Жанр: Философия
Философы двадцатого века
...ивизму, а тем самым и к
отрицанию истины, так как то, что является истиной для
одного субъекта, может оказаться ложью для другого.
Истина не есть факт, обусловленный другими фактами и
проистекающий во времени. Во времени совершается акт
познания, которым усматривается истина, но идеальное
единство смысла не зависит от акта познания. Даже если
бы не существовало людей, вообще познающих мир существ,
истина, как надвременное идеальное единство смысла,
существовала бы, хотя и не реализовывалась фактически.
Подобная критика релятивизма многими чертами напоминает
критику Платона в "Теэтете", да и в целом само
понятие "надвременное царство истины" на первый взгляд
свидетельствует об онтологизации истины в духе платонизма.
Однако уже содержание второго тома "Логических исследований"
показывает, что у Гуссерля совсем иные мотивы.
Противопоставляя единичное (реальное) и общее (идеальное),
отвергая идущую от Локка теорию абстрагирования,
Гуссерль создает учение, центральным пунктом которого
становится "переживание истины", то есть ее "непосредственное
усмотрение", "очевидность". Путь от индивидуального
к общему лежит не через абстрагирование -идеальное
единство смысла постигается путем непосредственного
усмотрения, интуиции. Научное познание дискурсивно,
оно опирается на предпосылки и лишено внутреннего основания.
Такое основание, то есть знание беспредпосылочное
и абсолютное, должна давать системе наук философия. В
статье "Философия как строгая наука" (1911) Гуссерль
подвергает критике натурализм и историцизм как философские
позиции, способствующие релятивизму.
Для историцизма истина есть порождение времени, а
потому говорить об истине на все времена бессмысленно.
Натурализм, то есть различные материалистические и позитивистские
доктрины, заявляет, что впервые делает фи42
ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ
лософию строго научной. Но в действительности за "реальность
как таковую" натурализм выдает не что иное,
как теоретические построения, почерпнутые из той или
иной науки. То, что полагаемая ныне незыблемой картина
мира изменится завтра вместе с появлением новых открытий
и теорий, проходит мимо сознания философовпозитивистов
и философствующих ученых. Более того, они
всякий раз попадают в порочный круг, пытаясь вывести
психическую деятельность познающих субъектов из физического
состояния мира. Созданные ими самими теории
причинно выводятся из законов природы, познающий
индивид как некое "зеркало" мира в то же самое время
детерминирован постулированными его теорией закономерностями.
Научное познание всегда ограничено. "Естественные
науки, - пишет Гуссерль, - не разгадали для нас ни в
одном пункте загадочность актуальной действительности, в
которой мы живем, действуем и существуем. Общая вера в
то, что это - их дело и что они принципиально в силах это
сделать, признана более прозорливыми людьми не чем иным,
как суеверием". Философия и естествознание не совпадают
ни по предмету, ни по методу. Науки принимают "естественную
установку" по отношению к миру, то есть рассматривают
все существующее как налично данное, объективное,
независимое от нашего сознания. Они отвлекаются
от того, что данная ими картина мира есть не что иное, как
результат познавательных актов, опирающихся на принятые
как само собой разумеющиеся предпосылки. При этом
и само сознание рассматривается "психофизикой" как один
из таких природных объектов. Такая "натурализация сознания"
ведет к психологизму и релятивизму.
