Жанр: Электронное издание
vampirs
... цветов, я убедился, что предположение мое
неверно.
Ставя букет по просьбе Риты в серебряную вазу, я видел слезы у ней на
глазах и в руках маленькую черную книжечку, по-видимому, молитвенник.
Потом она попросила меня и Лючию оставить ее с Цецилией, говоря, что
она очень устала. Мы вышли.
Вскоре же она отослала и Цецилию.
"Синьорита что-то пишет", - сказала кормилица.
Мы с Лючией сидели в соседнем проходном салоне и ждали, когда нас позовут
к Рите.
Вдруг раздался страшные крик. Мы бросились в комнату Риты, но это
кричала не Рита, а старая Цецилия.
Рита же лежала на кушетке, вся вытянувшись и закинув голову назад.
Я бросился к ней, она тяжело открыла глаза и снова сомкнула их; думая,
что ей дурно, я поспешил налить в стакан воды, но в ту минуту, когда
я приподнял ее голову, чтобы дать ей напиться, она снова взглянула на
меня, и... это в первый раз - мне показался ее взгляд... странным, что
ли... в нем было что-то манящее, любовное... Она тихо прошептала:
- Поцелуй меня.
Испуганный, не отдавая себе отчета, я наклонился и поцеловал ее в губы...
В ту же секунду она откинулась, тяжело вздохнула и впала в летаргию,
или, как мы тогда сгоряча думали, умерла.
Наклонись еще раз, я невольно отшатнулся, лицо Риты сделалось злым,
зубы оскалились и казались длинными, это была не та Рита, которую я
знал, а чужая, злобная. Вскоре это выражение сменилось тихим и спокойным,
такой ты ее и застал.
Ты помнишь, как мы все тогда потеряли головы и я, не то что скрыл, а
прямо забыл сказать тебе о поцелуе.
Затем начались приготовления к похоронам, перенесение тела в капеллу,
твое, да и общее наше отчаяние.
Тогда же, по твоему желанию, закрыли салон Риты, где она умерла, и
второпях забыли там бедную канарейку, а затем внезапное воскресение или
оживление, не знаю как выразиться, Риты, среди ночи во время бури, перепугавшее
замковую прислугу, да и, что греха таить, нас всех чуть не
сильнее самой смерти.
После же воскресения Риты мне уже было неудобно сказать тебе о прощальном
поцелуе; да я бы скоро его и забыл, если б не ловил время от
времени взгляд Риты, напоминающий тот, что сопровождал поцелуй.
Ты как-то на днях написал мне, что находишь большую перемену в Рите,
да и я нахожу эту перемену, и чем дальше, тем больше. Ты прав. Она расцветает
физически, но как-то опускается нравственно: прежде такая чуткая
к чужому горю, она теперь остается совершенно спокойной; даже смерть Лючии
и других домашних проходит, не задевая ее совсем. К гибели своей любимицы
канарейки она тоже отнеслась возмутительно холодно.
Наружностью своей она перестала заниматься, я заключаю это из того,
что все зеркала она приказала закрыть кисеей "в знак траура", как говорит
она, и даже свой собственный туалет.
Ни песен, ни игры на лютне (кстати, лютня, кажется, тоже осталась в
роковой комнате) я больше не слышу. Рита предпочитает уединение.
Характер ее тоже пошел на минус. Вот пример.
Последние дни перед летаргией она не расставалась со своим молитвенником,
- знаешь, черная книжечка, - я и спросил, где она у ней, не принести
ли? Рита прямо разозлилась, глаза засверкали, зубы оскалились, и
она наговорила мне дерзостей.
Другой раз я подал ей ручное зеркальце, также прежде вечного ее спутника,
- так она не только его бросила, но растоптала каблуком, не пожалела
даже художественной золотой оправы.
Несмотря на эти выходки, все же по временам я, как и говорил уже,
ловлю на себе взгляд Риты, полный желания, призыва и страсти... да,
страсти... Мне невыносим этот взгляд, страшен, я боюсь его. Боюсь как-то
безотчетно, даже не по отношению к тебе. В нем есть что-то.
