Жанр: Фантастика
300 Лет спустя 1. государевы люди.
.....
- Отпустите! - взвизгнула дама, потому что один из грабителей потянул на себя
ее сумочку. - Я прошу вас!.. Я буду кричать!
Ну, пожалуйста, кричи...
- Помогите! - не очень уверенно взвизгнула дама, которой уже было не до
сумочки - до кустов!.. - Спасите!..
И тут из-за недалекого угла выступил высокий, в белом костюме мужчина, который
неподвижно и очень красиво замер, оценивая обстановку и расстановку сил.
Силы были неравные: он был один - бандитов трое. Отчего он должен был тут же
нырнуть обратно за угол.
"Только бы он не ушел! - молилась сразу всем известным ей по курсу "Религии
мира" богам Ольга. - Только бы остался!"
И он не ушел - он остался.
И смело шагнул навстречу опасности!..
Он подошел ближе и хулиганов снова не узнал. Они вновь не напоминали тех
жалких, дрожащих, трусливых типов, которых он имел возможность рассмотреть под
светом ламп в отделении милиции.
А здесь - толком не разглядеть, так как все ближайшие фонари накануне
расколотили какие-то, нанятые за пятьдесят долларов, злоумышленники, и тьма вокруг
была египетская. Нет, скорее даже эфиопская, потому что в Египте, помнится, было
гораздо светлее.
- Остановитесь, джентльмены! - укоризненно сказал Мишель-Герхард-фонШтольц,
косясь на прикрывшую в ужасе лицо ладонями даму.
Но глаза - какие выразительные у нее глаза!..
- Тебе, дядя, чего - больше всех надо? - спросил ближний злодей.
Верно спросил, по роли, и довольно-таки убедительно. Хотя немного лишней
агрессии не помешало бы...
- Да - больше всех! - небрежно ответил ему Мишель. - Оставьте ее в покое,
это моя женщина! - сделал он акцент на слове "моя", чтобы дама помаленьку
привыкала. - Оставьте ее и ступайте себе дальше, пока целы! В противном случае я
буду вынужден проучить вас!
- Чего-чего? - очень натурально удивились хулиганы. - Ты что - такой борзый
или просто дурак? Шагай давай мимо, пока мы тебе не наваляли!
Две тени скользнули Мишелю за спину. Как и должны были. В этой диспозиции
его приемы будут выглядеть особенно эффектно.
- Я не уйду, потому что опасаюсь оставить эту даму наедине с вами, -
ободряюще улыбнулся он жертве. - Но я не буду иметь ничего против того, чтобы
удалились вы!
Хулиганы злобно выругались.
Ай как грубо!.. Он же предупреждал их, чтобы они следили за своей речью,
держась в рамочках.
- Вот что, любезные, я даю вам десять секунд на то, чтобы вы ушли. Подобрупоздорову!
- сказал он, косясь на даму. Которая в этот момент глядела на него. Во все
глаза.
- Считаю до десяти, - повторил он. - Раз!.. Два!..
Но тут, без всякого предупреждения, кто-то съездил его сбоку по скуле. Так
спонтанно и неожиданно, что он даже не успел перехватить его руку!
Куда это он так спешит! До реплики!
Он ведь должен еще сказать про то, что дам обижать нельзя, отдав должное ее
красоте...
- Ай-ай, джентльмены! - укоризненно покачал головой он, медленно
разворачиваясь к обидчику. - Наконец это невежливо, ведь перед вами дама!..
- Чего?.. - еще раз спросили злодеи.
Теперь, в соответствии с разработанным им сценарием, стоящий против него
бандит попытается пнуть его ногой в живот, но он красивым приемом айкидо,
отшатнувшись чуть в сторону, ударит по занесенной ноге снизу, задирая ее еще выше,
тем опрокидывая обидчика наземь.
После чего эффектно заимствованной из арсенала дзюдо "мельницей" перебросит
через себя другого кинувшегося на него бандита, который попытается обхватить его
сзади за плечи. Этот прием выходил у него особенно хорошо, и он не отказал себе в
удовольствии продемонстрировать его во всем его великолепии даме.