Научное знание работает в "естественной установке",
изучает мир существующих предметов, фактов. Здесь у
нас нет непосредственного усмотрения истины: всякое
познание тут может быть поставлено под сомнение в силу
текучести фактов и предпосылочности познания. Путь к
абсолютной истине, которую нельзя поставить под сомнение,
открывается в особой установке сознания, которую
Гуссерль называет "феноменологической". Феноменология
имеет дело не с фактами как таковыми, а с подлинным
43
ФИЛОСОФЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
источником всякого познания, с самим сознанием - "чистой
субъективностью". Феноменология оперирует не объяснениями,
а описаниями непосредственного опыта. Это -
интуитивное знание, отличаемое от чувственного созерцания,
восприятия. Чувственные интуиции не дают абсолютно
достоверного знания: они хаотичны, это сырой, неоформленный
материал сознания. Нужно найти такие акты сознания,
в которых объекты переживались бы нами с полной
очевидностью. И в повседневном опыте, и в научном
познании непосредственно схватываемое смешивается с
тем, что нами примысливается, - с интерпретациями и
объяснениями. Например, мое переживание Солнца содержит
целый ряд таких "примысливаний". Это не обязательно
почерпнутые мною из учебников интерпретации,
согласно которым я утверждаю, что Солнце является звездой,
находится в центре нашей планетной системы, но на
окраине Галактики и т.п. Даже если я понятия не имею
об открытиях, начало которым положил Коперник, я все
равно не воспринимаю Солнце "как таковое". Я могу считать
его мифическим существом, богом - это тоже интерпретация
непосредственно данного. Даже если я не имею
ни малейшего представления ни о научной, ни о мифологической
космологии и просто говорю, что Солнце есть
"огненный шар" или что оно "восходит и заходит", я также
даю интерпретацию исходя из неких предпосылок, только
не научного, а обыденного сознания. К любому восприятию
примешиваются такие интерпретации. Скажем,
я вижу стол, причем с той стороны, которая непосредственно
ко мне обращена. Полагание существования обратной стороны
входит в восприятие стола как стола. Если я изменю
перспективу видения, обойду стол, то могу обнаружить,
что обратная сторона, которую я примысливал, отсутствует,
что на месте обратной стороны обычного стола окажется
какое-нибудь устройство - будь то стиральная машина
или ЭВМ. Иначе говоря, мои интерпретации могут оказаться
ложными. Индивидуальный предмет не дан мне с
полной очевидностью. В мире текучих и изменчивых предметов
найти нечто совершенно очевидное невозможно.
И все-таки нечто совершенно очевидное имелось уже
в акте восприятия стола. То, что я полагал стол именно
ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ
как стол, а не как стул, не как стиральную машину или
компьютер, присутствовало в моем сознании совершенно
несомненно. То есть имелся акт "мнения", определенная
направленность моего сознания: нацеленность на восприятие
стола как стола, а не как чего-нибудь иного со всей
очевидностью присутствовала в моем сознании. Иначе
говоря, предмет всегда дан мне так, что я не могу быть
абсолютно уверен, что с изменением точки зрения он не
превратится в нечто иное. Зато мне с полной очевидностью
дано то, что моему сознанию в данный момент были
присущи именно такие, а не иные акты полагания предмета.
Это и есть первоначальный опыт, который не подвергался
какой-либо интерпретации, это - исходная очевидность,
которой ничто не предшествует.
Она ни из чего не выводится: она - беспредпосылочна;
среди множества слоев моего сознания этот слой выступает
как фундаментальный, тогда как все остальные
являются так или иначе его переработками. Чтобы прийти
к этому фундаменту, нужно снять все напластования
из "домыслов" и интерпретаций, их следует редуцировать,
а потому метод возвращения к первоначальному и очевидному
получил у Гуссерля название "феноменологической
редукции" В результате мы имеем дело с "чистыми
феноменами", а философия для Гуссерля есть "чистая
феноменология".
Феномены для Гуссерля не являются ни эмпирическими
состояниями сознания, изучаемыми психологией, ни
феноменами в кантовском смысле. Феномен - это не
явление, за которым скрывается некая сущность. Противопоставление
явления и "вещи-в-себе" ничего не говорит
нам о том, что же дано нам со всею очевидностью.
Феноменом Гуссерль называет то, что открыто сознанию
так, как оно ему открывается: феномен и сознание представляют
собой коррелятивные понятия. Сознание всегда
направлено, нацелено на что-нибудь, и это нечто и есть
феномен. Как феномен не является субъективной видимостью,
так и сознание не есть совокупность психических
состояний, не является оно и какой-то "внутренней инстанцией",
противостоящей внешнему миру. Гуссерль порывает
с традиционной концепцией, понимающей созна45
ФИЛОСОФЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
ние имманентно, как замкнутую и ограниченную сферу
"внутреннего", в которую втягиваются извне ощущения и
представления. Если мы замкнуты в наших представлениях,
если все, что нам доступно, есть "внутреннее", то нам
никогда не перекинуть "моста" через пропасть между
внутренним и внешним. Последовательно проводимый в
теории познания эмпиризм ведет к юмовскому скептицизму,
а радикальное разделение субъекта и объекта в рационализме
можно преодолеть разве что с помощью некритически
принимаемых постулатов, вроде онтологического
доказательства бытия Бога у Декарта.
