Жанр: История
Последний путь Владимира Мономаха
... непокорные кудри,
подбоченился и приказал:
- Позови их.
Нагибая голову в двери, в избу вошел рослый человек, пресвитер, судя по
его черной одежде под серяком, наброшенным на плечи от дождя. Вперед лезла
широкая рыжая борода, и в глаза бросался румянец деревенского лица. За
священником перешагнул порог совсем еще юный отрок, тонкий, как девушка, с
большими синими глазами. Он был в нарядном синем плаще на красной
подкладке, с серебряной запонкой на плече и в розовой шапке, опушенной
белым мехом, при мече, слишком тяжелом для его чресел, в серебристых
парчовых ножнах. Вероятно, сын какого-нибудь знатного дружинника. Видя,
что князь стоит, опираясь обеими руками о стол, Олеговы люди неуклюже
встали один за другим, гремя оружием.
Олег мрачно смотрел на послов. Иерей снял лиловую скуфью, и тогда
открылся чистый пробор посреди рыжей головы. Отрок остался в шапке. В
глазах его светилось мальчишеское любопытство, играла щенячья радость
жизни.
Князь, неоднократно наблюдавший преклонение младших перед сильными мира
сего, пристально посмотрел на отрока и спросил:
- Как звать тебя?
- Семен.
- Ты чей?
- Сын боярина Славяты.
Олег усмехнулся:
- Боярина Славяты? Или уже не учат вас в Новгороде перед князьями шапку
снимать?
- Сниму, - покраснев, по-детски улыбаясь, ответил Семен.
По той неторопливости, с какой отрок стянул с головы розовую шапку,
Олег понял, что у Мстислава собрана против него большая сила.
Молодой отрок хотел еще что-то сказать, но священник бросил ему через
плечо:
- Умолкни, чадо!
Снова обратившись к князю, он торжественно произнес:
- Прими послов, княже. От князя Владимира Всеволодовича и сына его
Мстислава.
Князь рванул правый ус тонкими пальцами. На одном из них сверкал
драгоценный перстень. Память о Феофании.
- Послов всегда принимал с честью. Но скоро брат Владимир будет ко мне
младенцев слать.
Отрок опять покраснел, стыдясь своей молодости.
- Семена отправили со мной в путь, чтобы боярскому делу научился, -
объяснил иерей.
- С чем приехал? - спросил, нахмурившись, Олег священника.
- Эпистолия к тебе от светлого князя Владимира.
Поп подошел поближе и, видя, что Олег не хочет протянуть руку, чтобы
принять сложенное в трубку письмо, положил его на стол.
Князь морщился, глядя на послание.
- Все ныне пишут. Будто не князья, а монахи, - зло сказал он, беря
пергамен. - Иванко! Накормить надо пресвитера. И этого отрока тоже.
Издалека приехали люди.
Боярин пошел-искать жену тиуна.
- А остальные пусть пойдут на коней посмотреть, - приказал князь.
Дружинники полезли один за другим в низенькую дверь.
- Отдохните с дороги, - обратился Олег к послам, и пресвитер уселся на
лавку. Отрок продолжал стоять около него, видимо, накопив в своем сердце
княжеские обиды. Но тоже смотрел на Олега, в ожидании, как он будет
обращаться с грамотой.
Олег сорвал печать красного воска и с шорохом развернул длинный свиток.
Насупив брови и едва сдерживая гнев и желчь, он стал читать, беззвучно
шевеля губами:
"Послание князю Олегу Святославичу. Будь здоров! О я многострадальный и
печальный! Много борется душа моя с сердцем, но оно одолевает, ибо все мы
тленны, и потому со страхом помышляю о том, как бы не предстать предо
страшным судией без покаяния и не примирившись о тобою..."
Дальше были выписаны из священных книг изречения о прощении прегрешений
и всякие слова о миролюбии старшего сына Мстислава. Олег не любил псалмов.
От них князя охватывала скука. Точно вдруг переставало светить солнце и
женские глаза потухали. Но Мономах пространно писал о грехах и смертном
часе.
"Сегодня мы живы, а завтра - мертвецы, сегодня в славе и почестях, а
наутро во гробе и преданы забвенью. И другие разделяют собранное нами..."
Олег всегда с недоверием относился к человеческому смирению. Ему в
благостных словах чудились западни и обман. Удачливые люди другим
проповедуют покорность воле божьей, сами же присваивают себе лучшие
области и богатые города; они обладают серебряными сосудами, табунами
коней, каменными палатами. А что разделят после его смерти? Два десятка
коней да отцовский меч? Да долги киевским жидовинам?
