Жанр: Политика
Эрнесто че гевара
...вании Че во главе партизанского отряда в
Боливии, должен был оповестить об этом весь мир?
Необычность данной ситуации заключалась именно в том, что, получив,
казалось бы, такой блестящий повод для посылки войск в Боливию, как
пребывание Че во главе партизанского отряда в этой стране, правящие круги
США отказались им воспользоваться. А для этого было необходимо
скрывать и сам повод, иначе пришлось бы объяснять, а почему, собственно
говоря, США на этот раз отказываются им воспользоваться?
Но все-таки почему? А потому, что интервенция в Боливии могла бы
действительно создать "второй Вьетнам" в Латинской Америке, о котором
говорил Че. Более того, за американскими войсками в Боливию поспешили
бы ввести туда свои войска - с юга - Аргентина, а с востока - Бразилия,
давно уже соперничавшие между собой за влияние на эту страну.
Присутствие же в Боливии американских, аргентинских и бразильских
войск было чревато самыми разнообразными осложнениями. Тройственная
интервенция могла вызвать среди боливийцев взрыв возмущения, не говоря
уже о том, что Чили и Перу восприняли бы такую интервенцию крайне
отрицательно, опасаясь, что дело кончится разделом Боливии между
Аргентиной и Бразилией.
Таким образом, решись на посылку войск в Боливию, Вашингтон как бы
выполнял волю Че, действовал бы ему на руку. Но с президента Джонсона
было достаточно одного Вьетнама, и он вовсе не пылал желанием создать
"второй Вьетнам". С него было достаточно одной интервенции в
Доминиканскую Республику, которая вызвала огромную волну протестов не
только во всей Латинской Америке и на других континентах, но и в самих
США, чтобы он вновь отдал приказ послать войска в боливийские джунгли.
Спешить с этим, во всяком случае, никоим образом ему не хотелось.
А если так, то признаваться в присутствии там Че не следовало. Ибо в
противном случае ультраправые в США могли бы заставить Джонсона всетаки
послать моряков в Боливию; с другой стороны - подтверждение
присутствия Че могло убыстрить развитие революционного кризиса в этой
стране и привести к свержению Баррьентоса, что тоже было нежелательно
для обитателя Белого дома.
Следовало избавиться от Че любым другим способом, и желательно руками
самих туземцев, как это было сделано с партизанами в Перу, Гватемале,
Венесуэле, Аргентине, и только в крайнем случае, уж если действительно
другого выхода не будет, то послать туда свои войска и превратить Боливию
если не во "второй Вьетнам", то, во всяком случае, во вторую
Доминиканскую Республику.
Конечно, в такой линии поведения был своего рода риск и для правящих
кругов США, 'и для Баррьентоса. Ведь Че мог набрать такую силу, что
потом никакая интервенция не смогла бы с ним покончить. Ну что ж, если
бы такая опасность возникла, то можно было бы тогда изменить принятый
курс.
А пока что .следовало сохранять хладнокровие, для паники еще оснований
не было, ведь у Че было всего несколько десятков человек, правда, больше,
чем у Фиделя десять лет тому назад, но ведь история могла на этот раз не
повториться, как она не повторилась в Гватемале, Колумбии, Венесуэле,
Перу, где местные власти без прямого участия американской армии всетаки
справлялись с партизанской опасностью.
Арест в апреле Дебрэ, Бустоса и Роса только подтвердил, что Че располагал
весьма ограниченными средствами, и еще более убедил вершителей судеб
Боливии и их покровителей в Вашингтоне в необходимости меньше
разглагольствовать о Че. К тому же продажная печать, плясавшая под
американскую дудку, столько раз писала о смерти Че, о том, что его убили
на Кубе, в Перу, Конго. даже в Советском Союзе, сам Баррьентос говорил,
что не верит в привидения. Воскрешать Че да еще во главе отряда или,
может быть, армии партизан было не просто трудно, но страшно.
