Жанр: Фантастика
300 Лет спустя 1. государевы люди.
...его помилует.
Подъехали.
Густав с телеги спрыгнул, по мокрым ступеням поднялся, взошел на эшафот.
Повернулся к толпе, поклонился раз и другой, как все до него делали.
Вот она, площадь Красная, - гудит, колышется тысячами голов. Отчего Краснаято
- уж не от крови ли людской?..
На подставленные лавки тут и там встали глашатаи, закричали громко во все
стороны, читая приговор.
...Иноземца Густава Фирлефанца, разорителя рентерии царской, супротив государя
императора со злодеем Виллиамом Монсом заговор чинившего, смерти предать:
голову прилюдно отсечь, на кол насадить и в людном месте поставить, иным злодеям в
назидание, дабы им супротив закону идти впредь неповадно было; жену его
Поросковью с дочерью его Софьей навечно в ссылку сослать, а сына Карла кнутом
бить и, буде он после того жив останется, в солдаты отдать...
Кричат глашатаи, глотки дерут.
Гудит толпа, волнуется. Когда рубить-то станут?!
Слушает Густав. А ведь про него это - его голову рубить станут и на кол
насаживать! Его жену с дочерью сошлют, а сына кнутом до смерти бить будут!..
Как же так вышло-то?..
А вот - вышло!.. Не воротишь!..
Кто-то подошел, тронул его за плечо.
Палач...
Сказал:
- Ложись-ка давай, чего тянуть...
Нет, видно, не будет от Гера Питера пощады!..
Перекрестился Густав, да не как все - на купола церквей, что по всей Москве тут и
там сияют, а мимо них, в сторону запада оборотившись, туда, где Родина его,
Голландия!
Сбросил с плеча шубу, опустился на колени пред колодой, склонил голову, щеку на
нее положив. А колода старая, вся-то топором изрубленная, изрытая, с бурыми,
въевшимися в дерево пятнами.
Стоит Густав на коленях, на толпу глядит. Где-то там жена его, дочь и сын быть
должны! Где же?..
Закрутил глазами...
Палач вкруг колоды заходил, топором звякнул, на ладони поплевал - вот сейчас
замахнется...
Да где ж... где?!!
Так вон они - пред самым помостом стоят! Жена с дочерью в три ручья ревут,
платком лицо прикрывая, а сын Карл - нет, сын на него глядит.
И Густав - на него!
И хочется Густаву у него прощения попросить за то, что хоть и не по его воле, но
по его вине того сейчас кнутом бить станут до смерти. А если не до смерти, если жив
будет, то идти ему в солдаты!
Глядит на сына, что-то сказать, крикнуть хочет. Да только, кричи не кричи, никто
его за гулом толпы тысячеголовой не услышит. Только и можно - что глядеть!
Крякнул палач... Топор поднял.
- Прости!.. - прошептал Густав...
А боле ничего сказать не успел - качнулось небо, и толпа, и купола церквей
московских, и лицо сына его Карла. И полетело все куда-то вбок... Но то не купола и
небо полетели, то голова его, от шеи отделенная, полетела, кувыркаясь, на помост...
Вот и не стало Густава Фирлефанца, того, что в городе Амстердаме в Голландии
простым ювелиром был, а в России зачинателем и хранителем государевой рентерии!..
От коей смерть свою принял!
А ведь не соврал, верно все сказал тот колдун!..
Глава 54
Теперь, именно теперь Мишель-Герхард-фон-Штольц должен был победить -
буквально с минуты на минуту. Потому что только что ему на мобильный позвонила
Ольга и сообщила, что все в порядке и что она едет домой!
- Ты сделала то, о чем я просил? - с трудом скрывая свое волнение,
поинтересовался фон-Штольц.
- Да, милый! - ответила она.
А это значит, что экспертиза была проведена!
- И что? - не удержался-таки, спросил Мишель.
- Все хорошо! - прощебетала она. - Приеду - расскажу.
Полчаса Мишель метался по малогабаритной квартире, как лев по клетке. Минута
торжества была близка! И пусть наконец все встанет на свои места, и пусть
справедливость восторжествует! Теперь кто-то непременно сядет на нары, кто-то комуто
принесет свои публичные извинения, а кое-кто получит Звезду Героя! Никак не
меньше - на меньшее Герхарды-фон-Штольцы соглашаться не должны!