Олег рассуждал так в сердцах. В действительности у него оставалось еще
достаточно серебра и мехов, чтобы заплатить жадным половцам. Он снова
уткнулся в послание.
"Посмотри, брат, на отцов наших. Взяли они с собою накопленное, покидая
землю? На что им теперь пышные одежды? Теперь то осталось при них, что они
сотворили для души своей. С подобными словами надлежало бы, брат, и тебе
обратиться ко мне. Ведь когда перед тобою убило мое, да и твое дитя, разве
не следовало бы тебе, увидев кровь и тело его, увядшее подобно только что
распустившемуся цветку, когда он упал, как агнец закланный, сказать, стоя
над ним и вдумываясь в помыслы своей души: "Увы, что сделал!"..."
Олег опустил в руках послание... Мое и твое дитя... Думал ли он, когда
держал при крещении на своих руках розовое тельце плакавшего младенца
Изяслава, что ему будто суждено узреть и его смерть? Бог свидетель, что не
он поразил княжича! Хотя близко находился от того места, где неразумный
юноша сражался один против многих врагов, Олег видел, как один из половцев
наотмашь ударил молодого князя саблей. У Изяслава, ради щегольства и
красования, даже не было в тот день железного шлема на голове, а только
парчовая шапка. Княжич склонился на шею коня, уронил меч. Несмотря на
суматоху битвы, Олег даже заметил, как он цеплялся за гриву коня, падая на
землю вверх ногами и обагряя ее кровью. Подскакав к поляне, где
происходила схватка, Олег склонился над поверженным. Княжич лежал с
закрытыми глазами, но еще дышал, и вдруг закрыл рукою лицо. Из-под пальцев
по щеке потекла струйка крови. За шумом сражения никто не расслышал
предсмертного вздоха княжича.
Изяславовы воины беспорядочно убегали в сторону леса, и битва
превратилась в безжалостное избиение беглецов. Потом победители стали
раздевать трупы, чтобы поживиться оружием и одеждой убитых. Но Олег
запретил обнажать юное тело Изяслава. Непристойно лежать княжескому птенцу
нагим среди смердов. Они с ним из одного гнезда. Павшего на поле битвы
положили под соседним дубом. Княжич покоился в окровавленной белой рубахе,
со сложенными на груди руками. Олег сам закрыл ему глаза. Кровь уже
перестала течь из раны и казалась теперь черной, как смола. Наступал
вечер. Впрочем, красный плащ княжича все-таки исчез в суме какого-то
проворного половца. Когда же смятение битвы несколько успокоилось, княжича
повезли в монастырь св.Спаса. Прочих закопали в общей могиле, там, где они
пролили кровь. Олег велел сделать так, чтобы не кормить человеческим мясом
диких зверей. Половцы похоронили своих и насыпали над могилой высокий
курган. Так погиб Изяслав и многие воины вместе с ним. Но ведь Муром не
был его волостью!
Князь снова погрузился в чтение письма. Занятие это было для него не из
привычных. Легче верхом на коне через ямы перелетать, чем над буквами
корпеть. Опять о покаянии? Нет, Мономах обращался к нему с просьбой,
убеждал прислать сноху свою, жену убитого.
"Чтобы, обняв ее, я оплакал сына и свадьбу его вместо песен: ибо за
грехи свои мне не пришлось видеть ни первых радостей их, ни венчания. Ради
бога, отпусти ее ко мне поскорее, с первым же послом, чтобы, поплакав с
нею, я поселил печальную в своем доме. И села бы она, горюя, как горлица
на сухом дереве, а я утешился бы в боге..."
Олег вспомнил обезумевшие от горя серые женские глаза. Его распаляла
похоть, когда он смотрел на молодую вдовицу. Но он знал, что ему не будет
пощады от Мономаха, если прикоснется к вдове его сына...
"Ведь таким путем шли наши отцы и деды. Значит, настал и для моего сына
час суда от бога, а не от тебя. Но если бы ты тогда сделал то, что хотел,
то есть занял бы Муром, а Ростова не занимал и послал ко мне кого-нибудь,
то мы уладились бы с тобою. Подумай сам: кому было пристойно отправить
посла, тебе или мне?.."
Олег даже скрипнул зубами. Все отняли, всего лишили. А теперь Мономах
пишет, что отдал бы Муром. Но судьбу правителей решают не послания, а меч.
