Жанр: Детская
Приключения Кроша 1-3.
...объявлялся строгий выговор с предупреждением. За то, что он отлучился от
машин. А если кто из нас посмеет еще раз сесть за руль, тот вылетит с
автобазы.
- Что ты скажешь? - спросил я Игоря.
- Ловко написано.
- Что ж тут ловкого?
Он насмешливо и многозначительно прищурил один глаз. Давал понять, что
только ему одному понятны тайные побуждения взрослых.
- Причины выявлены, виновники наказаны, меры приняты...
- Значит, Зуев виноват?
Игорь поднял брови:
- Так надо.
- Что значит - так надо! Виноват Зуев или нет?
- Видишь ли, - важно произнес Игорь своим хорошо поставленным баском, -
с нашей точки зрения, Зуев не виноват. А с точки зрения директора - виноват.
Он должен был обеспечить. А он не обеспечил. Будь я директором, я бы тоже
влепил ему выговор!
- К счастью, ты не директор! - заметил я.
Но Игорь хладнокровно продолжал:
- Если бы Зуев не ушел, мы бы не буксировали.
- Ага! - воскликнул я. - Ты забыл запереть квартиру, ее обокрали,
значит, виноват ты, а не вор?
- Неудачное сравнение, - возразил Игорь, - да и чего ты волнуешься?
Зуев чихал на этот выговор.
- Мы не должны прятаться за чужую спину! - сказал я.
- Скажите, какой альтруист! - усмехнулся Игорь.
- Лучше быть альтруистом, чем эгоистом, - заметил я.
У Игоря удивительная особенность. Если намекали на его недостатки, он
делал вид, что не понимает намека.
Такой вид он сделал и сейчас. Понизил голос и сказал:
- А насчет Зуева учти: помнишь амортизаторы... Так вот, поговаривают...
И по тому, как он многозначительно пошевелил пальцами, было ясно, что
Зуева подозревают в подмене амортизаторов.
Я с удивлением посмотрел на Игоря. Вот еще новость! Я-то ведь хорошо
знал, кто подменил амортизаторы. Но не хотел говорить об этом Игорю. Он
потребует доказательств, а доказательств у меня нет.
- Мы должны написать заявление, - сказал я. - В аварии виноват не Зуев,
а мы.
Игорь поморщился:
- Крош, ты смешон! Кому нужно твое заявление? Пойми: если не виноват
Зуев, значит, кто виноват? Директор. Он послал нас за машиной. Ты хочешь,
чтобы директор объявил выговор самому себе?.. И потом, писать разные
заявления... Противно.
Я в отчаянии закричал:
- Но ведь это будет заявление не на кого-то, а за кого-то.
- Ты глуп! - презрительно сказал Игорь.
Я очень расстроился. Такая несправедливость! И никто не возмутился,
никто не обратил даже внимания.
Все шло по-прежнему. Машины въезжали и выезжали. Работали слесари в
цехах, служащие в конторе. Начальник эксплуатации все так же орал по
телефону на весь двор.
Удивительнее всего было то, что Зуев сам не придавал выговору никакого
значения. Работал с нами. Так же задавал Шмакову разные вопросы. И Шмаков
приблизительно через полчаса отвечал ему.
Вопросы были такие:
- Закон тяготения... А если перестанет действовать? Что в небе
получится? Полный кавардак.
В ответ Шмаков начал почему-то объяснять Зуеву теорию относительности.
Шмаков сам ее не понимал и плел несусветную чепуху. А Зуев одобрительно
кивал головой.
Когда Зуев отошел, я сказал Шмакову насчет несправедливого выговора.
Шмаков подумал и ответил:
- Плевать!
Вадим тоже отнесся к этому равнодушно:
- Ха, подумаешь!
Вадим по-прежнему носился по автобазе. И нельзя было понять, где он
работает.
...После работы мы собрались на пустыре и начали разбирать машину. Ту,
что притащили из Липок.
В помощь нам дали Зуева. Он на автобазе вроде затычки. Некому поручить
- поручают Зуеву. Подходили к нам и главный инженер и бригадир Дмитрий
Александрович. Но практически руководил Зуев.