Но если на Че было наложено табу, то о Дебрэ не только можно было, но и
следовало кричать во всеуслышание. На бесптичье и рыба соловей. Таким
"соловьем-разбойником" суждено было стать на некоторое время тому, кто
не без самомнения именовал себя ДантономС
его арестом 20 апреля боливийские власти обрели необходимого им
"злодея". Ему даже была сшита специальная полосатая роба каторжника с
огромным номером "001" на спине, что должно было означать "враг № I".
Это не Че, а француз, точнее - "франко-кубинец" Дебрэ, если верить
пропаганде боливийского правительства, был интеллектуальным
вдохновителем партизанских действий, "убийцей" боливийских солдат, это
его казни требовали "простые люди" (полицейские агенты в штатском),
осаждавшие офицерский клуб в Камири, где был заключен Дебрэ. Правда, в
Боливии смертная казнь была отменена, но Баррьентос обратился в
послушный ему парламент с требованием восстановить ее вновь и надеялся
задним числом применить ее к своему узнику. Генерал - президент
Боливии, конечно, мог приказать прикончить Дебрэ "при попытке к
бегству". Но за жизнь Дебрэ заступился Де Голль, и Баррьентос был
вынужден считаться с пожеланием президента Франции. Он пометтл, что
случилось, когда в прошлом столетии один из его предшественников,
президент Мельгарехо, рассердившись на английского посла, выслал его на
осле из Ла-Паса в Буэнос-Айрес: королева Виктория в отместку приказала
из всех карт вычеркнуть имя Боливии. Баррьентос не хотел ссориться с
генералом Де Голлем и рассчитывал "цивилизованно", "законно" лишить
Дебрэ жизни.
Такими, по крайней мере, были планы Баррьентоса я его вашингтонских
покровителей по отношению к Дебрэ, против которого тем временем
лихорадочно готовился показательный процесс. А так как Дебрэ проявлял
"несговорчивость", то было решено посадить вместе с ним на скамью
подсудимых и сверхсговорчивого Бустоса, который не только рассказал
абсолютно все, что знал о Че и Ньян-кауасу, но даже нарисовал, и неплохо
для художника-любителя, портреты всех, кого он видел и с кем общался в
партизанском лагере. А вместе с Бустосом на скамью подсудимых были
посажены полицейские шпики - Рекаба-до и Баррера, Чоке и Сиро
Альгараньяс, которым было приказано разыгрывать из себя "раскаявшихся"
партизан. В числе обвиняемых фигурировал и Хорхе Васкес Мачикадо
Вианья, тот самый Биготес, который чуть не упал в обморок, когда впервые
увидел Че, но на процессе он не присутствовал - "по болезни", а в
действительности потому, что его уже не было в живых. Он погиб, не
выдержав полицейских пыток. Но правительство "стеснялось" признаться в
этом, и во время процесса прокурор неоднократно обещал представить его
суду и, естественно, не выполнил своего обещания, ибо боливийские
охранники могли лишить жизни неугодного им человека, но воскресить его
было не в их силах. Они были вынуждены заявить о его "бегстве", что дало
им возможность приговорить умершего "заочно" к тюремному заключению.
Но подготовка процесса над Дебрэ, которая длилась около пяти месяцев, и
сам процесс сами по себе еще не могли покончить с Че. Его лично и его
отряд нужно было ликвидировать в физическом смысле, а добиться именно
этого Баррьентос оказался неспособным.
Все бои с партизанами, вплоть до августовской расправы при переправе
Иесо, где погиб отряд Хоакина, боливийская армия проигрывала.
