Жанр: Философия
Сочинения
...оюзам (синдикатам):
они лучше всего могут судить о том, что такое
"гуманизация" работы и каким путем она достигается, а
также каковы "человеческие отношения" внутри предприятия.
Возможно ли, однако, придавать такое значение этим
незначительным проявлениям личной инициативы, незначительным
зачаткам творчества? Кром^ того, может показаться,
что они даруются "сверху", ^о_ дирекции, от
патроната, а не приобретаются "снизу", от подчиненного
персонала. На это следует ответить, что творческое начало,
как уже было указано, выгодно тем и другим, выгодно
всем, но больше всего и прежде всего составляет
исконное стремление трудящихся, желание увидеть
' Rapporls France Etats-LJnis.Juin, 1952.
^ Поэтому американский рабочий охотно помогает предпринимателю
в увеличении производительности труда.
422
смысл и ценность собственной работы. Именно творческое
зерно каждой личности составляет ее подлинную
ценность, как бы мало оно ни было, и каждому ценно
признание этого творческого зерна со стороны других,
ибо этим выражается признание индивидуальной личности,
уважение к ней самой, признание "самости". У
каждого человека есть это стремление быть признанным,
оцененным, стремление иметь значение в своих и
чужих глазах (Geltungstrieb). Честолюбие, властолюбие,
богатство - имеют своим корнем влечение к значимости,
к значительности. Это чувство, это стремление может
быть ложным, необоснованным, раздутым, по оно
имеет свой корень в каждом человеке и в известной
степени, при правильном направлении, может быть вполне
оправданно: каждый в обществе может иметь свое
признанное место, свое индивидуальное значение и назначение.
Из чувства незначительности, непризнанности, отвергнутости
рождается протест, озлобление, агрессивность,
пробуждающая тиранические инстинкты как компенсацию.
Но значительность и признание бывают истинными и
ложными. Общество далеко не всегда признает и уважает
то, что действительно ценно и значительно; непризнанность
высоких, правдивых и даже святых личностей мы
встречаем часто в истории. Здесь-то и важен демократический
идеал: всем должна быть дана возможность показать
свое значение, развить свое творческое зерно, быть
признанным и оцененным по достоинству. НЬ^что такое
это творческое зерно? Оно есть глубочайший центр личности,
"я сам" и "мы сами". Признание со стороны
общества моего значения и моих прав дает мне возможность
сказать "мы сами". Выше было показано, что в
этих словах "я сам" и "мы сами" заключается сущность
демократии, сущность свободы и творчества, которые
всегда автономны. Напротив, сущность коммунизма есть
самоотчуждение, потеря самости. Оно начинается в
сущности в каждом индустриальном массивном предприятии
и завершается в государственном капитализме и
тоталитаризме. Человек не принадлежит самому
себе - он принадлежит партии, индустриализации, пятилеткам,
генеральной линии, он гетерономен во всех
отношениях. Самоотчуждение, которое Маркс обещал
уничтожить и считал основным злом, здесь доведено до
крайней степени'. Но если вдуматься глубже, то подлинное
"самоотчуждение" произошло в самом миросозерцании
марксизма, ибо в нем была потеряна "самость",
творческое зерно человека. В антропологии Маркса нет
никакой "самости", никакого скрытого ядра личности,
никакой свободы человека. Человек есть только пучок
восприятий, пучок интересов, пучок рефлексов, продукт
общественных отношений. Личность есть нечто эфемерное,
несубстанциальное. Такую точку зрения можно назвать
имперсонализмом. Проф. Н. Н. Алексеев прав,
говоря, что "марксизм смотрит на личность приблизительно
так, как смотрел на нее классический буддизм, как
смотрел позитивизм разных школ" (см. "Пути и судьбы
Марксизма", 1936). Понятие самоотчуждения, Selbstentfrerndung,
Маркс берет у Гегеля и как всегда извращает
его идею в ее противоположность. Подлинное извращение
состоит в следующем: человек у Маркса перестает
быть человеком, теряет себя, "отчуждает" себя, если верит
в Бога и обладает частной собственностью; он становится
человеком, возвращается к себе, освобождает свое сознание,
лишь в том случае, если отказывается от Бога и от
всякой собственности. Иначе говоря, человек достигает
спасения в атеистическом коммунизме. К этому
сводится все миросозерцание Маркса и все его учение о
человеке^.
