Жанр: Политика
Обманутая, но торжествующая Клио
...быть обусловлены
искажениями при переписке".
Несомненно важным аргументом в отстаивании подлинности "Хождения" в
книге Бадигина стало цитируемое им письмо писателя Б.В.Шергина, впервые
подробно рассказывавшее об обстоятельствах обнаружения оригинала "Хождения",
его внешнем виде и изготовлении с него копий. Из письма следовало, что
Шергин, еще будучи учеником Архангельской гимназии, нередко бывал на
Соловках. В один из таких приездов заведующий епархиальным древнехранилищем
И.М.Симбирцев и показал "Оуставец моря акиана", взятый из Анзерского скита.
По свидетельству Шергина, "рукопись была в переплете из куска кожи, на
плотной бумаге размером в одну восьмую листа и писана полууставом". "В виде
приложения" в рукописи имелся "рассказ о встрече с соловецким
пер-воначальником Савватием", описание "Карского чюда о карбасех", а также
"Чин како самому себе причастити не сущу попу" и "мирьской погребальник". По
словам Шергина, он сначала не обратил внимания на эту "неказистую" рукопись,
но, после того как Симбирцев начал ее читать, ему показались любопытными
некоторые места. "Я, — писал Шергин, — стал списывать более фабульные
места, иногда под диктовку И.М.Симбирцева. Несколько страниц я срисовал на
бумажную кальку". Спустя лет пятнадцать Шергин вновь переписал отрывки из
"Хождения", поскольку первый список стал очень ветхим. Далее автор письма
свидетельствовал: "Текст, данный мною К.С.Бадигину, представляет собою в
основном копию со списка, сделанного тридцать семь лет тому назад, а сам
список, оставшийся у меня, оказался полезным лишь немногими еще
непопорченными строками"[168].
Далее Бадигин фактически повторил свои прежние характеристики Ивана
Новгородца и значения его труда для истории российского мореплавания. Вместе
с тем здесь появились новые мотивы. Со ссылкой на Шергина Бадигин сообщает о
судьбе вкладных книг Соловецкого монастыря, упоминавших вклады Ивана
Новгородца и членов его семьи. По его данным, после знаменитой осады
Соловецкого монастыря войсками царя Алексея Михайловича несогласные с
реформой Никона монахи разбежались, основав на реке Выге "вторые Соловки" с
богатой библиотекой из книг, ранее принадлежавших Соловецкому монастырю. "В
1933 г. древнейшие вкладные книги, — пишет он, — оказались в Москве на
"Братском дворе" (центр поморского староверья, существовал с середины XIX
в.), и там писателем Б.В.Шергиным из одной книги были сделаны выписки,
относящиеся к деятельности Ивана Новгородца"[169].
Столь упорная пропаганда подлога уже не могла оставаться предметом
узкоакадемического обсуждения. Кроме того, за время, прошедшее с момента
введения "Хождения" в общественный оборот, кардинально изменились некоторые
идеологические установки. Дутые национальные приоритеты, ставшие на рубеже
40-х — 50-х годов одним из краеугольных камней политики и идеологии
сталинизма, постепенно уходили в прошлое. XX съезд КПСС вдохнул свежий, хотя
и умеренный ветер в паруса советской исторической науки. Именно благодаря
этому и стала возможной публикация критического анализа "открытий"
Шергина--Бадигина. Из статьи В.В.Мавродина[170] впервые
становилось известным экспертное заключение Института русской литературы на
фотокопии приложений к диссертации Бадигина, в ней также были приведены
дополнительные доказательства подложного характера "Хождения". Мавродин
проверил "параллельные", "независимые" свидетельства, касающиеся прежде
всего существования самого Ивана Новгородца, — те самые вкладные записи
Соловецкого монастыря, в которых якобы упоминался он сам и его жена.
Оказалось, что таких записей не существовало. Не существовало в природе и
других источников, использовавшихся Бадигиным. Так, например, Бадигин
ссылался на житие Варлаама Керетского, датируя его XV в., где якобы имелась
запись о том, как предки Варлаама "хожаше в варяги, доспеваша им суда на ту
их потребу морскую, и тому судовому художеству дружелюбно учиша". Но это
житие написано около 1664 г., повествует о событиях не XV, а XVI в. и, самое
главное, ни в одном из списков не имеет приведенного выше текста.