Создавалось впечатление, что партизаны действительно непобедимы и
имеют немалые шансы добиться своего, по крайней мере, вызвать падение
правительства Баррьентоса, чего желали не только партизаны, но и многие
политические противники генерала-президента. •
Характерно,, что появление партизан во главе с Че, если не считать
правительственных кругов, было встречено весьма благожелательно
боливийским общественным мнением, тем более что в первые месяцы они
выигрывали все сражения. Достаточно привести по этому поводу
высказывания Виктора Паса Эстенсоро: "Партизанское движение - это
логическое следствие развития событий в Боливии. Мы, представители
Националистического революционного движения, с симпатией относимся к
повстанцам..." Правда, эта симпатия проявлялась только на словах, но они
свидетельствовали, что даже такие прожженные политиканы, как Пас
Эстенсоро, не исключали возможности того, что партизаны могут добиться
успеха.
Даже генерал Овандо пытался использовать наличие партизанского
движения для укрепления своих позиций в борьбе за власть с Баррьентосом,
доказывая, что президент не способен подавить геррилью.
Баррьентос боялся своего командующего армией больше, чем партизан, но
сместить его не мог, тому противился посол США в Ла-Пасе Гендерсон.
Крикливые угрозы министра внутренних дел Антонио Аргедаса Мендиеты в
адрес партизан и обещания превратить их в "самое ближайшее время" в
окрошку были вызваны, как мы теперь знаем, не столько его
воинственностью, сколько желанием замести следы своих связей с
партизанами. Таким образом, из трех ведущих членов правительства только
Баррьентос стремился поскорей от них избавиться. Овандо не проявлял в
этом отношении особого пыла, а Аргедас под покровом своих кровожадных
выступлений стремился, насколько мог в тогдашней обстановке, помешать
деятельности того и другого.
Но если в преследований партизан правительство не могло до августа
похвастаться особыми успехами, иначе обстояло дело с преследованием
других антиправительственных сил. Забастовки, враждебные демонстрации
студентов, подавлялись быстро и решительно. Виновных бросали за
решетку, ссылали или попросту убивали.
25 июня войска предприняли наступление на шахтерскую зону КатавиУануни,
где устроили настоящую бойню. 80 шахтеров было убито, сотни
ранено. Шахтеров обезоружили, "свободная шахтерская зона" перестала
существовать, так и не оказав никакой помощи партизанскому отряду Че.
Шахтеры оказались неспособными не только на наступательные действия,
но даже на успешное сопротивление войскам. Они фактически позволили
себя разгромить, не оказав эффективного сопротивления карателям.
Падение шахтерской "республики" настолько расхрабрило Баррьентоса, что
он наконец разрешил командиру четвертой дивизии Луису Рэке Терану
заявить 5 июля о присутствии Че в его районе, крайне преувеличив его силы
- около 400 партизан! - а также позволил в тот же день журналистам
проинтервьюировать Дебрэ, который, в свою очередь, подтвердил, что Че
действительно там "был". Можно было подумать, что его там уже нет!
Однако оптимизму властей был нанесен серьезный удар несколько дней
спустя, когда стало известно о захвате партизанами городка Самаипаты, в
350 километрах от Камири. То, что партизаны въехали в Самаипату в
автобусе и что местный гарнизон во главе с подполковником не оказал им
какого-либо сопротивления, вызвало уныние в правительстве и среди его
американских покровителей. Посол Гендерсон заявил в Вашингтоне,
выступая перед одной из сенатских комиссий, что боливийскому
правительству будет очень трудно расправиться с партизанами, а "НьюЙорк
тайме" писала в те дни, что партизаны с военной точки зрения
набирают силы и имеются основания сомневаться, в состоянии ли режим
Баррьентоса покончить с ними.
Между тем в стране не прекращались антиправительственные выступления
студентов, бастовали учителя, ходили слухи о возникновении партизанских
очагов в других местах страны. В августе в Камири начался долгожданный
процесс против Дебрэ, но стремление правительства использовать его для
консолидации своих позиций путем разжигания ультранационалистических
страстей не увенчалось успехом. Общественное мнение склонялось не в
пользу правительства. Следствием этого было то, что конгломерат
разношерстных политических группок, поддерживавший Баррьентоса, так
называемый Боливийский революционный фронт, распался.