Ну а третьего злодея он, не мудрствуя лукаво, свалит ударом ноги в висок, показав
свою чудесную технику владения приемами карате.
Ну же, пора!..
И тот, кто должен был пнуть его в живот - туда и пнул. Но как-то неудачно, так,
что Мишель не успел среагировать и перехватить его ногу, задохнувшись от
резанувшей его поперек живота страшной боли.
- Ох!.. - сказал он, сгибаясь в три погибели и хватаясь руками за ушибленное
место.
А тот, другой, которому следовало обхватить его за плечи и уронить - точно
обхватил, так и не дождавшись его ответного приема, крутнув, развернул к себе, и
снизу, твердым, острым коленом, ударил в лицо. Отчего Мишель опрокинулся
навзничь, раскидывая руки и больно, со всего маху ударившись спиной и затылком об
асфальт.
"А как же "мельница"? - успел подумать он. - Когда же он тем очень эффектным
приемом перебросит его через себя?.."
Но тут к нему подскочил третий злодей и уже вопреки всем сценариям звезданул
ногой по темени так, что у Мишеля разом помутилось в голове, и нанятые им
хулиганы, и испуганно присевшая и что-то истошно кричавшая дама, которую он
защищал, расплылись, превратившись в бесформенные серые пятна и пропали,
растворились в застившей его глаза тьме.
Мишель-Герхард-фон-Штольц, так здорово все придумавший, но так бездарно
воплотивший свой гениальный план в жизнь, вытянулся и затих. И так и остался
лежать в полный рост на мокром, грязном асфальте среди разбросанных окурков в
своем белом, роскошном костюме и белых же туфлях.
Потому что утратил сознание...
Глава 33
Трудно служить в России. Особенно когда не щадя живота своего!..
Раньше там, в Голландии еще, в мастерской, было у Густава Фирлефанца пять
работников - два подмастерья, два резчика камней, они же гранильщики, и еще один,
который из золота да серебра оправы ладил. И все-то были на месте, все при деле с
утра до позднего вечера. Минуты без дела не сидели - полируя камни или работая
резцом. Никто возле окон не терся и, стоя на улице, табак не курил! Ели все вместе, в
одно время и очень быстро, тут же на верстаках. Поедят и снова за работу! А так,
чтобы кто-то дольше других ел или еще как от работы отлынивал, - ни-ни!
Если подмастерье начинал лениться, если не вовремя пол мел, резчики таскали его
за вихры так, что слезы из глаз на грязный пол брызгали. И верно - чтоб в другой раз
неповадно было! А когда резчики должного рвения не выказывали, их хозяин, Густав
Фирлефанц, мог запросто их палкой отлупить. Потому что, работая рядом с ними, за
своим верстаком, их леность всегда примечал и спуску не давал.
Так было в его родном городе Амстердаме.
Но не так было в Санкт-Петербурге!
Здесь в его подчинении людей было больше, почитай, десять человек - счетчики,
переписчики, ювелиры. И всяк норовил, вместо того чтобы свою работу делать, от нее
увильнуть! То у них зубы болят, то корова околела, то брат помер, и его теперь
закапывать надо! Скажешь переписчику слово - он тебе в ответ пять, и все вроде
правильные, все по службе, но только полчаса с ним болтаешь, а дело-то стоит! Глядь
- так и день прошел, как не было!
И еще русские работники имели отвратительную привычку на службу опаздывать,
уходить с нее хоть на полминутки, да раньше, и обедать по полдня кряду! Как начнут
- так, если их вицей не стегать, до самого вечера и кушают! И куда только в них все
это влазит! А как поедят - счас на двор просятся и сидят там по полчаса, да по пять
раз на дню, лишь бы не на своем месте!
Густав специально по часам засекал, в особой тетрадке отмечал и минуты
складывал, показывая, на что уходят целые часы - и все-то без толку! Работники
головами качали, сокрушались и винились даже. А на завтра все сызнова! Только на
него не взглянешь, работник, глаза в потолок уставя, начинает о чем-то своем думать,
тратя на это оплаченное казной время!