В своей статье Мавродин обратил внимание и на личность Шергина, с
именем которого так или иначе оказались связанными все использованные
Бадигиным тексты. Проведя доскональное, насколько позволяли источники,
исследование его жизни и деятельности, Мавродин фактически связал подлог
"Хождения" и сопутствующих ему материалов с именем именно этого человека.
"Нельзя не обратить внимания, — писал он, — на то, что все те источники,
которых касалась рука Б.В.Шергина, исчезали для других исследователей, и, не
сделай он в свое время с них копий, не передай К.С.Бадигину, который их
опубликовал, все они погибли бы бесследно для науки"[171].
Разумеется, можно было бы теперь посочувствовать Бадигину за его
доверчивое отношение к рассказам Шергина и представленным тем материалам. Но
делать это вряд ли стоит. Изделия Шергина нашли благодатную почву. В них
Бадигин черпал истоки своего литературного вдохновения и доказательства
своих ученых штудий. Трудно представить, что Бадигин стал жертвой своего
собственного увлечения. Те упрямство и последовательность, с которыми он
реанимировал "Хождение" и сопутствующие ему материалы, говорят о том, что в
его лице Шергин нашел не просто доверчивого и благодарного пропагандиста
своих "открытий", но и, как знать, фактического соавтора.
Подлоги Шергина--Бадигина оказались своеобразными продуктами эпохи
жизни их авторов. На рубеже 40--50-х годов они были востребованы и стали
одним из элементов той официальной политической идеологии, которая в борьбе
с так называемым космополитизмом и в противовес ему развернула шумную
кампанию об исторически значимых национальных приоритетах, действительных и
мнимых, в различных областях знаний. В этих условиях достаточно было лишь
минимального умения стилизации современного языка под "древнерусский",
элементарных исторических познаний, в том числе в области древнерусской
литературы и реалий XIII--XV вв., чтобы облечь действительные и
фантастические представления и домыслы о древнерусской морской культуре в
оболочку исторического источника, игнорируя возможные последствия строгого
критического анализа. Однако, вероятно, авторам подлогов не хватало
терпения, знаний и умения — именно поэтому "Хождение", по всей видимости,
не существовало в виде цельного документа, а было представлено отдельными
отрывками. Но в этих отрывках фальсификатор постарался отразить наиболее
впечатляющие для его "патриотического" настроения идеи: не случайно в них мы
видим и усмешку над бесстыдными пиратами-норманнами, боящимися льдов, и
мужественных новгородцев, честно и добросовестно занимающихся своим
ремеслом, открывающих новые земли на морских кораблях совершенных
конструкций и ведущих на высочайшем для своего времени уровне
географические, гидрографические и иные исследования Крайнего Севера.
Техника подлогов Шергина--Бадигина оказалась несложной, но
своеобразной. Главную фальшивку — "Хождение", его подложность и
недостоверность они попытались "прикрыть" несколькими независимыми друг от
друга источниками, также сфальсифицированными (вкладными записями, житием
Варлаама Керетского), а также данными подлинного документа, могущего вызвать
ассоциацию с вымышленным персонажем (Соловецкий Патерик). В основе этой
серии фальшивок лежали древнерусские литературные произведения, в том числе
широко известное еще с XIX в. "Хождение" Афанасия Никитина. При изготовлении
подлога были использованы также изданные лоции Белого моря и Северного
Ледовитого океана, в частности лоция издания 1932 г., о чем говорит
сравнение текстов. Легенда об открытии подлога оказалась достаточно типичной
и представляла собой многозвенную цепочку: Соловецкий монастырь — Анзерский
скит — Симбирцев — Шер-гин — Бадигин, однако в общественный оборот она
вводилась по частям. Вначале Бадигин просто указал на существование рукописи
"Хождения" и сопутствующие ей документы, затем связал их с именем Шергина,
потом — Симбирцева, а в конце концов легенда завершилась предоставлением на
экспертизу палеографических снимков, копий и пересказов с "подлинной"
рукописи "Хождения". В целом, подлог мы должны квалифицировать как грубый,
рассчитанный на полное доверие не искушенного в элементарных вопросах
исторической критики читателя.
