Жанр: Политика
Эрнесто че гевара
...огласился преподать свои науки за половину этой суммы. Дело, однако,
кончилось тем, что полковник Байо не только не взял ни гроша от своих
юных друзей, но даже продал свою мебельную фабрику и вырученные
деньги передал ученикам: он не сомневался, что они победят!
Вскоре дон Альберто, выдав себя за сальвадорского политического
эмигранта, купил за 26 тысяч американских долларов у некоего Эрасмо
Риверы, бывшего бойца партизанской армии Панчо Вильи, гасиенду "СантаРосу",
расположенную в гористой, поросшей диким кустарником местности
в 35 километрах от столицы. Туда перебазировались участники отряда
Фиделя, в их числе и Эрнесто Гевара.
Фидель назначил Че "ответственным за кадры" в "университете"
полковника Байо, а по существу - комендантом этого своеобразного
партизанского лагеря.
Началась усиленная подготовка будущих партизан. Байо, которого в целях
конспирации стали именовать "профессором английского языка", был
неутомим, настойчив, строг со своими подопечными. Он требовал от них:
строжайшей дисциплины, физической закалки, воздержания от алкоголя,
чуть ли не монашеского образа жизни. С утра до вечера тренировал Байо
своих учеников: учил их стрельбе, чтению карты, маскировке и тайным
подходам, изготовлению взрывчатых смесей, метанию гранат, караульной
службе, навьючивал их оружием, вещмешками, палатками, заставлял делать
длительные, изнурительные переходы в любую погоду, в любое время суток.
Че воспринимал партизанскую науку со всей серьезностью и
ответственностью. С первых же уроков полковника Байо у него исчезли, как
он писал впоследствии, всякие сомнения в победе. Че являл собой пример
дисциплины, лучше всех выполнял задания "профессора английского
языка". Последний ставил отметки своим ученикам. Че всегда удостаивался
высшего балла - 10 очков. "Мой самый способный ученик", - говорил о
нем с уважением бывший полковник испанской республиканской армии.
Че не только сам учился, но и учил своих товарищей. Как врач отряда, он их
учил лечить переломы, делать перевязки и инъекции. Причем предлагал
себя товарищам в качестве "подопытного кролика". В ходе "практических"
занятий он получил свыше ста уколов - но одному или больше от каждого
из них.
Че выполнял в "Санта-Росе" и функции политического комиссара. Кубинец
Карлос Бермудес так вспоминает о нем: "Занимаясь вместе с ним на ранчо
"Санта-Роса", я узнал, какой это был человек - всегда самый усердный,
всегда преисполненный самым высоким чувством ответственности, готовый
помочь каждому из нас... Я познакомился с ним, когда он останавливал мне
кровотечение после удаления зуба. В товремя я еле-еле умел читать. А он
мне говорит: "Я буду учить тебя читать и разбираться в прочитанном..."
Однажды мы шли по улице, он вдруг зашел в книжный магазин и на те
небольшие деньги, которые были у него, купил мне две книги - "Репортаж
с петлей на шее" и "Молодую гвардию".
Другой товарищ по партизанской школе в "Санта-Росе", Дарио Лопес,
отмечает в своих воспоминаниях, что "Че сам подбирал марксистскую
литературу в библиотеку для политзанятий".
Фидель Кастро в "Санта-Росе" появлялся редко.
Он был по горло занят подготовкой экспедиции: добывал деньги, оружие,
посылал и принимал курьеров с Кубы, вел политические переговоры с
различными оппозиционными по отношению к Батисте группировками,
писал статьи, воззвания, инструкции.
Подготовка отряда шла полным ходом. Байо был доволен своими
воспитанниками и обещал закончить учебу к середине 1956 года. На Кубе
Батиста продолжал зверствовать. Полиция подвергала противников тирана
изощренным пыткам, а трупы замученных выбрасывала на улицы или в
море. Диктатор стал марионеткой американских империалистов. Он порвал
дипломатические отношения с Советским Союзом и другими
социалистическими странами, закрыл Общество кубино-советской дружбы,
загнал в глубокое подполье Народно-социалистическую партию - партию
кубинских коммунистов, подчинил профсоюзы гангстерам на службе
предпринимателей. В стране орудовали американские капиталисты, в
армии - американские офицеры, в полиции - агенты ЦРУ.