Но даже когда они работали, все равно не работали! Придешь в канцелярию,
глянешь - вроде все при деле, все суетятся, что-то делают. А вечером посмотришь,
что сделано, - а ничегошеньки! И на что только день ушел?!
И всяк подчиненный норовит тебя обмануть да запутать, чтобы свою работу на
другого спихнуть, а самому чтобы ничего лишнего и даже своего не делать!
Да разве ж можно так!
Пытался Густав с таким положением дел бороться - сам сиднем в канцелярии
сидел и других заставлял. Штрафы ввел - за опоздания, за ранние уходы, за то, что
ели долго и после, на дворе лишку задержались, за то что положенного не сделали и
пререкались с начальством, не выказывая ему должного почтения. А толку - что?
Посчитал, получилось, что если все штрафы учитывать и из жалованья вычитать, то
никто вовсе ничего не получит, а еще и будет должен казне! А если все одно ничего не
получать - то чего тогда бояться?
Измучился Густав совсем!
А еще сильно его работники воровали. Как в Голландии не воруют! Только
отвернешься - счас со стола чего-нибудь пропало: бумага писчая или перо! Даже
чернила казенные, шельмецы, норовили слить из чернильниц в особые, которые с
собой приносили и в подштанниках прятали, пузырьки! А он-то поначалу все
удивлялся, отчего такой расход чернил, когда никакой переписчик свою норму листков
исписать не может! А они вон чего удумали! И куда им только эти капли, которым
ломаный грош цена! А все одно - тащат, хоть даже чтоб после соседу на окно
плеснуть или просто на землю вылить!
Разве понять их!
Но все равно, хоть и долго и плохо, но составлялась опись государевых ценностей,
и пусть не сразу, но налаживался порядок их хранения и выдачи. Первыми в особую,
которую на европейский манер - рентерией - прозвали, комнату стащили
"государству подлежащие вещи", а именно: усыпанные драгоценными каменьями
государево яблоко, корону, скипетр, ключ и меч. Положили их в большой, обитый
железом сундук с тремя замками и, по предложению Густава, который никому теперь
не верил, всех подозревая в злом умысле, положили, что те три замка открываться
будут тремя разными людьми, о чем царь Петр собственноручно подписал Указ.
"...К чему Камер-Президенту одному, Камер-Советнику и Царскому Рентмейстеру,
каждому по одному ключу быть надлежит; и когда торжественное какое действие
случится, то Президенту и двум Камер-Советникам идти в Рентерию и оной сундук
отпереть, и надлежащие такие к государству вещи вынать и через двух Камерных
Советников к Царскому двору отсылать; а после бывшего торжества взяв, велеть оные
паки в Рентерию сохранить".
И хоть хлопотно это было, зато никто один, без других, не мог тот скипетр или
яблоко из сундука вынуть и по-тихому стащить. И когда возникала таковая нужда, хоть
днем, хоть ночью, вызывали Густава Фирлефанца, при котором неотлучно были ключи
от Рентерии, и тут же посылали за Камер-Президентом, Камер-Советни-ком и Царским
Рентмейстером, вытаскивая их хоть из постелей, хоть из-за пиршественных столов. И
лишь собравшись все вчетвером и призвав офицера, который приказывал караулу
расступиться, открывали дверь в Рентерию, а после, тремя разными ключами,
отмыкали сундук! Доставали, что требуется, и с превеликими предосторожностями,
положив в малый сундучок, в сопровождении шести, а то и поболе солдат, несли во
дворец, где передавали царю Петру. И тот брал в руки скипетр или меч или водружал
на голову корону. И всегда при той государевой вещице, глаз с нее ни на мгновение не
спуская, находился Густав Фирлефанц, который за нее отвечал головой, и если бы
ненароком утратил, то его бы враз сволокли в пыточную канцелярию!
А после, как торжество заканчивалось, корону или меч укладывали в сундучок,
закрывали на ключ и с теми же предосторожностями, под неусыпной охраной, несли
обратно в Рентерию, вновь вызывая Камер-Президента, Камер-Советника и
Рентмейстера, которые, каждый своим ключом, запирали большой сундук, а офицер
ставил подле двери караул при ружьях и саблях, строго-настрого приказав им никого
туда не пущать, а буде кто попытается пробиться силой, палить в них из ружей и
насмерть колоть штыками, не глядя на их звания, будь то хоть он сам, хоть
фельдмаршал!