Глава 7. "Дощечки Изенбека", или Умершая "Жар-птица"
"Дощечки Изенбека", ныне больше известные с легкой руки одного из их
исследователей С.Лесного (Парамонова) под названием "Влесовой книги" (ВК),
— один из наиболее скандальных подлогов середины XX в. письменных
исторических источников, связанных с историей России и славянских народов.
Читающая публика впервые узнала об этом сочинении из небольшого
сообщения в малотиражном журнале "Жар-птица", издававшемся в Сан-Франциско
российскими эмигрантами. В ноябрьском номере этого журнала за 1953 г. под
заголовком "Колоссальнейшая историческая сенсация" было сообщено о том, что
"отыскались в Европе древние деревянные "дощки" V века с ценнейшими на них
историческими письменами о древней Руси"[172]. С января 1954 г. в
том же журнале началась публикация отрывков найденных текстов. Она
продолжалась с перерывами до декабря 1959 г., когда журнал прекратил
существование.
Публикация осуществлялась одним из издателей журнала,
ученым-этимологом, специалистом по ассирийской истории А.А.Куром
(Куренковым) по материалам, присылавшимся из Брюсселя российским
литератором-эмигрантом Ю.П.Миролюбовым. Сам Миролюбов в своих статьях и
переписке с коллегами следующим образом представил историю обнаружения
памятника.
В 1919 г. полковник Белой гвардии, в прошлом художник и археолог,
Ф.А.Изенбек вместе со своей артиллерийской батареей попал в разграбленную
усадьбу "на курском или орловском направлении", принадлежавшую некоей
княжеской семье Задонских, Донских, Донцовых или Куракиных (точной фамилии
Изенбек, со слов которого передавал рассказ о находке Миролюбов, не помнил).
Среди поломанных вещей и разорванных бумаг Изенбек обнаружил разбросанные
дощечки. "Дощьки" (так пишет Миролюбов — В.К.) были побиты, поломаны, а
уцелели только некоторые, и тут Изенбек увидел прочерченные письмена. Он
подобрал их и все время возил с собой, полагая, что "это какая-либо старина,
но, конечно, никогда не думал, что старина эта чуть ли не до нашей
эры"[173]. Мешок с дощечками вместе с Изенбеком затем оказались в
Брюсселе, где дощечки попали на глаза Миролюбову. В течение 15 лет, не
вынося их из дома Изенбека, Миролюбов, по его словам, "разбирал "сплошняк"
архаического текста". Он свидетельствовал, что ему частично удалось
переписать текст до того, как после смерти Изенбека в 1941 г. они исчезли.
"Так как доски были разрознены, — пишет Миролюбов, — да и сам Изенбек спас
лишь часть их, то и текст оказался тоже разрозненным; но он, вероятно,
представляет из себя хроники, записи родовых дел, молитвы Перуну, Велесу,
Дажьбогу и т.д."[174] Копии Миролюбова, таким образом,
превратились в первоисточник, ныне доступный всем[175].
Публикация в "Жар-птице" текстов дощечек Изенбека осуществлялась Куром
фактически совместно с Миролюбивым. Она сопровождалась их историческими и
текстологическими комментариями, даже целыми рассуждениями о готах,
славянах, славянской религии и мифологии. Но, конечно, первостепенное
значение представлял публикуемый текст ВК. И первые издатели памятника, и
его последующие исследователи дружно отметили его непонятность. Предпринятые
переводы на современный язык обнаружили его деформированность,
несвязанность, наличие противоречивых, взаимоисключающих версий. В качестве
примера приведем образчик текста по переводу, осуществленному на свой страх
и риск одним из сторонников подлинности ВК Б.А.Ребиндером: "О подробности о
том, как мы начинались в окрестностях (?), скажем так: за тысячу пятьсот лет
до Дира пошли наши прадеды к горам Карпатским, и там уселись, и жили кладно
(спокойно). Потому что роды управлялись Отцами родов, а старшим в роде был
щеко од ориан, он воевал (?), ибо Паркуй нами благопочитался, и мы здесь
очутились, и так нам жилось 500 лет. И тогда мы ушли к восходу солнца к
Непре (Днепру). А эта река течет в море, и мы на ней уселись на севере,
которая называлась Припять Днепра, и там поселились и управлялись вечем 500
лет. И так были охраняемы богами от многих, называемых языгами. Там было
много ильмерцев, которые там осели крестьянами. И так мы разводили скот в
степи, и там были хранимы богами, и можно так сказать, как сказал Орь --
"Отдохни и получай деньги и много злата" — и жилось богато". Мы привели
образчик далеко не самого непонятного текста, но и из него видно, насколько
сложно проникнуть в смысл его содержания.