Ну где же она, где?! Ведь полчаса прошло! Как можно так долго ехать?!
Минута торжества все откладывалась и откладывалась!..
Наконец раздался долгожданный звонок.
Мишель сорвался с места, бросаясь к двери.
- Здравствуй, милый, - чмокнула Ольга Мишеля в щечку.
Она бы бросилась ему на шею, но у нее были заняты все руки.
- Где ты была?! Я страшно волновался! - укоризненно сказал Мишель.
- Я?.. В магазин заехала, купить что-нибудь на ужин, а там - очередь... ведь я
тебя должна хорошо кормить... - быстро-быстро говорила Ольга, перетаскивая на
кухню пакеты и вытряхая из них на стол кур, пакетики с приправами и еще что-то. -
Ты представляешь, я как зашла, как увидела... там были твои любимые крабы, такие
большие, с клешнями... я как на ценник взглянула, обомлела, думала - с ума сойду...
Но потом решила, что все равно куплю, побалую тебя, ты ведь говорил, что их так
любишь...
Ольга стремглав носилась по кухне, разбрасывая продукты: что-то в холодильник,
что-то в морозильную камеру, что-то в мойку...
- Хотела еще тебе креветок купить - там были такие большие, мороженые...
Хватилась, а у меня денег уже почти нет... Я так расстроилась, так расстроилась, - все
болтала и болтала без умолку Ольга.
Но вдруг осеклась, наткнувшись на молчаливо стоящего посреди кухни Мишеля,
но более наткнувшись на его вопрошающий взгляд.
- Ах, прости, заболталась совсем, забыла!.. - всплеснула она руками. - Ах,
какая же я глупая! Я сейчас, я быстро!..
И бросив на плиту сковородку, стала разбивать на нее яйца.
Да не это, совсем не это Мишелю нужно было! Не яичница - а минута торжества!
Мишель с досады чуть эту сковородку ей об голову не расколошматил! Но не стал,
сдержался, будучи стопроцентным джентльменом.
Но Ольга и так, без сковородки, почувствовала, что делает что-то не то.
- Что? Что-то случилось? - испуганно спросила она, так и не успев разбить
последнее яйцо. - Говори!.. Нет, молчи, я сама скажу!.. У тебя грипп? Теперь в
Москве ходит страшная инфекция...
- Сегодня должна была состояться экспертиза, - еле сдерживаясь, напомнил
Мишель.
- Значит, не грипп?.. Уф!.. Как ты меня напугал! Я думала, ты заболел!.. Ты такой
странный, молчаливый, весь - красный, напряженный!.. Я думала - точно больной,
уже хотела теперь в аптеку бежать...
- Она - была? - перебил ее Мишель.
- Кто? - удивилась Ольга.
- Экспертиза?!
- Ах это?.. Ну, да - конечно. Я же тебе звонила. Все в порядке...
- Что в порядке?
- Как - что? Колье на месте!
Ну какая же она у него дурочка!.. Понятно, что на месте! Вопрос не в том, на месте
или нет, - совсем в другом!
- Это оказалась подделка? - задал главный вопрос Мишель.
- Подделка?.. - удивилась Ольга. - Какая подделка? Какой же ты у меня
глупенький!.. У нас не может быть подделок! Я же говорю - все в порядке!..
Ах, вот в каком смысле "в порядке!"
- Но как же так? - совершенно ничего не понимая, переспросил МишельГерхард-фон-Штольц.
- Как это может быть?!
Потому что быть этого не могло! Никак!
- Что, что случилось? - встревоженно спросила Ольга, заметив, как ее любимый,
только что бывший красным, смертельно побледнел. - Я что-то сделала не то?.. Ноя
сделала лишь то, что ты меня просил! Ты просил меня провести экспертизу - я ее
провела!
- И что? - вновь, с безумной надеждой, спросил Мишель, хотя ему уже все
сказали. Все, что он хотел знать!
- Ну я же говорю тебе - все в порядке, можешь не волноваться - колье
настоящее, - растерянно, потому что в который уже раз, повторила Ольга.
