Жанр: Любовные романы
Трезвый расчет
... женщинах.
Только одна привлекала его. Только одну он хотел. И это не было простой
похотью, уж это он знал точно.
Джилл подняла голову, и Дик взглянул в ее блестящие и испуганные глаза.
— Я не хочу других. Я уже говорил тебе, Джилл, между нами многое
изменилось. Ты больше не моя пленница.
Она задрожала, испуганная его интонацией, и уперлась обеими руками ему в
грудь.
— Уходи. Я уже сказала, что не хочу становиться твоей игрушкой.
Дик удержал ее и торопливо произнес:
— Потому я и пришел, Джилл. Перестань вырываться и выслушай меня,
потому что я все равно не выпущу тебя, пока не скажу того, что хотел.
Он подождал немного, и Джилл затихла в его руках. Тогда он склонился почти к
самому ее уху и зашептал:
— Я мог бы взять любую женщину в этом замке, и она с радостью согрела
бы мою постель в эту ночь. Ты знаешь, что это правда. Вместо этого я пришел
сюда. Нет, не рвись из моих рук, птица! Я пришел не для того, чтобы
обесчестить тебя. Только для того, чтобы доказать тебе, что предпочитаю тебя
любой из них. И я прекрасно знал, что ты не удовлетворишь мою страсть, хотя
это и тяжело для мужчины, так долго не делившего ложа с женщиной, хм...
Джилл немедленно оттолкнула его и сердито бросила:
— Ну так и иди к ним! Не надо мне ничего доказывать. Ты не обязан!
— Нет?
Он стоял теперь, подняв голову и подставив лицо ветру, уже принесшему первые
капли дождя. Как любил Дик Аллен эти первые мгновения перед грозой! Как был
бы он счастлив сейчас сжимать Джилл Уилбери в своих руках, разделить с ней
радость и силу бури, согреть ее своим телом и отдать ей всю свою непутевую,
грешную душу...
— Впусти меня, Джилл. Сейчас будет дождь. Впусти меня...
— Дик... Уходи. Я боюсь...
— Я знаю, сердце мое. Но если я уйду, ты все равно не заснешь до утра и
будешь лежать и мучиться, задавать себе вопросы и не находить ответы,
льняные простыни покажутся тебе колючей соломой... Не бойся меня, королева
моя, потому что никогда в жизни я не причиню тебе ни боли, ни бесчестия.
Только удовольствие и нежность, Джилл. Я клянусь!
Джилл дрожала словно осиновый лист, пока Дик запирал тяжелую дверь на балкон
и задергивал плотные занавеси. Теперь, без сквозняка и ветра, успокоилось
пламя в очаге, и странные тени больше не плясали по стенам.
Она в отчаянии вскинула руки, когда Дик подошел к ней и сбросил на пол свою
куртку, а потом содрал с себя белую рубаху с широким воротом. Джилл смотрела
на его великолепное мускулистое тело, на сильные руки, покрытые золотистым
загаром, на широкие плечи и выпуклую грудь с маленькими сосками, смотрела,
восхищаясь и ужасаясь одновременно. Он был так близко, Дик Аллен, так
невыносимо близко, что кровь закипала в жилах Джилл Уилбери, и хотелось
опрометью бежать из комнаты, из замка, в ночь, в грозу —
лишь бы не видеть этого прекрасного мужчину так близко от себя!
Она в смятении опустила глаза и увидела, что он стоит босой. Как же он
ухитрился залезть по каменной стене босиком?!
Дик шагнул к ней, и Джилл отшатнулась.
— Чего ты боишься, Джилл? Меня? Или себя? Или истины, о которой я
говорил тебе?
Чего она боится? Боли. Унижения. Его насмешки. Того, что не сумеет скрыть
своих истинных чувств к Дику Аллену.
