Жанр: Фантастика
Звезды над шандаларом
...ременно с яростным кличем атакующего Орла Даан, локоть к локтю с Су То,
рванулся в долину. Он успел заметить, что на пути Гута Фо и Тоя возникли Урдинаран,
старик-Змея, Ихо, Матурана, еще кто-то, а потом в ушах засвистел ветер, а ноги без устали
понесли их с южанином вниз, навстречу плотной зелени и шороху водопада. Мысли мелькали,
как деревца вдоль тропы.
Конечно, Обряд слишком важное дело, чтобы поручать его лишь двоим неопытным
монахам. Или, как в этот раз, четверым - двум монахам, островитянину и бродяге из сильно
поредевшего клана Змеи. Конечно, их сопровождали невидимые помощники, не показываясь на
глаза, и, похоже, стараясь выручать лишь в последний момент, если вспомнить дни в жаркой
степи и неутолимую жажду... И Даан даже догадывался кто именно сопровождал их: перед
самым уходом с вершины холма он узнал одного из "студентов". Это был Юл Ю, давний
приятель, бок-о-бок с которым он шагал в монастыре по тропе Постижения.
Двое, сжимая в руках потертую походную сумку, мчались к древней тайне бодхайских
монастырей - одному из двенадцати мест, способных сдержать мощь того, кто Выше.
Хранитель был стар, как Сатэ, или Бин, или Тао. Или Учителя Ихо и Матураны. Из под
низко надвинутого капюшона смотрели многомудрые глаза, какие бывают только стариков, до
конца дней сохранивших острый ум и ясную память. Он стоял на влажных камнях, а рядом с
высоты валились сверкающие струи, заставляя оживать зыбкую горбатую радугу.
Даан и Су То, перейдя на шаг, приблизились.
- Да будет благословенно имя Каома! - неожиданно густым басом произнес старик и
поднес правую ладонь к груди.
- Навеки будет! - хором отозвались монахи, кланяясь. Су То осторожно запустил руки
в сумку и извлек Око на свет дня.
Похожая на морскую раковину святыня уже ощутила мощь свежего Места, Даан давно
почувствовал себя легче. Повинуясь древнему ритуалу оба монаха сплели руки, по-прежнему
держа Око перед собой. А потом и хранитель коснулся ладонями святыни, позволяя тому, кто
Выше узнать себя.
Око вдруг налилось красным и будто-бы потяжелело. Даан поборол жгучее желание
отдернуть руки. Но ладони сами собой доверили тяжесть святыни хранителю и оторвались от
Ока. Вместе с ладонями Су То. Теперь Око держал хранитель Первого Места. Один из
участников Турнира, в котором победили Бин и Тао-южанин сорок восемь лет назад. Один из
неудачников, проигравший второй свой поединок Сатэ, который в свою очередь не сумел в
третьем одолеть Тао...
Даан вдруг ясно понял: всего избранников-до четырнадцать. С самого начала. Двое -
победители - переносят Око в новое Место. А остальные становятся хранителями. Сатэ -
хранитель. И Юлу Ю предстоит стать хранителем. Но прежде они ведут победителей через всю
страну, от Места к Месту. Скрытно, чтобы те не заподозрили опеку и каждую опасность,
каждую преграду преодолевали полагаясь лишь на собственные силы. Наверное, чаще всего
будущим хранителям так и не приходилось вмешиваться; двое же избранников так и оставались
в полной уверенности, что исполнили Обряд без чьей-либо помощи. А правду узнавали только
со временем.
Интересно, понял ли это Су То?
Низкий тягучий голос стек откуда-то сверху, и на миг на небе бледными монетками стали
видны обе луны.
- Х-х-х-а-а-о-о-м-м-м-мммм...
Тот, кто Выше благодарил за исполненный Обряд.
Хранитель с Оком в руках величаво развернулся и шагнул прямо в водопад, враз
промокнув до нитки. Даан и Су То тотчас двинулись следом.
Вода была холодна до сбившегося дыхания, но никто не издал ни звука. По ту сторону
искрящихся струй в мокром камне чернела узкая щель. Рядом стояли двое: крепыш-мужчина
лет пятидесяти и Сань Но в черном студенческом балахоне; правые ладони их застыли перед
грудью. Даан встретился взглядом с Сань Но - тот был суров и серьезен, но как бы глубоко он
не прятал радость, она все равно находила выход наружу.