Одни ребята снимали кузов, другие кабину, третьи вынимали мотор.
Мальчики отъединяли крепления, снимали агрегаты, девочки промывали в
керосине болты, гайки, шурупы. В машине почти десять тысяч всяких деталей.
Проканителились до вечера.
На следующий день мы сняли с нее передний и задний мосты, рессоры, руль
и развезли их по цехам. На пустыре осталась одна рама. Потом мы и раму
стащили на сварку. Остались одни только деревянные подставки. Потом и их
кто-то уволок.
Все работали хорошо. Как говорит Наталья Павловна, "с увлечением". Всем
было приятно сознание, что из старой лайбы получится новая машина. Все
понимали, что восстановить машину - большое дело. И работали с энтузиазмом.
Меня тоже воодушевляла мысль, что из металлолома мы соберем настоящую
машину. И мне было приятно сознавать, что мы со Шмаковым Петром научились
кое-что делать. Даже лучше, чем другие ребята. Они знали только отдельные
части машины, а мы - машину в целом. И Зуев привык работать с нами, доверял
нам. Если кто-нибудь из ребят обращался к нему с вопросом, он кивал мне или
Шмакову Петру, мол, покажите. Мы со Шмаковым показывали. Наш авторитет очень
возрос.
Раньше Зуев меня не интересовал. Даже не нравился. Казался каким-то
чокнутым. Меня смешили его глубокомысленные разговоры со Шмаковым Петром.
Но постепенно я изменил к нему отношение. Прежде всего потому, что с
ним приятно было работать. С другими слесарями мы нервничали, боялись, что
не так получится. А Зуева мы не боялись. Он никогда не делал нам замечаний.
Даже если мы делали неправильно, говорил:
- Ничего, хорошо. А здесь малость поправим.
И переделывал за нами.
Мне понравилось, как благородно вел он себя в Липках, во всей истории с
аварией. Даже не обругал нас. Получил за нас выговор и ничего, молчит.
Другой бы хоть сказал: "Вот как из-за вас мне досталось" или еще что-нибудь
в этом роде. Зуев ничего не сказал.
Чем большим уважением проникался я к Зуеву, тем сильнее переживал
несправедливый выговор, полученный им из-за нас. Незаметный, благородный
человек. Не умеет постоять за себя.
В первую минуту, когда Игорь намекнул мне, что Зуева подозревают в
подмене амортизаторов, я хотя и удивился, но не придал этому большого
значения. А теперь я понял, что это очень серьезно. Если на Зуева свалили
аварию, то могут свалить и амортизаторы. Сошло с одним, сойдет с другим.
Безответный человек, вали на него что угодно!
И он даже не подозревает об опасности. Спокойно работает и не знает,
какая угроза нависла над ним...
Что же делать при таких обстоятельствах? Предупредить его? Он не
поверит, ничего не предпримет, махнет рукой. Да и как скажешь человеку, что
его подозревают в воровстве?
Пойти к директору, сказать, что амортизаторы взял Лагутин? У меня нет
доказательств.
И тут у меня возникла мысль поговорить с самим Лагутиным...
Неплохая мысль! Чем больше думал я о ней, тем больше в этом убеждался.
Лагутин, конечно, нечестный человек. Но ведь он человек. Рабочий.
Неужели он останется равнодушным к судьбе товарища? Может быть, он не такой
уж плохой. Может быть, он оступился. Ведь пишут в газетах, что надо помогать
тем, кто оступился, надо их перевоспитывать. Может быть, с этого и начнется
перевоспитание Лагутина? С мысли, что из-за него пострадает честный
благородный, ни в чем не повинный человек.
Я представлял себе, как подойду к Лагутину и скажу ему насчет Зуева. Я,
конечно, не скажу, что он, Лагутин, подменил амортизаторы. Я скажу:
"Зуева хотят в этом обвинить. Но ведь это не так. Зуев этого не
сделал".
"Ну и что?" - спросит Лагутин.