Он был совершенством, почти богом, а она —
она была дурнушкой. Всего несколько минут назад она смотрелась в зеркало и
понимала это со всей беспощадностью. Просто Дик... он так смотрел на нее за
ужином, что ей показалось... ей захотелось думать... Но это невозможно. Это
просто мечта. Нет в Джилл Уилбери ничего, что могло бы привлекать мужчин, в
особенности таких, как Дик, — статных, красивых, мужественных и
уверенных в себе. Зеркало было убийственно откровенным.
Однако Дик был здесь, и в его серо-голубых глазах горел огонь страсти. А Джилл любила и желала его.
Так чего же она боится?
Джилл так мало знала о мужчинах, что в глубине души предполагала, будто
ласки и поцелуи и означают любовный акт. Однако уверенность в том, что она
некрасива, заставляла ее думать, что с ней этого никогда не случится. Ни
один мужчина не проявит интереса к ней, не захочет поцеловать или приласкать
ее, обнять, прижать к груди... И вот Дик... Пусть он не любит ее, но сейчас
он явно желает ее, и если она прогонит его сейчас, то, возможно, упустит
свой единственный шанс познать, каково это — быть с мужчиной. Быть с Диком.
Потеря девственности не смущала Джилл — ведь она никогда не выйдет замуж.
Однако, возможно, она познает блаженство и обретет некий опыт, пусть потом
он останется лишь горько-сладким воспоминанием в ее одинокой жизни. Она
сохранит память о Дике и этой ночи, и эти воспоминания согреют ее на закате
дней.
Так чего же она боится?
Дик подошел ближе и коснулся ее щеки. Джилл подняла голову и была горда, что
смогла выдержать его взгляд.
— Ты дрожишь... Не надо. Джилл, неужели ты думаешь, что я могу
причинить тебе боль?
— Нет... Но я ничего не умею... Я не знаю...
— Зато я знаю и умею все. И мне горько от этого. Я хотел бы сравняться
с тобой, стать невинным и неопытным, чтобы ты была моей первой и
единственной, но это невозможно... И потому я подарю тебе свой опыт... Тебя
целовали когда-нибудь, Джилл?
— Нет...
— Хорошо. Пусть это звучит нахально, но я рад быть первым.
Его рука скользила по ее шее, глаза сияли, губы улыбались, и Джилл обмирала
от ужаса и жаркого возбуждения. Дик медленно склонился к ней, почти касаясь
губами ее губ, прошептал ее имя и медленно припал к ее рту. Джилл закрыла
глаза, ожидая, что поцелуй будет страстным и сильным, но Дик нежно касался
губами ее губ, лаская их и не торопясь продолжать, шептал ее имя и еще
тысячу слов, которых она не понимала, но потихоньку отдавалась музыке их
звучания, а потом сама приподнялась на цыпочки и приникла к нему.
Этого Дик и ждал. Теперь их губы слились, и, хотя Джилл еще не умела
ответить на этот жаркий и нежный поцелуй, рот Дика словно выцеловывал весь
страх из ее души и тела. Его сильные руки обняли ее чуть крепче, а Джилл
даже и не заметила, что сама закинула руки ему на шею, пока не
почувствовала, как горит его гладкая кожа под ее трепещущими пальцами. Она
едва не отдернула руки, но Дик оторвался на миг от ее губ и прошептал,
задыхаясь:
— Нет, не уходи, я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне, королева...
А потом она начала подстраиваться под его движения, отвечать его губам и
языку, отчего еще больше возросло возбуждение, огненным шаром закипавшее где-
то внутри ее тела. Дик тоже испытывал нечто схожее, потому что шепот его
становился все прерывистее, а руки все беспокойнее метались по спине и
плечам Джилл.