А как же не волноваться, когда оно... настоящее!
- Но ты уверена? Оно точно - настоящее?
- Да, конечно!
Но как же все ужасно и кошмарно!..
Мишель-Герхард-фон-Штольц чуть не плакал от огорчения. Потому что вместо
минуты торжества случилось то, о чем он помыслить не мог и чего более всего
опасался - он только что лишился чести... И бог бы уж с ней, но помимо чести он
лишился всех денег и заложенной под кредит квартиры, причем не своей, а
принадлежащей административно-хозяйственному управлению делами Президента.
Впору было стреляться!.. Прямо теперь!..
- Что с тобой, что? - тормошила Мишеля Ольга. - Тебе плохо?!
- Очень, - честно признался Мишель.
- Значит, все-таки грипп?..
Да какой грипп?!! При чем здесь грипп?! Лучше грипп, лучше чума с холерой, чем
то, что с ним произошло!..
- При чем здесь грипп? - в отчаянии вскричал Мишель, хватаясь за голову.
- Голова?.. У тебя болит голова?! - все поняла и еще больше расстроилась
Ольга.
- Да не грипп, не голова, не понос и не золотуха! А - экспертиза! - простонал
Мишель.
- Экспертиза?.. Но ведь все хорошо - колье настоящее, его никто не украл! -
лепетала Ольга.
- Какое - не украл? - непонятно спросил Мишель.
- В каком смысле - какое? - изумилась Ольга.
- То - не украл? Или - это не украл? - указал Мишель на свой кейс.
- Это?.. - удивилась Ольга. - Какое - "это"?
Вместо ответа Мишель нагнулся, поднял, бросил на кухонный стол и расстегнул
кейс, вытащив из него небольшую коробочку. Которую раскрыл...
- Ой! - испуганно ойкнула Ольга, словно принесенные ею мороженые крабы
ожили и пошли на нее, расставив клешни. - Ой-ой!..
В коробочке, на бархатной подушечке, лежало... колье! То самое!
Ольга изумленно глядела на колье и на Мишеля. И личико ее все более мрачнело.
- Как ты?.. Когда?!
Его милая, добрая, но глупенькая девочка заподозрила его в том, что он обокрал
Гохран!
- Как ты мог?!
- Ничего я не смог! - вздохнул Мишель, имея в виду свое, наболевшее.
Ольга вертела в руках украшение.
- Но ведь это оно - то самое! - пораженно бормотала она.
Как же - "то самое", когда совсем другое!
- Нет, это не оно, - тяжко вздохнул Мишель. - Это подделка.
- Подделка?.. - удивилась Ольга. - Никакая это не подделка, это - изделие
тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать! Колье золотое, в форме восьмиконечного
многогранника с четырьмя крупными, по двенадцать каратов каждый, камнями по
краям и одним, на шестнадцать каратов, в центре...
Вот, гляди, и вмятина на оправе есть, - ткнула Ольга пальчиком.
- Какая еще вмятина?
- Вот эта, видишь - каплеобразная вмятина неизвестного происхождения между
вторым и третьим камнями... Она и в экспертной описи отображена!
Тут уж Мишель и вовсе перестал что-либо понимать!
Так что - выходит, это не подделка? А где тогда подделка? Там?..
Но там изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать осматривали не
далее как вчера вечером! То есть в то самое время, когда это находилось у него!
Чего быть не может!
- Нет, Оленька, ты что-то путаешь, это не то колье! - мягко взяв ее за руки,
сказал Мишель. - Это - совсем другое колье!
- Как другое, если то самое! - возмутилась Ольга. - Я же специалист... эксперт!
Наконец, я не слепая, я - вижу!
Мишель начал теряться.
- "То самое" - в Гохране, а это не "то самое", это совсем другое! - попытался он
втолковать ей очевидное. Хотя уже менее горячо.
- Другое?.. Но оно ведь настоящее! - показала на колье Ольга. - С вмятиной!
Ведь - настоящее?
Убежденность Ольги покоряла.
- Выходит - настоящее, - неуверенно согласился Мишель. - Колье
платиновое, в форме восьмиконечного многогранника с четырьмя крупными, по
двенадцать каратов каждый, камнями по краям и одним, на шестнадцать каратов, в
центре...
