Жанр: Философия
Максимы, Характеры, Анекдоты.
...ов говорил мне, что Франция-это абсолютная монархия,
ограниченная песнями.
Однажды, войдя в кабинет г-на Тюрго, аббат Делиль застал его за
чтением рукописи. Это были оМесяцып Руше. Делиль догадался об этом
и шутливо воскликнул: оВокруг поэзия свой аромат струилап. оВы слишком
надушены, чтобы различать запахип,-отозвался Тюрго.
Г-н Флери, генеральный прокурор, сказал как-то в присутствии нескольких
литераторов: оПоследнее время я замечаю, что в разговорах
о делах правления стали употреблять слово ¦народ". Вот вам плоды новой
философии! Да разве можно забывать, что третье сословие всего лишь
придаток к государству?п. (Другими словами, это означает, что из двадцати
четырех миллионов человек двадцать три миллиона девятьсот тысяч
представляют собой случайный и незначительный добавок к ста
тысячам ) .
Милорд Херви, путешествуя по берегу Италии и переправляясь
через какую-то лагуну, погрузил в нее палец. оОго! - воскликнул он. -
Вода-то соленая! Значит, эти места-нашип.
Некто рассказывал о том, как он скучал, слушая в версальской церкви
проповедь.
- Почему же вы не ушли с нее? -осведомился Дюкло.
- Я боялся потревожить присутствующих и оскорбить их чувства.
- А я, честное слово, предпочел бы вернуться в лоно веры после
первых же слов такой проповеди, лишь бы не слушать ее до конца! -
воскликнул Дюкло.
Будучи любовником г-жи Дюбарри, г-н д'Эгийон подхватил где-то на
стороне некий галантный недуг и решил, что наградил им графиню, а следовательно,
погиб; на его счастье эти опасения не подтвердились. Вынужденный
во время лечения, которое показалось ему очень долгим, воздерживаться
от близости с г-жой Дюбарри, он говорил своему врачу:
оЕсли вы не поторопитесь, эта болезнь погубит меняп. Пользовал герцога
тогда тот же г-н Бюссон, что еще раньше, в Бретани, вылечил его
от смертельной болезни, когда остальные врачи потеряли уже надежду
на благоприятный исход. Этим Бюссон оказал своей провинции дурную
услугу, и ему припомнили ее, лишив его всех занимаемых им должностей
на другой же день после падения д'Эгийона. Последний, став министром,
долгое время не удосуживался что-нибудь сделать для г-на Бюссона,
и тот, узнав, что герцог не лучше обошелся и с г-ном Ленге, сказал:
оГосподин д'Эгийон не брезгует ничем и никем, кроме тех, кто спас ему
честь и жизньп.
Увидев однажды мальчика, который проходил так близко от лошади,
что животное могло бы навсегда изувечить его ударом копыта, г-н де Тюренн
подозвал к себе ребенка и сказал: оМилое дитя, никогда не приближайся
к лошади сзади-она может тебя покалечить. Лучше обойди ее.
Поверь, что за всю свою жизнь ты не сделаешь и лишнего полулье из-за
такой меры предосторожности, и запомни: тебе советует это господин
де Тюреннп.
Дидро спросили, что за человек г-н д'Эпине: оЭто человека-ответил
он, - который ухитрился спустить два миллиона, не сказав ни одного
умного слова и не сделав ни одного доброго делап.
Г-н де Т*, желая дать понять, насколько слащавы пастушеские идиллии
Флориана, говаривал: оОни даже понравились бы мне, если бы
автор добавил к барашкам немного волковп.
Как-то раз г-н де Фронсак отправился взглянуть на планисферу, которую
показывал художник, изготовивший ее. Этот человек, видя на посетителе
крест Святого Людовика, но не зная, кто он, употребил при
обращении к нему всего лишь титул шевалье. Тщеславный Фронсак,
уязвленный тем, что его не назвали герцогом, тут же сочинил целую историю,
в которой фигурировал один из его слуг, якобы назвавший хозяина
омонсеньерп. При этом слове г-н де Жанлис перебил рассказчика: оКак
ты сказал? Монсеньер? Да ведь тебя примут за епископа!п.