На место такого учения о сознании Гуссерль вслед за
Ф.Брентано выдвигает представление о сознании как изначально
направленном на предмет, интенциональном. Сознание
всегда есть сознание о чем-то, "сознание о...", а не
какая-то замкнутая в себе субъективность. Иначе субъект
должен был бы каким-то образом покидать сознание, захватывать
нечто в мире и возвращаться с добычей обратно, помещать
присвоенное в хранилище, раскладывая по полкам
классификаций и по шкафам наук. Но в таком случае объект
входит в сознание через материальное воздействие на субъект,
он всегда искажается психической организацией последнего.
И никогда не познается адекватно. Понятие интенциональности
сознания радикально меняет картину процесса
познания. Разделение на субъект и объект вообще проводимо
лишь в пределах акта сознания. Сознание есть "сознание
о...": в восприятии нечто воспринимают, в суждении о
чем-то судят, в различных актах нечто оценивается, вспоминается
и т.д. Эти векторы, направленности сознания, способы
отношения к предмету и являются областью феноменологического
исследования.
При этом предмет всегда есть коррелят сознания -
"как нечто воспринятое, вспомянутое, представленное, взятое
на веру, предположенное" и т.д. Предмет может быть
вымышленным, абсурдным, уже или еще не существующим;
главное - мое сознание нацелено на него, он является
его феноменом и открывается ему так, как открывается.
Философский камень или вечный двигатель могут
не существовать реально, но сознание тысяч людей направлялось
именно на эти предметы: как предмет созна46
ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ
ния философский камень алхимиков не менее реален, чем
обыкновенный булыжник. Если Лютер швырял в явившегося
ему черта чернильницей, то независимо от того,
существует или нет дьявол, он был феноменом сознания
Лютера и большинства его современников. Один и тот же
предмет может быть созерцаемым, вспоминаемым, эстетически
или этически оцениваемым, и всякий раз он будет
представать иначе, поскольку бытие предмета зависит от
акта, которым он полагается. Но нет- и беспредметного
сознания, сознания самого по себе. Мною переживается
не совокупность чувственных впечатлений и идей, а сам
предмет. Одним полюсом феномена оказывается акт переживания
(восприятия, оценки, любви или ненависти и
т.д.), другим - тот предмет, на который направлен этот
акт. Акт сознания получает у Гуссерля название ноэзиса
(ноэзы), а предмет, на который ноэзис направлен, называется
ноэмой или ноэматическим коррелятом. Если исключить
один полюс, то исчезнет и второй.
Чтобы прийти к описанию этих феноменов, нужно редуцировать
все интерпретации, которые "берутся в скобки".
Этот акт философа Гуссерль называет "эпохе" (греч. "воздержание
от суждений"). Таков первый этап феноменологической
редукции. Имеется целый ряд этапов "очищения
сознания", упоминаемых в работах Гуссерля и его последователей
(психологическая, эйдетическая, феноменологическая,
трансцендентально-феноменологическая редукция и др.),
но по существу речь идет о ступенях единого процесса снятия
"естественной установки" для описания интуитивно
усмотренных феноменов. Как писал Гуссерль, при этом в
человеке происходит "внутренняя революция". Описания
методических процедур у Гуссерля являются своего рода
инструкциями для того, кто хочет научиться смотреть на
мир феноменологически.
"Воздержание от суждений" способствует тому, что
мы переключаемся с реального мира в "естественной установке"
на жизнь самого сознания, занимаем позицию не
в мире, но в "чистой субъективности", как бы приостанавливая
все наши суждения относительно существования
или несуществования предмета. Мы сосредоточиваемся не
на существовании, а на сущности. Реальность не отверга47
ФИЛОСОФЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
ется, но "берется в скобки" вместе со всеми утверждениями
обыденного здравого смысла или науки. В результате
я получаю идеальную сущность, эйдос. Если я вижу красный
предмет, то я могу отвлечься от вопроса о существовании
предмета, от психофизиологии зрения и сосредоточиться
на "красном"; мне совершенно все равно, существует
ли кентавр в действительности, когда я интуитивно
усматриваю сущность кентавра в "человеколошадности".