Ныне он господин и в Муроме, и в Ростове, и в Суздале. Что враги могут
поделать с ним? Видно, Мономах понял, что не осилит его, и написал это
жалобное письмо...
"Что странного в том, что воин пал на поле битвы! Так умирали лучшие из
наших предков. Я знаю, что моему сыну не следовало искать чужого достояния
и вводить меня в печаль. Но его уговорили на это дело слуги, чтобы самим
имение добыть, а получили для него злую участь. И если ты покаешься перед
богом и ко мне будешь добр сердцем, послав епископа или посла, то напиши
правдивую грамоту, тогда и волость получишь и наше сердце обратишь к себе,
и мы будем жить лучше, чем прежде. Ведь я не враг тебе и не мститель, и не
хотел же я видеть твою кровь под Стародубом..."
Князь Олег не послушал Мономаха, ни его сына и даже возмечтал захватить
богатый Новгород. Мстислав с благословения отца начал военные действия.
Посоветовавшись с новгородскими мужами, он послал впереди себя опытного
воеводу Добрыню Рагуиловича. Навстречу этому боярину Олег направил своего
брата Ярослава. Добрыня стал хватать Олеговых сборщиков дани, и когда обо
всем узнал Ярослав, стоявший на Медведице, он в ту же ночь поскакал к
старшему брату и дал ему знать, что приближается новгородское войско.
Мстислав действительно вскоре пришел на Волгу и, услыхав, что враги
повернули к Ростову, погнался за ними. Уходя от преследования, Олег велел
зажечь Суздаль, и весь город превратился в пепел, все дома сгорели, кроме
Печерского монастыря и каменной церкви св.Дмитрия, построенной епископом
Ефремом, великим строителем. Олег побежал в Муром, и Мстислав послал
вдогонку письмо, в котором убеждал беспокойного князя прекратить
сопротивление.
Он писал в нем:
"Я моложе тебя, но вот что посоветую тебе. Отправь послов к моему отцу
и верни захваченных тобою дружинников, и я буду во всем послушен тебе..."
Видя, что Мстислав не жаждет его крови, Олег стал притворно просить о
мире, и молодой князь поверил, распустил свою дружину по селам. Но едва
настала Федорова неделя великого поста, как пришла весть, что беспокойный
князь уже в Клязьме. Доверчивый сын Мономаха сидел за обедом и веселился,
когда к нему пришли люди и сообщили о внезапном появлении врагов в
окрестностях, а он даже не позаботился об обычной охране. Олег надеялся,
что Мстислав устрашится его неожиданного прибытия и убежит. Но на помощь к
своему князю явились новгородцы, а несколько позже пришли ростовцы и
белоозерцы, и оба князя стали один против другого, построив полки в боевом
порядке. На пятый день стало известно, что на поддержку спешит к Мстиславу
его брат Вячеслав с нанятыми половцами. Он прибыл в четверг, а в пятницу
Олег решил начать сражение. В этой битве Мстислав дал стяг своего отца
половчанину Куную, и когда вдруг широко развернулось на ветру знакомое
всем голубое знамя с изображением крылатого архангела, на воинов Олега
напал такой страх, что они побежали. Олег снова помчался в Муром, оставил
там брата Ярослава защищать город, а сам ушел в Рязань. Однако и в Рязани
Мстислав настиг его и велел сказать незадачливому князю:
- Не беги никуда! Лучше проси своих братьев не лишать тебя доли в
Русской земле.
Олег обещал сделать так, как советовал Мстислав, и тогда сын Мономаха
прекратил войну по просьбе епископа Никиты и возвратился в Новгород.
19
На другом берегу реки дорога снова поднималась в гору, но сани легко
скользили по сухому снегу. Мономах подумал, что на днях Изяславу
исполнилось бы ровно сорок лет. Он снял меховую рукавицу с левой руки и
вытер стариковские слезы на глазах...
Еще одно страшное преступление совершилось тогда на Руси, которое
невозможно забыть до смертного часа. Коварно и жестоко поступили с
любезным Васильком. Этот князь был сыном Ростислава, тоже предательски
умерщвленного в Тмутаракани царским катепаном, и, должно быть, от отца
унаследовал он пламенное сердце и мужество. В царствование Алексея Комнина
молодой князь неожиданно для самого себя очутился в Греческой земле.
Мономах узнал о том, как он воевал там, со слов самого Василька, любившего
за чашей вина вспоминать прошлое.