Г-н де Лассе, человек очень мягкий, но отлично знавший свет, говаривал,
что, если человеку предстоит провести целый день в обществе, он
должен на завтрак проглотить жабу-тогда до самого вечера ничто уже
не вызовет в нем отвращения.
Г-ну Даламберу случилось повидать г-жу Деки на другой же день.
после ее бракосочетания с г-ном Дювивье. Его спросили, счастливый ли
у нее был вид. оОчень счастливый,-ответил он. - Поверьте мне, счастливый
до тошнотып.
Некто, послушав оГеоргикип Вергилня в переводе аббата Делиля,
сказа поэту: оПеревод превосходен. Не сомневаюсь, что как только
автора назначат епископом, первый же свободный бенефиций - за вамип..
Господа де Б* и де К* настолько близки, что их чуть ли не почитают
образцом истинной дружбы. Однажды де Б* осведомляется у де К*
- Не было ли среди женщин, принадлежавших тебе, какой-нибудь.
кокетки, которая спросила бы, кто тебе дороже-она или я, и готов ли
ты пожертвовать мною ради нее?
- Была.
- Кто же это?
- Госпожа де М*, - ответил де К*.
Речь шла о любовнице его друга.
С возмущением рассказав мне об одной плутне поставщиков провианта,
М* воскликнул: оЭто стоило жизни пяти тысячам человек-они
буквально умерли с голоду, сударь. Вот уж поистине знатный кусок с королевского
стола!п.
Г-н Вольтер заметил однажды по поводу религии, повсеместно приходящей
в упадок: оА жаль! Скоро нам нечего будет осмеиватьп. - оУтешьтесь!
- возразил г-н Сабатье де Кабр. - Предмет и повод для осмеяния
всегда найдутсяп. - оНе скажите, сударь!-сокрушенно вздохнул
Вольтер.-Вне церкви нет благодати!п.
Незадолго до смерти тяжелобольной принц Конти пожаловался Бомарше,
что не надеется выздороветь-слишком уж он истощен тяготами
войны, вином и наслаждениями.
- Что касается походов,-возразил Бомарше,-то принц Евгений
проделал двадцать одну кампанию и все-таки умер в семидесятивосьмилетнем
возрасте. Что до вина, то маркиз де Бранкас ежедневно осушал
шесть бутылок шампанского и тем не менее дожил до восьмидесяти четырех
лет.
- Допустим,-согласился принц. - А как насчет любовных утех?
- Вспомните вашу матушку!-отпарировал Бомарше (принцесса
скончалась на восьмидесятом году жизни).
- Верно!-обрадовался Копти.-Пожалуй, я еще выкарабкаюсь.
Как-то раз регент обещал позаботиться о молодом Аруэ, то есть
подыскать ему должность и сделать из него важную персону. Вскоре
после этого юный поэт попался регенту на глаза, когда тот в сопровождении
всех четырех статс-секретарей шел с заседания кабинета. Заметна
его, регент сказал: оЯ не забыл о тебе, Аруэ,-ты будешь ведать департаментом
придворных шутовп.-оЧто вы, монсеньер!-ответил Аруэ.-
Там у меня нашлось бы чересчур много соперников. Четверых я уже
вижуп. Регент чуть не лопнул со смеху.
Когда маршал Ришелье после взятия Маона явился ко двору, первые,
вернее, единственные слова, сказанные ему Людовиком XV, были таковы:
оЗнаете, маршал, а ведь бедняга Лансматт умерп. Лансматтом звали старого
камер-лакея.
Когда оЖурналь де Парип напечатал чрезвычайно глупое письмо
г-на Бланшара о воздухоплавании, кто-то заметил: оГосподину Бланшару
уже незачем подниматься в воздух - он и без того воспарилп.
Монтазе, епископ Отенский, а затем архиепископ Лионский, был
не только священник, но и отменно ловкий царедворец. Доказательство
тому-хитрость, на которую он однажды пустился. Зная за собой грешки,
могущие легко погубить его в глазах театинца Буайе, епископа города
Мирлуа, он сам написал на себя анонимное письмо, полное клеветнических
и явно нелепых измышлений. Послание это он адресовал епископу
Нарбоннскому. Тот имел с ним объяснение, и Монтазе намекнул
ему на коварство своих тайных недругов. Когда же последние действительно
прибегли к анонимным письмам, где была изложена доподлинная
правда, Вуайе решил пренебречь ими: обманутый первым письмом, он
счел за благо не доверять и остальным.