А что же делали в это время американцы? Они еще более энергично, чем в
прошлом, стремились не допустить развития революционного
антиимпериалистического движения на континенте, нагло вмешиваясь во
внутренние дела латиноамериканских стран. Вашингтон продолжал душить
блокадой Кубу и через ЦРУ лихорадочно готовил физическую расправу над
вождем кубинской революции Фиделем Кастро, как это было выявлено во
время конференции ОЛАС в Гаване. С другой стороны - Пентагон
усиленно добивался создания объединенных межамериканских
вооруженных сил, под вывеской которых могли бы осуществляться прямые
вооруженные интервенции против "строптивых" латиноамериканских
республик.
Что касается непосредственно Боливии, то она была наводнена
американской агентурой, которая собирала всевозможную информацию и
внимательно следила за развитием событий в этой стране. В Вашингтоне
была создана Специальная оперативная группа (СОГ) для ликвидации
отряда Че. Ее возглавил бригадный генерал авиации Уильям К. Скер,
начальник разведки южного командования (Саутком) в зоне Панамского
канала, владевший испанским языком и набивший руку на подавлении
партизанских движений в Перу, Колумбии и Венесуэле. Его заместителем
были назначены подполковник Редмонд И. Уебер, командир восьмого полка
специальных сил ("рейнджеров"), размещавшегося в той же зоне
Панамского канала. Уебер создал из своих "специалистов", - диверсантов
подвижное тренировочное подразделение из 50 человек под началом 38летнего
майора Ральфа У. Шелтона по прозвищу "Паппи" - бывшего
начальника "антипартизанских школ" в Лаосе и Доминиканской
Республике, которому и было поручено подобрать из боливийцев и
подготовить отряд "рейнджеров" в 600 человек. На это ему было дано два
месяца. Одновременно тот же Паппи должен был организовать
интенсивную переподготовку трех пехотных рот для борьбы с партизанами.
На это ему отпустили месяц. В конце апреля эти части были спешно
переброшены на сахарную плантацию "Эсперансы", превращенную в
тренировочный лагерь п находящуюся в ста километрах к западу от СантаКруса,
где уже разместились Паппи и его специалисты по "мокрым" делам,
которые, не теряя времени, приступили к обучению будущих убийц Эрнесто
Че Гевары.
Важную роль при подготовке этих частей для борьбы с партизанами имела
разведывательная работа, которую должны были вести специальные
разведгруппы при соединениях "рейнджеров". В задачу этих групп входила
не только вербовка агентуры среди местного населения, но и вкрапливание
в местную среду профессиональных осведомителей, которые выдавали себя
в сельской местности за сантехников, охотников, купцов, учителей,
родственников местных людей, сборщиков налогов, агрономов, студентов и
просто туристов. На базе около Санта-Круса эти "науки" преподавали
агенты ЦРУ кубинские контрреволюционеры капитаны Феликс Рамос,
Эдуарде Гонсалес и капитан пуэрториканец Маргарите Крус.
В начале августа "рейнджеры", подготовленные Паппи, были распределены
в зоне действия партизанского отряда Че. А Рамос, Гонсалес и
"консультант" министерства внутренних дел, некий Габриэль Гарсия, все
трое кубинцы, выдававшие себя за докторов неизвестно каких наук,
снабженные рекомендациями Баррьентоса, начальника военной разведки
Федерико Араны и резидента ЦРУ в Боливии Уильяма Коулхэна, были
прикомандированы к штабу четвертой дивизии, расположенному в Камири,
где взяли под свой контроль всю разведывательную работу. Они лично
допрашивали Дебрэ и других арестованных, подозреваемых в связях с
партизанами, инструктировали осведомителей и занимались другими
подобными делами. Начальник разведки четвертой армейской дивизии
Арнольдо Сентено заявил 13 июля 1968 года суду, рассматривавшему дело
Антонио Аргедаса: "Во всех действиях против партизан мы широко
сотрудничали с Феликсом Рамосом и Эдуарде Гонсалесом, так как знали,
что они служили Соединенным Штатам - стране, являвшейся нашей
союзницей в антипартизанской борьбе".