Она никогда не испытывала такого блаженства. Сильные, умелые, нежные, умные
руки Дика ласкали, гладили, терзали ее тело, и вот уже пеньюар с шорохом
упал к ее ногам, и тонкая сорочка скользит по гладкой коже, но Джилл больше
нет дела ни до девичьего стыда, ни до приличий, ни до того, как глупа была
она сама, когда воображала, что поцелуй — это простое чмоканье губами... Дик
ласкал ее обнаженные руки и плечи, а рот его был жаден и нежен, и Джилл
чувствовала, как кружится голова и становится невесомым тело...
Он неожиданно крепко и страшно обнял ее за бедра, прижал к себе и тихо
застонал. Джилл с ужасом и восторгом почувствовала, как напряжена его плоть,
как велико его желание, и в смятенной голове пронеслось:
Он хочет меня! Он
меня хочет!
Дик почти обезумел от страсти. Он настойчивыми и жадными толчками прижимал
девушку к себе, и ей казалось, что сейчас их плоть сольется воедино,
разорвав остатки одежды... Но прежней Джилл, той Джилл, которую это могло бы
смутить или испугать, больше не было. Темный вихрь захватил ее, закружил в
ярчайшей тьме, запалил огонь в крови, и она жадно отдалась ритму тела
мужчины...
Внезапно Дик оторвался от ее губ и жарко выдохнул ей в ухо:
— Я хочу лечь с тобой, Джилл! Я хочу ласкать тебя! Я доставлю тебе
удовольствие, но, клянусь, не трону твоей девственности, верь мне!
Она только кивнула — или ей показалось, что она кивнула? Дик вскинул ее на
руки и с тихим рычанием понес к ложу, стоявшему посреди покоев. Несмотря на
огонь в очаге, в комнате было холодно, а за окном уже грохотал гром, но
Джилл не чувствовала ничего. Она почти умирала от наслаждения в руках Дика,
она пила запах его кожи и его возбуждения, словно хмельное вино, и все ее
тело превратилось в воду, а вся кровь в огонь...
Холодные простыни не остудили жар их тел, и Дик лег рядом с ней, продолжая
целовать и ласкать ее. Он просунул одну ногу между ее судорожно сведенных
бедер, и Джилл вновь восторженно ужаснулась тому, как он возбужден. Сильные
пальцы бережно избавили ее от растерзанной сорочки, а затем легко коснулись
напряженных окаменевших сосков... От боли она чуть не закричала, потому что
не ожидала, что ее тело так сильно возбуждено и напряжено. Уже в следующий
миг губы Дика обхватили сначала один сосок, потом другой, горячий язык
ласкал гладкую и нежную кожу, и Джилл выгнулась, шепча его имя, плача от
счастья и желая только одного — быть с ним, до конца, до предела
раствориться в нем, а то, что завтра утром она проснется падшей женщиной, не
имеет значения!
Дик на секунду приподнялся и окинул Джилл восхищенным взглядом.
— Какая же ты красавица, королева моя, Золотая Джилл...
И он вновь рухнул на нее всей блаженной тяжестью своего тела, а она
извивалась и стонала, не в силах пережить восторг и удовольствие, которое
доставляло ей каждое прикосновение этих рук, этих губ, этой кожи... Она
запустила пальцы в густые кудри Дика, и он отозвался коротким смешком и
тихим довольным мурлыканьем.
Потом, много позже, она удивлялась, почему Дик так и не воспользовался ее
смятением и возбуждением. Он мог лишить ее невинности и получить полное
удовольствие, а она бы только благодарила его за это, но он этого не сделал.
Дик лежал, почти не двигаясь, хотя это явно причиняло ему самому боль, и
ласкал ее рукой, столь же нежной, сколь сильной и опытной.
Дик шептал ей на ухо, как она прекрасна, как желанна для него и как он любит
ее. Джилл с безумной улыбкой и закрытыми глазами внимала этой сладкой лжи и
верила ей, потому что это было невыносимо прекрасно — чувствовать себя самой
красивой и желанной рядом с лучшим мужчиной на свете.