Но таков порядок был, когда нужно было взять яблоко, корону, скипетр, ключ или
меч. А если чего поплоше - к примеру, золотую табакерку или украшение для царицы
или еще чего, то это мог, своею властью, сделать Густав, оставив о том запись в
специальной книге и открыв ключом другой сундук в другой, куда никто, кроме него,
доступа не имел, комнате. Но и тогда он должен был призвать дежурного офицера,
чтобы тот скомандовал солдатам пропустить хранителя, и, находясь при нем
неотступно, глядел, чего он выносит, сличая с подписанной царем бумагой!
Ну и как, казалось бы, можно при таком порядке вещей хоть что-нибудь из
государевой Рентерии украсть? Никак невозможно!
А все одно - умудрились-таки злодеи!..
Возвращение с того света на этот было пренеприятнейшим.
Во-первых, ужасно болела голова, которой он треснулся об асфальт и которую,
сверх того, пинали нанятые им хулиганы.
Во-вторых, болел живот, который тоже пинали и те же самые хулиганы.
В-третьих, болело все остальное тело. Которое тоже били, колотили и пинали и
чего с ним только, злодеи, не делали!
И, наконец, в-четвертых, было почему-то ужасно неудобно. Не в смысле душевного
комфорта, а в смысле физического положения в пространстве, потому что ноги его
были задраны выше головы, а голова неизвестно где, в какой-то узкой щели.
И как все это прикажете понимать?
Мишель-Герхард-фон-Штольц попробовал сообразить, где он теперь находится.
Напрягся, услышат какой-то шум, почувствовал, что его мотает из стороны в сторону...
Выходит, он в автомобиле! Осталось понять - в каком.
Мишель-Герхард-фон-Штольц всегда и не без основания гордился своими
исключительными аналитическими способностями, которые теперь могли пригодиться
как нельзя кстати.
Итак - его везут в машине...
Это очевидно!
В какой?
В карете "скорой помощи"? Нет, там бы он лежал куда удобнее, вытянувшись в
полный рост на носилках, и видел бы подле себя, в отсветах мигалки, белые халаты.
Ничего такого нет. Значит, это не "скорая помощь".
Может быть, милиция?
Но почему тогда его руки свободны и почему он лежит, хоть и не в самой удобной
позе, но не на металлическом полу, а на мягких диванах? И запах!.. В милицейских
"воронках" так не пахнет! Там пахнет кирзой, оружейным маслом, мочой и рвотой
заключенных. А здесь - духами.
Хм... И, между прочим, не какой-нибудь подделкой, а настоящими и очень
приличными французскими духами!
Отсюда можно сделать вывод, что хозяйка этой машины женщина! Что, кстати,
чувствуется по стилю езды - мягкому и плавному. Мужики так не ездят - мужики
рвут с места, часто тормозят, разгоняются, мечутся по сторонам, перестраиваясь из
ряда в ряд, перегоняют друг друга. А дамы - просто едут...
То есть можно предположить, что он находится в машине той самой дамы,
которую он пытался спасти от хулиганов. И, между прочим, спас!
Что очень хорошо! Ведь его целью было познакомиться с ней, показав себя с
наилучшей стороны...
Правда, вряд ли с этой... Потому что эта его сторона не самая лучшая. Лучшая -
зажата в какой-то узкой щели и уткнута носом в пол.
Странно, почему здесь такая невозможная теснота? Почему он едет согнутым в три
погибели, если это "Мерседес"? Там ведь очень просторный салон!..
Мишель-Герхард-фон-Штольц завозился, пытаясь выдернуть голову из щели и
развернуться, Что ему кое-как удалось.
Он развернулся и ткнулся разбитой макушкой в крышу.
Ай как больно!.. И тесно!.. И как голова болит!..
