Жанр: Философия
Эннеады
...ества/ стать
лучшим, то с другой стороны ничто постороннее не может воспрепятствовать
/ему/ стать худшим., - не изменяет его, то это вовсе не потому, что
что-либо препятствует этому, а единственно потому, что так ему угодно и что
то в его власти, и как невозможность для Него сделаться худшим вовсе не
есть признать Его бессилия, насколько Он единственно сам по себе и через
себя не допускает умаления своего совершенства, так напротив, переизбыток
своей силы и власти он являет в том, что не направляется ни на что другое,
а только на самого себя, и вместо того, чтобы зависеть от какой-либо
необходимости, сам составляет необходимость и закон всего существующего.
Разве же необходимость сама себе дала бытие? Собственно говоря, она и
совсем не получила и не имеет бытия, потому что все, что после и ниже
первого начала существует через него. И разве мыслимо, чтобы это начало,
которое прежде и выше всякого бытия, получило бытие от чего-нибудь другого,
или даже от самого себя?!
11. А если так, если об этом начале нельзя сказать даже, что оно стало
/само по себе/ существовать, то что же больше можно сказать еще о нем?! Тут
уместно только, сознать свое бессилие, умолкнуть и отказаться от всяких
дальнейших изысканий, ибо как и чего можно искать после того, после чего
некуда уже дальше идти, так как всякое изыскание обыкновенно доискивается
начала и на нем останавливается?! Притом же, всякое исследование
обыкновенно ставит себе задачей установить или сущность, или свойства, или
причину, или образ существования /предмета/. Что первое начало существует в
том смысле как мы это выше показали, - это усматривается уже из
существования всего того, что получило бытие от него и после его; но
задаваться о нем вопросом почему /т.е. о причине его существования/ значило
бы искать для него какого-то начала, между тем как яснее дня, что начало
всего существующего ни в чем другом /кроме себя/ не может иметь себе
начала. Равным образом спрашивать, каково это начало, какие иметь свойства,
значило бы предполагать в нем акциденции, между тем как оно исключает из
себя все акцидентальное, тут приходится прибегать лишь к одним отрицаниям.
Все же эти и подобные недоуменные вопросы относительно этого верховного
существа возникают у нас обыкновенно вследствие того, что мы представляем,
как первое и всему предшествующее, пространство или место, похожее на хаос,
и потом уже вводим первое начало в это пространство, нами воображаемое, или
действительно существующее. Вполне естественно, что введши его сюда, мы
вслед затем начинаем спрашивать, откуда оно сюда пришло и как оно тут
очутилось: трактуя его как пришельца, вынырнувшего из бездны или упавшего
свыше, мы любопытствуем узнать, почему и для чего оно сюда явилось, что
такое оно есть, каково оно. Чтобы раз навсегда отстранить все подобные
вопросы, мы должны устранить из понятия верховного начла всякий намек на
пространство, не должны помещать это начало ни в чем другом, не должны
представлять его ни покоющимся от вечности и утверждающимся на самом себе,
ни появляющимся откуда-нибудь; довольно для нас знать лишь то, что оно
существует, что бытие его есть необходимое предположение разума, между тем
как пространство не только позднее его наравне со всеми прочими вещами, но
и позднее всего прочего. Мысля его в отношении от всякого пространства,
насколько это возможно для нашего мышления, мы не должны пытаться ни
изобразить его посредством какой-либо фигуры, например, круга, ни измерить
его величину, ни определить его количественно и качественно, потому что оно
не имеет никакой формы даже ноуменальной и ни с чем несравнимо; оно
существует в самом себе прежде всего прочего. А если так, то разве можно
сказать о нем, оно есть то, что есть лишь случайно? Разве может иметь
какой-либо смысл усвоение ему этого предиката, когда мы принуждены отрицать
о нем все и всякие предикаты?! Поэтому истинным относительно его будет не
суждение "так случилось" /что оно есть то, что есть/, а суждение "тут не
было места случаю", потому что понятие его исключает всякую случайность.
12. Однако, разве не говорим мы сами, что верховное начало есть то, что
есть и что оно властно и над сущностью и над тем, что выше даже сущности?