А потом его рука мягко и настойчиво скользнула в глубь ее тела, и Джилл
вновь изогнулась в сладкой муке, но еще через миг, показавшийся ей
вечностью, Дик легкими движениями пальцев вознес ее на такие вершины
блаженства, что она забыла обо всем на свете, и лишь высокий потолок отразил
счастливый крик Джилл Уилбери, познавшей в ту ночь счастье быть с мужчиной,
которого любишь и хочешь...
Потом она лежала, приходя в себя, на широкой груди Дика и завороженно
слушала, как бьются в унисон их сердца, постепенно успокаиваясь. Когда
сознание почти вернулось к Джилл, она посмотрела на своего мужчину и
увидела, что его возбуждение все еще не прошло и столь же велико. Джилл
осторожно, но решительно коснулась его плоти, но Дик поспешно отпрянул и
перехватил ее руку, а затем поднес ее пальцы к губам и усмехнулся своей
чарующей улыбкой.
— Нет, сладкая королева, не делай этого!
— Но почему? Почему я не могу доставить тебе то же удовольствие,
которое ты доставил мне?
— Потому что я хочу доказать тебе, что приходил сегодня не за этим.
Сегодняшняя ночь — твоя, не моя. Я хочу, чтобы ты запомнила это.
Она смотрела на него с изумлением и нежностью, зная, вернее догадываясь, как
ему тяжело. Дик снова покачал головой и повторил:
— Нет! Это твоя ночь. Усни в моих объятиях и узнай, что моя клятва
крепка. Когда придет утро, что ж, тогда делай со мной все, что захочешь, и,
если ты пожелаешь доставить удовольствие мне — а я молюсь, что так и будет,
—
что ж, тогда я с восторгом обучу тебя и этому. Спи, королева!
Следующие несколько дней были счастливейшими в жизни Дика, он вообще
полагал, что на свете мало найдется мужчин, столь же счастливых, как он.
Однако быть с Джилл так, как это происходило сейчас, означало не просто
любить и быть любимым. Почти всю свою жизнь до этого Дик ощущал в душе некую
пустоту, порожденную постоянными мыслями о собственном несовершенстве и
невостребованности. Любовь к Джилл и чувство самой Джилл к нему заполнили
эту пустоту. Дик чувствовал себя так, словно разрозненные половинки его души
наконец-то воссоединились.
Раньше он всегда стремился первым порвать с женщиной, причем сделать это как
можно раньше, однако теперь все было иначе. Путешествие в Уэльс было и
горьким, и сладким, и Дик попеременно приходил то в отчаяние, то в восторг,
что в конце концов не на шутку обеспокоило верного Рокко, хотя он и сам
переживал бурный и нежный роман с Диной, чему Дик отчасти завидовал. Дик не
сомневался, что его бойкий дружок уже успел разделить ложе с прекрасной
итальянкой, пока они гостили в Хаммерсгейте, Джилл тоже знала об этом, хотя
и отказывалась говорить на эту тему. Впрочем, Рокко и Дина не были скованы
никакими предрассудками, так что их отношениям развиваться было намного
проще.
Что же до Дины — девушка была эмигранткой и жила в доме Уилбери, однако это
не могло помешать ей соединиться со своим избранником. Иное дело Джилл.
Дик попросту не позволял себе думать об этом, как и о том, что Джейк
Уилбери, наверное, уже идет по их следу.
Дорогу в Уэльс Дик знал достаточно хорошо, Джилл тоже знала эти места. Дику
показалось удивительным то обстоятельство, что родовые земли Уилбери
граничили с землями одного из братьев Дика. Странно было думать о том, что и
в прошлом они могли бы встречаться с Джилл и ее семьей, скажем, во время
выездов в город Кардиган. И вообще, сложись жизнь Дика по-иному, они бы были
добрыми соседями...
Они направлялись на юг. Из Йорка доехали до Оффы, пересекли границу Уэльса и
через горы Абериствит выбрались на побережье, откуда их путь лежал в тот
самый Кардиган, или, как Джилл называла его по-гэльски, Абертейфи.