Но тут он вспомнил, что настоящий джентльмен, особенно имеющий целью
покорить даму, не должен обращать внимание на такие мелочи, как разбитая вдребезги
голова.
- Разрешите представиться... Мишель-Герхард-фон-Штольц, - гордо сказал он.
Но тут увидел свое отражение в зеркале заднего вида.
Ой-ой!
Это лицо совершенно не шло Мишелю-Герхарду-фон-Штольцу, больше походя на
рожу Мишки Шутова после недельной запойной гулянки и драки стенка на стенку,
"наших с городскими". Оно было бесформенным, опухшим, мятым, в синяках, шишках
и кровоподтеках.
Как с таким можно покорять дам, хоть даже телятниц подшефного совхоза - было
решительно непонятно!
Машина резко вильнула.
- Ой! - радостно ойкнул совершенно очаровательный женский голосок. - Как
хорошо, что вы очнулись!
За рулем точно сидела дама. Как по заказу - неземной красоты, натуральная, не
крашеная блондинка.
Но, черт побери!.. Совсем другая блондинка!..
И машина была явно не "мерседесовского" класса - была маленькая, с низким
потолком, с рубленой топором приборной панелью. В общем - была отечественного
кроя "Жигулями". Лишь бы только не "шестеркой"!..
Так ведь нет - точно "шестеркой"!
"Чудак ты... на известную букву алфавита! - в сердцах сказал быстро все
понявший Мишка Шутов. - Это ж надо - мадам перепутать, в упор не узнав!"
"Так там же темно было! И потом, разглядывать Даму при первом знакомстве по
меньшей мере невежливо!" - попытался оправдаться Мишель-Герхард-фон-Штольц.
Хотя точно - маху дал, да еще какого!..
- Нда-а! - разочарованно замычал, ругая себя на чем свет стоит, МишельГерхард-фон-Штольц.
- Вам что - плохо? - испуганно вскинулась блондинка.
И верно - угадала! Мишелю-Герхарду-фон-Штольцу было так плохо, что он даже
не изображал бодрячка. Как можно так промахнуться! Самого себя заказать и за свои
же деньги так себя исколошматить, что ни одного живого места нет! Причем -
совершенно зря!
И тут Мишель-Герхард-фон-Штольц припомнил в подробностях, как его били.
Куда. И с какой силой.
И его выдающиеся аналитические способности отметили еще одну несуразность...
А зачем они его так сильно лупили? Чего они так усердствовали, если по его же
просьбе, за его же деньги?!
Этот пункт требовал немедленных разъяснений.
- Как я здесь оказался? - удивленно спросил он.
- Я с работы шла, а тут хулиганы, - ответила оказавшаяся не той дама. - Я
кричала, но никто не остановился, ни один человек! А вы... вы не испугались, вы
вступились!
- Сдуру! - прокомментировал Мишка Шутов.
- Они вас сильно побили, да? - участливо спросила блондинка.
"Еще бы - наваляли по первое число! - хотел пожаловаться Мишка Шутов. - А
все из-за вас!.."
- Ну что вы, пустяки, совсем чуть-чугь, - небрежно отмахнулся МишельГерхард-фон-Штольц.
"Чуть-чуть?! - возмутился Мишка. - Разделали как асфальтовый каток черепаху!
Башку чуть совсем не раскроили! И - живот! Не говоря о всем прочем! И еще
неизвестно, как это "прочее" скажется на любви к дамскому полу!"
Это верно - голова, живот и особенно "все прочее" сильно саднили. Как же они
так не рассчитали?.. - вновь задался неразрешимым, на первый взгляд, вопросом
аналитический ум Мишеля-Герхарда-фон-Штольца. С которым он, тем не менее,
блестяще справился, предположив что:
Если эта дама оказалась не той дамой, то хулиганы тоже могли быть не теми
хулиганами, а другими, настоящими! И все то, что было, было не задуманной им
инсценировкой, а нормальной дракой.
Если, конечно, предположить, что он перепутал не только дам, но и хулиганов
тоже! Отчего его так и били! За то, что он с ними ТАК разговаривал!
Как же он умудрился?!
"Что - бандитов при первом с ними знакомстве тоже разглядывать невежливо?"