"Новый хранитель, - понял Даан. - Остальные наверху, утихомиривают Орлов, а он,
конечно, призван Обрядом..."
Старик торжественно передал Око крепышу; тот, подержав его в руках, - вручил Сань
Но.
- Х-х-х-а-а-о-о-м-м-м-мммм...
Водопад глушил звуки, но голос того, кто Выше проникал всюду.
Не замечая текущих по лицу и одежде шустрых струек ледяной воды, Даан внимал
действу. Его роль завершилась, теперь он стал просто наблюдателем. Как и Су То.
Сань Но тем временем поднял Око над головой и ступил в черноту хода. Неверный
красноватый свет тотчас полился у него из-под ладоней, обволок студенческий балахон и
замерцал в полумраке небольшого грота. Сань Но уходил в глубину, к плоскому, похожему на
языческий алтарь, куску какого-то самоцвета. Сияние Ока дробилось на отдельные искорки,
отражаясь от алтаря.
Оба старых хранителя вошли в грот следом за Сань Но, потом настала очередь монахов.
На камнях оставались темные потеки от мокрой одежды.
Сань Но бережно, словно драгоценную вазу, опустил Око на алтарь; тотчас вокруг
святыни вспыхнул белый светящийся круг.
- Х-х-х-а-а-о-о-м-м-м-мммм...
Красноватое сияние блекло. Око Каома снова стало недоступным: даже хранители не
смогут его тронуть целых двадцать четыре года. До весны ближайшего года Тигра-воина.
Точнее, тронуть-то смогут, а вот выжить после этого - нет. Око обратит в пепел любого, кто
дерзнет нарушить его покой.
- Мы исполнили Обряд... - громко сказал старейший из хранителей Места. - Воздадим
же хвалу тому, кто Выше, за то что не покидал нас в эти нелегкие дни...
И опустился на колени перед Оком Каома. Остальные опустились секундой позже.
Включая монахов-избранников. Точнее, теперь уже избранников в прошлом.
Когда Даан и Су То вновь вышли в безумие весеннего дня, перенеся новое купание под
ледяным потоком, их ждали Бин и Тао. Первые-в-храме. Они сидели на тонких походных
циновках, пили крепкий гиданский чай из расписанных дарками пиал и неспешно беседовали.
Даан оробел. Сразу вспомнились все те глупости, что успели натворить они с Су То во
время исполнения Обряда. Если бы не Матурана... Сцепив зубы, Даан заставил себя подойти и
поклониться, не забывая воздать хвалу имени Каома. Рядом тенью скользил Су То. Даже
непривычно было видеть его с пустой сумкой на боку.
Верховные прервали беседу, едва молодые монахи приблизились на несколько шагов и
склонились в почтительном приветствии. К удивлению Даана Бин и Тао встали, опустив пиалы
с недопитым чаем на циновку, и столь же почтительно поклонились в ответ. Им, едва
продвинувшимся в пятом круге! Даан даже растерялся.
Выпрямившись, Бин, Первый-в-храме Севера заговорил. Длинная седая его борода
заколыхалась в такт речи.
- Поздравляю вас, избранники! Вы сумели завершить то, ради чего стоят под Солнцем и
двумя лунами наши монастыри. Не скажу, что вы всегда поступали наиболее разумно, но никто
из вас не трусил и всеми силами приближал эту минуту, когда можно спокойно вздохнуть и
воздать хвалу тому, кто Выше. Мы, Верховные, благодарим вас за это, как благодарит весь
Мир.
И Верховные снова поклонились. А Су То легонько съездил Даана по боку, намекая, что
нужно ответить подобающими моменту словами.
- Мы старались, Высшие... - чужим голосом выдавил Даан. - И рады, что не обманули
ваших ожиданий. По правде говоря, нам очень сильно помог чужеземец островитянин и юноша
из клана Змеи. Наверное, стоит поблагодарить и их...
Су То, конечно же, упрямо насупился, а Бин согласно кивнул:
- Им воздадут должное, не беспокойтесь. А сейчас, - Верховный взглянул на вершину
холма, - поспешим, нас ждут.