Меня прервали, принесли от тебя приглашение приехать в замок. Такой
разницей веет от этого приглашения, против прежних, - какой официальный
язык!..
Я отказался, зачем?
Завтра, послезавтра я исчезну с твоей дороги. В начале письма я искал
объяснений с тобою, а под конец много продумал и решил лучше уехать; уехать
не прощаясь.
Оставлю тебе это письмо, ты сам поймешь, что отъезд - это лучшее, что
я могу сделать. Спасибо за прежнюю любовь, крепко верю, что со временем
ты опять вернешь мне ее. Я же все люблю тебя по-прежнему и не переставал
любить. Привет Рите, желаю вам обоим счастья.
Твой Альф.
...Сутки. А как перевернулся весь мир, посейчас я не могу ясно представить,
что случилось. Постараюсь вспомнить и записать. Обыкновенно записывание
упорядочивает и проясняет мою голову. Итак.
Я написал Карло прощальное письмо и оставил его на столе, собираясь
при окончательном отъезде приписать несколько слов приветствий и пожеланий.
Дальше.
Гулял по саду: ночь тихая, лунная, озеро лежит, как зеркало, только
воздух, как перед грозой.
Лег спать с открытым окном.
После полуночи мне показалось, что я не один в комнате и что на груди
у меня тяжесть, - открываю глаза...
Пресвятая Дева Мария, Рита у моей постели, вернее, лежит на моей груди!
- Что же это? Хочу вскочить, крикнуть... не могу... ведь я осрамлю
ее! Что скажут люди! Что скажет Карло?
Ясно, Рита опять больна, иначе, зачем бы она попала в мою комнату, да
еще ночью? Она или лунатик, или в бреду.
Что делать, чтобы не испугать ее?.. Все это вихрем несется у меня в
голове. А голова кружится, кружится, истома давит тело... Что делать,
как быть?.. И опять все качается.
Затем я теряю сознание, ну это в первый раз в жизни... Открываю глаза,
никого нет. Полная тишина, луна заходит, веет предрассветный ветерок...
и снова я не могу одуматься. Куда она делась? Что она была здесь,
я уверен, еще до сих пор пахнет ее любимыми духами лавандой. Что с ней
сталось? Зачем она приходила?
Что это мог быть сон, мне даже не пришло в голову, настолько все было
реально. Вдруг меня пронзила мысль: случилось несчастье, Рита приходила
за помощью!
Сорваться с кровати и одеться было делом одной минуты, я кинулся вон.
Второпях я даже не заметил, что дверь моей комнаты была замкнута, и
вот, только теперь, записывая все, я вспомнил это. Следовательно, еще
одна загадка! Обежав дом, я ничего не нашел подозрительного: все спало,
все тихо, везде темно. Я бросился в сад. И там тихо. Запутавшись в траве,
я упал в кусты шиповника и очень неудачно: изранил лицо, руки и даже
сухим сучком ранил шею настолько сильно, что запачкал кровью рубашку.
Когда я вернулся в дом, то слуги уже начали вставать и на мои вопросы:
не случалось ли чего ночью? - отвечали удивленными взглядами и полным
отрицанием.
Вот факты. Какие же выводы?
Что она была у меня, это несомненно, закладываю душу!..
Первый вопрос: как попала?
Дверь замкнута. Ключ у меня... Следовательно, другим ключом, заказным,
значит, с "заранее обдуманным намерением".
А если в окно? Оно достаточно низко от земли и было открыто. Если
так, то все же с намерением, а не случай.
Второй вопрос: зачем приходила?.. Фу, даже в пот бросило, неужели
Карло прав, и она меня любит, любит настолько сильно, что пришла сама?
Рискуя всем... Неужели я так слеп и не видел этой страсти... Вот уж мой
ночной обморок был некстати - что она подумала обо мне? Наверное, презирает
теперь...
Третий вопрос: что же делать теперь?
Бежать, бежать, бежать немедля... А если она любит, сильно любит?..
