Жанр: Философия
Сочинения в двух томах. т 2.
..., чтобы сойтись с матерью [121]. "Если бы она была больна и он помог бы ей,
растирая руками ту или иную часть ее тела, то не было бы ничего постыдного; если
же он радует ее, врачуя другую часть тела, и успокаивает этим ее страдания, и
порождает от матери благородных детей, то неужели это постыдно?" С этим
соглашается и Хрисипп; он говорит в "Государстве": "Мне кажется, что эти вещи
должны быть совершены, так как и теперь они не считаются дурными по обычаю
многих, а именно чтобы и мать рождала детей от сына, и отец от дочери, и
единоутробный брат от единоутробной сестры" [122]. И в той же книге вслед за тем
он предлагает нам и людоедство, говоря: "Если от живого человека отрежут какуюнибудь
часть, годную для пищи, то ее не надо ни погребать, ни бросать попусту,
но издержать так, чтобы из наших частей произошла другая часть" [123]. В
рассуждении же о нравственной обязанности он определенно говорит по поводу
погребения родителей: "Когда умирают родители, то нужно делать самые простые
похороны, так как нам нет никакого дела до тела, как и до ногтей или зубов, или
волос, и мы не нуждаемся ни в какой такой заботе и внимании. Поэтому, если мясо
годно, [пусть] употребят его в пищу; точно так же, если отрезаны собственные
части, например нога, следует употребить в пищу ее и тому подобное; а то, что
негодно, либо [пусть] оставят, похоронив, либо сожгут и развеют пепел, или,
бросив подальше, не будут заботиться о нем так же, как о ногте или волосах"
[124]. Весьма много есть и подобного этому, о чем говорят философы, но чего они
не посмели бы провести [в жизни], разве только если жили бы в государстве
киклопов или лестригонов [125]. Если же ничего из этого они не проводят [в
жизни], а то, что они делают, у них общее с необразованными, то в таком случае
нет никакого собственного творения у тех, кто подозревается как владеющий
искусством по отношению к жизни. Если, таким образом, искусства непременно
должны быть восприняты из собственных творений, а мы не видим никакого
собственного творения у так называемого искусства по отношению к жизни, то это
последнее не воспринимается. Поэтому никто и не может утверждать о нем, что оно
существует.
372
[26. ВОЗНИКАЕТ ЛИ У ЛЮДЕЙ ИСКУССТВО ПО ОТНОШЕНИЮ К ЖИЗНИ?]
Если же искусство по отношению к жизни возникает в людях, то возникает либо по
природе, либо через изучение и обучение. Если по природе, то искусство по
отношению к жизни возникает в них либо поскольку они люди, либо поскольку они
не-люди. Но поскольку они не-люди, оно не возникает никоим образом: они ведь не
существуют как не-люди. Если же поскольку они люди, то рассудительность
принадлежала бы всем людям, так что все были бы разумными, добродетельными и
мудрыми. А говорят, что люди в огромном большинстве дурны. Значит, и поскольку
они люди, у них не существует искусства по отношению к жизни. Значит, оно не
существует по природе. И далее, если они хотят, чтобы искусство было системой
восприятий, вместе заученных [126], то они показывают, что и остальные
искусства, и то, о котором идет речь, постигаются больше путем некоторого
испытания и изучения.
[27. ДОСТУПНО ЛИ ИЗУЧЕНИЮ ИСКУССТВО ПО ОТНОШЕНИЮ К ЖИЗНИ?]
Но оно не постигается также ни обучением, ни изучением. Чтобы имели
существование эти последние, нужно предварительно признать следующие вещи:
изучаемое, обучающего и учащегося, способ изучения. Но ничто из этого не
существует; значит, не существует и обучения.
[28. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ИЗУЧАЕМОЕ?]