Где происходила та вечерняя беседа? Да, в Смоленске... Однажды они
долго сидели вдвоем в теплой горнице. Поднимая к жестоким небесам свои
навеки загубленные очи, слепец брал на ощупь чашу на столе и осторожно
подносил к устам, чтобы не расплескать вино. Владимир, с жалостью глядя на
Василька, вкладывал ему в руку кусок пирога. Поев и успокоившись немного,
ослепленный князь стал рассказывать о том, что произошло в те волнующие
дни, еще залитые солнечным светом.
Речь шла о событиях в окрестностях Константинополя. Когда прекратилась
грозная борьба стихий и смягчился гнев бурного моря, как изысканно
выражалась в своей книге об отце Анна Комнина, дочь императора Алексея,
описывая конец зимы и наступление весны 1091 года, под самыми стенами
столицы появились неведомо откуда пришедшие дикие печенежские орды.
Империя оказалась на краю гибели. В довершение всех несчастий, выпавших на
долю ромейского государства, Корсунь, которую греки называли Херсоном,
перестала признавать власть царя, и константинопольская торговля терпела
от этого немалый ущерб. Кроме того, василевс лишился великолепного
наблюдательного поста, чтобы следить за тем, что происходит в далекой
Скифии и в соседних с нею странах. Враги угрожали со всех сторон.
Успокоившееся с окончанием зимы море благоприятствовало планам турецкого
предводителя Чахи, который готовил корабли, чтобы высадиться в Солуни и
соединиться с печенегами. Он был настолько уверен в успехе своего
предприятия, что уже стал называть себя царем и велел изготовить
пурпуровые башмаки. Разорив окрестности Константинополя, печенеги
повернули назад и пошли на запад, в долину реки Марицы, чтобы там
соединиться с турками. Так, по крайней мере, думал император Алексей,
сменивший на престоле Никифора, и со всей энергией предпринимал
решительные меры для спасения ромеев.
По повелению василевса кесарь Никифор Мелиссин объявил набор ратников,
вооружив их копьями и всем, что нашлось под руками. Для предотвращения
опасности, нависшей, как черная туча, над Константинополем, были подняты
болгары Вардара и Струмы. Эти пахари, дровосеки и пастухи считались
отличными воинами. Немедленно вызвали из Никомидии отряд фландрских
рыцарей, состоявших на императорской службе. Сам Алексей поплыл на корабле
на запад и высадился в Эносе. Здесь на него обрушились орды печенегов.
Лагерь был устроен по всем требованиям военного искусства, как это
предписывает в своем стратегическом трактате император Никифор Фока. Но
сердца ромейских воинов не пылали доблестью, и они с тревогой взирали на
неприятеля. Печенежский стан находился в немногих стадиях от греческих
укреплений, и с часу на час ожидали внезапного нападения. Каков был ужас
греков, когда на четвертый день вдали показались новые полчища. Судя по
поднятой на дороге пыли, они пришли в большом количестве. К счастью для
василевса, эти всадники оказались союзниками, хотя и не очень надежными.
То явились на помощь Алексею половцы, вызванные логофетом в последнюю
минуту. Их привели два прославленных хана - Тугоркан и Боняк, два хищника
с волчьими сердцами. С ханами пришел и пятитысячный отряд карпатских
горцев, вооруженных секирами. В своем сочинении Анна называет их подобными
Аресу. Эти мужественные воины жили на далекой окраине Руси, но никогда не
забывали, что они русские по крови и вере. Ими предводительствовал князь
Василько.
Непроглядная черная ночь со всех сторон окружала несчастного князя,
ослепленного по проискам злых людей, и все-таки, когда он рассказывал о
прошлом, в его представлении вновь светило солнце, вставали голубые горы,
текли серебряные реки и плескалось синее море, возникал из мрака царский
шатер, украшенный позолоченными щитами воинов. Слепец говорил и говорил,
потому что редко можно было встретить такого внимательного слушателя, как
Владимир Мономах.
- Царь позвал нас всех на пир, якобы для дружеской беседы. Ему долго
пришлось ждать половцев. Долее всех заставил беспокоиться о себе дерзкий
хан Боняк.
- Шелудивый?
- Так прозвали его на Руси за его болячки на лице. Но надо сказать, что
редко я видел более храбрых воинов, чем этот хан. И гордыни необычайной.
На первое приглашение царя он отвечал отказом. Потом все-таки согласился
приехать. Ты ведь знаешь, половец двух шагов не сделает пешком. Боняк
подъехал к царскому шатру на великолепном скакуне в богатой греческой
сбруе. Алексей кусал губы. Я видел, как лик царя побледнел.