ДОБРОЕ И ЗЛОЕ ТВОРЧЕСТВО
Стремление быть признанным означает осознание в
себе творческого зерна, чувства, что в моей деятельности
в какой-то степени присутствует и выражается моя ин'
Н. Lefebvre делал доклад на эту тему в Женеве в 1949 г.. утверждая.
что главная заслуга марксизма и коммунизма состоит в преодолении
самоотчуждения. Это самоотчуждение он определяет так: "человеческое
существо лишено всех своих возможностей, человек мистифицирован.
обманут, ограблен, ирреализован, оторван от самого себя. В
этом состоит его отчуждение". Смешно русскому человеку, жившему в
коммунистическом обществе, слышать, когда образованный, жизнерадостный
парижанин, живущий в свободной Франции, говорит, что
"высшая степень свободы - это коммунистическое общество". Он не
подозревает, по-видимому, что то определение самоотчуждения, какое
он здесь дал, как раз описывает состояние человека в советском коммунизме.
^ Marks-Engels. Histonsch-Kritische Ausgabe. Издание Института
имени К. Маркса в Москве. I Abt. Bd. III. Ss. 115. 1 14. CM.: Prof. Alcxejl'v.
"Die Markxislische Anthropologic". Сборник "Kirche, Staat und Mensch"
Genf, 1937. Стр. 166-167.
дивидуальность, что я что-нибудь умею, что-нибудь значу,
что я не забыт; вот сокровенное желание:
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук
И чье-нибудь он сердце тронет,
И сохраненная судьбой
Строфа, слагаемая мной,
В печальной лете не потонет.
Таково желание поэта, творца; но таково же желание
всякого творчества, даже всякой личности. Сущность
творчества была нами подробно обоснована в отличие от
работы и труда. Но есть одно свойство творчества, которого
мы не касались. Бердяев, посвятивший всю свою
философию в сущности проблеме творчества и свободы,
не заметил этого удивительного свойства, и в этом его
центральная ошибка: творчество он всегда считает положительным
явлением, положительной ценностью, забывая,
что существует творчество с отрицательным знаком.
Существует злое творчество, а не только доброе
творчество. При этом злое творчество есть все же
творчество, а не "работа", оно имеет все признаки творчества:
свободу, личную инициативу, умение, изобретение'.
Поэтому мы говорим: "творить зло", а не "работать
зло". Нам могут сказать, что злое творчество не есть
настоящее творчество; оно есть в сущности разрушение,
и это в конце концов верно, но разрушением^оно оказывается
именно лишь "в конце концов" и может долго
казаться величественным созиданием, как, например, Вавилонская
башня или тоталитарное государство Гитлера.
Такая разрушительная инициатива, требующая искусства
и умения, иногда смело высказывает свою нигилистическую
сущность, так, например, Петр Верховенский (главный
"Бес" Достоевского) говорит: я знаю, что теперь
нужно прежде всего уметь разрушать и в этом вся моя
задача; ни о каких будущих благах я и не думаю. Таким
же подлинным разрушением, скрывающим свою сущность
под личиной творчества, является и весь марксизм.
И это высказывает не кто иной, как сам Энгельс с такой
же откровенностью, как Петр Верховенский. Высший девиз
марксистской философии, говорит он, выражен в
' Такому творчеству Маккиавслли учит своего "Князя". Один
русский святитель называет испанскую инквизицию, которой он сочувствует,
"богопремудрым коварством". Это тоже творчество.
словах Мефистофеля: "Достойно гибели все то,
что существует" (часть первая, сцена 3)'.
Гегель говорит, что противоположности творчества и
разрушения связаны друг с другом, но мы должны внести
поправку: эта связь одностороння и необратима. Можно,
пожалуй, сказать, что всякое творчество нечто разрушает,
ибо оно ставит новое на место отжившего старого,
например новый закон отменяет старый ("старое прошло -
теперь все новое"). Но не наоборот — никак нельзя
сказать, что "всякое разрушение нечто созидает". Ибо
существует преступное, страшное, дьявольское разрушение.
Притом не так-то легко определить, где творческое
разрушение и где разрушительное творчество, иначе говоря,
где критерий доброго и злого творчества.
Бердяев его не дал, ибо творчество он резко противопоставлял
"святости", и поэтому всякое творчество
было для него добрым творчеством.