Изучаемое, например, является либо истинным, либо ложью; если ложью, то оно не
может быть изучено, ибо говорят, что лжи не существует, а изучения
несуществующего не может быть. Но если бы и сказали, что оно истинно, [то оно не
могло бы быть изучено], ибо то, что истинного не существует, мы показали в
рассуждениях о критерии [127]. Таким образом, не изу373
чается ни ложь, ни истинное, а кроме этого ничто не может быть изучаемым (никто
ведь, конечно, не скажет, что если это неизучаемо, то он изучает одно
сомнительное); поэтому ничто не изучается. Кроме того, изуча- емое будет либо
явлением, либо неочевидным. Если оно будет явлением, то оно не будет нуждаться в
изучении; то, что является всем людям, является одинаково. Если же оно будет
неочевидным, то оно не будет изучаемо, ибо неочевидное невосприемлемо вследствие
неразрешимого разногласия о нем, как мы часто указывали. Каким же образом то,
чего нельзя никому воспринять, может быть [предметом] изучения и обучения? Если
же не изучается ни явление, ни неочевидное, то ничто не изучается. Далее,
изучаемое является либо телом, либо бестелесным, а каждое из них, будучи либо
явлением, либо неочевидным, не может быть изучено вследствие недавно перед этим
высказанного рассуждения. Значит, ничто не изучается. Кроме того, изучается либо
существующее, либо несуществующее. Несуществующее не изучается, ибо если
изучается несуществующее, а изучение, как кажется, занимается истинным, то
несуществующее будет истинным. Но, будучи истинным, оно будет и существовать,
ибо истинным называют то, что существует и противополагается чему-нибудь. Но
бессмысленно говорить, что существует несуществующее; значит, несуществующее не
изучается. Но так же и существующее. Ибо если изучается существующее, то
изучается либо поскольку оно существующее, либо по отношению к чему-нибудь
другому. Но если оно изучаемо, поскольку оно существующее, то оно будет
принадлежать к существующим вещам, а в силу этого не будет изучимым, ибо учение
должно проистекать из чего-нибудь бесспорного и заученного [128]. Значит,
существующее, поскольку оно существующее, не является изучаемым. Но также и по
отношению к чему-нибудь другому. Существующее не имеет в качестве присущего ему
чего-нибудь другого, что является несуществующим; поэтому если не изучается
существующее, поскольку оно существующее, то оно не будет изучаться и по
отношению к чему-нибудь другому, ибо то, что является для него когда-нибудь
присущим, является существующим. И кроме того, это существующее, о котором
скажут, что оно изучается, будет либо явлением, либо неочевидным и, подпадая под
высказанные раньше затруднения, окажется неизучаемым. Если же не изучается ни
существующее, ни несуществующее, то изучаемое будет ничто.
[29. СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ОБУЧАЮЩИЙ И УЧАЩИЙСЯ]
Вместе с этим, таким образом, опровергаются и обучающий, и учащийся, тем не
менее они вызывают и свои особые затруднения. Ведь либо искушенный будет обучать
искушенного, либо неискушенный - неискушенного. Но искушенный не обучает
искушенного: ни один из них, поскольку он искушен, не нуждается в обучении. Но
так же неискушенный [не обучает] неискушенного, как и слепой не может указывать
дорогу слепому. [Не обучает] и неискушенный искушенного; это было бы смешно.
Остается сказать, что искушенный обучает неискушенного; но и это принадлежит к
области невозможного. Вообще считается невозможным, чтобы существовал
искушенный, так как никто не оказывается искушенным по собственной природе и
вместе с рождением, равным образом из неискушенного никто не делается
искушенным. В самом деле, одно воззрение (###) и одно восприятие либо могут
сделать неискушенного искушенным, либо нет. Но если одно восприятие творит
неискушенного искушенным, то прежде всего можно будет сказать, что искусство не
есть сочетание восприятий, ибо в таком случае тот, кто вообще ничего не знает,
считался бы искушенным, выучив одно воззрениеискусства. Далее, кто-нибудь может
сказать, что если воспринявший некоторые воззрения искусства и нуждающийся еще в
одном, будучи вследствие этого неискушенным, приобретает и это одно, то станет
искушенным из неискушенного в силу одного восприятия; но это еще как сказать.