- А там? - кивнула головой Ольга, имея в виду Гохран.
- И там тоже! - легко согласился Мишель. - Колье платиновое, в форме
восьмиконечного многогранника с четырьмя крупными, по двенадцать каратов
каждый, камнями по краям и одним, на шестнадцать каратов, в центре...
- Что же их - два?
- Выходит, два, - скромно потупив взор, сказал Мишель.
И хотел было добавить что-то насчет того, что "и тебя вылечат"!.. Да вовремя
сдержался. Потому что самому впору было лечиться от двоения в глазах или
раздвоения сознания!
Он добыл колье, да не одно - а пару! А толку?! Он ведь не колье
коллекционирует, он преступников изобличает! И кто здесь тогда преступник? Кто,
что, когда и кого украл, если все ценности на месте?! Кто здесь вор? И есть в этой
истории вообще хоть один вор?
"Какие быть - есть! - ответил он сам себе. - Один!
И кто же?
Как кто - он. Он самый и есть! Потому что он украл у своей бывшей
возлюбленной принадлежащее ей колье. И если кого здесь и можно засадить за
решетку - так это его! Причем трижды - за воровство, за махинации с президентской
квартирой, за кредит..."
"Ай, как некрасиво, как неудобно получилось!" - совершенно расстроился
Мишель-Герхард-фон-Штольц.
"Это верно!" - согласился Мишка Шутов, сказав не так, сказав про пушного
зверька, причем не просто зверька, а хорошо упитанного! В смысле - полного!..
И Мишель-Герхард-фон-Штольц не смог ему ничего возразить!
Он победил - получив все, что желал, и даже вдвое больше!
Но это ровным счетом ничего ему не дало!
Он - выиграл.
Но... в конечном итоге проиграл! Он сделал невозможное, пробрался в святая
святых - в Гохран. Что никакие приблизило его к разгадке!
А ведь как все хорошо начиналось!..
Чтобы так преотвратно закончиться!..
И теперь ему уж точно головы не сносить!
...Мишель-Герхард-фон-Штольц и Ольга сидели на диване. Давно сидели... Уже
было темно, на улице и в квартире тоже. Уже Ольга отплакала свое, вымочив все
имевшиеся у Мишеля платки. Хотя сама не могла сказать, по какому поводу плачет.
Просто она видела, что Мишелю плохо. Очень!
И так и было! И даже - еще хуже!
Все было кончено. Мишель проиграл по всем статьям - он оказался неудачником,
вором и мошенником.
Главное - что неудачником. Что совершенно не к лицу "фонам"! Лучше быть
удачливым вором и отпетым мошенником, чем неудачником! Неудач высший свет и
начальство не прощают!
Он потерял все и разом, он - банкрот! У него не осталось ничего, кроме машины,
яхты, платиновых часов, трех дюжин костюмов и еще кое-чего по мелочи...
Ничего!..
Ничего?.. - одернул он сам себя? Так ли уж ничего? А Ольга?.. Его, которая
плачет теперь у него на плече, Ольга? Она-то есть!
Мишелю стало ужасно стыдно!
Да, верно!.. Неблагодарная скотина, эгоист, себялюбец, подлец!.. Как можно
забыть о самом главном. Что - деньги, квартиры и долги, когда речь идет о женщине.
О твоей женщине! Которая тебя любит и готова все для тебя сделать?
Ольга!.. Маленькое, милое, бесконечно дорогое ему существо, что всхлипывает,
наверняка уже опухшим носиком, свернувшись на его плече. Что ему все его неудачи,
когда у него есть она!
Он лишился всего, но он остался не один в этом мире. А это - самое главное! И
это он не согласится отдать даже за минуту торжества, даже за час торжества, даже за
год торжеств!..
Он - не один!
И хоть все ужасно, но и... прекрасно тоже! Настолько, что впору сказать -
остановись мгновение...
Мишель-Герхард-фон-Штольц потерял все.
Но он был счастлив!..
Два дня так, что по всей Москве стекла звенели, бухали артиллерийские залпы. С
Воробьевых гор и от храма Христа Спасителя били батареи. На Красной площади и в
Кремле рвались снаряды, отчего своды каземата вздрагивали и со сводов сыпалась
пыль.