Людовик XV заказал свой портрет Латуру и во время сеансов
часто разговаривал с художником. Ободренный тем, что король доволен
его работой, живописец, естественно, осмелел и однажды позволил себе
сказать: оА ведь ваши адмиралы не в ладах с морем, государьп.-оВот
как ? - сухо отозвался король.-Зато с ним в ладах мой Бернеп.
Герцогиня де Шон, жившая в разводе с мужем, находится при смерти.
Е.К докладывают:
- Вас пришли соборовать.
- Еще минутку)
- Вас желает видеть герцог де Шон.
- Он здесь?
- Да.
- Пусть обождет. Впустите его вместе со святыми дарами.
Как-то раз, когда я гулял в обществе одного своего друга, с ним раскланялась
довольно подозрительная личность. Я спросил, кто это такой.
Мой друг ответил, что это человек, совершающий ради отечества то, на
что не решился бы даже Врут. Я попросил собеседника низвести свою
высокую мысль до уровня моего убогого разума и узнал, что его знакомец-полицейский
шпион.
Г-н Лемьер, сам того не подозревая, отменно сострил, когда сказал,
что между его оМалабарской вдовойп в постановке 1770 года и той же
трагедией в постановке 1781 года такая же разница, как между вязанкой
и возом дров. В самом деле, успех этой пиесе после ее возобновления принес
именно костер на сцене, устроенный гораздо более эффектно, нежели
в первый раз.
Некий философ, решив начать уединенную жизнь, прислал мне письмо,
дышавшее рассудительностью и добродетелью. Кончалось оно такими словами:
оПрощайте, друг мой! Не старайтесь подавить в себе интересы, связующие
людей с обществом, но непременно развивайте в себе чувства,
которые отдаляли бы вас от негоп.
Дидро, и в шестьдесят два года остававшийся любителем женщин,
сказал однажды кому-то из друзей: оЯ то и дело твержу себе: ¦Ах, старый
дурак, старый юбочник) Когда же ты перестанешь подвергать себя
риску получить позорный отказ или дать осечку и осрамиться?"п.
Г-н де К* распространялся о преимуществах английского образа правления
в собрании, где присутствовало несколько епископов и аббатов.
Один из них, аббат де Сегеран, возразил ему: оСударь, то немногое, что
я знаю об этой стране, отнюдь не пробуждает у меня желания поселиться
в ней. Уверен, что мне там было бы очень плохоп.-оИменно потому эта
страна и хороша, господин аббатп, - в простоте душевной ответил де К*.
Несколько французских офицеров посетили Берлин, и один из них
явился на прием к королю в партикулярном платье и белых чулках. Король,
подойдя к нему, осведомился, как его зовут.
- Маркиз де Бокур.
- Какого полка?
- Шампанского.
- А, того самого, где плюют на дисциплину) . .
И король заговорил с остальными офицерами, на которых были мундиры
и ботфорты.
Г-н де Шон, заказав портрет своей жены в образе Венеры, никак не
мог решить, в каком же виде ему самому позировать для парного
портрета. Он поверил свои сомнения мадмуазель Кино, и та посоветовала:
оВелите изобразить себя Вулканомп.
У врача Бувара был на лице шрам в форме буквы оСп, который сильно
обезображивал его. Дидро любил повторять, что Бувар обязан этим
уродством своей неловкости: взявшись за косу Смерти, он стукнулся
о косовище.
Проезжая через Трясет и по обычаю своему сохраняя инкогнито, император
остановился в гостинице. На вопрос его, не найдется ли удобной
комнаты, ему ответили, что свободны лишь две чердачные каморки, -
последний хороший номер занял недавно приехавший немецким епископ.