Ибо он не смог бы указать среди отдельных людей ни одного еще неискушенного,
который будет искушенным, если приобретет одно какое-нибудь воззрение; ведь
никто, конечно, не умеет высчитать количество воззрений в каждом искусстве так,
чтобы он мог сказать, высчитав постигнутые воззрения, сколько остается до
полного числа воззрений [этого] искусства. Отсюда познание одного воззрения не
делает неискушенного искушенным. Предположим, что это истинно, так как никто не
воспринимает сразу все воззрения искусств,
но если [воспринимает] вообще, то порознь - допустим предположительно и это, - в
таком случае тот, о котором говорят, что он постигает воззрения искусства одно
за другим, не может быть искушенным, мы ведь указывали, что знание одного
воззрения не может сделать неискушенного искушенным. А поэтому, стало быть,
никто не делается искушенным из неискушенного, следовательно, и на этом
основании искушенный оказывается несуществующим, а поэтому также [оказывается
несуществующим] и обучающий. Но и тот, кто считается учащимся, будучи
неискушенным, не может изучать и воспринимать воззрения искусства, в котором он
неискушен. Ведь не может родившийся слепым, поскольку он слеп, получить
восприятие цветов, а также родившийся глухим - звука, точно таким же образом и
неискушенный не может воспринять воззрения искусства, в котором он неискушен.
Ибо, таким образом, один и тот же был бы искушен и неискушен в том же самом,
неискушен - потому, что он таковым предполагается, искушен - потому, что он
имеет восприятие воззрений искусства. Таким образом, и искушенный не обучает
неискушенного. Если же не обучают ни искушенный искушенного, ни неискушенный
неискушенного, ни неискушенный искушенного, ни искушенный неискушенного, а кроме
того, нет ничего, то не существует ни обучающего, ни обучаемого.
[30. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ КАКОЙ-НИБУДЬ СПОСОБ ИЗУЧЕНИЯ?]
Если же не существует ни учащегося, ни обучающего, то лишним оказывается и
способ изучения. Тем не менее он подвергается сомнению и в силу следующего
рассуждения. Способ изучения состоит либо в очевидности, либо в слове, но, как
мы покажем, он не состоит ни в очевидности, ни в слове, значит, и способ
изучения невозможен. В очевидности не получается изучение, ибо очевидность
относится к тому, что показывается, показывающееся же является всем; явление же,
поскольку оно явно, воспринимается всеми; воспринимаемое же всеми - неизучаемо;
значит, ничто не изучается из очевидности. Но ничто не изучается и в слове.
В самом деле, это последнее либо обозначает что-нибудь, либо не обозначает
ничего. Но ничего не обозначающее не будет и обучающим чему-нибудь. Если же оно
обозначает что-нибудь, то обозначает либо по природе, либо по установлению. Но
по природе оно не обозначает, ибо не все, слушая, понимают всех, как, например,
эллины - варваров, а варвары - эллинов. Если же оно имеет значение по
установлению, то ясно, что те, кто раньше воспринял те вещи, в соответствии с
которыми установлены слова, воспримут их, учась не из них тому, чего они не
знали, но вспоминая и возобновляя в себе то, что знали; те же, кто желает
изучить неизвестные вещи, не зная [тех вещей], в соответствии с которыми
установлены слова, не получат ниоткуда восприятия. Поэтому не может существовать
и способа изучения. Ибо и обучающий должен внушить учащемуся восприятие
воззрений изучаемого искусства, чтобы тот, таким образом, восприняв их
сочетание, сделался искушенным. Но восприятие есть ничто, как мы показали в
предыдущем [129], поэтому не может существовать способ изучения. Если же нет ни
изучаемого, ни обучающего, ни учащегося, ни способа изучения, то нет ни
изучения, ни обучения.
Вот что я выставляю более общим образом против изучения и обучения; но
относительно так называемого искусства по отношению к жизни может возникнуть и
такое сомнение. Мы, например, в предыдущем [130] доказали" что не существует
изучаемого предмета, в данном случае рассудительности; несуществующим является
также обучающий и учащийся. Ведь либо рассудительный будет обучать
рассудительного искусству по отношению к жизни, либо нерассудительный -
нерассудительного, либо нерассудительный - рассудительного, либо рассудительный
- нерассудительного. Но никто из этих никого не учит; значит, не изучается так
называемое искусство по отношению к жизни. Об остальном же, может быть, излишне
и говорить; если же рассудительный учит нерассудительного рассудительности, а
рассудительность - это наука о благе, о зле и о том, что не есть ни то, ни
другое, то нерассудительный, не имея рассудительности, не знает и того, что есть
благо, зло или что не есть ни то, ни другое; не зная же этого, он во всяком
случае будет только слушать то, что говорит рассудительный, учащий его благу,
злу и тому, что не есть ни то, ни другое, но не будет их познавать. Ведь если бы
он воспринимал их тогда, когда находился в состоянии нерассудительности, то
нерассу377
дительность оказалась бы способной рассматривать благо, зло и то, что не есть ни
то, ни другое. Но, по их взглядам, нерассудительность не в состоянии
рассматривать это, ибо в таком случае нерассудительный будет рассудительным.