Сама Джилл Уилбери очень переменилась с тех пор, как они пересекли границу
Уэльса. Стала спокойнее и веселее, увереннее, словно родная земля питала ее
душу и тело. Только здесь Дик понял, что Джилл была истинной валлийкой
буквально во всем. Добрая старая Англия осталась позади, на этой земле
царили иные законы, иные верования, иные обычаи, и Джилл Уилбери была здесь
воистину дома.
Дик ни разу не слышал, как Джилл говорит на родном языке. Впервые он услышал
это в небольшой деревушке, когда они достигли горы Бервин и искали ночлег.
Джилл больше часа проговорила со стариками в деревне, расспрашивая их о
Сайрусе Берке, Марке Боумене и готовящемся аукционе, на котором Бер
намеревался выставить кольцо Уилбери. Дик стоял поодаль, слушая и безмолвно
восхищаясь.
Лицо девушки разрумянилось, руки порхали, словно легкие птицы. Она живо и
страстно объясняла пожилым крестьянам обстоятельства, приведшие путников в
Уэльс, но делала это со всем уважением и почтением, какое и нужно оказывать
старым людям. Крестьяне сразу признали в просто одетой девушке наследницу
знатнейшей уэльской династии и оказали ей полагающиеся почести. Дика
представили в качестве мужа Джилл, Рокко и Дина выступали в привычной роли
слуг.
Дик преуспел, играя роль властного английского лорда. Крестьяне поглядывали
на него без особой симпатии, зато Джилл откровенно жалели. В этих краях с
давних времен не редкостью были насильственные браки между знатными
валлийками и английским лордами. Честно говоря, Дик чувствовал себя так,
словно машина времени перенесла его в Средневековье.
После разговора с крестьянами Джилл вернулась немного встревоженной, но
довольной. Сайрус Берк, как она и предполагала, объявлялся в этих краях и
направлялся именно туда, где и собирались его искать Уилбери, но вот
человека, похожего по описанию на Марка Боумена, здесь не видели. Почему-то
именно Марк Боумен волновал Джилл больше всего, хотя Дик и уверял ее, что
справится с субтильным и избалованным хлыщом одной левой.
Ночью они сидели у огня и пили из жестяных кружек вкуснейший вересковый мед.
Джилл хмурилась, Дик восторгался нежным и пряным вкусом напитка. Неожиданно
девушка промолвила:
— Он наверняка в Уэльсе! Не станет он откладывать встречу с Берком,
зная, что я у тебя под присмотром.
Дик осушил третий кубок и облизал губы.
— А может, он решил сначала удостовериться, что я держу свое слово и
после того, как получил его деньги?
— Даже если и так, он все равно должен был уже направиться в Уэльс.
Наверняка он здесь, и не говори мне ничего! Но вот каким образом могло
случиться так, что в здешних краях никто не слышал о таком приметном чужаке?
Он же вечно выряжен, словно павлин!
— Может, он уже на юге? Тогда понятно, почему о нем никто не слышал.
Скорее всего, Марк Боумен просто миновал все эти маленькие бедные деревушки.
Сайрус Берк — другое дело. Он известный в Уэльсе человек, к тому же после
кражи кольца он находится здесь уже довольно давно. Молва о нем
распространится куда быстрее, чем о каком-то странном чужаке.
Джилл нехотя кивнула.
— Да. Похоже, ты прав. Возможно, в Абертейфи мы узнаем побольше. Я не
успокоюсь, пока не разузнаю в точности, где сейчас Марк Боумен. Ты все еще
считаешь его трусом и дураком, но к тому же он еще и злодей с черной душой,
и ты имел возможность убедиться, что он не остановится и перед убийством.