Бин, Тао, а затем и Даан с Су То поклонились Первому Месту, принявшему бремя
божественных сил, хранителям, и зашагали вверх по тропинке.
И впервые за много дней Даан почувствовал облегчение. Потому что постоянно быть в
ответе за благополучие Мира под силу лишь богам. Люди же нуждаются в отдыхе, потому что
даже самый сильный рано или поздно устанет.
Даан так и не понял, что же произошло с Орлами. Когда Верховные поднялись на
вершину, там остались только Матурана и Ихо со своими Учителями, Сатэ, одиннадцать
новоиспеченных хранителей в черных студенческих одеждах и несколько хранителей
постарше. Даана и Су То все встретили ритуальным поклоном. Ни тел Орлов, ни их лошадей
Даан так и не увидел. Но сомневался, что их отпустили: слишком близко подобрались они к
древней тайне и слишком темны были их намерения. Видимо, дальнейшее было уже давно
обговорено: маленьких степных лошадок избавили от скудных припасов и отпустили в
безбрежье степи. Только Ихо и его сутулый Учитель оставили себе пару, потому что
направлялись в Сай Хэ, что недалеко от Токина. Ведь там ждал дружественный клан - клан
Южной Кобры. Их поблагодарили за верность Всевышнему, напомнили, что в любом из
монастырей Змею всегда ждет кров и стол, и пожелали легкой дороги. Даан простился с Ихо с
искренним сожалением, потому что успел привыкнуть к его молчаливой поддержке и умеющей
терпеть натуре. Даже Су То, нетерпимый к чужакам, сдержанно похлопал его по плечу. Двое -
Учитель и ученик - скользнули в седла и направили лошадей на закат.
Матурана и старик-островитянин уходили на восточное побережье. Может быть, там они
намеревались сесть на корабль и отбыть на Архипелаг, а может и нет. Идущий-по-следу
никогда не раскрывает своих планов, об этом Даан давно уже догадался. Матуране он пожал
руку.
- Прощай, Матурана. Я не знаю кто ты и что тобой двигало... но если бы не ты - не
уверен, что мы дошли бы.
- Дошли бы, - проворчал Су То. И добавил. - Я тоже прощаюсь, чужеземец. Готов
признать, что ты изо всех сил вел нас к сегодняшнему дню, но это не значит, что я стал лучше к
тебе относиться. Тем не менее, я желаю тебе удачи. Надеюсь, что мы больше никогда не
встретимся...
- Встретимся, - возразил Матурана. - Ведь ты когда-нибудь станешь Первым-в-храме
Юга. А пути еще не раз приведут меня в обитель монахов. Может, ты станешь к тому времени
не таким упрямым.
Рук они друг другу не подали, ограничились легкими кивками.
Даан повернулся к Урдинарану.
- Удачи и вам, почтенный! Дважды вы нам помогли. И мне очень понравилось ваше
искусство... хоть Матурана и тщательно скрывал его.
- Тебе еще предоставится шанс с ним познакомиться, - проскрипел островитянин. У
него снова возник сильный акцент, который куда-то пропадал во время препираний с Орлами.
Чужеземцы стали спускаться по восточному склону холма.
Ну, а монахов звали хребты Сао Зу. Даже южан - того требовал обычай. Удачное
исполнение Обряда всегда завершалось шумным праздником в одном из монастырей. В этот раз
праздновать предстояло в Северном. Вереница путников потянулась в степь, и никто
посторонний не понял бы, что среди них оба Верховных Настоятеля. Они увидели бы только
нескольких старцев в окружении мужчин помоложе.
Даан вспомнил слова Матураны: "Тебе ведь предстоит стать Первым-в-храме"... Он
сказал это Су То, а значит, это касалось и Даана. Сначала, конечно, Верховным станет Рат Шу,
сорокавосьмилетний монах двенадцатого круга, тот что исполнил Обряд в прошлый раз. Даану
же предстоит еще много лет постижения. Но смотреть на него все равно теперь станут как на
Следующего-за-Первым.
"Интересно, это трудно - быть Верховным Настоятелем?" - подумал он. И тут же
понял, что очень скоро придется взвалить на плечи ношу потяжелее той, от которой счастливо
избавился сегодня. Ношу, которая - воистину! - под силу лишь богам.
И он новыми глазами поглядел на Бина и Тао. Потому что никогда раньше не
задумывался: каково было им последние два месяца?