Тогда я скажу:
"Он наш товарищ по работе. Мы должны спасти его".
"Ладно, - ответит Лагутин, - я подумаю".
И вот на следующий день Лагутин явится к директору, положит на стол
амортизаторы и скажет:
"Владимир Георгиевич, амортизаторы подменил я. Делайте со мной что
хотите, но Зуев ни при чем!"
Тогда директор спросит:
"Что побудило вас прийти ко мне?"
Лагутин ответит:
"Нашлись люди. Человек, вернее... - Но так как ему будет стыдно, что
этот человек простой школьник, то он мрачно добавит: - А кто этот человек,
неважно..."
"Вы обещаете вести себя честно?" - спросит директор.
"Сами увидите", - ответит Лагутин.
А в последний день практики, когда мы будем уходить с автобазы, Лагутин
подойдет ко мне, протянет руку и скажет:
"Спасибо!"
Я пожму его руку и отвечу:
"И вам спасибо".
Ребята спросят, за что это мы благодарим друг друга.
"Так, - отвечу я, - за одно дело!.."
И больше ничего рассказывать не буду.
Так представлял я себе разговор с Лагутиным. Я настолько уверился, что
все будет именно так, что в конце концов преодолел страх, который испытывал
перед этим разговором. И решил его не откладывать.
Я дождался конца смены, догнал Лагутина на улице и сказал:
- Товарищ Лагутин, можно вас на минуточку?
Лагутин остановился и воззрился на меня. Мы стояли посредине тротуара.
- Отойдем немного в сторонку, - предложил я.
Мы отошли в сторонку.
- Видите ли, в чем дело... - начал я. - Зуева подозревают с этими
амортизаторами. Будто он их взял.
И точно так, как я предполагал, Лагутин спросил:
- Ну и что?
Ободренный тем, что он сказал именно то, что я предполагал, я уверенно
продолжал:
- Надо что-то делать. Ведь он наш товарищ по работе.
Лагутин молча смотрел на меня. Я тоже посмотрел на него. Наши взгляды
встретились. И в эту минуту я окончательно убедился, что амортизаторы взял
именно Лагутин. И Лагутин понял, что я это знаю. И мне вдруг стало неудобно,
жутко даже.
Зловеще улыбаясь, Лагутин спросил:
- А может, он их взял?
Я молчал. Мимо нас шли люди. Я знал, что Лагутин ничего не может
сделать. Но мне было страшно.
Все так же напряженно и зловеще улыбаясь, Лагутин сказал:
- Может, и в самом деле взял?!
Я понял. Мне было страшно оттого, что я должен сейчас сказать ему, - не
Зуев взял амортизаторы, а взял их он, Лагутин. И мне было неудобно это
сказать.
- Эх, вы! - Лагутин скривил рот. - Аварию сделали - на Зуева свалили.
Амортизаторы взяли - тоже на него валите. Ну и сволочи!
Я ужаснулся:
- Что вы говорите! Кто валит на Зуева?
Лагутин усмехнулся:
- Сам сказал: Зуев амортизаторы подменил.
- Я сказал, что так говорят! - в отчаянии закричал я.
- Врешь! - издевательски проговорил Лагутин. - Сказал! Валишь на
других. Ну и люди!
17
В какое глупое, идиотское положение я попал. Кому я доверился?
Лагутину! Нашел с кем откровенничать.
На следующий день бригадир Дмитрий Александрович, проверяя мою работу,
сказал:
- Болтаешь много.
Я понял, что он имеет в виду. Лагутин передал ему наш разговор.
Зуев ничего не сказал. Но по тому, как он посмотрел на меня, я понял,
что он тоже знает об этом разговоре. У меня просто сердце оборвалось от его
укоризненного взгляда.
Даже Коська, слесарь, презрительно процедил сквозь зубы:
- Звонарь!
Я никому ничего не отвечал. Разве я сумею доказать, что Лагутин
переврал мои слова? Значит, не о чем и говорить.
Игорь меня подвел, вот кто! Если бы он мне не сказал, что подозревает
Зуева, то я бы не сморозил это Лагутину.