Ну, погрустит и забудет... А ведь не все способны забывать, вот и я ее
никогда не забуду.
Да и имею ли я теперь право уехать? Ведь она осрамила себя. Положим,
никто не знает, что она ночью была у меня, но сама-то она сознает, что
она, девушка, красавица, невеста другого, была ночью одна в комнате молодого
мужчины... ведь я еще молод! Лежала у него на постели, на груд
и... Не замучает ли ее эта мысль?
Не должен ли я во что бы то ни стало остаться?
Нет, нет и нет... не финти и не хитри. Альф, сама с собою, не для тебя
эта любовь! Пока ты честен, ты должен бежать.
В замок не пойду, уеду в город, закажу там почтовых лошадей и к вечеру
уеду.
Решено... Рассвет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот тебе и уехал!
Правду говорит пословица: "человек предполагает, а Бог располагает".
Впрочем, тут Бог, наверное, участия не принимал!..
Я плохо ему молился, плохо верил, и он меня оставил этой ночью!
Сейчас я совершенно спокоен, спокоен, как человек, неизбежно приговоренный
на смерть.
Весь ужас открытия правды, вся безвыходность моего положения отошли в
сторону, и жалость жизни и боязнь смерти: все переболело, перегорело...
Теперь остался один долг - предупредить Карло. Лично я этого не могу,
"она" не допустит.
Пусть эти записки откроют ему страшную тайну. Чтобы оберечь их от
"нея", я положу их в библию. Конечно, будет следствие по случаю моей
внезапной смерти, обыск в моей комнате, их найдут и передадут по адресу.
Чтобы Карло все было ясно, продолжаю рассказ. Итак, я решил уехать. В
город, чтобы заказать почтовых, я отправился верхом. В лесу, на крутом
повороте дороги лошадь моя заупрямилась. Несмотря на хлыст и шпоры, она
не трогалась с места. Можно было думать, что она почуяла волка. Она вся
дрожала и покрылась потом. Недоумевая, я слез и пошел пешком, таща коня
в поводу.
За поворотом дороги я увидел Риту, сидящую на пне дерева, я, кажется,
в первую минуту так же испугался ее, как и моя лошадь волка.
Оправившись, я подошел и заговорил, притворяясь, что я ничего не знаю
и не помню. Но один взгляд Риты показал мне, что она все помнит и видит
мои уловки насквозь.
Я растерялся. Лошадь рванулась и убежала. Рита смотрела на меня, не
спуская глаз, и голова моя опять начала кружиться, все закачалось. Я сел
на траву.
Рита наклонилась к моему лицу и начала шептать:
- Зачем ты бежишь? Разве ты не видишь, не чувствуешь, что я люблю тебя?
Я хотел заговорить...
- Оставь, молчи. Я знаю, что ты скажешь, - продолжала она, - но какое
нам дело до Карло и до всего земного? Ты будешь счастлив, вечно счастлив.
Ты будешь бессмертен, я подарю тебе вечную жизнь, там, где я, Карло
не может за мной следовать, не может мне принадлежать: его оберегают! -
криво усмехнулась она.
Согласись на мою любовь, и я тебе открою тайны, каких не знает никто;
я унесу тебя высоко-высоко, лунный луч будет нашей дорогой, а в час покоя
мы будем сладко спать!
А какое наслаждение пить горячую теплую кровь, а с нею и вечную
жизнь! - продолжала она.
Я с ужасом отшатнулся!
Уже с первых слов Риты мне показалось многое странным в ее словах и
обещаниях и я со страхом убеждался в том, во что до сих пор не хотел верить...
Получив от тебя письмо о том, что твоя мать, по словам старого доктора,
была вампиром, я заинтересовался этим поверьем и купил старинную,
латинскую книгу, трактующую о ламиях, "не мертвых" и т.п.
Поштудировав ее немного, я, конечно, отбросил ее в сторону, не мог же
я тогда верить во всю эту чушь, не мог не считать все вымыслом. А ведь
странности твоего старого доктора, его разговоры только еще больше укрепили
мое мнение. Я был убежден, что вся история с вампирами бред его
больной фантазии. И вот теперь эта фантазия встала передо мной во всем
своем ужасе правды!