Следующий пример демонстрирует это в еще большей степени: "Наша мета
умножилась, но мы не собираемся, и так за 1300 лет до исхода из Карпат злой
Аскольд напал на нас, и тут был изгнан народ мой, и юноши добровольно пошли
под стяги наши, а то их забирали враги на Руси. Могуч Сварог наш и не боги
иные, а просто Сварог, и ничего для нас, кроме смерти"[176].
Рисунок 6
Образец реконструкции текста "Влесовой книги", помещенный в книге
С.Лесного "Влесова книга"
И все же, продираясь сквозь подобные словонагромождения, споря с самим
собой относительно толкования того или иного выражения, можно в общих чертах
понять некоторые опорные сюжеты ВК. При этом следует иметь в виду, что
упоминаний о конкретных исторических фактах, вообще о фактах, в ВК ничтожно
мало: автор предпочитает общие рассуждения несвязного характера и редчайшие
упоминания имен. Можно понять, что ВК зафиксировала историю славянского
народа с IX в. до н.э. по IX в. н.э., т.е. ни больше ни меньше как за 1800
лет. В ней упоминается некий Богумир и его дети, ставшие прародителями
древнерусских племен, известных из летописи. Однако другие тексты ВК вносят
не столько коррективы, сколько еще большую неясность в эту генеалогию,
иногда прямо противореча ей. Далее ВК повествует о постоянных, длившихся
едва ли не столетия битвах славян-русичей с гуннами, римлянами, греками,
готами. Никаких конкретных сведений мы здесь не найдем: упоминается лишь
готский вождь Германарих и некий Галарех. Чрезвычайно запутана и не
поддается сколько-нибудь однозначному .пониманию и хронология ВК. Столь же
неопределенна и ее география. Помимо хорошо понятных топонимов типа "Днепр",
"Карпатские горы", "Корсунь", "Сурож", локализация которых ясна, в то же
время можно встретить топонимы типа "тропы Трояна", "земля Трояна",
известные из "Слова о полку Игореве", но местонахождение которых до сих пор
вызывает споры. Локализовать их и по ВК невозможно.
Несколько более понятны мифология ВК и отраженные в ней религиозные
верования древних славян. Здесь упоминается обширный языческий пантеон,
говорится об отсутствии у древних славян традиции человеческих
жертвоприношений, сквозь все тексты проходит образ славян как "внуков
Дажь-Божьих" и т.д.
Наконец, при большом напряжении внимания мы обнаружим в ВК некоторые
данные об общественном строе славян-русичей: княжеской власти, вечевых
сходах, занятиях земледелием и скотоводством, податях князьям и др.
Публикация в "Жар-птице", вероятно, оставалась бы известной лишь
достаточно узкому кругу читателей журнала, если бы в 1957 г. в 6 выпуске
своей "Истории русов в неизвращенном виде" ученый-эмигрант С.Лесной
(Парамонов) не посвятил ВК специальный раздел[177]. Лесной заявил
о подлинности ВК, попытался определить ее историческое значение, на основе
собственного перевода специально разобрал отрывки о Кие, Щеке, Хориве,
Богумире и даже (по изданию Кура) привел фотокопию отрывка ВК. Это была уже
солидная заявка на право существования открытого памятника как исторического
источника. Правда, в 10 выпуске своей "Истории" Лесной обрушился на
Миролюбива и Кура с критикой, обвиняя их в том, что они отказываются
сообщить подробности о ВК и не позволяют ученым ознакомиться с ее полным
текстом[178]. Одновременно Лесной направил фотокопию фрагмента
текста ВК, опубликованного в "Жар-птице" (10 строк), в Советский славянский
комитет с просьбой дать заключение. Известный языковед и палеограф
Л.П.Жуковская, проводившая экспертизу, пришла к выводу о том, что присланная
фотография сделана не с дощечки, а с прориси текста дощечки. Признавая, что
палеографические данные прориси не позволяют утверждать однозначно о том,
что памятник является подделкой, Жуковская тем не менее категорически
заявила о фальсифицированном характере текста на основе анализа его языка.