- А ты?
- Я тоже находился среди позванных, увидел всю роскошь греков. Стол
ломился от яств, каких я нигде раньше не видел.
Алексей красив, вроде нашего Романа. Он сидел рядом с пожирателями
сырого мяса и был весьма любезен с ними. Но все заметили, что он ни одного
часа не оставался спокоен. За приветливыми царскими словами скрывались
душевная тревога и коварство. За столом нам обильно наливали в стеклянные
чаши золотистое вино. Такого питья я больше не попробую. Говорили, что
этот сок выжимают из виноградных лоз, произрастающих на каком-то далеком
острове...
- На острове Хиосе. Мне говорил митрополит.
- Не знаю. Но это вино пахнет немного фимиамом, и от него приятно
кружится голова. После обеда царь лобызал нас и раздавал всем подарки.
- Что же ты получил из рук царя?
- Меч.
- Тот, что носишь на бедре?
Слепой пошарил руками по стене, нащупал меч, повешенный на крюк, с
удовольствием погладил его.
- Видишь, как искусно украшены ножны серебром? Царь сказал мне с
улыбкой: "Всем известно, что больше всего русские любят красивое оружие!"
И протянул мне подарок.
- Разве ты знаешь греческий язык? - удивился Мономах.
Василько не без гордости ответил:
- Знаю.
Владимир спросил, желая испытать Василька:
- Как по-гречески хлеб?
- Псоми, - без запинки ответил слепой князь.
- А небо?
- Небо? Это будет... - замялся он.
- Битва как будет по-гречески?
- Махи. Но там при царе находился человек, который переводил все его
слова на наш язык.
- А ханы что получили?
- Золотые и серебряные сосуды. Даже Боняк, что сопел за столом, как
вепрь, и тот смягчил свою гордость.
- Ханы упивались вином?
- Все много пили.
- Боняка тоже ласкал царь?
- Лобызал.
Хан уверял, что все сделает для нового друга. Тогда царь взял со всех
нас клятву, что мы не покинем его до конца своих дней.
- И ты клялся?
- И я.
Владимир знал раньше эти глаза, полные жизни и мужества, а теперь
вместо них на обезображенном лице зияли два гнойных рубца. Василько
продолжал рассказ:
- Боняк едва держался на ногах. В опьянении хлопал царя по спине и
обещал отдать ему половину своей добычи. Я ведь знаю также некоторые
половецкие слова. Боняк, помню, кричал, что за три дня изрубит всех
печенегов.
- Велика ли оказалась добыча?
- Что можно взять у печенега? Нам достались кони, челядь, рабыни.
- Что же потом было?
- Еще три дня прошло. Половцы проспались, и царь стал снова опасаться
худшего. На лице его опять появилось беспокойство. Я все тебе расскажу,
брат. Греческий воевода Никифор послал на помощь Алексею ратников, кое-как
вооруженных поселян. Они двигались пешком, а припасы везли на повозках,
запряженных волами. Греки увидели это издали и пришли в смятение. Им
показалось, что идет еще одна орда. Однако, узнав, в чем дело, успокоились
и укрепились духом. Даже вступили в бой с печенегами и одержали над ними
победу. Но мне хорошо было известно, что печенеги шлют послов к половцам,
чтобы переманить их на свою сторону. Так же они и к царю посылали людей с
предложением мира. Он же оттягивал переговоры, чтобы выиграть время.
- Почему медлил? Страшился сразиться?
- Так и я полагаю. А другие говорили, что ждал войско из Италии.
- Из Италии... - протянул Мономах.
- Оттуда, где Рим.
Владимир доходил до Чехии, видел Корсунь и Каффу, а другие князья
скитались по всей Европе. Изяслав, сын Ярослава Мудрого, побывал в Польше
и в Майнце, а убитый Нерадцем Ярополк ездил в Рим. Сам Васильке стоял под
стенами Царьграда.
- Где некогда Август правил, - продолжал он определять местоположение
Итальянской земли.
- Знаю. Там ныне папа служит обедни на латинском языке.
Васильке не очень разбирался в церковных делах, но был наделен
любопытством к жизни, хотел повидать многие страны и вот лишился самого
ценного для человека - способности обозревать мироздание.
- Когда же произошла битва? - спросил Мономах.
- Половецких ханов не прельщали предложения печенегов. У них были свои
планы. Но медлительность царя им тоже не нравилась. Боняк грозил Алексею:
"До каких пор будешь откладывать битву? Знай, что мы не хотим ждать более.