Я понимал, что Рита любит и под влиянием чувства открывает мне многое,
что не должно быть ранее открыто, или, быть может, она так верит в
обладание мной, что уже не стесняется.
Она сама вампир, ее погубил или, как она выражается: "призвал к жизни",
старый граф Дракула.
Он отдыхает в большом каменном гробу, он долго ждал ее... наконец,
она пришла и вызвала его теплотой своего молодого душистого тела.
Для того чтобы достигнуть вечного существования, надо умереть для людей.
Так с ней и случилось. Но на вторую же ночь Дракула силою своего могущества
заставил ее встать и жить между людьми, как бы по-прежнему.
Она так много говорила о прелести быть вампиром, что мозг мой больше
и больше начал тускнеть и все пошло кругом.
- Так скорее достигну я первой степени силы, - добавила она.
Точно сквозь дрему я вспомнил, что в старинной книге сказано, что
вампир не дает тени, не любит зеркал, не пьет, не ест, спит на закате
солнца. И, к ужасу моему, я находил у Риты все эти приметы! Или я их сам
заметил, или о них сообщил мне Карло. Силы совершенно меня оставили.
- Ты согласен, милый, отдайся мне, не бойся, - шептала она. - Я отдыхаю
в моем гробу, и я заставлю Карло поставить твой гроб рядом с моим.
При этих словах я рванулся и вскочил:
- Нет, я не хочу! - вырвалось у меня.
Она зло засмеялась.
- Не хочешь, тем хуже для тебя; тебе нет возврата к жизни. Не воображай,
что ранки на твоей шее нанесены тебе сучком шиповника; о нет; это я
ночью положила на тебя свою печать. Ты погиб. Ты можешь только выбирать:
смерть, настоящую смерть, с червями и холодом могилы, или бессмертную
жизнь вампира. Я до ночи даю тебе время на размышление. Ночью я приду.
Ты не спрячешься, не уйдешь от меня - не пытайся. Выбирай, моя любовь и
бессмертие или ты, в недалеком будущем, скелет, с провалившимися глазами
и дырою вместо носа.
В это время возле нас раздались голоса; это были слуги, посланные
Карло за Ритой.
Нам ничего не оставалось, как взяться под руку и идти в замок.
В удобных местах я все косился, ища тени от "него", от Риты, все еще
надеялся на что-то.
Тени не было.
В замке я провел несколько неописуемых часов. "Он", Рита, не спускал
с меня глаз; Карло невыносимо ревновал, сам я не знал, что предпринять,
как спастись; ум мой мутился; я пробовал молиться, но не находил слов.
Вся прошлая жизнь в моем воспоминании, и какой она мне показалась
прекрасной, а будущее?
Сколько ждет меня интересной работы, открытий; быть может, любовь, но
не эта проклятая, а святая, чистая... Я готов был рыдать, а тут Карло, с
его резкими речами, и взгляд "его", Риты, говорящий:
- Ты мой, исхода нет!
Наконец, я не выдержал и бросился бежать. Я не только забыл хлыст и
перчатки, но даже мою шляпу.
И вот я пишу, торопясь исполнить последнее: открыть глаза Карло, а
там... да помилует меня Бог.
Я решился погибнуть: вампиром я не буду. Скоро полночь! Луна сияет.
Мать моя, благослови меня, не дай мне в последнюю минуту жизни изменить
себе и согласиться на мерзкое существование вампира.
Гарри кончил и начал усиленно курить: наступила тишина. Джемс первый
не выдержал:
- Ну, - начал он, - теперь, после этого письма, если у кого из нас
были еще сомнения, то они должны исчезнуть.
- Если сопоставить весь письменный материал, что у нас есть, и текущие
события, то ты прав, Джемми, и приходится верить не только в существование
вампиров, но и признать, что они живут где-то рядом с нами, -
добавил доктор.