Остров был наводнен антикоммунистической, антисоветской пропагандой.
Куба действительно превратилась в колонию янки. Следует ли удивляться,
что тогдашний вице-президент США провозгласил Батисту за столь
"доблестные" деяния надежным "защитником свободы и демократии", а
посол США А. Гарнер не постеснялся охарактеризовать диктатора,
известного казнокрада и взяточника, "самым честным человеком" из всех
политических деятелей Кубы.
Но кубинский народ был далек от отчаяния. Кубинские трудящиеся,
интеллигенция, студенты, школьники все активнее включались в борьбу
против тирана и его американских покровителей. Подпольная печать
разоблачала преступления Батисты. Все чаще проводились митинги,
демонстрации, забастовки против режима. Диктатор был вынужден закрыть
все высшие учебные заведения страны. Действуя подкупом, шантажом,
угрозами, он пытался заручиться поддержкой оппозиционных буржуазных
лидеров. Заигрывал с церковью. Затеял строительство монументальной
фигуры Христа у входа в Гаванскую гавань. В своих выступлениях говорил о
прогрессе, о благоденствии нации, о патриотизме, кощунственно ссылаясь
на пример Хосе Марти, великого патриота, отдавшего жизнь в борьбе за
независимость. Но ни жестокий террор, ни социальная демагогия, ни
политические интриги, ни хвалебные гимны, в его честь американских
сенаторов, ни благословения кубинского кардинала Артеаги и других
католических иерархов не могли приостановить ширящегося движения
против бывшего сержанта, а теперь генерала и самозваного президента
страны Фульхенсио Батисты.
Фидель знал все это и делал все возможное, чтобы поскорей завершить все
приготовления к экспедиции.
Но и агенты Батисты и ЦРУ не дремали. 22 июня 1956 года чины
мексиканской охранки арестовали на одной из улиц столицы Фиделя
Кастро, затем ворвались на квартиру Марии-Антонии, оставили там засаду,
задерживая всех' входящих. Был устроен полицейский налет и на ранчо
"Санта-Роса", где полиции удалось захватить Че и некоторых его
товарищей. Печать крикливыми заголовками сообщила об аресте кубинских
заговорщиков. Разумеется, всплыло и имя полковника Байо * -
"профессора" партизанских наук.
Кубинские газеты, раболепствуя перед тираном, писали в связи с этим, что
мексиканская полиция якобы имеет доказательства, что Фидель Кастро не
только член коммунистической партии, но и тайный руководитель
Мексикано-советского института культуры.
Как потом выяснилось, в ряды конспираторов проник батистовский шпион
Венерио. Аресты были делом его грязных рук.
26 июня в мексиканской газете "Эксельсиор" был опубликован список
арестованных - среди них фигурировало и имя Эрнесто Гевары Серны.
Газета характеризовала его как опасного "международного
коммунистического агитатора", подвизавшегося ранее в Гватемале чуть ли
не в роли "агента Москвы" при президенте Арбенсе.
"После ареста нас повезли в тюрьму "Мигель Шульц" - место заключения
эмигрантов. Там я увидела Че, - вспоминает Мария-Антония. - В
дешевом прозрачном нейлоновом плаще и старой шляпе он смахивал на
огородное пугало. И я, желая рассмешить его, сказала ему, какое он
производит впечатление... Когда нас вывели из тюрьмы на допрос, ему
единственному надели наручники. Я возмутилась и заявила представителю
прокуратуры, что Гевара не преступник, чтобы надевать ему наручники, и
что в Мексике даже преступникам их не надевают. В тюрьму он
возвращался уже без наручников".
* После победы кубинской революции Байо вернулся на Кубу, где умер в
1965 году.