С точки зрения христианской философии подлинный
критерий доброго творчества дается в словах Христа:
"Без Меня не можете ничего творить". Но к этому можно
добавить еще и точное определение зла, которое содержится
в Евангелии: зло есть ложь, убийство и
тирания. Дьявол есть "отец лжи и человекоубийца от
начала", и он же "дает власть над всеми царствами,
поскольку она принадлежит ему", т.е. добывается через
зло (Лк. 4, 6, 7). Нет никакого сомнения в том, что
Апокалипсис рассматривает тоталитарную тиранию как
высшее выражение и высшее напряжение зла, которому
он противопоставляет высшее Божественное проявление
добра. Но не следует думать, что такое определение зла
существует только для одного христианского сознания: в
отвращении ко лжи, убийству и тирании есть нечто общечеловеческое,
нечто утверждаемое как безусловная правда,
как очевидная "логика сердца". Безрелигиозный гуманизм
эпохи Просвещения утверждает то же самое.
На протяжении истории сущность зла, начиная с убийства
Авеля Каином, остается той же самой, но его форма
изменяется и усовершенствуется, ибо существует не только
прогресс в добре, но и прогресс во зле. Индустриальный
век создает новую форму усовершенствованного зла:
прежде всего ложь перестала быть индивидуальным пороком
отдельных лжецов и обманщиков, ложь социализирована
и национализирована; для ее пропаганды со"Людвиг
Фейербах", стр. 7. Диалектика природы. Стр. 17.
зданы целые министерства и международные организации.
Убийство тоже социализировано и сосредоточено в
грандиозном инквизиционном аппарате, действующем в
самых различных формах, недавно изобретенных, и далеко
не только в формах явной смертной казни. Наконец,
тирания тоже не является формой правления отдельных
индивидуально способных или неспособных тиранов и
вождей, свергаемых и избираемых, как это было до сих
пор в истории. Тирания является тоталитарным государством,
организованным таким образом, что оно ставит
пред собою задачу всемирного тоталитаризма. При этих
условиях новой форме зла должна быть противопоставлена
новая форма добра. Какая она будет, мы еще не
знаем, но несомненно, что она будет обоснована на противоположных
принципах: вместо лжи - правда; вместо
человекоубийства и ненависти - любовь и братство;
вместо тирании - организованная свобода. Следует, однако,
признать, что организация новых форм добра, так
сказать, запоздала. Неизвестно, могут ли старые формы
демократии и парламентаризма противостоять натиску
организованной тирании. Для этого нужно новое творчество
путей свободной организации, нужно проведение
хозяйственной демократии, которая дала $ы всем то
чувство свободы и автономии личности, которое дороже
всякого удовлетворения материальных потребностей человека.
Только тогда каждый будет способен и готов
защищать против тоталитаризма собственную автономную
личность, которая нашла полное признание во всеохватывающей
народной автономии. Важно, чтобы "сыны
века сего" не были во всех отношениях хитроумнее "сынов
Царствия", по слову этой таинственной притчи.
Победит ли свобода и любовная соборность или вооруженная
ненависть тоталитарной тирании мы не
знаем. Не знаем, осуществит ли коммунизм свою империалистическую
миссию или, напротив, человечество
откажется от тоталитарного рабства и сумеет организовать
свободный порядок внутри народов и свободное
соглашение между народами. Пушкин сказал: "Историк
не астроном и Провидение не алгебра"! Мы не можем
предсказывать в истории и социологии с абсолютной
точностью, но мы можем и должны выбирать. И выбрать
мы должны решительно, сознавая, что от каждого
нашего слова, от действия или бездействия или колебания
зависит судьба человечества. Те, кто всегда и во всем
воздерживаются от голосования и предпочитают вести
обывательское существование, воздерживаясь для безопасности
от всякого правдивого и решительного слова,
уподобляются сухим листьям, гонимым ветром, которые,
по слову Данте, не принимаются ни в ад, ни в рай.
Здесь необходим тот последний выбор, о котором говорит
текст Второзакония:
"Беру в свидетели против вас небо и землю:
жизнь и смерть Я положил перед лицо
твое. благословение и проклятие. Избери
жизнь, да живешь ты и семя твое.
любя Господа Бога твоего" (Второзаконие
Моисея. 30.19).