- Это мои милые родственники! - пробурчал Гарри.
- И они устроились в замке Дракула по-семейному, - сострил доктор.
- Будет, господа, к делу, - сумрачно сказал Райт.
- Ты прав, Райт, к делу! Джемс, ты первый начал это дело, веди же его
дальше, - сказал хозяин.
Джемс даже покраснел от удовольствия.
- Смит, посмотрите, чтобы нас не подслушали, и возвращайтесь, - распорядился
Гарри.
- Я не буду повторять, - так начал Джемс, - ни фактов настоящего, ни
выводов, сделанных на основании этих документов прошлого, а прямо начну
с того, что существование "не мертвых", или вампиров, нами всеми, здесь
присутствующими, принято. Принято также решение - уничтожить их, как
сердитых и опасных существ. Или, по крайности, обезвредить, как были они
обезврежены до нашего приезда.
Теперь ставлю вопросы: где они, сколько их и что надо делать?
Тут начинается область догадок и предположений.
Первый "не мертвый" - это дед Дракула, привезенный в гробу из Америки:
портрет его висит в Охотничьем доме, а место вампирического сна неизвестно,
так как гробы мы не нашли. При нас он не появлялся совсем или,
как более сильный и умный, лучше умеет скрывать свои злодеяния. Только
вот вчерашняя женщина в деревне кричала: "Был мужчина, весь в бархате",
до этого же случая всегда говорилось о женщинах.
Второй "не мертвый" - это Мария Дракула, женщина в белом с золотистыми
волосами и ненюфарами, мертвыми розами; гроб ее в склепе, под статуей;
теперь он в склепе под капеллой и его нам может указать Смит.
Третий "не мертвый" - это Рита, итальянка, портрет ее в галерее фамильных
портретов; она брюнетка, в голубом платье, с розами; гроб ее
пустой мы нашли в капелле, и он спущен в склеп. Место его также известно
Смиту.
Других "не мертвых" мы пока не знаем, и будем надеяться, что их
больше нет.
Теперь самое трудное: что делать?
Мы можем действовать только на закате и на восходе солнца, т.е. в часы
вампирического сна наших врагов, во время их бессилия.
Кроме времени мы еще стеснены тем, что должны действовать тихо, секретно,
чтобы не всполошить и не напугать замковых слуг.
Завтра, после званого завтрака, отпустив большую часть слуг на праздник
в деревню, мы спустимся в склеп и займемся гробами Марии и Риты.
Старого Дракулу нам придется выследить, а для этого мы поставим очередное
дежурство по два человека.
Дежурные целую ночь должны провести в склепе, не смыкая глаз.
На первое дежурство вызывается капитан Райт, ну, конечно, и я с ним,
- кончил Джемс.
- Согласен, - сказал Гарри, - второе дежурство мне. Надеюсь, что Карл
Иванович, как человек старый, от дежурства будет освобожден.
XVIII
На другой день торжественное богослужение и званый завтрак прошли
своим порядком; гости наугощались вволю, без конца пили за здоровье хозяина
и его друзей.
А когда Гарри объявил о своих пожертвованиях, то восторгу не было
пределов. Гарри, да и все участники предполагаемой вечерней экспедиции
ничего не пили; они понимали, что надо иметь свежую голову и спокойные
нервы.
Не первый раз в жизни шли они на опасность. Перед закатом солнца они
под предводительством Джемса спустились по внутренней лестнице капеллы в
склеп. Заранее было решено начать с гроба Риты, как уже находящегося в
их распоряжении.
Смит отомкнул железную дверь: с неприятным скрипом, точно со стоном,
она открылась; оттуда пахнуло сыростью, запахом тления и могилы. Темно.
Пришлось зажечь взятые с собой фонари. Они тускло мерцали, конечно, от
недостатка чистого воздуха...
Все это вполне естественно, а тем не менее всем как-то не по себе.
Пробирала нервная дрожь. Чем ниже спускались в склеп, тем запах разложения
чувствовался сильнее; свет фонарей плохо побеждал окружающий мрак.