Итак, казалось, что Фидель Кастро еще раз потерпел поражение в своем
стремлении свергнуть тирана Батисту. Маловеры и недоброжелатели
потирали руки от удовольствия: как же, разве этот провал не доказал
лишний раз бесплодность и несерьезность такого рода заговоров -
мальчишеской игры в революцию. Тем более что незадолго до ареста
Фиделя и его друзей, 29 апреля, на Кубе группа юношей попыталась, следуя
примеру героев "Монкады", захватить казарму "Гойкурия" в городе
Матансас, и все участники этой операции погибли от рук палачей Батисты.
Но Фидель мыслил другими категориями по сравнению с его критиками.
Неудачи он воспринимал как неизбежные издержки революционной
борьбы. Поражения еще более его ожесточали, еще более укрепляли его веру
в конечную победу дела, которому он посвятил свою жизнь. Его
одержимость, его оптимизм передавались его последователям. "Мы никогда
не теряли своей веры в Фиделя Кастро", - писал Че, вспоминая свое
заключение в мексиканской тюрьме.
Арест кубинских революционеров вызвал возмущение прогрессивной
мексиканской общественности. За них стали ходатайствовать бывший
президент Ласаро Карденас, его бывший морской министр Эриберто Хара,
рабочий лидер Ломбарде Толедано, знаменитые художники Давид Альфаро
Сикейрос и Диего Ривера, известные писатели, ученые, университетские
деятели. Батиста был к тому же слишком одиозной фигурой даже для
мексиканских властей. Решив, что аресты и газетные разоблачения
похоронили планы Фиделя Кастро, мексиканские власти проявили свой
"гуманизм" и после месячного заключения выпустили на свободу всех
задержанных, за исключением двух: Эрнесто Гевары и кубинца Каликсто
Гарсии. Их обвиняли в том, что они нелегально проникли в Мексику.
По выходе из тюрьмы Фидель с прежней энергией стал готовить свой отряд
к переброске на Кубу. Он вновь собирал деньги, покупал оружие,
организовывал конспиративные квартиры, устанавливал явки и пароли.
Бойцы, разбитые на мелкие группы, проводили военные занятия в
отдаленных и глухих местах страны. У шведа Веннер-Грена, известного
этнографа, была куплена за 12 тысяч долларов яхта "Гранма", на которой
предполагалось осуществить переброску отряда на Кубу. "Гранма" была
рассчитана на 8, максимум на 12 человек, а должна была вместить более 80
бойцов. Но это не смущало Фиделя, к тому же другого выхода не было.
Фидель использовал все свои связи для того, чтобы добиться скорейшего
освобождения Че и Гарсии. Че уговаривал Фиделя не терять на него
времени и средств, опасаясь, как бы это не задержало отплытие "Гранмы".
Фидель решительно ему сказал: "Я тебя не брошу!"
В тюрьме у Че во время сна украли одежду. "Тогда, - вспоминает Ильда
Гадеа, - мы решили купить ему в складчину новую, но боялись, что он не
примет подарка. К нашему удивлению, он даже захотел сам выбрать
костюм. Он выбрал костюм темно-коричневого цвета, но тут же, не прошло
и получаса, подарил его Каликсто Гарсии, своему товарищу по тюремному
заключению".
Мексиканская полиция арестовала и Ильду Гадеа. Но все кончилось
относительно благополучно. Некоторое время спустя Ильда и Че обрели
свободу. Че просидел за решеткой 57 дней. Теперь он вновь на своем посту,
рядом с Фиделем и Раулем.
Полицейские ищейки продолжали следить за кубинцами. Время от времени
полиция врывалась в конспиративные квартиры. Газеты писали, что Фидель
не угомонился и вновь готовит своих людей к отплытию на Кубу.
Следовало спешить с приготовлениями, иначе все предприятие могло
действительно сорваться. Но еще столько недоделок, неувязок, не хватает
оружия, боеприпасов, нет денег. На помощь приходит Франк Паис. Он
привозит из Сантьяго 8 тысяч долларов, докладывает, что его люди готовы
поднять в городе восстание.