Подполковник Андрее Сельнич Шон - командир 3-го батальона
"рейнджеров", участвовавших в последнем сражении с отрядом Че, показал
на том же суде: "Находившиеся в районе боевых действий агенты ЦРУ
осуществили важную работу. Хочу особо отметить, что они предоставили
нам фотографии действовавших в этом районе партизан, сообщили их
приметы и, таким образом, позволили узнать о них все до их поимки".
Офицер боливийской разведки Моисее Васкес, со своей стороны, заявил
тому же суду, что "вся информация министерства внутренних дел, прежде
чем поступить в разведывательный отдел армии, направлялась в
американское посольство через сотрудника Центрального
разведывательного управления Соединенных Штатов капитана Хьюго
Мэррея. Эта информация представлялась его агентами, работавшими в
министерстве внутренних дел...".
Начальник разведывательного отдела министерства внутренних дел
полковник Роберто Кинтанапилья, в свою очередь, подтвердил, что Рамос,
Гонсалес и Гарсия "передавали информацию своему посольству в обход
министра внутренних дел, прежде всего информацию, касающуюся
осведомителей. Это они делали сами, скрывая ее от нас".
Было бы, однако, наивным считать, что такого рода беспардонная
деятельность агентов ЦРУ в Боливии началась лишь в связи с
партизанскими действиями отряда Че. ЦРУ, по признанию Антонио
Аргедаса, охватило Боливию своими щупальцами еще в 1957 году, то есть за
два года до победы кубинской революции и за десять лет до начала
партизанских действий в этой стране.
Этот бой в ложбине Юро 8 октября 1967 года ведут против Че и его бойцов
части "рейнджеров", вымуштрованных и руководимых агентом ЦРУ
Шелтоном и кубинскими контрреволюционерами Рамосом, Гонсалесом и
Гарсией.
Уже 29 сентября американские агентства сообщили из Камири, что
боливийские войска обнаружили отряд Че Гевары в ложбине в 128
километрах к северо-западу от этого города и что к этому месту
перебрасываются из Санта-Круса части "рейнджеров".
Американцы были настолько уверены, что их подручным удастся на этот
раз расправиться с их смертельным противником, что "Нью-Йорк тайме" 7
октября публикует статью под названием "Последнее сражение Че Гевары",
в которой бьет в литавры по поводу его предстоящей и неминуемой гибели.
8 октября сержант Уинка, захватив в плен Че и Вилли, сообщил об этом
командиру отряда "рейнджеров", действовавшего в ложбине Юро, капитану
Гари Прадо.
Это были первые пленные (Чино схватили несколько часов спустя), и,
естественно, Прадо поспешил взглянуть на них. Он сразу же узнал в одном
из раненых Че. "Я был так поражен, что чуть не лишился сознания", -
признался впоследствии журналистам этот вояка. Прадо немедленно
связался по радио с командующим дивизией полковником Сентено,
которому передал кодовую фразу: "500 кансада", она означала: "Че пленен".
Вслед за этим Че и Вилли под усиленной охраной были направлены в Игеру.
Че шел, хромая, опираясь на двух солдат; Вилли со скрученными сзади
руками. В Иге-ре, куда они прибыли ночью, их привели в школу -
маленькую хибару из двух комнатушек. В одной из них поместили Че,
связав ему предварительно руки, в другой - Вилли, тоже со скрученными
руками. Несколько часов спустя военный санитар Фернандо Санко обмыл
водой, продезинфицировал рану Че на ноге.