Ставим этот вопрос в том предположении, что душа не вполне еще убеждена
тем, что сказано выше и все еще находится в недоумении. Поэтому прибавляем
еще следующие соображения. Каждый из нас по телу, конечно, далек от
сущности, но по душе, которая составляет главную основу нашей природы,
каждый участвует, в сущности и даже представляет собой своего рода
сущность, или точнее - некоторый синтез сущности и /специфического/
различия. Но эта наша сущность не есть чистая, первичная, или не есть
самосущность, и вот почему мы не властны над своей сущностью, а напротив
сама сущность властна над нами, ибо она же обуславливает и /специфическое/
различие /природы каждого/. Однако же, так как мы представляем некоторое
подобие властвующей в нашей природе сущности, то можно сказать, что даже
здесь /на земле/ мы отчасти властны над собой. Поэтому, то начало /ум/,
которое всецело и совершенно есть то, что есть, которое есть самосущность,
в котором оно само и его сущность составляют одно и то же, конечно, уже
всецело властно над собой, ибо не зависит ни от чего ни в своем бытии, быть
властным над собой, ибо сущность его /то/ первое /которое обуславливает все
остальное/. Что же касается того верховного начала, которое саму сущность
делает свободной, которому свойственно творить лишь существа свободные и
которое может быть творческой причиной свободы, то кому, или чему,
спрашивается, оно могло бы быть подневольно, если можно так выразиться?
Ведь, оно свободно по самой сущности своей, даже более, - от него или через
него только и сама сущность свободна, ибо она позднее его и не составляет
его принадлежности. Если даже в нем есть какая-либо энергия, точнее, если
бы мы захотели представлять его, как энергию, то и в таком разе нельзя было
бы сказать, что в нем есть нечто отличное /от него самого/ и что не оно
само властно над собой, как источник своей энергии, потому что ведь энергия
его есть не что иное, как оно само. А так как нет никакой надобности
усвоять ему какую-либо энергию по той причине, что энергия составляет
специфическую принадлежность уже тех существ, которые от него имеют бытие и
к нему стремятся, то мы тем более не в праве различать в нем сторону
властвующую от подвластной. Поэтому, мы собственно не должны называть его
даже властным над собой, не потому конечно, будто оно от чего-нибудь
зависит, а потому, что мы уже в сущности усвоили это преимущество
независимости и самовластности, а его признаем за начало еще высшее /чем
сущность/. Но разве может быть что-либо еще высшее, чем такое существо,
которое в себе самом имеет власть над собой? - Конечно, потому что в том
начале /в уме/, о котором можно сказать, что оно властно над собой, можно
различать два момента - сущность и энергию, в коих эта последняя собственно
и разумеется, когда ему усвояется власть над собой. Правда, что в нем
энергия совпадает с сущностью, однако же, если оно имеет власть над собой,
то это лишь под тем условием, если оно отмечает себя /как энергию/ от себя
же, как от сущности. Поэтому, о том начале /верховном/, которое не
представляет такого двойства в единстве, но есть ибо оно есть одна чистая
энергия и ничего больше, а то пожалуй оно не есть даже энергия.