^-
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ринадлежит ли будущее неосоциализму
или неолиберализму? Все зависит от того,
в чем состоит сущность социализма, иначе
говоря, в чем состоят те средства.
которые он предлагает для достижения
поставленных целей.
Из всех определений сущности социализма,
которые нам известны, наилучшим мы считаем
определение Дюркгейма в его книге "Le Socialisme. Sa
definition. Ses Debuts. La Doctrine Saint-Simonienne". Par
Emile Durkheim. Edile par M. Mauss. Paris, Alcan. 1928.
Нельзя отрицать компетентности этого прославленного
социолога. При этом ценно то, что он дает определение
не какого-либо идеального социализма, каким он должен
был бы быть, по мнению немногих гуманных мечтателей,
а того социализма, который живет и действует в век
индустриализма и в наши дни, утверждаемый социалистическими
партиями и поддерживаемый пролетарскими
массами. В этом определении действующий социализм
сейчас же узнал и признал самого себя. Когда оно было
опубликовано, говорит M. Mauss, оно поразило Жюля
Геда и Жореса, которые тотчас заявили о своем согласии
с Дюркгеймом. Такой социолог, как M. Mauss, называет
это определение "драгоценным и классическим"
(Введ.).
Определение сводится к тому, что "социализмом"
называется каждая доктрина, требующая объединения и
подчинения всех экономических функций, которые в настоящее
время независимы и разъединены, - сознательно
управляющему правительственному центру общества.
Проще говоря, социализм есть центрально-управляемое
плановое хозяйство. "Rattacher la vie economique a un
ograne central qui la regle: ce qui est la definition merne du
socialisme"* (Durkheim, 197). Противоположностью социализму
будет требование разъединения, плюрализма независимых
и автономных экономических функций. При
этом Дюркгейм разъясняет, что центральным органом,
который представляет социальный организм в целом и
управляет им, является государство и, следовательно,
при социализме с ним должны быть соединены и ему
подчинены экономические, индустриальные и коммерческие
функции, которые до того были от него отделены
(Дюркгейм, 22-25).
Таким образом, "социализм" означает единство политического
и экономического управления, или центральноуправляемое
государственное хозяйство. Именно так понимал
социализм его настоящий отец Сен-Симон: социализм
есть центрально-управляемый индустриализм, или
технократия. Не только вся страна обращается в единую
фабрику, но все человечество обращается в единую
фабрику (Дюркгейм. Главы о Сен-Симоне со ссылками
на первоисточник). Именно в силу этого антипод СенСимона
и Маркса Прудон — отрицал социализм и
называл его "презренным шарлатаном", вечной диктатурой,
наполеонизмом, вождизмом, захватом всей власти и
всего богатства страны, "прославлением полиции", полицейски-организованной
индустрией.
Маркс думал отделаться от этатизма своим учением
об "отмирании государства", но оно всецело построено
на полном непонимании того, что такое право и государство.
Государство, но определению Маркса, есть господство
и угнетение одного класса другим классом;** тогда
конечно социализм должен верить и обещать, что такое
господство и угнетение "отомрет" и эксплуатация исчезнет.
На самом же деле уничтожение эксплуатации, угнетения
и своекорыстного господства, а также всяческой несправедливости
означает не "отмирание", а, напротив,
расцвет права и государства, достижение им своей
основной цели. Ибо основная цель права и государства
есть реализация справедливости, организация справедливого
взаимодействия людей. Маркс и Энгельс определяют
государство посредством дефекта и болезни государства,
как если бы кто определял желудок, как орган,
причиняющий расстройство пищеварения. Уничтожение
этого расстройства конечно не есть отмирание желудка.
"Социализм" от Платона до Маркса и Ленина есть
задача изменить правовые отношения собствености
посредством власти. Все социалистические партии
во всем мире прежде всего борются за власть, стремятся
захватить государственную власть. При этих условиях
смешно говорить об "отмирании государства".
Опыт показал, что социалистическая власть нисколько
не стремится отмирать. Власть вообще не умирает добровольно.
Самое утешительное, что может сделать
социалистическая власть, - это подать надежду, что
она "отомрет", когда наконец завоюет и подчинит себе
весь мир, да еще проведет его через все стадии развития
социализма и коммунизма. Для власти не страшно
умереть в бесконечно далеком будущем, но для
подвластных страшно ждать этой смерти бесконечное
число лет'.