Игорь пришел к нам со своей блестящей папкой. Я ему рассказал, в какое
глупое положение я из-за него попал.
- Видишь, Крош, к чему приводит твое упрямство, - назидательно
проговорил Игорь, - лезешь не в свои дела! Подводишь и себя и других.
Я закричал:
- Но ведь это ты мне сказал насчет Зуева!
- Не кричи, - хладнокровно ответил Игорь, - я не помню, что я тебе
говорил. Может быть, я и назвал фамилию Зуева. Но ведь это только мои
предположения.
- Как - твои? Ты ведь сказал "поговаривают".
- Это одно и то же. И эти предположения я высказал лично тебе, моему
товарищу, так просто, вскользь, между прочим, конфиденциально, а ты обвинил
Зуева официально.
- Где я его обвинил официально?
- Ты сказал Лагутину, а Лагутин член коллектива. Одно дело, когда об
этом болтаем между собой мы. Другое дело, когда это обсуждается в
коллективе. Ясно? Надо понимать разницу. А все оттого, что ты себя считаешь
умнее всех.
Я был раздавлен. Ведь я хотел сделать Зуеву лучше, а что вышло? Почему
у меня всегда так получается? Хочу сделать лучше, а получается хуже.
Вот Игорь. Спорол глупость - и ничего. Ходит как ни в чем не бывало. А
я сказал только одному человеку. И не в порядке утверждения, а в порядке
отрицания. И что же? Меня считают сплетником и клеветником.
Как я сразу не догадался, что Игорь высосал все из пальца? Хотел
огорошить меня, подавить своей осведомленностью. Не хотел, чтобы я писал
заявление, вот и придумал эту чепуху. А я принял всерьез. А Лагутин
воспользовался моей глупостью. И с моей помощью заметает следы. Ведь
амортизаторы взял он. Это теперь совершенно ясно.
Я был убежден, что все меня презирают. У меня было отвратительно на
душе. Я не мог никому смотреть в глаза. Пусть бы лучше обругали меня! Но
меня не ругали. Не хотели снова поднимать этот разговор. И правильно. Все
проявляют такт, и только я показал себя дураком.
Ужасное положение!
В довершение всего Игорь растрепал эту историю ребятам.
Майка вызвала меня из гаража и спросила:
- Сережа, что произошло у тебя с Зуевым?
Я молчал. Что я мог сказать? Что бы я ни говорил, все равно я буду
выглядеть болтуном.
- Неужели ты мне не доверяешь? - настаивала Майка.
Я мрачно проговорил:
- Ничего особенного. Трепанул языком как дурак.
- Все же?
Я рассказал, как хотел написать заявление в защиту Зуева, как мне Игорь
сказал насчет амортизаторов и как я сдуру ляпнул про них Лагутину.
- Напрасно ты огорчаешься, - сказала Майка, - ведь ты хотел сделать
лучше.
- "Хотел"! А что получилось? Все теперь на меня косятся.
- Покосятся и перестанут. Ты чересчур все переживаешь. Даже не похоже
на тебя. Ведь ты умен и рассудителен.
Мне было приятно, что Майка так хорошо меня понимает. Но было неудобно,
что ей приходится утешать меня. Значит, я выгляжу очень жалким.
- Игорь меня подвел, вот кто! - сказал я. - Я не хочу на него
сваливать, но подвел он. Как ему все легко сходит! Просто удивительно.
- Потому что Игорь неискренний, а ты искренний, - сказала Майка.
Это тоже было приятно слышать. Но мне всегда неудобно, когда меня
хвалят. Я не знаю, как на это реагировать. Соглашаться нескромно, а
отрицать... Зачем же отрицать?!
- Если бы все люди были искренни, - сказал я, - то все было бы гораздо
легче и проще.
Майка с этим согласилась.
Разговор с Майкой меня не успокоил. Приятно получить товарищескую
поддержку. Больше всего я боялся, что Майка тоже сочтет меня сплетником и
болтуном. Я был рад, что она меня им не сочла. Но того, что знает и понимает
Майка, не знают и не понимают другие. Все меня презирали, и я себя
чувствовал каким-то отщепенцем.