Еще до публикации заключения Жуковской в советской печати[179]
оно было направлено Лесному, который организовал полемику с ней в
"Жар-птице". По его мнению, оппонент просто не знает языка, на котором
написана ВК[180].
Публикация заключения Жуковской способствовала тому, что интерес к ВК в
СССР исчез, фактически даже как следует не проявившись. В то же время за
рубежом обсуждение вопросов, связанных с подлинностью памятника, прежде
всего благодаря работам Лесного, продолжалось достаточно активно. В 1964 г.
Лесной опубликовал книгу "Русь, откуда ты?", посвятив ВК несколько десятков
страниц[181], а с 1966 г. стал публиковать в виде отдельных
выпусков подлинный текст, перевод ВК и комментарии к ней[182].
Последняя работа Лесного является одним из наиболее фундаментальных и
завершенных сводов аргументов сторонников подлинности ВК и интерпретации ее
текста. Поэтому остановимся на ней подробнее.
Признавая, что сомнение является необходимым условием любого научного
исследования, Лесной постарался с этих позиций подойти и к дощечкам
Изенбека, т.е. допустить их фальсифицированный характер. По мнению Лесного,
логика размышлений в этом направлении доказывает обратное. У самого Изенбека
не обнаруживается никаких видимых причин для фальсификации: он не пытался
продать свою находку, стремясь получить тем самым материальную выгоду, не
снискал с помощью "дощечек" для себя славы, храня их "почти в тайне", не
продемонстрировал с их помощью желания подшутить над современниками. Лесной
называет и другое логическое предположение, а именно, что "дощечки" попали к
Изенбеку уже будучи фальсификацией. Но почему тогда прежние владельцы не
обнародовали их? — задается неожиданно риторическим вопросом автор и далее
дает, по его мнению, наиболее правдоподобное объяснение. Оно сводится к
тому, что "дощечки сохранялись в родовом архиве от поколения к поколению, но
никто не понимал их истинного значения и фактически о них ничего не знал,
только разгром библиотеки выбросил их на пол, и они были замечены
Изенбеком"[183].
Главное доказательство подлинности "дощечек Изенбека" Лесной видит в их
принципиальной непохожести на все известные в мире памятники письменности.
Эту непохожесть он обнаруживает по меньшей мере в десяти признаках. Материал
памятника — деревянные дощечки — неизвестен науке как носитель письменной
информации. Фальсификатор поэтому должен был обладать немыслимой дерзостью,
пренебрегая возможностью быть изобличенным по этой причине. Алфавитная
система, употребленная в ВК, очень своеобразна, хотя и близка к
кириллической. Поскольку неизвестен ни один памятник, написанный такой
системой, его подлинность также должна была вызвать немедленное подозрение.
Лесной признает неповторимость языка ВК — "совершенно неизвестный
славянский язык", объединивший архаизмы и кажущиеся новыми языковые формы,
однако именно в этой неповторимости он также видит один из признаков
подлинности. Большой объем ВК, по мнению Лесного, также говорит в пользу ее
подлинности, ибо фальсификатору не было смысла тратить на это уйму времени и
труда. В ВК Лесной обнаруживает ряд подробностей, известных из очень редких
источников, которые демонстрируют тончайшее знание автором древней истории.
"При таких знаниях, — пишет Лесной, — проще быть известным исследователем,
чем зачем-то неизвестным фальсификатором"[184].
О подлинности ВК, по мнению Лесного, говорит и ее содержание. Среди
всех необычностей последнего он особо обращает внимание на три. Первая --
это апологетика язычества и критика христианства. Вторая --
сосредоточенность повествования памятника на древнейшей истории юга Руси, "о
которой мы ровно ничего не знаем", по словам Лесного, из других источников.
Третью необычность содержания Лесной видит в том, что повествование ВК
представляет собой скупой, безличный рассказ, наполненный жалобами на
раздоры славянских племен. "Это не панегирик, которого можно было ожидать, а
скорее увещевание и даже отчитка", — заключает автор.