Дик подбросил ветку в костер и протянул:
— Признаться, он меня удивил. И все же, каким бы негодяем он ни был, в
его планы уже вкралась ошибка. Он не знает, что мы вместе и заодно, да и не
слишком заботится об этом. Если таким же образом он будет действовать и
против Сайруса Берка, то сам загонит себя в ловушку.
А уж тогда, моя королева, я, Дик Аллен, разберусь с Марком Боуменом.
Этой ночью в маленьком крестьянском доме невозможно было уснуть. Что-то
сгустилось в воздухе, казалось, потрескивают невидимые искры, и странная,
темная сила накрывает бедную лачугу. Джилл не спала. Она сидела,
раскачиваясь из стороны в сторону, и что-то заунывно напевала по-гэльски.
Дик был так околдован и возбужден этой странной и дикой мелодией, что не
удержался и обнял девушку. Непонятные напевы сводили его с ума. Джилл быстро
поняла, что с ним происходит, и с тех пор подобное повторялось каждую ночь,
доставляя Дику невыразимое блаженство. Он таял при звуках голоса Джилл,
незнакомые гортанные слова возбуждали его сильнее, чем нежные прикосновения
ее пальцев, и Дик полностью отдался во власть валлийской колдуньи.
Хотя Джилл все еще оставалась девственницей, в искусстве обольщения она
весьма преуспела. Той самой первой их ночью в Хаммерсгейте она была
ученицей, а Дик — наставником, но теперь многое изменилось. Молодой человек
был поражен, как быстро и сильно пробудилась в ней женщина, причем женщина
страстная и нежная. Джилл словно стремилась за несколько дней научиться
всему тому, чему сам Дик научился за годы. К счастью, она была способной
ученицей.
К несчастью — слишком способной. Используя свои новые знания, она превращала
сильного насмешливого мужчину в бессловесного раба, готового исполнять все
ее желания и целовать следы ее ног.
Пройдут годы, и Дик по-прежнему будет поражаться тому, что не взял ее в
первую же ночь. И во вторую. И в третью. Видит Бог, сама Джилл этому не
препятствовала. Она слишком твердо вбила себе в голову, что не выйдет замуж,
а потому собственное девичество не имело в ее глазах никакой ценности. Джилл
всеми силами стремилась к тому, чтобы Дик окончательно потерял рассудок и
наконец-то овладел ею, но молодой человек держался — хотя и из последних
сил. Возможно, эти силы ему придавала память о маленькой Элизабет,
несчастной, опозоренной сестренке Элизабет, чьи слезы разрывали его сердце и
по сию пору. Он не мог так поступить с Джилл, тем более невыносима была ему
мысль о том, что она может забеременеть, и тогда воспоминания об их любви
превратятся для нее в вечный кошмар.
Раньше Дику всегда удавалось сдержаться в последний момент и не оставить
свою очередную любовницу с ребенком под сердцем, но теперь он слишком хорошо
понимал, что с Джилл сдержаться не сможет. Он слишком любил ее и желал всем
сердцем, душой и телом. Лучше уж пусть все идет, как идет. Их ласки были
жаркими и страстными, но продолжали оставаться в сущности невинными.
Преуспевшая в любовной науке Джилл больше не позволяла своему мужчине
страдать от боли, но Дик по-прежнему не обладал ею до конца.
Кардиган был одним из древнейших и богатейших городов Уэльса. Здесь был
огромный порт, в годы войны принимавший даже тяжелые крейсеры и миноносцы.
Торговля со всем миром не затихала здесь никогда. В городе всегда было полно
иностранцев, тысячи языков и наречий бурлили и журчали на старинных,
мощенных булыжником улицах, и деньги рекой текли в казну Англии, ибо
английская корона с давних пор подчинила себе гордый край колдунов и
вещуний, древний Уэльс.