Я бродил по автобазе и не находил себе места. У меня было такое
состояние, будто я для всех здесь чужой. До меня доносились звонкие удары
ручника и глухие - молота. Шипели паяльные лампы, стрекотала сварка, пахло
ацетоном, шумел компрессор, за стеной слышались хлюпающие звуки - мотор
обкатывали на стенде... Но эти привычные шумы и запахи производства только
подчеркивали, что люди работают, им хорошо и весело, они безмятежны, у них
чистая совесть, и только я здесь чужой, презираемый всеми человек.
Я увидел Вадима. Он стоял в дверях центрального склада, где сейчас
работал. Он помахал мне рукой и исчез в складе. Я пошел за ним туда.
Склад - это единственное место на автобазе, которое я не люблю.
Высокие, до потолка, стеллажи образуют узкие проходы, тесные и темные. На
полках, в клетках и ящиках лежат части и детали, над ними длинные номера.
Вадим даже не знает названий деталей. Скажешь ему: "Дай гайки крепления
колеса!" А он спрашивает номер. Как будто номер легче запомнить, чем
название. Канительная, бюрократическая работа. Не понимаю, почему она
нравится Вадиму?..
Заведующего складом не было. Вадим восседал за его столиком. Я сел
напротив. Вадим посмотрел на меня:
- Ты что такой?
- Не знаешь, что ли? - ответил я.
Хотя в складе никого, кроме нас, не было, Вадим наклонился ко мне и
тихо проговорил:
- Крош, я нашел амортизаторы.
Я обалдел:
- Где?
- Пойдем! - Вадим встал.
- Но как ты оставишь склад?
- Запру.
- А если придут за деталями?
На это Вадим, как настоящий складской работник, ответил:
- Подождут.
Он запер склад и повел меня на пустырь. Все машины были на линии.
Только на краю пустыря, у дороги, стояли пять машин, ждавшие отправки на
авторемонтный завод. На их бортах мелом было написано: "В ремонт". Мы
подошли к одной из этих машин и влезли в кузов.
В углу кузова что-то лежало, прикрытое кусками толя. Вадим приподнял
толь, и я увидел амортизаторы. Совсем новые. Те самые, которые я получал на
складе.
- Как они попали сюда? - спросил я.
- Понятия не имею, - ответил Вадим.
- Кто их мог сюда положить?
- Понятия не имею, - повторил Вадим, как попугай.
- Как ты их здесь обнаружил?
Вадим замялся:
- Совершенно случайно... Я что-то искал...
- Что ты искал?
- Я смотрел: нет ли чего подходящего для нашей машины, - признался
Вадим.
- Продолжаешь шнырять!
Вадим поник головой:
- Как видишь...
- Вот к чему приводит твое шныряние, - сказал я.
- А что особенного? - возразил Вадим. - Если бы я не шнырял, то не
нашел бы их.
- Эх ты, балда! Что хорошего в том, что ты их нашел?
Вадим оторопело смотрел на меня. Его толстая, румяная морда выражала
полнейшее недоумение.
- Ты пойми, балда, - сказал я, - кто тебе поверит, что ты их нашел?
Скажут, что ты их сам сюда положил. Вот что скажут. А если бы ты, балда, не
шнырял, их бы нашел кто-нибудь другой, и мы были бы ни при чем...
- Что же делать? - спросил несчастный Вадим. - Ведь я хотел как лучше.
- С нами, дураками, так и получается, - с горечью сказал я, - мы хотим
как лучше, а получается как хуже!
Конечно, я чересчур напугал Вадима. Можно взять эти амортизаторы и
отнести их директору. Он поверит, что мы их нашли. И если человек будет
вечно бояться, что ему не поверят, то он обречен на бездействие. Но если мы
их сейчас отнесем к директору, то никогда не узнаем, кто их сюда положил. А
положил их сюда Лагутин, вот кто! Чтобы в удобный момент вывезти. И, когда
все узнают, что положил их сюда именно Лагутин, всем станет ясно, с какой
целью он оклеветал меня.