С рассветом начинают приземляться в Игере вертолеты с важными
персонами. Первым появляется полковник Андрее Сельнич и полковник
разведки Мигель Ано-ро, затем полковник Сентено, командующий армией
генерал Овандо, контр-адмирал Угартече, "доктор" Гонсалес и другие
агенты ЦРУ. Все они входят в комнату к Че, пытаются разговаривать с ним.
Что говорил своим врагам в эти свои последние часы Че, нам доподлинно
неизвестно.
У него была еще беседа со школьной учительницей 22-летней Хулией
Кортес. На классной доске было написано мелом по-испански: "Я уже умею
читать".
Че сказал учительнице, улыбаясь:
- Слово "читать" написано с ударением: это ошибка!
Затем он стал ей рассказывать о развитии образования на Кубе. Даже в эти
предсмертные часы он не забывал вести революционную пропаганду.
"Доктор" Гонсалес пытался его допрашивать, но Че молчал.
- О чем же вы думаете? - спросил его враг.
- Я думаю о бессмертии революции.
Возможно, это были его последние слова.
Все утро Овандо и другие высокие чины совещались по радио с
Баррьентосом, а Гонсалес и его коллеги по ЦРУ - с американским
посольством. Гопсалес хвастливо передал по радиотелефону своему
начальнику майору ' Ральфу У. Шелтону по прозвищу Паппи:
- Паппи, он у меня в руках.
Да, он действительно теперь был в руках своих смертельных врагов.
В полдень все они, за исключением Сельнича и Анора, покинули Игеру и
направились в Вальегранде. Они увезли с собой документы из рюкзака Че, в
их числе его знаменитый дневник.
К тому времени в комнате, где содержался Вилли, уже находился и Чино.
Около половины второго 9 октября 1967 года к Вилли и Чино вошли
."рейнджеры" и из автоматов убили обоих. Вилли успел крикнуть перед
смертью: "Я горд, что умираю вместе с Че!"
Вслед за этим к Че ворвался младший лейтенант Ма-рио Теран и в упор
расстрелял его.
БЕССМЕРТНОЕ ДЕЛО РЕВОЛЮЦИИ
Мое поражение не будет означать, что
нельзя было победить. Многие
потерпели поражение, стараясь достичь
вершины Эвереста, и в конце концов
Эверест был побежден.
Эрнесто Че Гевара
Враги убили Че. Они спешили убить его. Почему?
Совершенно очевидно, что, вероломно убивая раненого, связанного
пленника, его враги не только стремились утолить душившую их жажду
мести. Живой Че, хоть и плененный, хоть и в оковах, хоть и израненный,
представлял для врагов все еще огромную опасность.
Вряд ли Баррьентос удержался бы у власти, испытав па себе филиппики
подсудимого Че, а уж его американским патронам пришлось бы не слаще.
Держать же живого Че без суда за решеткой было бы для них не менее
опасным. Весь мир поднялся бы на защиту Че, и, пока он оставался бы в
темнице, спокойно не могли бы спать ни "гориллы" в Ла-Пасе, как и в
других странах Латинской Америки, ни их дрессировщики в Вашингтоне.
Только со смертью Че они вновь надеялись обрести покой и уверенность в
себе.
Они убили его еще и потому, что были уверены: их отвратительное
преступление останется нераскрытым.
Когда в тот же день, 9 октября, еще не остывший труп Че был доставлен
вертолетом в Вальегранде и сдан в местную больницу врачам на предмет
констатации смерти, то представители боливийского командования заявили
журналистам, что Че скончался от ран, полученных в бою в ложбине Юро.
Но сами же буржуазные журналисты помогли разоблачить эту ложь.