- На Сао-Зу шапки таять начали, - улыбнулся задумавшемуся другу Юл Ю.
Оказывается, он шагал рядом, шурша студенческим одеянием. - Лето.
И Даан улыбнулся в ответ, вспоминая привычные снега горных пиков и свежий воздух
высот. Вспоминая здесь, в знойных южных степях. Шагая в туманное завтра и навстречу
встающей Малой луне. И еще понял, что никогда уже не вернется былая безмятежность.
А Каома - по-прежнему - глядел в Мир единственным Оком.
Опускался вечер. Первый спокойный вечер вне стен родного монастыря.
Ман отнял ото лба ладонь, которой заслонялся от солнца.
- Разошлись, - зачем-то сказал Поон. - И что дальше?
Горец невозмутимо поправил уздечку.
- Едем.
- За кем?
- За островитянами. Мне же нужен проводник, а не монах, верно?
Поон вздохнул.
- Они и вправду бойцы не чета моим... Кто же знал, что они монахи?
Ман фыркнул и вскочил в седло.
Начальник охраны медлил.
- Все равно не пойму - что они здесь делали? Так далеко от монастырей? И при чем
здесь чужеземцы?
Горец-велш снисходительно поглядел на Поона.
- Хочешь, совет, Поон? Забудь обо всем, что видел. И никогда никому не рассказывай.
Чтобы не разделить судьбу... Ну, ты понял, да?
Поон поежился.
- Легко сказать, забудь...
Он прыжком оседлал своего коня и натянул поводья.
- И-и-э-ххх! Ладно, поехали за твоим драгоценным проводником...
Ман не ответил. Он думал как быстро Матурана засечет их у себя на хвосте. Вряд ли
позже темноты - в этом он был уверен.
Холмы снова обезлюдели. Вероятно, надолго. Еле слышный стук копыт быстро затих на
востоке. Мир же обрел равновесие еще на четверть века. Небольшой срок, не правда ли?
Монастырь Эстебан Бланкес
Не могу сказать, что ранее я никогда не слыхал об этом монастыре. Во всяком случае,
название тихо дремало у меня где-то на задворках памяти. Но я точно знал, что прежде никогда
не видел этих стен, хотя исходил Картахену вдоль и поперек еще в юношеском возрасте.
Моя профессия обязывает знать все. Тем более - город.
Но все же я с удивлением отметил, что нахожусь здесь впервые.
Дальнее предместье, сущая глушь. Косая лощина меж двух холмов - кому пришло в
голову строить монастырь в лощине? Обычно подобные постройки возводятся на вершинах
холмов, на пригорках. На возвышениях, одним словом.
Еще тогда я подумал, что это необычный монастырь.
Он был отделен от города большим, похожим на гигантский лишай, пустырем. Пыльные
куры рылись в кучах мусора, на кур охотились жирные черные крысы. На крыс - худые
бродячие коты. На котов - стаи облезлых псов, злющих и трусливых одновременно. Я не
удивлюсь, если местные жители скажут мне, что у них пропадают младенцы из хижин.
По-моему, это не просто псы. Не просто бродячие собаки. Это - гнусные твари,
отпрыски отвратительных волко-собачьих свадеб. Они не сторонятся людей, как настоящие
волки. И страшны в стае, как бывают страшны только обладатели серых шкур и ненасытных
глоток.
Я машинально потрогал перевязь с метательными ножами под легким летним плащом. От
стаи, пожалуй, в одиночку не отбиться. Может быть, вот она - разгадка? И монастырь тут,
собственно, ни при чем. Стая. Их просто растерзала местная стая. Позабыв ненадолго о страхе
перед человеком.
Я вздохнул и, решительно взбивая сапогами пыль, двинулся к стенам по извилистой
тропинке, что вилась меж мусорных куч. Туда, где виднелись массивные монастырские ворота.
Чем ближе я подходил, тем тягостнее становилось у меня на душе. Хотя особых причин
тому я не усмотрел - возможно, на меня действовал дух запустения, отпечаток которого с
приближением к монастырю чувствовался все сильнее. А, может, повлияла мрачная
архитектура монастыря. Замшелые головы числом семь возносились к праздничному небу, но
не становились от близости к небу менее мрачными. Наоборот, небо над монастырем начинало
казаться мрачным, несмотря на яркость и голубизну. Головы храма, увенчанные круглыми
шапками с алонсовскими крестами на куполах, все были разного размера. И еще создавалось
впечатление, что они строились в разное время, потому что камень, из которого они были
сложены, имел разные оттенки. Головы повыше и на более толстых башнях - потемнее.