Император распорядился подать ужин, но и тут оказалось, что остались
лишь яйца да овощи: вся птица пошла на стол прелату и его свите. Тогда
император велел спросить епископа, не пригласит ли тот его, как иностранца,
разделить с ним трапезу. Епископ ответил отказом. Императору
пришлось ужинать с одним из епископских капелланов, для которого не
нашлось места за общим столом. Он спросил священника, зачем они едут
в Рим. оЕго преосвященство намерен исхлопотать себе бенефиций, приносящий
пятьдесят тысяч гульденов дохода, благо император еще не знает,
что этот бенефиций освободилсяп,-ответил капеллан и переменил разговор.
Вечером император написал два письма: одно-кардиналу-датарию,
другое-своему послу, и попросил нового знакомца по приезде
в Рим передать их по адресу. Капеллан сдержал слово и, к великому
своему изумлению, получил от кардинала-датария жалованную грамоту
на вышеназванный бенефиций. Он сообщил об этом своему епископу,
и тот немедленно уехал восвояси. Капеллан же задержался в Риме и
позднее рассказал прелату, что история с бенефицием явилась следствием
писем, адресованных имперскому послу и кардиналу-датарию тем самым
иностранцем, с которым его преосвященство не пожелал поделиться ужином
в Триесте: иностранец оказался императором
Граф де* и маркиз де* спросили меня, усматриваю ли я какое-либо
различие в их житейских правилах. оРазличие действительно есть, - ответил
я: - один из вас готов лишь облизывать уполовник, а второй способен
еще и проглотить егоп.
В 1788 году, получив отставку, барон де Бретейль всячески порицал
поведение архиепископа Санского. Он называл его деспотом и приговаривал:
оА вот я хотел, чтобы королевская власть не выродилась в деспотию
и не выходила за пределы, которыми была ограничена при -Людовике
XIVп. Он полагал, что такие речи-признак гражданского мужества
и могут даже погубить его во мнении двора.
Однажды, когда у г-жи д'Эпарбе было любовное свидание с Людовиком
XV, король сказал ей:
- Ты жила со всеми моими подданными.
- Ах, государь!..
- Ты спала с герцогом Шуазелем.
- Но он так влиятелен!
- С маршалом Ришелье.
- Но он так остроумен!
- С Монвилем.
- У него такие красивые ноги!
- В добрый час!.. Ну, а герцог д'Омон? У него-то ведь нет ни
одного из этих достоинств.
- Ах, государь, он так предан вашему величеству!
Г-жа де Ментенон гуляла с г-жой де Келюс у пруда в Марли.
Вода была так прозрачна, что дамы разглядели плававших в ней карпов.
Рыбы были тощими и невеселыми, двигались медленно. Г-жа де Келюс
обратила на это внимание своей спутницы, и та ответила: оОни, как и я,
скучают по тон мутной луже, откуда их извлеклип.
Колле положил на срочный вклад изрядную сумму, поместив ее
из десяти годовых у некоего финансиста, который за два года не выплатил
ему ни одного су. оСударь,-заявил банкиру Колле,-я обратил свои
деньги в пожизненную ренту именно затем, чтобы получать ее при
жизнип.
Английский посол в Неаполе устроил однажды очаровательный праздник,
стоивший ему, однако, не слишком дорого. Это стало известно, и
в свете принялись злословить, хотя сначала праздник был сочтен очень
удачным. Посол расквитался с хулителями как истый англичанин и человек,
умеющий презирать деньги. Он объявил, что намерен устроить новый
прием. Все решили, что британец собирается взять реванш и праздник
будет поэтому чем-то из ряда вон выходящим. В назначенный день гости
толпой съехались в посольство, но никаких приготовлений к приему не
обнаружили. Наконец, слуга вынес жаровню. Собравшиеся замерли в ожиланип
чуда. оГоспода,-сказал им посол,-вам не важно, весело у меня
или скучно; вас интересует одно - во сколько мне встал прием. СмотРите
же! (u, распахнув свой фрак, он показал приглашенным его подкладку).
На нее пошло полотно Доменикино ценой в пять тысяч гиней.