И всем будет стыдно за то, что они поверили ему.
Значит, надо действовать осторожно. Нельзя трогать амортизаторы. Пусть
лежат на месте. Надо только рассказать о них директору. Он примет меры...
Мы с Вадимом отправились в контору. Директора и главного инженера не
было, они уехали в трест. Значит, вернутся поздно и вернутся сердитые. Они
всегда возвращались из треста сердитые, там им давали нагоняй. За что -
непонятно. Наша автобаза работала очень хорошо, перевыполняла план, вот уже
год, как держала переходящее Красное знамя, но в тресте, наверно, хотели,
чтобы мы работали еще лучше, и каждый раз давали нашему директору нагоняй.
Мы уселись на скамейке и стали ждать. Наши ребята ушли домой, но
рабочий день еще продолжался. К нам подошел кладовщик, взял у Вадима ключи.
И не сделал Вадиму замечания за то, что тот самовольно запер склад. Теперь я
понял, почему приходится так подолгу ждать кладовщика: он нисколько не
волнуется, что в цеху простаивают рабочие. Я сказал об этом Вадиму. Опять,
как настоящий складской работник, он ответил:
- Вас много, а мы одни.
Я ему заметил на это, что он дурак.
Ожидать директора было довольно томительно, но мое настроение
улучшилось. Теперь-то я развинчу эту историю. Узнает Лагутин, как клеветать
на людей.
В три часа мимо нас прошла большая группа молодых рабочих. Они учились
в вечерней школе, кто в девятом, кто в десятом, а некоторые даже в восьмом
классе, и их сегодня отпустили с работы на два часа раньше.
Я сказал:
- Это очень хорошо, что они учатся, - повышается общая культура.
На это Вадим возразил, что они учатся не для общей культуры, а для
поступления в вуз.
Мы заспорили, что следует понимать под общей культурой. Но тут
прозвенел звонок. Вышла секретарша и сказала, что директора сегодня не
будет, он задерживается в тресте. И мы с Вадимом решили отложить это дело до
утра. Что касается амортизаторов, они спокойно лежали два дня, полежат еще
ночь.
В этот вечер я пошел в клуб на танцы. Клуб принадлежит
машиностроительному заводу. Но ходят туда все: других клубов в нашем районе
нет.
Есть на нашей улице кинотеатр "Искра". Новое двухзальное кино с фойе,
оркестром, певицей и буфетом. Но в кино посмотришь картину и уйдешь. А в
клубе бывают вечера, спектакли, концерты, приезжают артисты, а по средам и
воскресеньям устраивают танцы под джаз или под радиолу. Мы стараемся
проходить в клуб без билета. Это удается только троим: Игорю, Вадиму и
Шмакову Петру. Мне не удается.
Девиз у Игоря такой: "Человек искусства пользуется искусством
бесплатно". Игорь считает себя человеком искусства. Он два раза снимался в
кино, в массовках. И все главные деятели клуба - его приятели.
Вадим тоже трется в клубе, выполняет всякие поручения, считается там
заметной личностью. И как заметная личность проходит бесплатно.
Шмаков Петр, наоборот, проходит как незаметная личность. Стоит у
контроля, молчит, а потом незаметно проходит. Глядя на его серьезный,
сосредоточенный вид, никак нельзя подумать, что он идет без билета.
В тот вечер, когда мы с Вадимом ушли с автобазы, не дождавшись
директора, в клубе были танцы под джаз.
Я люблю танцы. Не так, как некоторые, видящие в этом смысл жизни. А
приблизительно так, как любил Пушкин. "Люблю я бешеную младость, и тесноту,
и блеск, и радость..." Мне нравится джаз. Книги, кино и джаз - вот, пожалуй,
что я люблю больше всего. Если бы у меня были технические наклонности, я,
наверно, любил бы что-нибудь более серьезное.
Танцую я все танцы. И бальные и современные. Но современные люблю
больше. Их танцуешь как хочешь. И человеческая личность раскрывается в них
шире и глубже. Конечно, отдельные стиляги выламываются. Но выламываться
можно и в польке-бабочке.