Которые поскромнее - светлые, словно время еще не успело оставить на них темную накипь
промелькнувших лет. На самой высокой голове, под самым куполом виднелись выложенные из
несколько более светлого камня слова: Эстебан Бланкес. На второй по высоте - Карлос Диего
Лараззабал. На остальных тоже все еще можно было разобрать чьи-то имена, имена
неподвластные времени. Интересно - что это были за люди?
Лавируя в море мусора, я вплотную приблизился к воротам. Они были массивны и ветхи,
как рукописные экземпляры Завета. Только поразительная стойкость римской лиственницы к
гниению позволили им дожить до сегодняшнего дня - дерево оказалось долговечнее железа.
Петли и запоры проржавели и искрошились, а ворота остались относительно целыми, хотя на
внешней стороне створок рыжели ископаемые разводы поколений и поколений южного
лишайника.
Левая створка сорвалась с умершей верхней петли и лежала нижней кромкой прямо на
земле, вросши в нее на несколько пядей. Косая щель между покосившейся левой и
относительно ровно стоящей правой сплошь была затянута сивой паутиной; в паутине
танцевали на ветерке иссохшие мумии мелких насекомых.
М-да. Сюда давно никто не приходил. Впрочем, разве это единственный путь внутрь?
Высокий монастырский забор тоже мог пострадать. Кто сказал, что Сантьяго Торрес и
Фернандо Камараса прошли именно в ворота, а не в какой-нибудь давний пролом?
Я бы не удивился, если бы выяснилось, что они сюда прилетели. На воздушном шаре,
например, или на помеле, позаимствованном у одной из сотен картахенских ведьм.
Улыбка еле-еле коснулась моих губ. Наверное, от мыслей о ведьмах.
Но почему-то страшно не хотелось нырять в щель между створками, и, смею вас заверить,
вовсе не из-за паутины.
Что-то удерживало меня от приближения к монастырскому храму. Что-то такое, чему
люди до сих пор не нашли разумного объяснения. Инстинкт. Чутье. Предвиденье.
Но моя профессия как раз и заключается в том, чтобы нарушать инстинкты и идти вперед
вопреки предвидениям.
Впрочем, осторожность тоже является частью моей профессии. Трусливая умная
осторожность. Частью и залогом успеха.
Кому нужен мертвый сыскарь?
Никому. Только объекту сыска.
Поколебавшись, я все же решил сначала обойти монастырь по периметру. Снаружи
забора.
Замшелые (а точнее - покрытые лишайником) стены охватывали монастырское подворье
неровным кольцом; кольцо имело два характерных выступа около скитских башен. Грубо
вытесанные блоки, наверное, еще в незапамятные времена привезли из каменоломен севернее
Картахены. Теперь там прибежище дикого зверья. Дикого и одичавшего.
Замкнув кольцо, я с непонятным разочарованием убедился, что стены вокруг монастыря
нигде не повреждены, и если Торрес и Камараса приходили сюда, они воспользовались именно
воротами. Недавние мысли о воздушном шаре и ведьмином помеле это лишь нервная шутка, не
надо удивляться...
Паукам достаточно двух-трех дней, чтобы затянуть щель своими тенетами. Ну, возьмем
для простоты неделю, паутина между створками ворот явно не первый день кормит хозяев и
служит проклятием местным мошкам.
Торрес исчез полтора месяца назад. Камараса - чуть менее двух недель.
Они вполне могли войти на монастырское подворье, и покинуть его тоже могли, так что
паутина ни о чем не говорит.
Ладно. Надо и мне входить.
Или не надо?
Я замер перед створками. Что-то не пускало меня внутрь. Предчувствие. Или страх.
Не знаю.
Я долго стоял, не решаясь нарушить целостность паутины; пот липкими струйками стекал
по лицу, по шее, по спине, и мне неудержимо захотелось содрать с себя пропыленный плащ.