Запинаясь и спотыкаясь о гробы и пьедесталы памятников, друзья тихо
подвигались к той стене, у которой, по указанию Смита, был поставлен
пустой гроб из капеллы.
Вот и он. Белая парчовая обивка от сырости потемнела и поблекла. Гроб
осторожно отодвинули от стены, и все его окружили. Джемс вооружился осиновым
колом, а Райт тяжелым молотком, чтобы ударить по этому колу. Смит
приготовился снять крышку, все остальные светили фонарями и на груди у
каждого блестел знак пентаграммы.
Все готово. Доктор смотрит на часы и при общем мертвом молчании
объявляет:
- Час заката.
Крышка поднята.
Всем в головы ударил ужасный трупный запах, но... но... но гроб пуст!
Пуст. Присутствующие окаменели; они ожидали всего, что угодно, только не
этого!..
Джемс оправился первый: взял фонарь, он начал внимательно осматривать
внутренность гроба.
Белая атласная подушка еще сохраняла след головы человека; кружева
были помяты и кое-где запачканы свежей кровью.
- Нет сомнения, она недавно была здесь, - заметил он, - а раз она посещает
это место, мы рано или поздно поймаем ее, - счел он нужным ободрить
товарищей.
- Теперь дальше, Смит, где гробы графа и графини?
Недалеко в нише стояли оба гроба один над другим. Достали один из
них. Теперь возник вопрос, который гроб принадлежит графу, который графине?
Смит откровенно признался, что не знает, не помнит, который был в
нижней нише нового склепа.
- Нечего делать, откроем сперва тот, что вынут уже, - распорядился
Джемс.
Пришлось повозиться; наконец, крышку отвинтили, сняли.
В гробу лежал мертвец, закрытый какой-то материей. При первой попытке
снять ее она рассыпалась прахом.
И глазам всех представилась тяжелая картина человеческого разрушения:
из-под шапки седых волос глядели пустые впадины глаз; зубы оскалились и
нижняя челюсть свалилась набок; костяшки рук рассыпались; часть их лежала
на груди, часть скатилась вниз.
Костяк кое-где был прикрыт лоскутьями одежды.
По стриженым волосам это был несомненно мужчина.
Граф Фредерик.
Все сняли шляпы и перекрестились.
- Спи с миром! - сказал Джемс, закрывая крышку.
- Скорее, скорее, другой гроб, - сказал доктор, - время проходит, и
она тоже может улизнуть от нас.
Достали второй гроб, спеша, отвернули винты и сняли крышку.
Крик негодования вырвался у всех, и этот гроб был пустой.
В тот же момент по склепу прокатился взрыв злобного хохота.
Все тревожно переглянулись: эхом это не могло быть.
Прежде чем кто-либо успел открыть рот, по склепу пронесся вихрь, захлопали
крылья, пламя фонарей заметалось... что-то завыло... застонало...
Все как-то помимо воли бросились к лестнице в капеллу; вслед беглецам
вновь раздался злобный, торжествующий хохот.
Только вверху, в зале, товарищи пришли в себя.
- Уф, - прохрипел доктор.
Смит, этот храбрец, был белее полотна; у Карла Ивановича дрожала челюсть;
Гарри грыз свою сигару, а Райт крикнул:
- Рому и стаканы.
На Джемса жалко было смотреть: до того поразила его неудача. Он осунулся,
точно похудел и постарел в эти несколько часов.
За первой бутылкой рома последовала вторая и третья.
Слуги с удивлением посматривали на господ: бледные, молчат, пьют.
Райт, вечно спокойный, невозмутимый, ударил кулаком по столу и вскричал:
- А я "его" выслежу; нам двоим на свете не жить! "Не мертвый", "не
мертвый". Я ему покажу, какие бывают мертвые.
Райт расходился и хотел тотчас же снова спуститься в склеп.
С большим трудом Джемс уговорил его идти спать.
XIX
Назавтра, с самого утра, в замке начался переполох.