Бух!
Бух!..
Мишель со счета сбился. Может, уж и Кремля-то нет, может, вместо него одни
головешки остались? Здесь - не понять.
Бух!
Бух!..
Но даже если Кремля нет, если Спасская башня в руинах лежит - Арсенал точно
уцелеет! Его многометровые стены ни одна пушка не прошибет! Так что Мишелю
ничего не грозит!..
Да и не страшно ему теперь ничего, он свое, как видно, перебоялся!..
Не расстреляли Мишеля Фирфанцева - офицеры за него вступились. Вернее - за
себя.
Солдаты, понятное дело, они большевикам продались, а кто этот, еще неизвестно
- вон и бумага у него имеется не кем-нибудь, а самим Керенским подписанная! Его
теперь, сгоряча, расстреляешь, а завтра с тебя за него спросят. Решили Мишеля до
времени в каземат запереть, чтобы после в штаб переправить...
И надо ж такому случиться - не куда-нибудь заперли, а именно туда, где ящики
были свалены! Наверное, эта дверь первой на пути оказалась. А может, в иные
казематы его поместить не могли по причине того, что там оружие хранилось - не
будешь же арестанта рядом с боеприпасами прятать!
Мишеля бросили внутрь, захлопнув за ним дверь.
А потом, когда большевики штурм готовить начали, уж не до него стало...
Довольно долго Мишель сидел неподвижно, привыкая к темноте. К которой,
конечно, так и не привык, потому что темнота была кромешная. Потом, на ощупь,
пробрался к ящикам и стал разрывать один из них.
Зачем?.. Он и сам сказать не мог. Слишком долго он к ним шел, и слишком много
чего ему пришлось на этом пути испытать... И вот теперь они были рядом - руку
протяни... Так отчего не перевернуть последнюю страницу?..
А еще вернее - он копал, чтобы не окоченеть здесь совершенно.
Вначале он работал руками, отбрасывая назад, в темноту, спрессованный хлам.
Потом отыскал какой-то случайный штырь и стал разгребать им кучу. Мусор
поддавался трудно. Он освободил треть ящика, прежде чем смог отодрать одну из
досок. Он поддел ее и, надавив, сломал.
И тут же услышал, как что-то, зазвенев, посыпалось на пол, раскатываясь по
сторонам. Неужели?! Он упал на колени и сгреб в горсть содержимое ящика.
То, что он поднял, напоминало сережки или, может быть, колье. Он ощупывал
отдельные, выступающие, соединенные друг с другом детали, чувствуя пальцами их
гладкую, холодную поверхность...
Да, несомненно, это были драгоценности! Они!..
Он стоял на коленях, как какой-нибудь счастливый, достигший своей цели,
кладоискатель, и сердце его билось напряженными толчками.
Он - нашел!..
Но теперь нужно было со всем этим что-то делать! Нужно кликнуть сюда людей!
Пусть тех, что его сюда засадили, а до того хотели расстрелять. Пусть - их, все равно
больше некого! Они единственные защищали пославшее его сюда правительство!
Мишель подбежал к двери, стал колотить в нее. Вначале кулаками. А потом, не
дождавшись отклика, ногами!
Он колотил в нее что было сил, боясь, что его не услышат, и двухсотлетнее железо
гудело под его ударами, словно набатный колокол.
Наконец его услышали, и кто-то с той стороны, скорее всего кто-то из нижних
чинов, недовольно крикнул:
- Чего тарабанишь? Чего надо-ть?
- Позовите офицера! - ответил ему Мишель.
- Ежели до ветру, то ходи прям там! - крикнули из-за двери.
- Нет! Я по делу! Это очень важно! Сообщите офицеру!
Солдат ушел, и очень долго никого не было. Мишель уж думал, что тот решил о
нем не докладывать. Но нет - послышался какой-то неясный шум, шаги.
Кто-то стукнул в дверь.
- Чего вам? - спросил из-за двери офицер.
- Речь идет о порученном мне Александром Федоровичем Керенским деле! -
стараясь быть убедительным, прокричал Мишель. - О сокровищах дома Романовых.
Каких-таких сокровищах?.. Что он там несет - рехнулся, что ли?