Завтра с восходом солнца будем или волчье мясо есть, или баранье".
- Волчье мясо - это печенеги.
- Печенеги. А баранье - царские воины. Алексей боялся половцев не
менее, чем печенегов, и обещал, что наутро начнет битву. Но это мы тогда
спасли его.
- Как вы могли спасти царя?
- А вот так. Накануне сражения мы покинули половцев и перешли в лагерь
греков, чтобы стоять рядом с христианами.
Владимир внимательно смотрел на собеседника, принимавшего участие в
таких знаменательных событиях.
- Греки обнимали нас, говорили, что мы их избавители от гибели. Помню,
половина той ночи прошла в молитве. При свете зажженных смоляных факелов
войско распевало псалмы. Кто мог, украсил свое копье лампадой или свечой,
и весь греческий стан сиял огнями, как звездное небо в полночь. Воинам
дали самый краткий отдых, и с рассветом началась битва. Половцы
устремились на печенегов, как волки, и те не выдержали, поспешили укрыться
за повозками. Они привезли в них жен и детей.
Владимиру Мономаху все это было хорошо знакомо. В случае неудачного
нападения кочевники поворачивают коней и мчатся в узкие проходы,
оставленные между возами, чтобы перестроиться под их защитой и снова
влететь в бой.
- Печенежские ханы-соглашались прекратить сопротивление, просили
половцев помирить их с царем, обещали уйти. Но опытные военачальники не
упускают случая уничтожить врагов до последнего человека, если это в их
власти. Алексей опасался, что переговоры охладят пыл Тугоркана и Боняка, и
велел своему знаменосцу идти впереди половцев. Тогда ханы снова ринулись
на печенегов. Началось невиданное избиение.
- А ты где стоял со своими воинами?
- В те часы мы охраняли от опасности шатры царя. Уже взошло солнце и
осветило гибель печенежской орды. Руки победителей устали убивать. Тогда
царь приказал доставить из соседних деревень сосуды с холодной водой.
Утолив жажду, воины снова подняли мечи и копья.
Писательница Анна Комнина отметила по поводу этих событий: "В тот день
произошло нечто необычайное: погиб целый народ, вместе с женщинами и
детьми, народ, численность которого составляла не десять тысяч человек, а
выражалась в огромных цифрах".
В Константинополе по случаю кровавой победы сложили песенку с таким
жестоким припевом:
Лишь один денечек
не дождались скифы мая...
Битва произошла 29 апреля 1091 года.
Василько не мог остановиться в своем повествовании.
- Избиение печенегов прекратилось только на закате солнца. Те, что
уцелели, попали в плен. Пленников оказалось множество. Настолько велико
было количество пленных, что греки опасались возмущения, когда те придут в
себя, и решили истребить всех до единого человека. Я сидел за столом царя.
Тут же находились Тугоркан и Боняк. Явился Синесий. Так зовут одного из
царских вельмож. Он предложил царю перерезать пленных печенегов, чтобы не
осталось никакого повода для беспокойства.
- Что же ответил царь?
- Со мной сидел какой-то человек, говоривший на нашем языке. Он
восхищался великодушием царя. Алексей ответил царедворцу с возмущением:
"Хоть они и язычники, но все же люди. Враги тоже достойны жалости..." Царь
в гневе отослал искусителя, приказав лишь отобрать у печенегов оружие и
приставить к пленникам усиленную стражу. Когда пир кончился, он отошел ко
сну.
Василько рассказывал со спокойствием человека, который много перевидал
на своем веку:
- А ночью греческие военачальники велели воинам перебить печенегов.
Даже половцы были приведены в ужас таким поступком христиан. Опасаясь, что
и с ними могут поступить так же, они ночью тайно снялись и побежали в
сторону Дуная, не помышляя об обещанной награде. Царю пришлось снарядить
за ними погоню, чтобы вручить им подарки и тем расположить ханов к себе на
будущее время.
- А ты?
- Я остался со своими ратниками. Нас угощали три дня, а когда мои
воины, все простые люди, проспались, нам вручили дары. Мы тоже поспешили
уйти. Вокруг была мерзость. Трупное зловоние стояло над полями. Взор
отвращался от мертвецов, усеявших равнину. Боняк и Тугоркан уже
переправились через Дунай. Мы распрощались с царем и покинули Греческую
землю, но в пути на нас напали угры и многих убили. С остальными я
возвратился на Русь.
Василько поник головой, вспоминая волнующие дни своей жизни. Владимир
тоже
...Закладка в соц.сетях