Но это не все. Вот десять векселей на предъявителя по тысяче гиней
каждый. Они выписаны на амстердамский банк (с этимы словами посол
скомкал бумаги и бросил их на жаровню). Не сомневаюсь, что сегодня
вы разъедетесь по домам, довольные и праздником, и мною. До свиданья,
господа! Прием оконченп.
оПотомство, - говариолл г-н де Б*,-это всего-навсего новая публика
в театре, приходящая на смену старой. Ну, а что такое нынешняя публика-нам
известноп.
Н* говорил: оКак в нравственном, так и в физическом отношении, как
в прямом, так и в переносном смысле мне ненавистны три вещи: шум,
опьянение и похмельеп.
Узнав, что некая особа легкого поведения вышла за человека, слывшего
до тех пор вполне добропорядочным, г-жа де Л* заметила: оДаже
будучи потаскушкой, я все равно осталась бы честной женщиной: мне
в голову бы не пришло взять в любовники того, кто способен на мне
женитьсяп.
оГоспожа де Ж*, - утверждал М*, - слишком умна и ловка, чтобы ее
презирали столь же глубоко, как многих других женщин, гораздо меньше
достойных презренияп.
На первых порах своей брачной жизни покойная герцогиня Орлеанская
была сильно влюблена в мужа-свидетели тому почти все закоулки
Пало-Рояля. Однажды супруги отправились навестить вдовствующую
герцогиню, которой тогда нездоровилось. Во время беседы
она задремала, и герцог с молодой женой решили немного позабавиться,
предавшись утехам прямо у постели больной. Та заметила это и упрекнула
невестку: оСударыня, вы первая заставляете меня краснеть за замужних
женщинп.
Маршал де Дюрае, разгневавшись на одного из своих сыновей, воскликнул:
оУймись, негодник, или поедешь ужинать к королю!п. Дело
в том, что молодой человек дважды ужинал в Марли и чуть не умер там
со скуки.
Дюкло то и дело оскорблял аббата д*Оливе, о котором отзывался
так: оОн настолько подл, что, несмотря на все мои грубости, ненавидит
меня не больше, чем всех остальныхп.
Однажды, когда Дюкло рассуждал о том, что каждый представляет
себе рай на свой манер, г-жа де Рошфор заметила: оЧто до вас, Дюкло,
то вам для райского блаженства нужны только хлеб, сыр, вино и первая
встречнаяп.
Некто осмелился сказать: оХочу дожить до того дня, когда послед.
него короля удавят кишками последнего попап.
В доме г-жи Делюше был заведен такой обычай: когда кто-нибудь
развлекал гостей за6авнои историей, хозяйка тотчас покупала ее у рассказчика.
оСколько вы за нее хотите?п.-оСтолько-то...п. Как-то pаз
г-жа Делюше стала проверять счет своей служанки, истратившей сто экю
та назвала все расходы, но долго не могла вспомнить, на что ушла сумме
в тридцать шесть ливров. оАх, сударыням-вскричала она наконец. -
Мы же забыли историю, купленную вами у господина Кокле. Вы тогда
еще позвонили, я прибежала и заплатила ему тридцать шесть ливровп
Г-н де Внеси решил было порвать связь с президентшей д'Алигр,
но как раз в это время нашел у нее на камине письмо, адресованное чело
веку, с которым она завела новую интрижку. Президентша писала, что
щадя самолюбие Внеси, постарается все устроить так, чтобы он сам бра
сил ее. С этой целью она, вероятно, и оставила письмо на видном месте
Внеси, однако, притворился, что ничего не знает, и прожил с президентшей
еще полгода, неотступно докучая ей своими нежностями.
Г-н де Р* очень умен, но в его уме столько глупости, что порою его
можно принять за дурака.
Г-н д'Эпременнль с давних пор состоял в связи с г-жой Тилорье.
Ей хотелось выйти за него замуж, и она прибегла к помощи Калиостро.