Караульные требовали от Смита расчета, говоря, что служить в доме,
где водится чертовщина, они не могут... Покойники в склепе всю ночь хохотали,
визжали, шумели...
Рассказы караульных начали волновать и другую прислугу.
Смит, конечно, объявил, что караульные были пьяны, после гулянки на
деревне, и тотчас же их рассчитал.
На деревне опять было два покойника; но так как оба были заклятые
пьяницы, то молва решила, что они опились дарового угощения. Зато в замке
на господ эти смерти произвели тяжелое впечатление.
Целый день Карл Иванович и Джемс читали и толковали непонятные места
в старой книге "о ламиях", призывали на помощь доктора... но дело вперед
шло плохо. Райт стоял на одном, что пойдет в склеп караулить; Джемс не
допускал мысли отстать от него.
Карл Иванович тщательно осмотрел, крепки ли цепи пентаграммы, и, несмотря
на воркотню Райта, набил его и Джемса карманы чесноком; даже на
шляпы прикрепил по пучку этих белых вонючих цветов.
На закате солнца Райт и Джемс начали спускаться в склеп, с тяжелым
чувством провожали их товарищи.
В склепе по-прежнему было темно и сыро... Освещая себе путь фонарями,
Джемс и Райт дошли до противоположной стены, где была дверь из склепа в
сад. Они расположились по обе стороны так, чтобы видеть друг друга.
Райт поставил свой фонарь на перекладину большого черного креста, а
сам сел к его подножию. Джемс предпочел поставить свой фонарь на могильную
плиту, рядом с собой. Он рассуждал так: обопрешься о крест, будет
удобнее сидеть - ну, против воли и задремлешь. Да и фонарь, на всякий
случай, иметь под рукою не мешает.
Положим, у меня еще есть карманный потайной фонарь, ну, а все же лучше.
Затем Джемс начал осматриваться: перед ним выступали гробы, кресты,
плиты, урны и другие памятники.
Захоронение в склепе было смешанное: часть гробов стояла на поверхности,
часть была опущена в могилы и украшена памятниками.
Благодаря темноте и обширности склепа противоположных стен не было
видно. Воздух был тяжелый, затхлый.
Джемс посмотрел на Райта; тот сидел спокойно и огонек его сигары показывал,
что он бодрствует.
Жутко. Тихо.
В голове Джемса начали проноситься образы прошлого. Детство, юность,
жизнь, полная приключений, знакомств и дружба с Райтом. Вот они большой
компанией охотятся в прериях; дичь интересная и опасная - буйволы.
Только на третий день охоты напали на большое стадо, и они с Райтом
так увлеклись преследованием животных, что отделились от общества и углубились
далеко в прерию.
Когда, наконец, повалили огромного быка, за которым они гнались, то
увидели, что солнце закатилось, а лошади так измучены, что нечего и думать
о немедленном возвращении в лагерь.
Эта случайность мало смутила охотников. Мысль провести ночь одним
нисколько их не пугала.
Теплые одеяла, вода, фляжка вина, небольшой запас сухарей и огромный
запас буйволова мяса - от только что убитого быка - обеспечивали не одну
ночь.
Стреножили лошадей, развели костер и хорошо поужинали.
Хотя все было спокойно кругом, решили спать по очередей это, как оказалось
потом, спасло их от гибели.
Ночью, на прерии, появились индейцы - они тоже охотились за буйволами
и, конечно, не отказались бы от двух скальпов белых.
Индейцы расположились как раз в том же направлении, где находился и
лагерь охотников, и таким образом они очутились между ним и заблудившимися.
Целую неделю пришлось Райту и Джемсу скитаться по прерии, скрываясь
от хищных взглядов индейских воинов.
Вот тут-то они и оценили друг друга и вернулись в свой лагерь закадычными
друзьями.
Джемс так погрузился в воспоминания, что забыл все окружающее; внезапно
он очнулся.
Все по-прежнему тихо, только клубы дыма, окружающие Райта, показывали,
что времени прошло немало.
И вот кажется Джемсу, что кто-то шевелится в тем
...Закладка в соц.сетях