- Откройте. Это дело государственной важности! Загремел засов, и дверь
отворилась.
На пороге силуэтом стоял офицер, погон которого видно не было.
- Что у вас тут стряслось? - недовольно спросил он.
- Дайте побольше света! - потребовал Мишель.
Офицер, вздохнув, хотел было захлопнуть дверь. Но Мишель сказал:
- В этом подвале находятся ценности на сотни миллионов рублей!
- Вы, сударь, здесь лампу Аладдина нашли? - усмехнулся офицер.
Но видя, что Мишель остается серьезным, приказал:
- Ладно, тащи сюда лампу! Да побыстрей у меня смотри!
Принесли закоптелую керосиновую лампу.
- Идемте за мной! - сказал Мишель, увлекая за собой офицера. - Это там!
Офицер шел осторожно, нащупывая ногами путь. Лампа не способна была осветить
огромный, с уходящими куда-то вверх сводами, каземат.
- Здесь! - остановился Мишель подле разбитого ящика. - Только нужно будет
обязательно сделать опись!
Он наклонился и зачерпнул в горсть царские сокровища.
- Огонь, ниже огонь!
Заинтригованный офицер склонился ниже.
- Ну, где сокровища? - спросил он.
- Да вот же - вот! - поднял руки Мишель.
Офицер опустил лампу ниже, к самым его ладоням.
Взглянул...
Пожал плечами...
Хмыкнул...
Не понимая его, не ожидая таких реакций, Мишель опустил взгляд, посмотрел на
свои руки. Там что-то взблеснуло! Но не алмазы - нет. Какие-то стекляшки,
напоминающие части разобранной люстры. Точно - не алмазы!
Как же так?..
Мишель присел, сунул руку в ящик, выгреб еще стекло и какие-то болты и еще
гайки к ним, поднес их к глазам и разочарованно отшвырнул.
В ящике были части люстры и ничего боле!.. Не было главного, того, что он искал,
- лишь только никому не нужный стеклянный хлам! К которому он шел через аресты,
"Кресты", расстрел, из-за которого его бил по голове и пытался утопить в Москве-реке
Махмудка.
- Дурак ты, братец! - вздохнул офицер. - Или умом тронулся!
- Горохов!
- Я, ваше благородь! - рявкнул в ответ Горохов.
- Ты вот что - ты запри его, и больше меня сюда не зови! И огня ему не давай, а
то он, не ровен час, еще чего-нибудь здесь подожжет.
- Слушаюсь, ваше бродие!
Дверь захлопнулась, и стало темно.
Вернее, беспросветно!..
Бух!
Бух!..
Ухала артиллерия. Большевики обстреливали Кремль. И всем уже было не до
какого-то там сумасшедшего арестанта! С окраин в центр, отбивая кварталы,
стягивались рабочие дружины и перешедшие на сторону большевиков солдаты 55-го и
85-го пехотных полков, на Николаевском вокзале спешно разгружался пятитысячный
отряд балтийских матросов, присланный из Петрограда...
Юнкера бились отчаянно, расстреливая последние патроны и поминутно бросаясь
в штыки, но изменить что-либо они были уже не в силах! Еще день - и сопротивление
"белых" было окончательно сломлено.
Несколько юнкерских рот, оставаясь верными долгу и присяге и не желая
складывать оружие, сопротивлялись до конца, будучи истребленными поголовно, до
последнего человека. Но большинство, испытывая нехватку в боеприпасах и людях,
сдались на милость победителя.
К вечеру второго ноября был заключено перемирие, а третьего в час дня юнкеров и
офицеров собрали там, откуда они начали свое выступление - в Александровском
училище, где, заперев в классах, продержали несколько часов, решая их судьбу. Все
готовились к худшему...
Но их, взяв с них слово, что они не будут участвовать в контрреволюционной
борьбе, отпустили восвояси. Всех!
"Победивший пролетариат не поднял руки на обезоруженных, не мстил за
расстрелянных в Кремле товарищей. Он доверил слову взятых: не поднимать руки на
власть Советов!" - сообщили большевистские газеты.
Пленники разбрелись кто куда.
Кто-то отправился за границу.
Кто-то примкнул к победителям.