- не преминул съязвить Мишка Шутов.
Да, неладно получилось!.. Просто так все неудачно совпало - эта дама тоже
оказалась блондинкой, тоже высокой и еще более красивой, и на нее тоже напали
хулиганы... Тут хоть кто мог ошибиться!
"Выходит, мы ее по-настоящему спасли?" - похвалил себя Мишка Шутов.
"Получается так!" - был вынужден согласиться Мишель-Герхард-фон-Штольц.
"Ну а раз так, то пусть она компенсирует!.." - заявил Мишка, косясь на
симпатичный профиль.
"Чем?" - удивился Мишель-Герхард-фон-Штольц.
"Тем самым!.. Курсом реабилитации! Может, мы из-за нее на всю жизнь
пострадали. Если теперь же не принять самых срочных мер! Вот и пусть везет и..."
Так ведь уже и везет! А куда, собственно?..
- Позвольте полюбопытствовать, куда мы едем? - вежливо поинтересовался
Мишель-Герхард-фон-Штольц.
- Как куда - в больницу! - удивилась блондинка. - В Склифосовского.
В больницу Мишелю было никак нельзя. Узнают свои - засмеют. Причем - в
лучшем случае. Потому что в худшем сделают оргвыводы, так как эту встречу он
организовал по собственному почину, без одобрения свыше.
Нет, в больницу он не согласен!
И, похоже, не он один...
- Только знаете, у меня будет к вам одна просьба, - тяжко вздохнула блондинка.
- Я вас довезу, но можно я не буду заходить в приемный покой?
- Почему? - не понял Мишель-Герхард-фон-Штольц.
- Ведь вы не упали, вас избили, и врачи обязаны будут сообщить об этом в
милицию. Что мне нежелательно.
- Почему?! - вновь и еще больше удивился Мишель-Герхард-фон-Штольц.
Дама замялась. Но все равно сказала.
- Я служу в такой организации, где любые, в которые попадают ее работники,
происшествия проверяются. И если что, мне придется писать множество
объяснительных.
Где ж она работает-то? На Лубянке, что ли?
- И можно полюбопытствовать, где вы работаете? - улыбаясь самой обаятельной
и неотразимой своей улыбкой, спросил Мишель-Герхард-фон-Штольц.
- Нельзя, - мягко ответила дама, заметив в зеркало заднего вида, как побитое
лицо ее спасителя перекашивает жуткая, болезненная гримаса.
Испорченное башмаками хулиганов природное обаяние не сработало...
Но тут свое слово сказал выдающийся аналитический ум Мишеля-Герхарда-фонШтольца,
который, мгновенно сопоставив разрозненные факты, сцепил их в единую
цепь причинно-следственных связей и выдал единственно верное решение!
- А хотите, я вам скажу, где вы работаете? - игриво предложил он.
Дама удивленно вскинула на него глаза.
- Попробуйте, - недоверчиво согласилась она, впрочем, совершенно не веря в
результат.
- Вы работаете в Кремле, - голосом профессиональной гадалки, вещающей о
скором конце света, сообщил Мишель-Герхард-фон-Штольц. - В бывшем Гохране,
который теперь называется Алмазным фондом. Так?
И по тому, как резко вильнул в сторону "жигуль" и как дама открыла свой
маленький и очень симпатичный ротик, понял, что угадал!
Что на самом деле было не так уж сложно. Если вспомнить и сообразить, что шла
она по тому самому маршруту, на ту же самую стоянку, мимо того самого, за которым
он притаился, угла! Только, судя по всему, чуточку раньше шла!..
- Вы - экстрасенс? - испуганно, зловещим шепотом, подавшись к нему,
поинтересовалась блондинка.
- В некотором роде!.. - многозначительно ответил Мишель-Герхард-фонШтольц.
Подумав при этом: да и ладно, что не та... Подумаешь... Эта ничуть не хуже той, эта
- даже лучше!.. Ему нужно было проникнуть в Гохран, так не все ли равно, с чьей
помощью он это сделает.
У него не получилось то, что он задумал, но все равно все получилось как надо!