13. Строго говоря, эти и подобные словесные выражения суть не подходящие
для обозначения верховного начала, в понятии которого не должно содержаться
ни малейшего намека на какую-либо двойственность; однако же, так как уже
все таки оказывается необходимым трактовать о нем для убеждения /других в
том, в чем мы убеждены/, то приходится не соблюдать в выражениях той
разборчивости, какая требуется логикой строгого ума. Итак, допустим на
время, что в верховном начале имеют место энергия, которые, конечно,
зависят от его воли, ибо немыслимо же, что они были невольными
/вынужденными/, и что они составляют саму сущность его. очевидно, что при
таком условии его воля составляет одно с его сущностью, и о нем поэтому
можно сказать, каким оно хотело и хочет быть, таково оно и есть. А это
значит, что сказать о нем, "оно волит и действует сообразно со своей
природой", ничуть не более неправильно, чем сказать "как оно хочет и как
оно действует, такова и его природа, или сущность"; - все равно выходит,
что оно всецело, абсолютно властно над собой, так как само бытие, сама
сущность его находится в его власти. А вот и другое соображение: то факт,
что все существа стремятся к благу, и что каждое из них больше желает
обладать благом, чем оставаться тем, что оно есть, ибо справедливо мнит
обладать тем высшей степенью бытия, чем в большей степени становится
причастным блага; предпочитает же оно пребывать в таком состоянии, то есть,
быть возможно более причастным блага по той причине, что по самой природе
своей благо есть то, что само по себе и для самого себя наиболее желательно
и всему прочему предпочтительно. Вместе с тем, чем большую долю блага имеет
в своем обладании то или другое существо, тем более всегда сама сущность
его бывает свободна и сообразна с его волей, тем более она совпадает в одно
с волей, так что /на самой высшей ступени/ быть иным, чем каково есть; но
как только оно достигло блага, оно желает оставаться самим собой - тем, что
есть, и в этом случае не только присутствие в существе блага, не есть для
него одна простая случайность /а следствие желания и усилия его воли/, но и
сама сущность его не оказывается вне его воли, так как волей она и
детерминируется, волей же она и утверждается, как его собственная /им же
желаемая/. А если так, если каждое существо /в некотором смысле/ само себя
делает тем, чем хочет быть, то это самое только уже в абсолютном смысле
должно утверждать о Первом начале /т.е. что он всецело по своей воле есть
то, что есть/, которое и другим существам сообщает возможность быть каждому
по своей воле тем, чем оно хочет быть, - должно думать, что с самим
существом его слита воля быть таким, как оно есть, - если только допустимы
такие выражения в применении к нему; мы по крайней мере не можем и
представить, что оно не по своей воле есть то, что есть. Так как оно
всецело в себя самое направлено, в себе самом сосредоточено, то оно хочет
быть самим собой, и конечно есть то, чем хочет быть, так что его воля
составляет одно с ним самим, и оно при этом считается все тем же не
раздельным единым, на сколько не могло и не может случиться, чтобы оно было
чем-нибудь иным, а есть только то, чем оно хочет быть. Да и мыслимо ли,
чтобы оно могло пожелать быть чем-нибудь иным взамен того, что оно есть?
Ведь, если допустить даже, что его воле предоставлено избирать быть тем,
чем ему угодно, и что для него возможно изменить свою природу на какую-либо
иную, то и в таком разе немыслимо, чтобы у него возникло желание стать
чем-либо иным, вследствие недовольства чем-либо таким в себе, которое
казалось бы ему навязанным необходимостью, так как само оно от вечности
восходило и всегда хочет быть только тем, что оно есть, ибо сама природа
его, как Блага, состоит в том, что его хотение есть хотение лишь самого
себя, и что это хотение, не извне чем-либо возбуждается и потом уже не
может быть ничего такого другого, что могло бы привлечь и направить на себя
его хотение. Что касается других существ, то о них конечно нельзя сказать,
что каждое из них находит в собственном существе полное удовлетворение, так
как они бывают недовольны то тем, то другим в себе, но что касается Блага,
то в самом существе его содержится желание самого себя, предпочтение себя
/всему прочему/, а то иначе совсем не было бы /во вселенной/ существ
сколько-нибудь довольных собой, так как если они бывают довольны собой, то
это единственно в той мере, в какой причастны блага, или в какой имеют в
себе образ его. Но тут опять приходится считаться со слабостью нашего
языка, - приходится, говоря о верховном начале, ради большей ясности
употреблять такие выражения, которые в строгом смысле не применимы к нему;
- поэтому пусть читатели при каждом из них подразумевает оговорку "так
сказать". Итак, если несомненно, что Благо существует, то несомненно также
и то, что оно включает в себя хотение и избрание самого себя, потому что
без этого само существование его не мыслимо. Но в верховном начале /все эти
моменты/ хотение, избрание и сущность должны быть мыслимы не как множество,
а как одно нераздельное единое: так как его воля, его хотение всецело лишь
от него самого зависит, то конечно, от него зависит и /соответствующее
воле/ его бытие, существование для самого себя. Выходит, что оно есть само
свой творец, потому что если оно само есть виновник своей воли, если его
воля есть как бы его создание и в то же время она тождественна с его
упостасью, то следует, что оно само себе дает бытие. А все это опять
значит, что оно есть то, что есть, вовсе не случайно, вовсе не потому что
так пришлось, случилось, а единственно потому что так оно хочет.