Значит, нерассудительный не постигает того, что говорит или делает
рассудительный в соответствии со смыслом обучения. Но если не постигает, то не
может и обучаться им, не говоря уже о том, что он не может обучаться ни через
наглядность, ни через слово, как мы раньше сказали. Короче говоря, если так
называемое искусство по отношению к жизни не возникает ни через обучение, ни
через изучение, ни по природе, то столь прославленное у философов искусство по
отношению к жизни вообще ненаходимо.
Если же быть снисходительным и признать, что у кого-нибудь и возникает это
пригрезившееся жизненное искусство, то оно окажется для обладающих им более
вредным и причиняющим смущение, чем полезным.
[31. ПРИНОСИТ ЛИ ИСКУССТВО ПО ОТНОШЕНИЮ К ЖИЗНИ ПОЛЬЗУ ОБЛАДАЮЩЕМУ ИМ?]
А именно, если взять сряду для примера немногое из многого, может казаться, что
жизненное искусство полезно для мудрого, давая ему самообладание в стремлении к
прекрасному и в уклонении от злого [131]. Но мудрый, который, по их мнению,
владеет собой, называется, согласно с этим, "владеющим собой", либо поскольку он
не имеет никакого стремления к прекрасному и уклонения от злого, либо поскольку
он имел дурные стремления и уклонения, но осиливает их разумом. Но поскольку он
не одержим дурными решениями, он не может оказаться владеющим собой, ибо он не
будет овладевать тем, чего не имеет. Кто бы, например, сказал, что евнух владеет
собой в отношении любовных вожделений или больной желудком в воздержании от еды
(ибо у них вообще не возникает желания таких вещей, чтобы противопоставить
самообладание этим желаниям)? Точно таким же образом нельзя назвать и мудрого
владеющим собой, ибо в нем не будет и рождаться страсть, которой он будет
владеть. Если же его будут считать владеющим собой, поскольку он подвержен
дурным решениям, но осиливает их разумом, то [этим] прежде всего признают, что
ему совсем не
помогла рассудительность, так как он все еще находится в беспокойстве и
нуждается в помощи, а кроме того, он оказывается даже несчастнее тех, кто
считается дурным. Ибо если он стремится к чему-нибудь, то во всяком случае
беспокоится, если же осиливает [это] рассуждением, то сохраняет в себе зло и в
силу этого беспокоится больше, чем тот дурной, который уже этого не испытывает,
ибо тот, кто стремится, беспокоится, кто же достигает предмета желаний, тот
успокаивается. Поэтому мудрый не владеет собой, поскольку дело касается
рассудительности; а если владеет, то он несчастнейший из всех людей, так что
жизненное искусство принесло ему не пользу, но величайшее беспокойство. А мы уже
показали в предыдущем, что тот, кто думает, будто владеет жизненным искусством,
и в силу его знает, что по природе благо и что дурно, сильно беспокоится, когда
ему предстоят и благие вещи, и злые. Итак, надо сказать, что если существование
блага, зла и безразличного не общепризнано, то жизненное искусство, пожалуй,
даже не существует, а если и признать его предположительно существующим, то оно
не приносит владеющим им никакой пользы, а наоборот, внушает им величайшее
беспокойство; поэтому догматики, как кажется, напрасно так важно насупливают
брови, [говоря] о названной ими этической части так называемой философии.
Таким образом, мы в достаточной для общего очерка мере разобрали этический отдел
и этим заканчиваем третью часть и всю обработку Пирроновых положений, добавив
следующее.
[32. ПОЧЕМУ СКЕПТИК ИНОГДА УМЫШЛЕННО ВОЗБУЖДАЕТ РАССУЖДЕНИЯ, СЛАБЫЕ В ОТНОШЕНИИ
ДОСТОВЕРНОСТИ?]