Маркс-комплекс есть комплекс власти и подчинения,
он противоположен всякому анархизму и демократизму.
Маркс обладал характером властным, интриганским
и аморальным. Ленин и Сталин суть как бы его
перевоплощения. Они служители одного и того же
духа.
Никто не может сказать, что авторитарный социализм
не есть социализм, и определение Дюркгейма непрерывно
подтверждается на наших глазах. Но точно так же
пророческими оказываются уничтожающие слова, сказанные
Прудоном о социализме и коммунизме. Кризис
социализма несомненен для самих социалистов, но переживет
ли социализм этот кризис - неизвестно. Что
получилось из "несоциализма"? Нужно откровенно признать,
что пока еще ничего нового не получилось. Что
осталось от "социал-демократии"? В лучшем случае верность
принципу подлинной демократии и идеалу свобо'
Проблема "отмирания" государства подробно разобрана у меня
в моей статье "Марксизм, коммунизм и тоталитарное государство".
См. сборник "Kirche, Volk und Staat". Издание Экуменического Совета.
Женева, 1937 г. Интересно толкование идеи отмирания государства в
авторитарном социализме Маркса, которое дает проф. Н. Н. Алексеев
в своем ценном исследовании "Пути и судьбы марксизма" (1936 г.):
"Выход из государства вовсе не означает в марксизме какого-то свободного
анархического строя, а напротив, состояние наибольшей организованности,
при которой невозможен никакой индивидуальный произвол,
и потому функции власти становятся ненужными. Безошибочно действующие
роботы не нуждаются ни в каких приказаниях и ни в каком
законодательстве. Общество обращается в человеческий муравейник, где
привычка и инстинкт заменяют всякое подчинение власти. И действительно,
в коллективе пчел, муравьев и термитов нет особого органа
властвования" (см.: Н. Н. Алексеев, стр. 48-50 и 83-86).
ды. Но ведь это принципы "неолиберализма", который
хочет, в отличие от старого либерализма, расширить
реализацию этих принципов до пределов индустриальноэкономической
сферы.
При каких условиях "неосоциализм" может иметь право
на существование? Это было нами уже указано: только
если он отречется от всех предрассудков старого социализма,
который действовал в течение всего 19-го столетия
и продолжает, к сожалению, действовать сейчас.
Иначе говоря, прежде всего придется отказаться от марксизма,
что не легко для "социал-демократии", придется
отказаться от нефилософской и ненаучной метафизики
материализма с его непониманием современных проблем
ценности, свободы, права, морали и религии. Придется
отказаться от деления общества на "буржуазию" и "пролетариат",
от диктатуры пролетариата, от "экспроприации
экспроприаторов", наконец, от "национализации
и социализации". Но что останется от "социализма",
если он откажется от социализации и национализации?
Для "неосоциализма" останется только одно: признать
идеал хозяйственной демократии и заявить,
что в этом он совершенно согласен с неолиберализмом.
Но ведь это совершенно чужой идеал: демократия
и социализм не одно и то же. Между ними,
как мы показали, может существовать антиномическое
отношение.
Что хозяйственная демократия не есть социализм -
это доказывается прежде всего тем, что никакая социализация
и национализация, никакое плановое хозяйство, как
мы видели, ничего сами по себе не делают для ее реализации.
Социализм Маркса, социализм "Коммунистического
манифеста" не только ничего не дает для хозяйственной
демократии, но, напротив, уничтожает всякий
либерализм и всякую демократию — политическую и
экономическую. Да и трудно защищать свободу и автономию
тому, кто не понимает, что такое свободная
личность, что такое "я сам" и "моя свободная воля",
кто считает это "пустой побасенкой", кто утверждает,
наконец, что "свобода есть познанная необходимость".
Напротив, Прудон понимает проблему хозяйственной
демократии и многое делает для ее решения. Нужно
помнить, что Прудон был и остается антиподом Маркса.
Если Маркс ничего не понимал и не хотел понимать в
проблемах права и государства', - то Прудон прежде
всего был по характеру своего мышления выдающимся
юристом. Он понимал, что проведение экономической
демократии есть проблема права и справедливости, а не
проблема экономики. При этом экономические и технические
интересы могут быть принесены в жертву праву
и справедливости, но не наоборот.