14. Можно еще и так рассуждать: во всем, что называем мы существующим,
бытие бывает или тождественно с сущностью, или отлично от нее, как
например, такой-то, например, тождественна с самой сущностью души, когда
она рассматривается в своем чистом бытии, без соединения с чем-либо другим
/телом/, как и человек в себе тождественен с сущностью человека; что /в том
или другом/ человеке есть отличного от сущности человека, то еще можно
считать акцидентальным, но сама сущность человека не акцидентальна, потому
что в ней человек есть сам по себе и для себя то, что есть. А если так,
если даже сущность человека не акцидентальна, но имеет бытие сама по себе и
для себя, то разве мыслимо чтобы было акцидентальным то Существо
/верховное/, которое выше само человека и есть творческая причина и
сущности человека и всех других существ, и которое кроме того имеет природу
более простую, чем сущность человека и чем всякая вообще сущность? Если
правда, что по мере движения к более и более простому, все более и более
уменьшается и исчезает случайность, то понятно, что ей совсем нет и не
может быть места в том начале, природа которого есть самая простейшая и
чистейшая.
Не мешает тут припомнить и то, о чем была уже у нас речь?, что в мире
истинных сущностей /идеи/, происшедших от этого /верховного/ начала, каждая
из них имеет от него в себе кроме сущности /или субстанциальности/ еще и
причину или основание своей экзистенции /т.е. определенной формы бытия/, и
что это самое наблюдается и в чувственном мире вещей /конечно, уже только
производным образом/. благодаря этому обстоятельству, всякий, кто потом
рассматривает вещи, может ответить себе на вопрос "почему" о каждой
принадлежности их, почему например глаза или ноги у таких-то /живых
существ/ такие-то и тому подобные и усмотреть, что тут причина производит
каждый орган совместно со всеми прочими, так что все они появляются и
существуют друг посредством друга и друг ради друга. Почему ноги имеют
такую-то длину? Да потому что коль скоро одна какая-нибудь часть такая-то,
например, лицо, то и ноги должны быть такие, а не иные; словом, гармония
всех членов, есть причина, почему каждый из них такой, а не иной. Почему
/человек/ вот - таков /как есть, а не иной/? Да потому что такова сущность
человека /которую он в себе носит/. тут /как и везде/ сущность и основание
бытия - raison d'etre совпадают между собой, составляют одно и то же, как и
проистекают они из одного и того же источника - от того начала, которое
вовсе даже не прибегая ни к какому рассуждению, положило /для всего
существующего/ вместе с сущностью и основание бытия. Итак, благодаря
происхождению от одного первоисточника, сущность и основание бытия
составляют одно и то же везде - даже в вещах происшедших; но конечно само
то начало, от которого происходит все существующее, и в этом отношении
превосходнее всего прочего, как истиннейший первообраз всего. Получается
такой вывод: так как /даже в области происшедшего/ ничего не бывает
наудачу, как попало, как случится, но все вещи в самих себе содержат
основания, почему они таковы, и это благодаря лишь обстоятельству, что все
они /и после создания/ находятся во власти Бога, который, будучи отцом
разума, причинности и причинной экзистенции устраняет повсюду и во всем
всякую случайность, то ясно, что сам он есть начало и как бы первообраз
всего того, что непричастно случайности, и следовательно еще в высшей
степени, чем все это, свободен от того, что называется случайностью,
судьбой, акцидентальностью; он сам есть свои причина, он существует сам от
себя и через себя, - он абсолютно - первичным и сверхестественным образом
есть сам по себе.
15. Вместе с тем Он есть сам и предмет любви и любовь - любовь самого себя,
так как и прекрасен он единственно только от себя самого и в себе самом.
Он, конечно, присущ самому себе, но в нем присуще и то, чему оно присуще, -
одно и то же. Поскольку же в нем присущее тождественно с тем, чему оно
присуще, а равно и желающее тождественно с желаемым, при чем это последнее
может быть принимаемо за тождественно с субстанцией или сущностью. А если
так, то опять выходит, что он сам есть его создатель и Господь, или что он
таков, каков есть не вследствие чего-либо постороннего желания, а
единственно потому что сам так хочет.