Скептик в силу любви к людям хочет по возможности исцелить рассуждением гордыню
и опрометчивость догматиков. Как врачи телесных страданий имеют различные но
силе лекарства и для сильно страдающих употребляют сильные, для слабо страдающих
- слабые, так же и скептик приводит различные по силе рассуждения: для тех
людей, которые сильно подвержены опрометчивости, он прибегает к полновесным
рассуждениям и таким, которые могут основательно разрушить гордое состояние
догматиков; к более легким
он прибегает для тех, чья гордыня не так глубока и легко исцелима и может быть
опровергнута более легкими доводами вероятности. Поэтому исходящий из скепсиса
не боится нарочно приводить то полновесные по вероятности рассуждения, то
кажущиеся более слабыми, так как даже их ему часто достаточно, чтобы совершить
преднамеченное.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРОТИВ УЧЕНЫХ
КНИГА XI
ПРОТИВ ЭТИКОВ
1 Тимон, фр. 67, изд. Дильса. См. т. I настоящего издания стр. 380-381. - 7.
2 Гомер. Одиссея, IV, 392. Ср. "Против логиков", I, 21. - 7.
3 Подробнее о Ксенократе см. "Против логиков", I, 147-149. Фрагменты Ксенократа
собраны в издании: R. Heinze. Xenokrates. Darstellung der Lehre und Sammlung der
Fragmente. Hildesheim, 1965. (с изд. 1892 года). - 7.
4 "Фрагменты стоиков", II, 224, изд. Арнима (см. т. I настоящего издания, стр.
381). - 8.
5 Хрисипп, фр. II, 224, изд. Арнима. - 9.
6 Тимон, фр. 68, изд. Дильса. - 10.
7 Эпикур, фр. 255, изд. Узенера. См. т. I наст, изд., стр. 381. - 10.
8 "Фрагменты стоиков", III, 75, изд. Арнима. - 11.
9 "Собакой" назывался у греков, по-видимому, тюлень. От этого же слова
происходит и название киническои школы философов. Кроме того, "Собакой"
именовалось созвездие Большого Пса (а иногда лишь одна из его звезд - Сириус). -
12.
10 "Фрагменты стоиков", III, 73, изд. Арнима. - 12.
11 Там же, фр. 184. - 12.
12 См. Аристотель. Никомахова этика, I, 1. - 12.
13 Ср. Платон. Кратил, 412 С. - 13.
14 Гомер. Одиссея, XIV, 228, перевод В. А. Жуковского. - 14.
15 См. "Эллинские поэты в переводах В. В. Вересаева". М., 1963, стр. 218, фр.
62. - 14.
16 См. Аристотель. Никомахова этика, I, 8. - 15.
17 Фр. III, 96, изд. Арнима. - 15.
18 Симонид - греческий поэт второй половины VI - начала V в. до н. э. - 15.
19 Ликимний - греческий лирик и ритор, живший около 400 г, до н. э. - 15,
20 Герофил из Халкедона (ок. 300 г. до н. о.) - выдающийся александрийский врач
и философ. См. "Против логиков", II, 188, 220. - 16.
21 Крантор (ок. 300 г. до н. э.) - академик, ученик Ксено-крата. - 16.
22 Гомер. Илиада, XIV, 216, перевод Н. И. Гнедича. - 16.
23 Еврипид. Финикиянки, 558; Электра, 944, перевод И. Ан-ненского. - 16.
24 Эти божества - Асклепий, Панацея, Афина Гигия, алтарь последней был
установлен в Афинах при Периктс. - 17.
25 Фрагмент неизвестной трагедии Евриппда. - 17. 28 Фр. III, 122, изд. Арнима. -
17.
27 Аристон, фр. 361, изд. Арнима. См. т. I наст, изд., стр. 381. - 18.
28 См. Платон. Государство, II, 379 А слл. и 335 D. - 19.
29 Имеется в виду киник Антисфен - ср. "Три книги Пирроновых положений", III,
180-181. - 19.
30 Клеанф, фр. 547, изд. Арнима. - 19.
31 Архедем, фр. 22, изд. Арнима. Архедем из Тарса (II в. до н. э.) - ученик
Диогена Вавилонского, философ-стоик. - 19.