Когда-то валлийцам запрещалось жить в торговом центре города. Джилл
объяснила Дику, что это было сделано по приказу короля Генриха после
подавления восстания Оуэна Глендоуэра. Голос девушки гневно звенел, когда
она рассказывала о бесчинствах, творимых англичанами на этой земле, и Дику
пришлось напомнить ей, что семья Уилбери владеет громадными богатствами и
землями не только в Уэльсе, но и в Англии, а кроме того, на дворе двадцатый
век.
В этот момент они вместе ехали на велосипеде, но при этих словах Джилл
ухитрилась развернуться к Дику почти полностью.
— В Лондоне нам ПРИХОДИТСЯ жить, потому что там мы ведем все свои дела,
но наш настоящий дом здесь! Здесь живет сердце Уилбери, от века и навсегда!
— А далеко ваше поместье от Кардигана? Ты сказала, это в Дыффеде?
— Да, недалеко от Пресилли. Наш замок называется Глен Тарран —
Жемчужина в Скалах. Мы будем проезжать его, когда спустимся ниже по
побережью.
Дик не стал спрашивать Джилл, не хочет ли она остановиться на некоторое
время в родном доме — это было бы слишком опасно, учитывая Марка Боумена,
висящего у них на хвосте, и оба это понимали. Поэтому теперь предстояло
подумать, где можно оставить Джилл и Дину, пока сам Дик вместе с Рокко
отправятся искать Сайруса Берка.
О полиции Дик, честно говоря, больше не особенно задумывался. Главным
образом потому, что Джилл теперь ехала с ним абсолютно по доброй воле, а
характер у Дика был устроен так, что он никогда не держал в голове прошлое.
Ведь он похитил девушек в Лондоне, неделю назад, а сейчас они где? Вот то-
то. Кроме того, подумать и так было о чем: надо держать ухо востро, чтобы не
пропустить людей Боумена, а там дойдет дело и до появления Джейка Уилбери,
причем последнюю встречу следовало по возможности сохранить от Джилл в
секрете. Хорошо бы увезти ее на это время вместе с возвращенным кольцом
именно в Глен Тарран, даже если девушка будет противиться.
— Покажешь мне замок? Он ведь должен быть очень древним...
— Да, по человеческим меркам. Но я не обещаю, что смогу показать его.
Глен Тарран не всегда видно человеческим глазом.
— Не всегда видно?
Джилл смутилась.
— Это не так просто объяснить. Обычно замок прекрасно виден с довольно
большого расстояния, но иногда... Иногда его трудно найти. В этой части
Уэльса... гм... странная погода! Неожиданно налетает туман, а потом так же
неожиданно рассеивается.
— Туман, в котором может потеряться целый замок?
— Ну... да.
— Видимо, потому он и сохранился с древних времен. — Дик говорил
довольно сухо. — Это очень удобно во время войны, например. Раз — и нет
замка. Два — вот он появился.
— Думаешь, я тоже верю в магию? Это не магия. Просто так иногда...
получается.
— Конечно! Никакой магии.
Дик усмехнулся, расслышав нотки неуверенности в голосе Джилл. Так бывало
каждый раз, когда она чувствовала, что он не верит ее попыткам объяснить все
странности, происходящие с ее удивительной семейкой.
— Я уверен, что ваш замок исчезает именно благодаря капризам погоды. Ты
замечала, что близ Пресилли всегда дует ветер? Это не слишком на руку
туману...
Джилл нахмурилась и уже набрала воздуха в грудь, но тут Дик не выдержал,
расхохотался и крепко поцеловал девушку в румяную щеку.
А потом вкрадчиво прошептал на ухо:
— Когда-нибудь я заставлю тебя поверить в магию!
— Никогда! Что ты делаешь?! Дик!!!
И она рассмеялась, почувствовав, как его сильные пальцы скользнули ей под
плащ...
Ее хорошее настроение держалось до тех пор, пока они не достигли убежища,
которое Дик считал самым безопасным для того, чтобы спрятаться и от Боумена,
и от Джейка Уилбери. Однако Джил
...Закладка в соц.сетях