Большинство - подались на Дон, положив начало Добровольческой белой армии...
Но всего этого Мишель не знал. Он так и сидел в казематах Арсенала, потеряв счет
времени. Неудачный граф Монте-Кристо, скупой рыцарь, чахнущий над... разбитой
люстрой...
Так и сидел!..
Послесловие
Звякнул засов.
Распахнулась дверь.
В глаза, ослепляя, ударил свет. Всего-то керосиновой лампы.
- Есть здесь кто али нет? - спросил голос.
В углу что-то зашевелилось. И из-за куч мусора встал человек.
- Ой!.. В бога, в душу, в мать!.. Напугал черт! Ты кто такой, едрен-корень?!
Мишель подошел ближе.
Перед ним, в расстегнутом бушлате, отсвечивая в темноте полосками тельника,
стоял матрос в бескозырке, с болтающейся на боку огромной деревянной кобурой.
- Ты чего здесь? - удивленно спросил он. - Давай, выходи, братишка,
революция у нас! Хана - эксплуататорам трудового народа! Свобода!..
Мишель поднялся по ступенькам и вышел из подвала и из Арсенала. Зажмурился
от дневного света и стоял так, боясь открыть глаза, наверное, пять или больше минут...
Потом пошел к Боровицким воротам, через которые много, как ему казалось, недель
назад сюда вошел...
Он брел по московским улицам и переулкам: мимо него катили ощетинившиеся
винтовками, обвешанные по бортам красными полотнищами автомобили, шли солдаты
с красными лентами на папахах и рабочие и работницы с бантами на одежде.
Эти - с красными. Те были - с белыми. Раскололись, разошлись - по цветам, по
жизни... Всего-то в несколько дней...
Встречные с подозрением поглядывали на заросшего, худого, помятого, странного
господина, но потом, отведя глаза, бежали дальше.
Куда теперь? - думал Мишель. Куда ему со своей бумажкой... И со своей
судьбой?.. Полиция, в которой он служил, разогнана, временных министров, что
поручили ему розыск сокровищ, нет! Никого нет и ничего!
Все кончено. С Россией - все кончено! Кому теперь нужно какое-то там золото?!
И он сам...
У него и денег-то не осталось!..
Мишель машинально сунул руку в карман, вытащил из него подписанное
Керенским письмо, скомкал и отбросил. Но вместе с письмом на землю упал какой-то
клочок бумажки.
Он поднял его и узнал почерк Осипа Карловича.
В записке был адрес, он знал чей - адрес Анны. Которой он хотел, да так и не
смог помочь. И вряд ли теперь сможет... Раньше он был полицейским, был чиновником
по особым поручениям Временного правительства - был кем-то. И был в состоянии
что-то сделать. Теперь - ровным счетом ничего! Теперь ему самому требовалась
опора.
Так может ли, имеет ли право он брать кого-то под свое покровительство?
Да, прав был ювелир, предупреждая его, что все катится в тартарары! Так и
случилось. Именно так!..
Мишель долго глядел на измятую бумажку, не зная, что с ней... что с собой делать.
Он даже не был уверен, живет ли теперь Анна по этому адресу. Но даже если живет -
что с того?! Максимум, чем он теперь мог ей помочь, это поднести чемоданы!
Так, может, хоть это?.. Хоть что-то!
Он найдет ее и отправит к отцу, который сможет ее защитить лучше его!..
Пожалуй, так!..
Мишель решился...
И пусть все летит к чертовой матери. Все!.. Но пусть останется хоть что-то, ради
чего стоит продолжать "влачить свое жалкое существование"!..
Теперь он знал - для чего жить... вернее, для кого! Хотя бы эти ближайшие
несколько дней. А там...
Что будет "там", Мишель не знал. Но и никто другой не знал! Старая жизнь
закончилась, а какой будет новая, да и будет ли вовсе, никто сказать не мог. Сто лет
совместными усилиями многих, не худших, вернее, самых лучших, движимых
лучшими побуждениями людей раскачивали гигантскую, в одну шестую суши,
империю. Раскачали! И теперь она начала черпать бортом...
Эх, Русь, гоголевская птица-тройка, не скачется
Закладка в соц.сетях