32 Панэций Родосский (ок. 185-110 г. до н. э.) - философ, представитель Средней
Стой, положивший начало римскому стоицизму, учитель Цицерона. Фрагменты
сочинений Панэция и свидетельства античных авторов о нем собраны в издании:
Panaetii Rhodii Fragmenta, ed. M. van Straaten. Leiden, 1962 [3]. - 19.
33 См. "Против этиков", 77. - 22.
34 Фр. III, 79, изд. Арнима. - 22.
35 Фр. 389, изд. Узенера. - 23.
38 Здесь подразумеваются стоики - см. фр. III, 99, изд. Арнима. - 23.
37 Гомер. Илиада, XXII, 62 - 64, перевод Н. И. Гнедича. - 25.
38 Гомер. Одиссея, IV, 565, перевод В. А. Жуковского. - 25.
39 Полуцитата из Гомера - см. "Илиада", XIV, 507. - 26.
40 Фрагмент неизвестной комедии. - 27,
41 Фрагмент трагедии Еврипида. - 27.
42 Тимон, фр. 70, изд. Дильса. - 30.
43 Там же, фр. 63. - 30.
44 Там же, фр. 64. - 30.
45 Гомер. Илиада, III, 66. - 31.
46 См. "Три книги Пирроновых положений", I, 25-30. - 31. - 47 "Против этиков",
110 - 140. - 31.
48 Еврипид, фрагмент несохранившейся трагедии. - 32.
49 Гомер. Одиссея, XI, 529, перевод В. А. Жуковского. - 33.
50 Там же, XIX, 163 - 164; последняя строка - добавление Секста Эмпирика. - 33.
51 Тимон, фр. 72, изд. Дильса. - 34.
52 См. "Три книги Пирроновых положений", I, 25 - 30. - 34.
53 Гомер. Одиссея, XII, 453, перевод В. А, Жуковского. - 34.
54 Фр. 219, изд. Узенера. - 34.
55 Фр. III, 598, изд. Арнима. - 35.
56 Тимон, фр. 65, изд. Дильса. - 35,
57 Там же, фр. 66. - 35.
58 Стоическое определение - см. фр. I, 73, изд. Арнима. - 37.
59 Фр. II, 97, изд. Арнима. - 37.
60 См. "Против этиков", 42-109. - 37.
61 Подразумеваются стопки - см. фр. II, 123, изд. Арнима. - 38.
62 Зенон, фр. 250, изд. Арнима. Ср. "Три книги Пирроновых положении", III, 200
слл. - 38.
63 Зенон, фр. 251, изд. Арнима. - 38.
64 Там же, фр. 256. - 38.
65 Хрисипп, фр. III, 745, изд. Арнима. - 39.
66 Там же, фр. 748. - 39.
67 Там же, фр. 752. - 39.
68 Гомер. Одиссея, IX, 297, перевод В. А. Жуковского. - 39.
69 Подобные рассуждения см. в I книге цикла "Против ученых" (9-38, стр. 53-59
наст. тома). - 43.
70 Фр. II, 195, изд. Арнима. - 44.
71 См. фр. II, 170, изд. Арнима. - 45.
72 См. "Против физиков", I, 437-439. - 45.
73 Фр. 275, изд. Узенера. - 45.
74 Амеры - буквально "бесчастные" - так, по сообщению Секста, именовал элементы
сущего философ Диодор Крон. Подробнее о названных концепциях см. "Против
физиков", I, 359- 364; "Три книги Пирроновых положений", III, 30-32. - 46.
75 См. "Против логиков", II, 15 слл. - 46.
76 Гомер. Одиссея, IX, 191, перевод В. А. Жуковского. Ср. "Против логиков", II,
59; "Против физиков", I, 45, 395. - 45, 11 См. "Против этиков", 197-203. - 50,
ПРОТИВ УЧЕНЫХ
КНИГИ I-VI
ПРОТИВ РАЗНЫХ НАУК
КНИГА I
ВСТУПЛЕНИЕ
1 Первые сорок параграфов этой книги представляют собой общее вступление к шести
книгам "Против разных наук". - 51.
2 Фр. 227, изд. Узенера. - 51.
3 Там же, стр. 89. - 51.