В начале ноября полиция вновь нагрянула на несколько конспиративных
квартир. Фидель узнал, что человек, на имя которого куплена "Гранма" и на
храпении у которого находится радиопередатчик, - его собственный
телохранитель, некий Рафаель дель Пино, согласился за 15 тысяч долларов
выдать все группу кубинскому посольству в Мехико. Теперь действительно
промедление смерти подобно. Фидель отдает приказ: провокатора
изолировать и всем бойцам со снаряжением и оружием немедленно
сосредоточиться в Туспане, небольшом рыбацком порту в Мексиканском
заливе, где у причала стоит на якоре "Гранма".
Под большим секретом Фидель приказывает припрятать в Мексике в
надежном месте несколько ружей. В ответ на недоуменные вопросы своих
товарищей Фидель объяснял:
- Если нас вновь постигнет неудача, я вернусь в Мексику, снова соберу
надежных людей и снова вернусь на Кубу - на самолете. Мы спустимся на
парашютах в горы. И так буду делать до тех пор, пока меня не убьют или мы
не освободим нашу родину от тиранов и эксплуататоров.
Фидель отдает последнее распоряжение: направить в Саптьяго Франку
Паису условленную телеграмму со словами: "Книга распродана". Теперь
Паис сможет в назначенный срок поднять восстание в столице Ориенте.
Че с саквояжем, в котором медицинские принадлежности - он ведь, кроме
всего прочего, еще и врач отряда! - забегает домой, к Ильде, целует
спящую дочь, наспех пишет прощальное письмо родителям. Оно, как и все
его письма к родным, проникнуто мрачным юмором. Смысл письма
следующий: дело, на которое иду, стоит того, чтобы за него погибнуть, хотя
похоже, что это все равно что стучать лбом об стенку. "Не забудь свой
ингалятор, не потеряй его", - говорит ему Ильда... Но Че забывает именно
ингалятор! Чего только не случается с необстрелянными партизанами...
2 часа утра 25 ноября 1956 года. В Туспане идет посадка отряда на
"Гранму". На пристани стоит шум, смех, беспорядок. Местная полиция,
получившая "мордиду" - "кусок", или попросту взятку, блистает своим
отсутствием. Проходит некоторое время, и 82 человека с ружьями,
амуницией и прочим боевым хозяйством погружаются на игрушечную яхту,
которая сейчас похожа на консервную банку, плотно набитую сардинами.
Идет дождь, на море шторм, но отступления быть не может. Только вперед!
Че, Каликсто Гарсия и еще трое будущих повстанцев прибыли к месту
посадки на "Гранму" последними.
В Туспан можно было добраться только на автомобиле. Сойдя на одной из
железнодорожных станций, Че и его друзья стали ловить попутный
транспорт. "Найти машину оказалось очень трудно, - вспоминает
Каликсто. - Мы долго ждали на улице. Наконец остановили одну
свободную машину и попросили водителя довезти нас до порта. Тот
запросил сто восемьдесят песо. Мы согласились, но на полпути водитель,
очевидно, струсил и отказался ехать дальше. Наше положение было
тяжелым: и так уже было потеряно много времени, а тут еще
непредвиденное осложнение...
Тогда Че сказал мне: "Наблюдай за дорогой, а шофера я беру на себя". С
трудом уговорил он его довезти нас до Поса-Рика, что составляло немногим
более половины пути, а оттуда, пересев на другую машину, мы поехали
дальше к месту назначения. Наконец впереди показался маленький городок
Туспан. При въезде нас встретил Хуан Мануэль Маркес и повел к реке, где у
берега стояла яхта "Гранма".
Опоздавшие спешат на палубу "Гранмы".
Фидель приказывает:
- Отдать концы и запустить мотор!
Перегруженная донельзя "Гранма" с потухшими огнями с трудом
отчаливает от берега и ложится курсом на Кубу.
Бойцы поют кубинский гимн и гимн "Движения 26 июля".
Фидель сдержал свое слово: в 1956-м им предстоит стать героями или
мучениками...
СЬЕРРА-МАЭСТРА
БОИ В ГОРАХ
Вперед, заре
навстречу, Товарищи в
борьбе! Штыками и
картечью Проложим
путь себе!