Когда мы говорим, что ни Он не принимает в себя ничего извне, ни его ничто
не содержит в себе, то уже этим ставим его вне той области, где может иметь
место случай или судьба, и это не только потому, что мыслим его
обособленным в самом себе и чистым, отрешенным от всего прочего, но еще
потому, что замечаем нечто подобное /такому отрешению/ и в нашей
собственной природе, когда она отрешается от всего того, что в нас
привлекает и привязывает к себе, а с тем вместе отдает все это во власть
случая и судьбы, ибо все те вещи, которые мы называем нашими, суть как бы
закабаленные, т.е. зависящие /не от нашей воли, а/ от судьбы и разных
случайностей. Вот этим-то путем /отрешения от всего внешнего/ только и
достигается нами свобода и самопроизвольность, благодаря действию /на нашу
душу/ благоподобного света, даже самого блага, превосходящего самый ум,
благодаря действию, на котором нет ничего внешнего, побочного, пришлого,
потому что оно выше, властнее самого мышления. Иногда нам удается
возвыситься до такого состояния, когда отрешившись от всего прочего мы
превращаемся в одно это /чистое единство блага/, не чувствуем ли мы тогда,
что мы даже более чем свободны, больше чем самовластны?! И что могло бы нас
отдать во власть случайностей и превратностей судьбы тогда, когда мы стали
всецело истинной жизнью, когда мы очутились в лоне Того, Который ничего
постороннего в себе не содержит, а есть только Сам собой и по себе?! Другие
существа, обособленные /от него и друг от друга/ конечно не довлеют сами по
себе, но Он есть то, что есть, сам собой в обособлении /от всего прочего/.
Это однако же вовсе не значит, что эта первая ипостась представляет нечто
неодушевленное, или жизнь лишенную разума, так как неразумная жизнь,
рассеявшая, выкинувшая из себя разум и представляющая полную
неопределенность, строго говоря, бессильна существовать. Напротив, чем
более жизнь сближается с разумом, тем более она освобождается /от
неопределенности ил/ от случайности, ибо что сообразуется с разумом, то уже
не может быть делом чистого случая. Между тем, когда мы возвышаемся мыслью
к Богу, то он является нам существом еще высшим, прекраснейшим, чем сам
разум; - как неизмеримо высоко, стало быть, стоит он над тем, что
подвластно случаю! В самом деле, Он есть из самого себя растущий корень
разума, и вместе то /самое высшее/, до которого достигают и на котором
оканчиваются стремления всего существующего; он есть начало и базис того
исполинского дерева, которое растет и живет разумосообразной жизнью. Он
пребывает в самом себе, но дает бытие этому дереву тем самым, что наделяет
его разумом.
16. Так как мы считаем несомненным, что Бог и везде есть и нигде, то нам
следует вдуматься в это положение, не окажется ли оно пригодным и для
настоящего нашего исследования. В самом деле, если бог нигде /т.е. не
занимает никакого определенного места/, то это значит, что нигде нет для
него случая /присутствовать тут/, а если он - везде, то и в таком разе он
несомненно везде всецело таков, каков сам есть /а не в зависимости от
такого, или иного случайного места/, - и это потому, что Он сам есть то,
что разумеется под словом везде и повсюду, он не находится везде, а сам
есть это везде, так как он даст бытие всему существующему и так как все
существующее в нем содержится, как в своем везде. Впрочем, сам Он стоит в
самом высшем чине, или точнее, Он сам есть превышний и все существующее
содержит в своей власти, и конечно не Он представляет нечто стороннее, или
случайное для всего прочего, а напротив все прочее - для него, так как
через него же и существует, не Он глядит на все прочее, а напротив все
прочее в него вглядывается /и с ним сообразуется/, между тем как Он скорее
уже вовнутрь самого себя направляет свои взоры и наслаждается самим собой -
тем чистейшим светом, который есть он же сам, так что он сам есть то самое,
чем он наслаждается, что любит, и так как эта его энергия есть неослабная,
неизменная и вместе с тем самая сладостная и достолюбезная, представляющая
некоторую аналогию с энергией ума, то это и значит, что Он сам себе дает
бытие /т.е. существует в этой своей энергии/. Поскольку же это некоторое
подобие ума есть его дело - /продукт его энергии/, то и сам Он есть как бы