4 Навсифан (IV в. до н. э.) - философ, последователь Демокрита, склонявшийся к
скептицизму. См. Навсифан, фр. А 7, изд. Дильса. - 51.
5 Фр. 114, изд. Узенера. - 51.
6 Имеются в виду астрономия, геометрия, музыка, грамматика и риторика,
составлявшие круг общеобразовательных предметов. - 52.
7 Ср. "Против этиков", 218-243. - 53.
8 Фр. II, 330, изд. Арнима. - 54.
9 Там же, фр. II, 170. - 55.
10 Относительно "словесного" см. т. I настоящего издания, стр. 382, - 55,
11 Фр. 275, изд. Узенера. - 55.
12 См. "Три книги Пирроновых положений", III, 38 слл., - "Против физиков", I,
359 слл. - 56.
13 Строка из эпиграммы "На гробницу Мидаса", приписываемой Гомеру: Медная дева,
я здесь возлежу, на гробнице Мидаса, И до тех пор, пока воды текут и леса
зеленеют, На орошенном слезами кургане его пребывая, Я возвещаю прохожим, что
это Мидаса могила. Перевод Л. Блуменау. См. "Греческая эпиграмма". М., 1960,
стр. 23. Ср. Платок. Федр, 264D. - 57.
14 См. "Три книги Пирроновых положений", III, 253. - 57.
15 Ср. "Три книги Пирроновых положений", III, 259. - 57.
16 См. "Против физиков", I, 195 и II, 310. - 58.
17 Ср. "Три книги Пирроновых положений", II, 214. - 58.
18 "Против физиков", I, 2. - 59.
КНИГА 1 (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
ПРОТИВ ГРАММАТИКОВ
1 Нумерация параграфов этого трактата есть продолжение нумерации предшествующей
части, направленной против ученых вообще. - 60.
2 Гомер. Одиссея, XII, 184-191, перевод В. А. Жуковского. - 60.
3 Аристарх Само фракийский (ок. 217-143 гг. до н. э.) - самый знаменитый из
"грамматиков", глава Александрийской библиотеки, был учеником и преемником
Аристофана Византийского (ок. 257-180 гг. до н. э.). Кратет Маллотский был
современником Аристарха и возглавил противостоявшую александрийской пергамскую
школу грамматиков, а впоследствии заложил основы грамматической науки в Риме. -
61.
4 Асклепиад Мирлейский (II-I вв. до н. э.) - греческий грамматик, работавший
сначала в Александрии, а затем в Риме. - 61.
6 Ср. "Греческая эпиграмма". М.,1960, стр. 98, 101. Креофил Самосский - древний
эпический поэт. Ему приписывается упомянутая в первой эпиграмме поэма "Взятие
Эхалии", где рассказывалось о состязании Геракла с сыновьями царя Еврита в
стрельбе из лука и о последовавшем за этим походе против Эхалии. Иола - дочь
Еврита. "Грамоты Платона о душе" - диалог "Федон". - 61-62.
6 См. фр. 227, изд. Узенера. - 62.
7 Там же, фр. 22. - 62.
8 Тимон, фр. 61, изд. Дильса. Финикийский царевич Кадм, мифический основатель
Фив, по преданию, ввел в Греции финикийское письмо. - 63.
9 Эпикур, фр. 255, изд. Узенера. Ср. "Против этиков", 21. - 63.
10 Дионисий Фракийский (ок. 170-90 гг. до н. э.) - ученик и последователь
Аристарха Самофракийского, автор первой нормативной грамматики греческого языка.
- 63,
11 Фукидид. История, VI, 4, 5. - 64,
12 Демосфен. О венке, 122. - 64.
13 ### - вместо ### ("он же сказал"). - 64.
14 Упоминание о грамматике Птолемее (по прозванию Перипатетик) встречается в
схолиях (античные комментарии) к сочинениям Дионисия Фракийского. Сведений о
времени жизни и о произведениях его нет. - 64.
15 Сочинение не сохранилось. - 64.
16 Метродор Лампсакский (330-277 до н. э.) - друг Эпикура, теоретик и
пропагандист эпикуреизма. - 64.
17 Еврипид. Финикиянки, 528 слл. - 64.
18 Апория ".кучи", или "сорит", - один из мегарских парадоксов; см. т. I наст,
изд.
...Закладка в соц.сетях