Народу в клубе было полно. Наши ребята - почти все. Много и с автобазы.
В дверях стояли дружинники с красными повязками на рукаве.
Лагутин танцевал с диспетчером Зиной. Отношения этих двух людей мне
совершенно непонятны.
Игорь танцевал с незнакомой мне гражданкой. Танцевал так, будто делал
громадное одолжение и гражданке, и музыкантам, и всем, находящимся в зале. У
него было усталое выражение лица, как у человека, который разочаровался во
всем и двигает ногами только из чувства снисходительности.
В середине зала отплясывал Вадим. Он считал себя большим специалистом
по рок-н-роллу. Просто выделывал руками и ногами что хотел.
Что касается Шмакова Петра, то он танцует неважно. Можно сказать, плохо
танцует. Но танцует все подряд. Сначала молча стоит у колонны и
высматривает, какая девица сидит без кавалеров. Потом подходит к ней и
приглашает. Танцует Шмаков с серьезным и сосредоточенным видом, будто делает
невесть какую сложную и ответственную работу. Никогда не смотрит, куда ведет
свою даму, и врезается в толпу, как таран. Наступает даме на ноги. И, если
дама не убегает тут же домой, приглашает ее и на следующий танец.
Ни одного слова со своей партнершей Шмаков не произносит Вообще молчит
весь вечер. Только когда оркестр заиграет, спрашивает меня: "Какой танец?"
Сам не может разобрать, что играют: у него полное отсутствие слуха. И зачем
он спрашивает, что за танец, непонятно. Что бы ни играли, Шмаков танцует
только одно: нечто среднее между фокстротом и танго. Некоторые девочки даже
думают, что это новый стиль. И, танцуя со Шмаковым, очень стараются.
Больше всего я люблю танцевать с Майкой. Но Майку приглашают все, и она
никому не отказывает. Мне это и нравится и не нравится. Нравится потому, что
это говорит о Майкиной простоте. Она не ломается, она пришла сюда танцевать,
танцует и никого не хочет обидеть отказом. В ответ на приглашение она
улыбается, встает и идет танцевать.
Но нельзя танцевать и с кем попало, можно нарваться на нахала. Один
такой пристал как-то к Майке на весь вечер. Мы с ребятами тут же его отшили,
танцевали с Майкой по очереди. Но, когда танцы кончились, мы увидели, что он
ожидает Майку на улице. Тогда мы все пошли ее провожать. Нахал испугался и
не пошел за нами. Я потом узнал, что он работает на заводе в конструкторском
бюро. Хлипкий такой тип, в очках.
Из-за того что Майка никому не отказывает, ее трудно пригласить. Сидеть
возле нее неудобно, это выглядит назойливо. У нас не заведено сидеть парами.
Мы пришли сюда танцевать, а не ухаживать. Девочки сидят отдельно, мальчики
стоят отдельно. Но, пока пересечешь зал, кто-нибудь опередит тебя и
пригласит Майку.
Когда я пришел, Майка уже танцевала, и как раз с очкастиком из
конструкторского бюро. Когда танец кончился, он остался возле Майки с явным
намерением пригласить ее опять.
Я тут же, пока еще не заиграла музыка, подошел к девчонкам, заговорил с
ними, а как заиграла музыка, сразу пригласил Майку. Тип вместе со своими
очками остался стоять у стены. Даже никого не пригласил. Показывал Майке
свою преданность.
Играли вальс. Я танцую его в обе стороны, поворачиваясь и левым и
правым плечом. И, чтобы морально подавить нахала в очках, я прошелся один
круг левым плечом, потом круг правым плечом. И старался танцевать против
того места, где стоял этот тип, чтобы он убедился, как я здорово танцую, и
понял, что Майке гораздо интереснее танцевать с таким выдающимся партнером,
как я, чем с таким идиотом, как он.
Следующий танец я опять танцевал с Майкой и отвел ее на место, только
увидев, что музыканты кладут свои инструменты и отправляются
...Закладка в соц.сетях