Как известно, тот, играя на фанатизме и суеверии людей и дурача их
алхимическими благоглупостями, вселил во многих надежду найти философский
камень. Когда д'Эпремениль стал сетовать на то, что он никак
не может получить этот камень, ибо какая-то формула Калиостро оказалась
неверной, шарлатан ответил, что причина неудачи д'Эпремениля -
его греховная связь с г-жой Тилорье. оУспеха вы добьетесь лишь тогда,
когда научитесь жить в согласии с незримыми силами, и особенно с главной
среди них-Верховным существом. Женитесь на госпоже Тилорье
или порвите с неюп. После этого г-жа Тилорье принялась кокетничать
еще пуще, и д'Эпремениль женился на ней; таким образом, философский
камень принес ей немалую пользу.
Людовику XV доложили, что один из его гвардейцев вот-вот отдаст
богу душу-дурачась, он проглотил экю в шесть ливров.
- Боже мой!-вскричал король.-Бегите же скорей за АндугЧе,
Ламартиньером, Лассоном!
- Звать надо не их, государь,-возразил герцог де Ноайль.
- Кого же тогда?
- Аббата Терре.
- Аббата Терре? Почему именно его?
- Он немедленно обложит эту крупную монету десятиной, повторной
десятиной, двадцатиной и повторной двадцатиной, после чего экю в шесть
ливров станет обычным экю в тридцать шесть су, выйдет естественным
путем, и больной выздоровеет.
Это-единственная шутка, когда-либо задевшая аббата Терре; он
запомнил ее и впоследствии сам пересказал маркизу де Семезону.
В бытность свою генеральным контролером финансов г-н д'Ормессон
при двух десятках свидетелей заявил: оЯ долго старался понять,
на что нужны такие люди, как Корнель, Буало, Лафонтен, но так и не
понялп. Это ему сошло: генеральному контролеру все сходит. Только
г-н Пельтье де Морфонтен, его тесть, кротко упрекнул зятя: оЯ знаю,
вы денствительно так думаете. Но старайтесь, хотя бы ради меня, в этом
не сознаваться: я очень не люблю, когда вы бахвалитесь своими недостатками.
Не забывайте: вы занимаете то же место, что и человек,
который подолгу беседоцал с глазу на глаз с Расином и Буало и принимал
их у себя в поместье, а когда одновременно с ними туда наезжало
несколько епископов, приказывал слугам: ¦Покажите этим духовным особам
замен, сады, все что угодно, только не пускайте ко мне - я занят"п.
Враждебность кардинала Флери к супруге Людовика XV объясняется
тем, что королева не пожелала внять его галантным домогательствам.
Известно это стало лишь после ее смерти, когда отыскалось письмо
короля Станислава к дочери, которое он написал в ответ на ее просьбу
посоветовать ей, как держать себя с кардиналом. Правда, Флери было
в то время уже семьдесят шесть лет, но всего несколькими месяцами
раньше он ухитрился изнасиловать двух женщин. Письмо Станислава
видели своими глазами жена маршала де Муши и еще одна дама.
Говоря о беззакониях, запятнавших последние годы царствования Людовика
XIV, мы вспоминаем обычно драгонады, гонения на гугенотов.
которым запрещалось покидать Францию, где их травили, и приказы
о заключении без суда, дождем сыпавшиеся на отшельников ПорРояля-янсенистов,
молинистов и квиетистов. Этого, разумеется,
довольно; однако не следует забывать о секретном, а подчас и явном надзоре,
под который король-ханжа отдавал тех, кто не соблюдал пост, и
о слежке, которую интенданты и епископы в Париже и провинции вели
за мужчинами и женщинами, заподозренными в сожительстве. Такая
слежка не раз вынуждала людей предавать гласности свой тайный брак:
лучше уж было сознаться в нем раньше времени и претерпеть все связанные
с этим неприятности, чем подвергаться преследованиям со стороны
светских и духовных властей. Быть может, подобные меры были
просто хитроумным маневром г-жи де Ментенон, надеявшейся таким способом
дать понять, что она-законная королева.
Когда знаменитого акушера Левре вызвали ко двору принимать
роды у дофины, ныне покойной, ее супруг сказал ему: оНадеюсь, вы рады,
что принимаете роды у дофины, господин Левре? Это упрочит вашу репутациюп.
- оМеня бы не было здесь, не будь она уже упроченап, - невозмутимо
ответил акушер.