"Молодая гвардия"
"Гранму" в море встретил шторм. "Судно, - пишет Че в воспоминаниях, -
стало представлять собой трагикомическое зрелище: люди сидели с
печальными лицами, обхватив руками животы, одни - уткнувшись головой
в ведро, другие - распластавшись в самых неестественных позах. Из 82
человек только два или три матроса да четыре или пять пассажиров не
страдали от морской болезни".
Неожиданно яхту стало заполнять водой. Насос для откачки испортился,
заглох двигатель. Попробовали вычерпывать воду ведрами. Чтобы
избавиться от лишнего груза, за борт побросали консервы. Тогда
обнаружили, что причина "наводнения" - открытый кран в уборной. С
трудом вновь пустили в ход двигатель.
Каликсто Гарсия вспоминал об этом плавании: "Нужно иметь богатое
воображение, чтобы представить себе, как могли на такой маленькой
посудине разместиться 82 человека с оружием и снаряжением. Яхта была
набита до отказа. Люди сидели буквально друг на друге. Продуктов взяли в
обрез. В первые дни каждому выдавалось полбанки сгущенного молока, но
вскоре оно кончилось. На четвертый день каждый получил по кусочку сыра
и колбасы, а на пятый остались лишь одни гнилые апельсины". А ведь им
предстояло еще плыть долгих три дня...
На "Гранме" Че страдал от острого приступа астмы, но, как вспоминает
Роберто Роке Нуньес, он крепился и находил в себе силы шутить и
подбадривать других...
Из-за этого Роберто, опытного, к слову сказать, моряка, назначенного
Фиделем штурманом судна (капитаном был Ладислао Ондино Пино), было
потеряно несколько драгоценных часов. Стараясь определить
местонахождение яхты, Роберто залез на крышу капитанской рубки, и
набежавшая волна смыла его в море. Злополучного моряка с .трудом
обнаружили в воде и подняли на борт.
Сверхперегруженная яхта медленно шла по направлению к острову, часто
сбиваясь с курса. Фидель рассчитывал высадиться в селении Никаро вблизи
Сантьяго 30 ноября. Отсюда Фидель намеревался направиться в Сантьяго,
где Франк Паис и его единомышленники именно в этот день готовились
поднять восстание. Но 30 ноября "Рранма" находилась в двух днях хода от
берегов Кубы.
В 5.40 утра в Сантьяго сторонники мужественного Франка Паиса вышли на
улицы города и захватили правительственные учреждения. Но удержать
власть в своих руках не смогли. В тот же день самолеты Батисты "засекли" у
берегов Кубы "Гранму".
Только 2 декабря днем "Гранма" наконец подошла к кубинскому берегу.
"Был отдан приказ быть готовыми к бою, - вспоминает один из участников
экспедиции. - Нет слов описать, что мы испытывали тогда, особенно те из
нас, кто давно покинул родину. При полном молчании яхта тихо скользила с
приглушенным мотором. Все смотрели вперед, стараясь разглядеть берег.
Стало слышно, как киль и дно судна зашуршали по песку. Мы были в Лас
Колорадас - в зоне мыса Крус, муниципальный округ Никеро, в провинции
Ориенте".
Не доходя до берега, "Гранма" села на мель. На борту яхты имелась
шлюпка. Ее спустили было на воду, но она тут же затонула. Бойцам
пришлось добираться до берега вброд, вода покрывала им плечи. С собой
удалось взять только оружие и немного еды. К месту высадки сразу же
устремились батистовские катера и самолеты, они открыли по бойцам
Фиделя Кастро яростный огонь. "Это была не высадка, а кораблекрушение",
- вспоминал впоследствии Рауль Кастро.
Революционерам пришлось долго пробираться по заболоченному, илистому
побережью. Ванда Василевская, посетившая это место в 1961 году, так
описала его в книге "Архипелаг свободы": "Болото и мангровые заросли.
Рыжая вязкая топь, над которой поднимаются причудливые переплетения
голых корней и мангровых веток, покрытых мясистыми глянцевыми
листьями. Это не ольховые заросли, которые нетрудно раздвинуть, и не
заросли ивняка, легко сгибающиеся под рукой, - это частая твердая
решетка, а вернее, сотни решеток. Своим основанием они уходят далеко в
ил. Местами грунт кажется более твердым, местами мангровые ветки
переплетаются над водой, разливающейся маленькими озерцами, но и здесь
на дне - рыжий ил".
Преодолеть эту преграду, подобную проволочным заграждениям, голодным,
испытывавшим жажду, обессиленным бойцам стоило нечеловеческих
усилий. Писательница замечает, что, может быть, если бы ей не пришлось
пережить войну и видеть потонувших в осенней грязи дорог отступления
сорок первого года, она не испытала бы там, в зарослях далекой Кубы,
такого волнения. Теперь она знала, чувствовала, понимала, как шли, что
переживали и как умирали бойцы с "Гранмы".
Казалось, история повторялась. Шестьдесят лет назад где-то неподалеку от
этих мест воевали легендарные мамбисы - кубинские патриоты. Их
возглавлял другой отважный борец за независимость Кубы - генерал Антонио
Масео. Петр Стрельцов, русский доброволец, сражавшийся в рядах
повстанцев, оставил воспоминания. Они были напечатаны в "Вестнике
Европы". Он писал о своих соратниках: "Они калечили босые ноги о камни,
тяжелые неуклюжие ящики натирали им спины до ран. У них начинались
приступы желтой лихорадки: они падали на голые камни и глухо стонали, а
здоровые... двигались все вперед и вперед, буквально неся на плечах успех
освобождения своей родины. Многие во все время перехода, то есть в
течение 4-5 дней, почти ничего не ели... Но, несмотря на это, я не слышал
ни одной жалобы, ни одного упрека: так велик подъем патриотизма у
инсургентов".
Теперь внукам и правнукам этих героев предстояло пройти тот же скорбный
путь жертв и лишений, прежде чем вырвать победу у новых поработителей
их родины...
Двое суток бойцы Фиделя Кастро, вверяясь случайным проводникам,
старались уйти от искавших их вражеских самолетов.
"Всю ночь на 5 декабря, - рассказывает Че, - мы шли по плантации
сахарного тростника. Голод и жажду утоляли тростником, бросая остатки
себе под ноги. Это было недопустимой оплошностью, так как батистовские
солдаты легко могли выследить нас.
Но, как выяснилось значительно позже, нас выдали не огрызки тростника, а
проводник. Как раз накануне описываемых событий мы отпустили его, и он
павел батистов-цев на след нашего отряда. Такую ошибку мы допускали не
раз, пока не поняли, что нужно быть осторожными и крайне бдительными.
К утру мы совсем выбились из сил, решили сделать кратковременный
привал на территории сентраля *, в местности, которая называется Алегрияде-Пио
(Святая радость). Едва успели расположиться, как многие тут же
уснули.
Около полудня над нами появились самолеты. Измученные тяжелым
переходом, мы не сразу обратили на них внимание.
Мне, как 'врачу отряда, пришлось перевязывать товарищей. Ноги у них были
стерты и покрыты язвами. Очень хорошо помню, что последнюю перевязку
в тот тяжелый день я делал Умберто Ламоте.
Прислонившись к стволу дерева, мы с товарищем Монтанэ говорили о
наших детях и поглощали свой скудный рацион - кусочек колбасы с двумя
галетами, как вдруг раздался выстрел. Прошла какая-то секунда, и
свинцовый дождь обрушился на группу из 82 человек. У меня была не самая
лучшая винтовка. Я умышленно попросил оружие похуже. На протяжении
всего морского пути меня мучил жестокий приступ астмы, и я не хотел,
чтобы хорошее оружие пропадало в моих руках.
Мы были почти безоружны перед яростно атакующим противником: от
нашего военного снаряжения после высадки с "Гранмы" и перехода по
болотам уцелели лишь винтовки и немного патронов, да и те в большинстве
оказались подмоченными... Помню, ко мне подбежал Хуан Альмейда.