Чтобы усмотреть идеальную сущность, нам нужно
освободиться от суждений о реальном существовании, подобно
тому, как математик созерцает идеальную сущность
геометрических фигур независимо от того, существуют ли
вообще реально додекаэдры или тысячеугольники.
Фактически данное нужно сделать ирреальным, то есть
идеальным, чтобы получить чистую сущность, "чтойность"
предмета. Это не значит, что у нас в сознании остаются
одни фикции. Напротив, Гуссерль считает, что, усмотрев
идеальную сущность "красного", "человеколошадного", "треугольного",
мы получаем своего рода эталон для познания
всего класса подобных предметов. Зная, что такое "красное",
мы не спутаем его с "оранжевым" или "бордовым".
Задача обоснования научного знания и предполагает выявление
таких элементов, то есть сущностных черт, определяющих
возможность любого конкретного познания. Поэтому
всему ряду опытных наук соответствует ряд наук эйдетических.
Любая позитивная наука нуждается в феноменологическом
прояснении своего исходного предмета исследования;
это дело философии, поскольку никакая научная
дисциплина не способна дать ответ о своем предмете исследования.
Скажем, биологии самой не решить вопрос о том,
что есть жизнь, подменяя феномен жизни каким-то эмпирическими
и совершенно случайными определениями. Необходима
чистая интуиция, на основе которой можно построить
априорную дисциплину, дающую право на существование
позитивной науке. Философия оказывается если не
наукой наук, то необходимым основанием всякого научного
знания, поскольку только философу дано устанавливать
сущность того, с чем имеет дело ученый.
Конечно, ученому не следует пренебрегать философской
рефлексией, но гегемония философии по отношению
ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ
к частным наукам вряд ли выводится из особенностей
феноменологического метода. Феноменолога интересует
не объективное знание, не знание как таковое, а "первоначальный",
допредикативный, недискурсивный опыт. Эйдосы
Гуссерля - это не понятия, не логические конструкции,
а данные непосредственно смыслы. На понятийном
языке невозможно передать все оттенки мира чистого созерцания,
поскольку язык слишком тесно связан с естественной
установкой. Отсюда множество метафор, аналогий,
труднопонимаемых словесных конструкций, с помощью
которых Гуссерль пытается выразить мир феноменов.
Логическое познание способно дать лишь "фигуративное"
или "символическое" познание, тогда как "первоначальный"
опыт непосредствен, дан интуитивно. Обнаруживается,
что многие ходы мысли претендовавшего
на "строгую научность" и рациональность Гуссерля подозрительно
схожи с концептуальными построениями его
современника А.Бергсона, который также противопоставлял
ограниченный по своим познавательным способностям
интеллект и непосредственно-интуитивное усмотрение.
Феноменология изначально несет в себе противоречие
между рационалистическими и иррационалистическими
тезисами. Более того, философ и ученый у Гуссерля
неспособны понять друг друга, поскольку один смотрит на
мир в "естественной установке", а другой непосредственно
усматривает, "видит" и "слышит" нечто неуловимое
для дискурсивной рациональности.
Но проблемы возникают не только в связи со "строгой
научностью" феноменологии. Трансцендентально-феноменологическая
редукция очищает сознание от эмпирических
данностей, оставляя "чистое Я" как источник формирования
всего предметного мира в конституирующих
актах сознания. Как писал Гуссерль в "Картезианских
размышлениях", абсолютно очевидным является ego cogito,
причем даже очищенное от моих эмпирических особенностей
сознание все же всегда "мое". В себе самом сознание
открывает универсальные структуры и является поэтому
трансцендентальным, а не эмпирическим "Я". Однако в
таком случае другие субъекты являются феноменами моего
сознания: "при переходе от моего Эго к Эго как тако49
ФИЛОСОФЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
вому ни возможность, ни действительность других Эго не
предполагается". Другие люди первоначально даны мне
как результат конститутивных актов моего сознания. Солипсизм
является методологическим исходным пунктом
феноменолога, который затем должен показать, причем
строго феноменологически, то, как другое "Я", alter ego,
конституируется в поле моего сознания именно как "другое",
мне чуждое (mir frernde), а также то, что другие люди
представляют подобные мне центры, монады, конституирующие
один и тот же мир.