- У меня есть предложение! - доверительно приблизившись, сказал он. -
Давайте никуда не поедем!
- Но как же так, ведь вам обязательно нужно в больницу! - воскликнула,
беспокоясь о нем, дама.
- Ну что вы, какая больница!.. Никакая больница мне не требуется! -
совершенно взбодрился потерпевший. - На мне все заживает, как на Лабрадоре... - И
на всякий случай пояснил: - Есть такая, очень популярная в аристократических
кругах Старого Света собака.
Дама улыбнулась, оценив его шутку.
- Ну хорошо, - сказала она. - Только скажите, куда мне вас тогда отвезти?
А куда, собственно?
Можно было бы поехать к нему, тем более что они от его дома буквально в двух
шагах. Но это было бы стратегически неверно. Гораздо лучше было поехать к ней, где
получить из ее рук первую медицинскую помощь, что очень сближает. И заодно узнать
ее адрес.
Правда, его пока еще туда не пригласили...
Дама ждала, как заправский таксист.
- Даже не знаю, какой адрес вам назвать! - смутился Мишель, шаря рукой, так,
чтобы не греметь, по карманам. - Я живу тут, недалеко, но кажется, во время
недавней схватки... напомнил он о принесенной им жертве. - ...я потерял ключи!
И замолчал, надеясь, что его правильно поймут.
И его поняли. Как надо.
- Тогда можно поехать ко мне, - предложила блондинка, по вине которой ее
спаситель не только потерял здоровье, но и утратил кров. - Правда, это довольно
далеко... Но зато у меня есть йод и марганцовка...
- А это удобно? - заботясь о репутации дамы, спросил Мишель-Герхард-фонШтольц.
- Все-таки почти ночь!
- Удобно! - категорически заявила блондинка. - Тем более что я живу одна.
- Да?.. И вы не боитесь приглашать к себе одинокого мужчину?
- Нет, ведь он мой спаситель! - улыбнулась блондинка. - Да, кстати, спаситель,
как вас зовут?
- Я же уже говорил!
- Что - серьезно, что ли? - не поверила она.
- Совершенно! Мишель... Герхард... фон... Штольц. А вас, по всей видимости, -
таинственная незнакомка? - в свою очередь спросил он.
Что так и было!
- Меня - Ольга Геннадьевна. То есть, я хотела сказать, Ольга... - вновь
улыбнулась, поправившись, Ольга.
Оля.
Оленька...
- Тогда больше вопросов нет. Возражений тем более! Тогда - я весь в вашей
власти! - притворно капитулируя, задрал руки вверх Мишель-Герхард-фон-Штольц.
Надеясь на продолжение столь многообещающего знакомства.
А Мишка Шутов на возможную реабилитацию тоже...
Мишелю Фирфанцеву снилась Ливадия, где он бывал лишь однажды в детстве,
отдыхая с родителями в частном пансионе. Там они имели счастье видеть Государя
Императора, который прогуливался в сопровождении небольшой свиты по парку.
Отец, чтобы он мог лучше все разглядеть, посадил его на плечи, а стоящая подле них
мама, боясь, что он испугается, держала его за руку. Самого императора Мишель не
помнил, но запомнил то, почему-то совершенно праздничное и светлое ощущение.
Шум моря, оживленную цветную толпу нарядных дам с зонтиками и господ в белых
сюртуках, их движение, суету, оживленный разговор, где-то там, внизу, и себя, в
матросском костюмчике, вознесенного над всеми. И еще отчетливо помнил
сумасшедшие южные запахи - соленого моря, горячей гальки и почему-то мандарин...
Во сне он снова был там, но не маленьким, а сегодняшним, взрослым, и все боялся,
что вот сейчас, через мгновение, это ощущение свободы, уюта и бесконечного счастья
пропадет...
И, конечно, так и случилось!
В дверь позвонили. Кто-то с той стороны, ухватившись за пружинный барашек,
крутанул звонок. Раз. И еще раз...
Мишель Фирфанцев проснулся, но выбираться из теплой, с трудом нагретой им
шинели в выстуженную за ночь ком
...Закладка в соц.сетях