Приведенные доказательства подлинности ВК Лесной называет
"логическими". Нетрудно заметить, что как раз никакой логики в них нет,
кроме достаточно общих, противоречивых, а главное, обходящих все иные,
сколько-нибудь допустимые, варианты рассуждений. Его общая посылка о
подлинности ВК в силу оригинальности ее изготовления, содержания и бытования
легко опровергается равным допущением того, что фальсификатор, чтобы придать
большую видимость подлинности своему изделию именно и стремился сознательно
к тому, чтобы сделать его непохожим на все известные памятники.
Только полное незнание истории фальсификаций исторических источников
позволило Лесному глубокомысленно заявить, что при той эрудиции, которую
продемонстрировал автор ВК, проще быть известным ученым, чем неизвестным
фальсификатором. История подделок источников свидетельствует как раз об
обратном: автор подлога всегда полагает, что лучше остаться неизвестным
фальсификатором и быть известным первооткрывателем подлога, выдавая его за
подлинный исторический источник. С этой точки зрения абсолютно схоластичны,
искусственны и все другие рассуждения Лесного. Например, он не видит
оснований считать, что сам Изенбек мог изготовить подлог. Действительно,
приводимые Лесным факты, основанные на показаниях Миролюбова, не позволяют
даже и предположить это: достаточно вспомнить, что Изенбек плохо знал даже
русский язык. Однако это рассуждение становится пустым звуком, как только
под подозрение попадут рассказы Миролюбова. В самом деле, они не подкреплены
абсолютно ничем, кроме одного — факта существования Изенбека. С этой
позиции подозрения в достоверности рассказа Миролюбова об истории находки ВК
неизбежно заставляют поставить вопрос о мотиве его вымысла. И логически этот
мотив можно связать только с одним: фальсификатор ВК Миролюбов был
заинтересован в создании легенды, связанной с бытованием ВК.
Впрочем, Миролюбов еще станет предметом нашего внимания ниже. Сейчас мы
вернемся к Лесному, который в дополнение к "логическим" доказательствам
подлинности ВК указывает и на "одно фактическое". Его он видит в решительном
отрицании в ВК бытования у древних славян-русичей кумирен и человеческих
жертвоприношений. По мнению Лесного, внимательное чтение Начальной летописи
подтверждает это: летопись говорит, что человеческие жертвоприношения на
Руси были заимствованы Владимиром Великим от варягов в 980 г. и
просуществовали лишь около 10 лет. Столь смелое историческое заключение,
разумеется, не соответствует действительности.
Можно было бы и дальше продолжать анализ беспомощных доказательств
подлинности ВК, предпринятых Лесным. Но и из сказанного очевидно: автор не
смог привести ни одного сколько-нибудь серьезного логического и фактического
аргумента, опровергающего скепсис в отношении этого памятника. Работа
Лесного о ВК замечательна другим. Она может считаться образцом искренней или
неискренней (об этом мы поговорим ниже) попытки непрофессиональных
размышлений о подлогах исторических источников и доказательствах их
подлинности. Лесной продемонстрировал пример подмены накопленных наукой
общепризнанных приемов критики исторических источников поверхностными и
внешне привлекательно-немудреными рассуждениями, исходившими в конечном
счете из тезиса о безусловной подлинности ВК.
Тем не менее именно книга Лесного, изданная тиражом в тысячу
экземпляров, сыграла свою роль в пропаганде ВК. Слухи о ней достигли и СССР.
В 1970 г. именно по этим слухам в советской печати о ВК как о подлинном
памятнике впервые упомянул поэт и художник И.Кобзев[185]. Автор
этих срок помнит, как во второй половине 70-х годов он однажды оказался на
выставке картин Кобзева, основанных на сюжетах ВК. Поклонников этих картин,
уверовавших в подлинность памятника, давшего творческий импульс Кобзеву,
оказалось немало...
С этого времени в советской печати началась настоящая полемическая
дуэль вокруг ВК. Важно отметить, что она разворачивалась на фоне дискуссии
по вопросу о подлинности "Слова о полку Игореве", инициированной профессором
...Закладка в соц.сетях
