявления мест расположения отрядов
Повстанческой армии и пунктов их сбора.
В этот же день, 27 мая, собрался весь штаб. Фидель объявил, что скоро
начнется бой и что отрядам надлежит быть готовыми к маршу.
Нашим проводником был Кальдеро: он отлично знал район казармы Уверо
и все пути подхода к нему. Поход на
...Закладка в соц.сетях