Во-первых, еще до того, как была пущена в ход эта лживая версия, Овандо
бахвалился перед журналистами, что Че якобы заявил, оказавшись в плену:
"Я потерпел поражение". Однако и врачи, осматривавшие труп Че в
Вальегранде, и журналисты, которым было предоставлено такое же право, и
сделанные ими снимки неопровержимо свидетельствуют, что на теле Че
было 9 пулевых ран, из них по крайней мере две были смертельные: рана в
сердце и рана в шею. Из этого следовало, что если Че получил эти раны в
бою, то он не мог сделать заявление, которое приписывал ему Овандо, если
же он сделал такое заявление, то, значит, он был убит, уже находясь в плену
у "рейнджеров".
Журналисты разыскали десятки свидетелей, которые подтвердили, что Че
был доставлен в Игеру с одним пулевым ранением в ногу, что там его
пытались допрашивать, что он говорил с учительницей, наконец, что его
убил Марио Теран. Никто не подвергал сомнению итого факта, что Вилли и
Чино были действительно расстреляны в комнате рядом с Че, хотя о них
тогда меньше всего говорилось в печати.
Журналисты стали задавать по поводу всех этих фактов "нескромные"
вопросы представителям боливийских властей, которые не могли связать
концы с концами и с каждым новым "пояснением" и "опровержением" все
больше запутывались и выдавали тех, у кого руки были обагрены кровью Че.
Естественно, что главным ответственным - из боливийцев - за убийство
Че все называли президента генерала Баррьентоса, который счел
необходимым опровергнуть возводимые на него обвинения, заявив
корреспонденту "Вашингтон пост" следующее: "Солдаты, захватившие Че,
не обращались в Ла-Пас за инструкциями и не получали от нас приказа
убить его. В этом не было необходимости. Военные части уже имели приказ
не брать пленных. Слишком часто партизаны, обещая сдаться в плен,
встречали их огнем. Лично я предпочитал бы иметь его пленником, чтобы
навсегда разрушить миф Гевары. И так как я президент и обязан изыскивать
средства, чтобы помогать Боливии, я рассмотрел бы любое предложение
передать его живым Фиделю Кастро или любому другому за, скажем, 20
миллионов долларов".
Все было ложью в этом трусливом и постыдном заявлении.
Когда стало очевидным, что скрыть от мировой общественности правду об
убийстве Че становится все труднее, боливийские власти пошли на новое
преступление: они скрыли труп Че.
10 октября _труп Че исчез из Вальегранде. По одним заявлениям
Баррьентоса и Овандо, труп Че был захоронен в Боливии в только им
известном месте, по другим же их заявлениям - тело Че подверглось
кремации, а прах - захоронению. Ходили слухи и о том, что труп Че был
передан ЦРУ, агенты которого увезли его в американскую зону на
Панамском канале *.
Точно установлено одно: прежде чем избавиться от тела Че, носившего на
себе доказательства их вины, убийцы сняли с его лица маску и отрубили
кисти его рук, заспиртовав их. Им были нужны доказательства, что их
жертва - действительно Че. Они опасались, что народы не поверят, что эти
пигмеи могли одолеть такого гиганта, каким был Че.
Но их опасения были напрасны. Сомнений быть не могло, что Че погиб, что
его уже нет в живых. И одним из первых, кто за пределами Боливии признал
этот факт, был Фидель Кастро.
Уже с 10 октября кубинская печать изо дня в день публиковала самые
различные сведения о трагических событиях в Боливии, в том числе
различные подробности и версии о гибели Че. Хотя все эти сведения
печатались без комментариев, народ понимал, какую страшную правду они
несут.
* Опасаясь, что школа, в которой были убиты Че и его товарищи Вилли и
Чино, станет местом паломничества, ее по приказу Баррьентоса разрушили
и на ее месте выстроили такую же жалкую хижину, только под другим
названием - "санитарный пункт". После смерти Баррьентоса это здание
вновь было отдано под школу.
15 октября это подтвердил Фидель Кастро в своем выступлении по
телевидению и радио. Вождь кубинской революции подробно осветил
обстоятельства гибели
...Закладка в соц.сетях