Хотя Гуссерль и критиковал Декарта за его аргументацию
по аналогии (другое "Я" мы "примысливаем", глядя
на поведение других людей), его собственные выводы,
по существу, являются также построенными на основе
аналогии. Сообщество монад, конституирующих единственный
мир, он получает в результате скачка: вывести из
феноменов "моего сознания" alter ego ему так и не удалось,
как об этом свидетельствует критика Гуссерля столь
различными мыслителями, как Хайдеггер, Сартр, Ортегаи-Гассет,
Шютц и другие, которые принимали и развивали
феноменологию, но отказывались от предложенного Гуссерлем
варианта трансцендентального идеализма. Сознание
высвечивает бытие, предметный мир дан лишь в актах
сознания, но смыслополагание не обладает могуществом
божественного творения. Когда речь идет о сознании,
то мы не имеем права говорить о внешних для него
причинах. Напротив, все внешнее, включая природу в целом,
должно быть понято как производное от субъективности.
Феноменолог прослеживает последовательность
интенциональных актов, конституирующих предмет. Эти
акты связаны друг с другом не каузальными связями, а
мотивациями. Одно осмысленное переживание служит
возможностью для другого, но не определяет его причинно.
Сознание представляет собой поток переживаний, "абсолютное
единство связности сознания". Эта ".жизнь духа"
доступна интуитивному усмотрению, она является подлинным
истоком всякого существования, ибо все сущее проявляется
только в сфере сознания.
Э.Гуссерль создал вариант трансцендентального идеализма,
который многими чертами напоминал неокантиан50
ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ
ские теории начала века, где сознание, это "чудо из чудес",
как называл его Гуссерль, своими актами созидает предметное
бытие. Правда, феноменология не ограничивалась
теорией познания, но уже в "Идеях" (1913) трансцендентальное
Эго становится последним условием возможности
всякого знания. Первоначальным лозунгом феноменологии
было "к самим вещам", то есть к непосредственно
данному, очевидному (понятно, что речь идет не о натурализме
или наивном реализме). Позиция трансцендентального
идеализма обязывает к тому, что предметы конституируются
сознанием, получая всю свою реальность от поэтических
актов. Следствием была онтологизация сознания,
теория духовных монад, находящихся в предустановленной
гармонии и совместно "ткущих" действительность.
Субъективность стала "абсолютным регионом бытия", в
котором не просто все явлено, но и рождается мир реального
существования.
Э.Гуссерль не принял тех новаций, которые были внесены
в феноменологию такими его учениками, как М.Шелер
и М.Хайдеггер, оставивших попытки трансцендентального
обоснования научного познания'. Но в последнем
произведении Гуссерля - "Кризис европейских наук и
трансцендентальная феноменология" - уже ощутимо
движение в том же направлении, в котором стала развиваться
экзистенциальная феноменология, начиная с "Бытия
и времени" Хайдеггера, где не идеальная сущность, а
существование становится предметом феноменологического
описания. Вопрос, который ставит перед философией
Гуссерль, звучит теперь так: "Могут ли мир и человеческое
существование поистине иметь какой-либо смысл,
если для наук как истинное значимо только объективно
устанавливаемое, если истории больше нечему научить,
кроме того, что все образования духовного мира, все когда-либо
поддерживавшие людей жизненные связи, идеалы,
нормы формируются и вновь растворяются, наподобие
текучих волн, что так было и будет, что вновь и вновь
разум будет оборачиваться бессмыслицей, а благодеяния
бедствиями"'. От вопросов методологии, логического обоснования
научного знания, Гуссерль движется к ранее
критиковавшейся им мировоззренческой философии.
ФИЛОСОФЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
Феноменология имеет дело с бесконечно изменчивой
жизнью сознания, с потоком переживаний, каждое из которых
меняется в зависимости от изменения точки зрения,
горизонта, модальности видения. Феноменолог описывает
те структуры сознания, в которых предметный, ноэматический
полюс входит в этот поток и меняется вместе со
способом проявления феномена. Поэтому феноменология
широко использовалась в описании эстетического и религиозного
сознания, в феноменологии религии, в психологии
эмоций и т.д. Не удивительно, что она привлекла к
себе внимание психиатров, пытающихся выяснить, как
осмысляется мир больным человеком. Феноменология
языка и феноменологическая социология представляют
собой те области, где также было велико влияние предложенного
Гуссерлем метода. Правда, наибольшую роль во
всех этих дисциплинах играл не трансцендентальный идеализм,
а концепция "жизненного мира" (Lebenswelt) из
"Кризиса европейских наук... ^ В этом произведении
Гуссерль выходит за пределы той проблематики "чистой
философии", которой он занимался всю свою жизнь. Кризис
науки, обусловленный господством натурализма, связан
с кризисом всей европейской культуры, с политическим иррационализмом
эпохи ("Кризис европейских наук..." писался
Гуссерлем в нацистской Германии). Восстановление
подлинной рациональности начинается Гуссерлем с генеалогии
той узкой формы научного рационализма, которая
способствовала появлению иррационализма.
ПРИМЕЧАНИЯ
^Husserl Е. Die Krise der eurоp`aischen
Wissenschaften und die transzentale
Ph`anomenologie. Hamburg,
1982, S. 5.
^Прежде всего в феноменологической
психологии М.Мерло-Понти
и феноменологической социологии
А.Шютца.
Н.С.Юлина
ДЖОН ДЬЮИ
Джон Дьюи (1859-1952), американский "философ № 1",
как его иногда именуют в США, оставил глубокий след в
философской мысли этой страны, который отчетливо виден
еще и сегодня. Творческий путь Дьюи длился почти
семьдесят лет, и за это время им было написано более 30
книг и 800 статей, охватывающих практически все области
философского знания - эпистемологию, логику, этику,
метафизику, эстетику, социальную и политическую философию,
религию и образование.
Д ж. Дьюи родился в маленьком городке Берлингтон,
штат Вермонт. После окончания Вермонтского университета
работал учителем, а позднее преподавал в организованной
им экспериментальной школе при Чикагском университете.
Учительская практика сыграла существенную
роль в том, что проблемы образования стали центральными
в его творческой деятельности. Степень доктора философии
получил в университете Джона Гопкинса (1882),
где слушал лекции Чарльза Пирса, изучал философию
Гегеля и Лейбница, учение Дарвина, биологическую доктрину
Томаса Хаксли. Их влияние сказалось в принятии
Дьюи установки об органической взаимозависимости всего
сущего в мире, которой он оставался верен до конца
жизни. Она же определила и его воинствующий антидуализм.
В 1904 году Дьюи переходит на работу в Колумбийский
университет (Нью-Йорк). Тогда же им основывается
"The Journal of Philosophy", в течение многих десятилетий
игравший основную творчески-организующую
роль в философской жизни США. В 1929 году Дьюи отходит
от активной преподавательской работы, полностью
посвятив себя творческой и общественной деятельности.
Умер Дьюи в 1952 году.
ФИЛОСОФЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
Прагматист, инструменталист, бихевиорист в теории,
Дьюи стремился воплотить свои идеи на практике. Его
активность не ограничивалась узким кругом академических
занятий; в течение нескольких десятилетий он был
признанным общественным лидером: организовал Американскую
ассоциацию университетских профессоров, Новую
школу социальных исследований, являлся заметной
фигурой в борьбе против милитаризма и за гражданские
права. Имя Дьюи - символ движения за прогрессивное
образование, социальный либерализм и гуманизм.
Бертран Рассел как-то назвал философию Дьюи "рационализацией
американского опыта". В этой констатации
есть доля истины. Но не вся истина. Конечно, Дьюи
оценивал мир в социально-культурном контексте США.
Однако его вряд ли можно упрекнуть в почвенническом
крене. Он стремился постичь смысл цивилизации XX века
и динамику ее модернизации, увидеть своими глазами иные,
неамериканские типы социального устройства. С этой целью
Дьюи много ездил по миру. Выступал с лекциями в
Китае, Японии, Мексике. В 1929 году посетил СССР и по
возвращении домой опубликовал "Впечатления о Советской
России"', в целом благожелательно оценив советский
опыт. В начале 30-х годов, получив (по-видимому, от С. Хука
и М.Истмэна) информацию о ширящейся волне репрессий
в СССР, он поменял свою позицию на резко критическую^.
Философские взгляды Дьюи формировались на рубеже
XIX и XX веков, когда в интеллектуальной жизни
США происходила реви
...Закладка в соц.сетях