* Сентраль - сахарный завод вместе с плантацией.
"Что делать?" - спросил он. Мы решили как можно скорее пробираться к
зарослям тростника, ибо понимали - там наше спасение!..
В этот момент я заметил, что один боец бросает на бегу патроны. Я схватил
было его за руку, пытаясь остановить, он вырвался, крикнув: "Конец нам!"
Лицо его перекосилось от страха.
Возможно, впервые передо мной тогда возникла дилемма: кто же я - врач
или солдат? Передо мной лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с
патронами. Взять и то и другое не хватало сил. Я схватил ящик с патронами
и перебежал открытое место, отделявшее меня от тростникового поля...
Между тем стрельба усилилась. Прогремела очередь. Что-то сильно
толкнуло меня в грудь, и я упал. Один раз, повинуясь какому-то смутному
инстинкту раненого, я выстрелил в сторону гор. И в этот момент, когда все
казалось потерянным, я вдруг вспомнил старый рассказ Джека Лондона. Его
героя, который, понимая, что все равно должен замерзнуть, готовился
принять смерть с достоинством.
Рядом лежал Арбентоса. Он был весь в крови, но продолжал стрелять. Не в
силах подняться, я окликнул Фаустино. Тот, не переставая стрелять,
обернулся, дружески кивнул мне и крикнул: "Ничего, брат, держись!"
Превозмогая страшную боль, я поднял свою винтовку и начал стрелять в
сторону врагов. Твердо решил, что уж если приходится погибать, то
постараюсь отдать свою жизнь как можно дороже.
Кто-то из бойцов закричал, что надо сдаваться, но тут же раздался громкий
голос Камило Сьенфуэгоса: "Трус! Бойцы Фиделя не сдаются!"
Вдруг появился Альмейда. Он обхватил меня и потащил в глубь тростника,
где лежали другие раненые, которых перевязывал Фаустино.
В этот момент вражеские самолеты пронеслись прямо над нашей головой.
Ужасающий грохот, треск автоматных очередей, крики и стоны раненых -
все слилось в сплошной гул.
Наконец самолеты улетели, и стрельба стала утихать. Мы снова собрались
вместе, но теперь нас оставалось всего пятеро - Рамиро Вальдес, Чао,
Бенитес, Альмейда и я. Нам удалось благополучно пересечь плантацию и
скрыться в лесу. И тут со стороны зарослей тростника послышаяся сильный
треск. Я обернулся: то место, где мы только что вели бой, было объято
густыми клубами дыма.
Мне никогда не забыть Алегрия-де-Пио: там 5 декабря 1956 года наш отряд
получил боевое крещение, дав бой превосходящим силам батистовцев".
В этом бою почти половина бойцов погибла, около 20 человек попало в
плен. Многие из них были подвергнуты пыткам и расстреляны. Но когда
оставшиеся в живых собрались в крестьянской хижине на подступах к
Сьерра-Маэстре, Фидель сказал: "Враг нанес нам поражение, но не сумел
нас уничтожить. Мы будем сражаться и выиграем эту войну".
Горечь поражения при Алегрия-де-Пио несколько смягчалась дружелюбием
гуахиро *. "Все мы почувствовали симпатию и сердечное расположение к
нам крестьян, - писал Че. - Они радушно нас принимали и, помогая
пройти вереницу испытаний, надежно укрывали в своих домах... Но чья вера
в народ была поистине безгранична, так это вера Фиделя. Он
продемонстрировал в то время необыкновенный талант организатора и
вождя. Где-нибудь в лесу, долгими ночами (с заходом солнца начиналось
наше бездействие) строили мы дерзкие планы. Мечтали о сражениях,
крупных операциях, о победе. Это были счастливые часы. Вместе со всеми я
наслаждался впервые в моей жизни сигарами, которые научился курить,
чтобы отгонять назойливых комаров. С тех пор въелся в меня аромат
кубинского табака. И кружилась голова, то ли от креп
...Закладка в соц.сетях