творение, только творение, не кого или чего-либо другого, а единственно
свое собственное; а это опять значит, что он есть не так, как требует
случай, а единственно, так, как действует его энергия. Потом, если правда,
что превосходство его бытия состоит между прочим в том, что он на самом
себе утверждается /как бы высится/, на самого себя только обращается, и в
этом обращении к самому себе как будто только и существует, то опять
выходит, что Он как бы сам себя творит, и значит, существует не как
указывает случай, а как сам хочет; он не зависит от случая, как и воля его
не подпадает случайности, потому что она направлена /не на случайное
что-либо, а/ на самое высшее и лучшее /на благо/. Что единственно эта такая
Его инклинация к себе самому, представляющая как бы его энергию, та его
имманенция самому себе делает его тем, что он есть, - в этом легко
убедиться, если допустить противное этому, потому что для Бога выйти из
самого себя, простереться на что-либо иное значило бы перестать быть тем,
что он есть. Поэтому, обращенную на себя энергию свою Он направляет и
употребляет единственно на то, чтобы быть тем, что есть, при чем он сам и
его энергия составляют одно и то же; таким-то образом Он сам полагает бытие
своей собственной энергией, составляющей одно с ним. А так как энергия его
не произошла /во времени/, а существовала в вечности, так как она есть как
бы не дремлющая бдительность, тождественная с самим бдящим и представляющая
собой вечно сущую супраинтеллекцию, то это значит, что Он есть оттоле и
так, отколе и как бдит /над собой/. Эта Его бдительность - выше сущности
ума, выше наделенной разумом жизни, ибо она есть Он сам. Итак, он есть
такая энергия, которая выше жизни, выше ума, выше мудрости, тем более, что
все это не от иного кого-нибудь, а от него имеет свое бытие. А это значит,
что бытие свое он имеет единственно от себя и через себя, или, что Он есть
то, что есть, единственно потому, что так ему угодно, а вовсе не потому,
что так случилось.
17. А вот и еще соображение. Мы обыкновенно говорим, что мир и все в мире
так обстоит, как это мыслимо лишь в том предположении, что все создано по
определению воли создателя, который в своем уме все наперед предусмотрел,
предустановил и потом уже все создал согласно с провидением. Но так как
вещи /чувственные/ всегда таковы, каковы есть или всегда одинаково
происходят, то в творческмх причинах их следует предполагать существование
от вечности плана еще более мудрого и совершенного /чем какой наблюдается в
чувственном мире/; другими словами, прежде и выше предрасчисления и
провидения /наблюдаемого в видимом мире/ стоит мир истинно сущего,
состоящий из ноуменальных сущностей. Поэтому, кто мировой план и порядок
называет провидением, тот должен твердо помнить, что происхождению нашей
вселенной предшествовал существовавший уже /от вечности/ ум и что она с ним
сообразована. Поскольку же таким образом ум предшествует всем вещам и все
вещи в нем имеют свое начало, то ясно, что в нем нет и не может быть ничего
случайного, потому что хотя он представляет собой множественность /идей/,
но в то же время он соединяет собой эту множественность таким образом, что
она составляет единое взаимно упорядоченное целое. Само собой понятно, что
такое множество, которое представляет взаимноупорядоченное единство и
содержит в себе все разумные основания объединенные в одном начале, никоим
образом не могло возникнуть и составиться чисто-случайно, как ни попало,
потому что оно по самому существу в такой же степени противоположно случаю,
в какой случай как синоним бессмыслия, противоположен смыслу, разуму. А так
как прежде или выше ума есть другое начало, непосредственно близкое к нему,
то он и в этой своей разумосообразности зависит от того начала, имеет ее
благодаря своему участию в нем и согласно с его волей и служит в этом
случае как бы силой его. Это опять значит, что Бог есть единое, неделимое
начало, - единый разум всего и единое число, что он один сам по себе больше
и могущественнее всего происшедшего, что ничего нет и не может быть ни
большего, ни лучшего, чем он. А из этого следует, что он никому и ничему
другому не обязан небытием своим, ни совершенством своим, но есть то, что
есть, единств
...Закладка в соц.сетях