Однажды Дюкло стал жаловаться г-жап де Рошфор и де Мирлуа
на ханжество нынешних куртизанок-они не желают слушать даже маломальски
вольные речи. оОни теперь стыдливее порядочных женщин!п, -
воскликнул он и тут же рассказал весьма пикантную историю, затем другую,
посолоисе, и, наконец, третью, с самого начала оказавшуюся еще
более игривой. Тогда г-жа де Рошфор прервала его: оПолегче, Дюкло1
Вы считаете нас слишком уж порядочнымип.
Как-то раз король прусский страшно разгневался на своего кучера,
по неловкости опрокинувшего коляску. оВелика беда!-ответил тот. -
С кем такого не бывает! Разве вам не случалось проигрывать сражения?п.
Г-н де Шуазель-Гуффье решил за собственный счет покрыть черепицей
дома своих крестьян, легко становившиеся добычей огня. Крестьяне
поблагодарили его за доброту, но попросили оставить их крыши в прежнем
виде: если они заменят солому черепицей, помощники интенданта
увеличат им подушную подать.
Маршал де Виллар до старости оставался весьма привержен к вину.
В 1734 году, прибыв после начала войны в Италию, чтобы принять там
командование войсками, и представляясь королю Сардинскому, он оказался
настолько пьян, что не удержался на ногах и грохнулся оземь.
Однако, даже в таком состоянии сохранив ясную голову, он тут же воскликнул:
оПрошу простить мой естественный порыв - я так долго жаждал
припасть к стопам вашего величества!п.
Г-жа Жоффрен говорила о своей дочери-г-же де Ла Ферте-Энбо:
оГлядя на нее, я дивлюсь, как курица, высидевшая утенкап.
Лорд Рочестер написал в свое время стихи, прославляющие трусость.
Однажды, когда он сидел в кофейне, туда зашел человек, который
безропотно дал избить себя палкой. Рочестер сперва наговорил ему кучу
комплиментов, а под конец заявил: оСударь, если уж вы способны покорно
вытерпеть палочные удары, надо Было предупредить об этом сразу:
я бы тоже вздул вас и восстановил свое доброе имяп.
Людовик XIV жаловался г-же де Ментенон на беспокойство, которое
внушают ему разногласия среди епископов. оЧтобы избежать раскола,
надо переубедить меньшинство, а это нелегко-инакомыслящих набралось
целых девятьп,-прибавил он. оПолно, государь!-рассмеялась
маркиза. - Велите-ка лучше большинству уступить: эти сорок человек
упираться не станутп.
Вскоре после кончины Людовика XV его преемник, наскучив каким-то
концертом, приказал кончить его раньше положенного времени и объявил:
оХватит с нас музыки!п. Оркестранты узнали о его словах, и один из них
шепнул соседу: оДруг мой, каким ужасным будет новое царствование!п.
Граф де Грамон продал за полторы тысячи ливров рукопись тех
самых мемуаров, где его откровенно именуют мошенником. Фонтенель,
цензуровавший книгу, из уважения к графу отказался одобрить ее к печати.
Грамон пожаловался на него канцлеру, которому Фонтенель и представил
свои резоны. Тем не менее граф, не желая терять полторы тысячи
ливров, принудил его одобрить произведение Гамильтона.
Г-н де Л*, мизантроп вроде Тимона, разговорился однажды с г-ном
де Б*, тоже ненавистником рода людского, но человеком не столь мрачным
и подчас даже довольно жизнерадостным. После их меланхолической
беседы де Л* проникся интересом к де Б* и признался, что не прочь
подружиться с ним. оБудьте осторожны!-предупредил его кто-то. -
Не доверяйте его мрачности: он порою бывает очень веселп.
Видя, что влияние г-на де Шуазеля все возрастает, маршал де БельИль
велел иезуиту Невилю составить для короля памятную записку
с обвинениями против министра, но сам так и не успел подать ее, ибо
умер. Его бумаги попали к Шуазелю, и тот, найдя среди них вышепомянутый
документ, сделал все возможное, чтобы установить, чьей же рукой
он написан. Это ему не удалось, и он оставил свое намерение. Однако
вскоре некий видный иезуит попросил у Шуазеля поз
...Закладка в соц.сетях