Но главное, что Прудон понял, благодаря своей способности
к юридическому мышлению, и категорически
утверждал - это то, что экономическая демократия
не есть ни социализм, ни коммунизм, ни
анархизм^. Экономическую демократию он определял
как "прогресс в праве", которое завершается "экономическим
правом". "Создание экономического права
- таково историческое призвание трудовой демократии".
И это экономическое право построено на принципе
взаимности (principe de mutualite). Слабость рабочих,
препятствующая пониманию этой задачи, состоит
в их правовом невежестве (цитировано у Гурвича, 352353).
Но у социализма есть еще другой, более глубокий
дефект, в силу которого его трудно "обновить" и в силу
которого будущее может скорее принадлежать неолиберализму.
Дефект заключается в самом его "изме". Он
означает протест против индивидуализма и утверждает
перевес социальных ценностей над индивидуальными.
Античная, дохристианская идея справедливости именно
этот. перевес и утверждала: личное благо во всех случаях
должно быть принесено жертву общему благу. "Лучше
одного человека погубить, нежели всему народу погибнуть"
(формула Кай-яфы). По этому принципу был казнен
Сократ и распят Сын Человеческий и продолжают
распинаться бесчисленные сыны человеческие во имя "общего
блага".
' И потому его "обобществление" могло означать что угодно:
совладение, товарищество на паях. кооперацию, акционерную компанию,
государственную собственность.
^ Наиболее ценное социально-философское исследование теорий
Прудона принадлежит проф. Гурвичу. CM.: G. Gurvitch. L'ldee du Droit
Social. Notion et Systeme. Histoire doctrinale. Paris. 1932. "Анархизм"
Прудона, как прекрасно доказал проф. Гурвич, не означает ни отрицания
права, ни отрицания государства. Он означает отрицание верховного
авторитета власти и утверждение суверенитета права как раз в том
смысле, как это обосновано у нас в главе 15: власть оправданна только
тогда, когда она служит праву и справедливости (см.: Проф. Гурвич,
354-359).
Немногие понимают, что христианская идея справедливости
совсем другая: она построена на парадоксе равноценности
индивидуума и коллектива, личности и общины.
Ни одна из противоположностей не должна перевешивать
другую, приноситься в жертву другой: "Страдает
ли один член - страдают все, радуется ли один -
радуются все" (An. Павел)*. "Все за все ответственны и
все во всем виноваты" (Достоевский)**. Такой принцип
справедливости отрицает социализм, как неумолимое
подчинение всех и каждого общему благу, и утверждает
солидарность автономной личности и автономного
народа. Всякий "изм" отрицается (одинаково социализм
и индивидуализм), и утверждается солидарность, соборность,
братство. Это и есть неолиберализм, ибо
"к свободе призваны вы, братья"***.
~\/-^-
ПРИМЕЧАНИЯ
ФИЛОСОФСКАЯ НИЩЕТА МАРКСИЗМА
Впервые книга была издана в 1952 г. ("Посев", Франкфурт-наМайне)
под псевдонимом "Б. Петров"; второе издание вышло в 1957 г.,
третье - в 1971 г. Во втором издании книга вышла под подлинной
фамилией автора с указанием - в скобках - псевдонима: таким же
образом оформлено и третье издание.
Здесь печатается по тексту последнего, третьего издания.
К с. 15. * ...центральную главу истории ВКП(б). - Имеется в виду
работа И. В. Сталина "О диалектическом и историческом материализме"
(сентябрь 1938 г.), составляющая 2-й раздел IV главы "Истории
Всероссийской Коммунистической партии (большевиков). Краткий
курс". Работа неоднократно переиздавалась как в составе "Краткого
курса", так и отдельно; кроме того, вошла в состав 11 издания "Вопросы
ленинизма" И. Сталина (ОГИЗ. 1939. С. 534-563). Б. П. Вышеславцев
цитирует по тексту отдельного издания.
К с. 16.* Материализм есть самая примитивная ступень философии.
- Мысль, которая неоднократно высказывалась различными
представителями русской религиозно-идеалистической философии. Ср.,
напр.. мнение Г. Челпанова: "...Материализм строит свое миропонимание
чрезвычайно просто. По этому учению, в мире существует только
материя, и больше ничего. Такие понятия, как духовное, душа и т.д..
должны быть просто упразднены из человеческой науки... Материализм,
вследствиие своей просготы и удобопонятности, всегда будет
...Закладка в соц.сетях