"Это не предчувствие, - подумал я с некоторым унынием. - Это страх, Мануэль Мартин
Веласкес. Обычный страх, который тебе трудно пересилить."
А вдруг - не обычный? Никто в Картахене не осмелился бы назвать меня трусом. А если
и осмелился бы - это была бы неправда. Но сейчас я ничего не мог с собой поделать.
Легкий шорох за спиной вернул меня к действительности; рука незаметно скользнула под
плащом к перевязи и прохладный металл ножа мгновенно придал мне уверенности.
Медленно-медленно я обернулся, ожидая новых звуков, но за спиной было тихо.
Собака. Или волкособака - тощий длинноногий зверь с голодным ненавидящим
взглядом, глядел на меня из-за мусорной кучи. Из пасти его свисало что-то похожее на грязный
лоскут.
Я мягким движением выпростал руку из-под плаща. Если собака всего одна - она мне не
страшна.
Мое движение спугнуло эту тварь, она как-то неловко, бочком отпрыгнула от кучи. Я
опять шевельнулся, и собака пустилась наутек, поджав тонкий, почти крысиный хвост. Добычу
свою она уронила, и непохоже, чтобы сильно жалела об этом.
С минуту я провожал ее взглядом, пока пегая спина не потерялась на фоне пестрых
отбросов городской свалки.
Свалка рядом с заброшенным монастырем - странное место, не правда ли? Не оттого ли
покинули эту обитель монахи-последователи Эстебана Бланкеса, что рядом стала неудержимо
разрастаться вонючая свалка? Этот печальный, но закономерный итог человеческого
существования?
Везде, куда приходит человек, вскоре начинают возникать свалки и мусорные кучи.
Оставив в дорожной пыли отпечатки сапог, я дошел до места, где недавно стояла собака.
Почему-то мне захотелось взглянуть - что же она жевала перед тем, как испугаться меня?
Действительно, тряпка. Грязная и, по-моему, недавно изрядно намокшая. Вряд ли от
собачьей слюны. Я брезгливо расправил этот лоскут носком сапога - под темными
наслоениями угадывалась плотная ткань, похожая на материал летнего плаща или куртки.
Ткань простая, без рисунка; лоскут был неровно оборван и в нескольких местах продырявлен.
Причем, это не были следы уколов шпагой или ножом. Ничего общего это не имело и с
собачьими зубами - такие треугольные рваные дыры остаются только если ненароком
зацепиться полой плаща за что-нибудь острое и, не заметив этого, рвануть. Хрясь! И готова
дыра, проклятие ленивого холостяка. И с дырой ходить стыдно, и зашивать неохота.
Я сокрушенно вздохнул. Ну не люблю я чинить одежду, с детства не люблю, хотя
приходится очень часто. Не люблю несмотря на то, что мать моя была швеей, и хорошей швеей.
Отбоя не знала от заказчиков. Благодаря ее неплохим заработкам я и не стал подзаборной
шпаной, как большинство сверстников, а получил кое-какое образование.
На нашей улице читать умеют три человека. Один из них - я.
А, может, оттого я и не выношу вида иголки с ниткой, что насмотрелся этого вдоволь еще
в детстве и теперь от одного вида портняжных ножниц меня воротит? Не знаю...
Кстати, о портняжных ножницах. Жену одного моего клиента убили такими. Если
вздумаете кого-нибудь прирезать - никогда не пользуйтесь портняжными ножницами. В
особенности, если вы брезгливы, как я.
Плюнув напоследок на неизвестно чем привлекшую внимание бродячей собаки тряпку, я
уже собрался вернуться к воротам монастыря, как вдруг внимание мое привлекло пятно
подозрительно правильных очертаний. С самого краешка, рядом с оборванной кромкой.
Я присел.
А ведь это не пятно! Это вышивка, почти погребенная под слоем грязи. Вышивка в форме
букв. Причем, не с лица, а с изнанки ткани.
Две буквы. "Ф" и "К".
Я замер. "Ф" и "К". Это может означать, например, "Фиеста Кастилья" - есть такая
гостиница в Картахене. Для богачей и знати, меня туда даже на порог не пустят. Особенно
благоухающего после посещения окрестностей монастыря Эстебан Бланкес. Лакеи и служки
"Фиесты Кастильи" вполне могут носить одежду с гостиничным знаком.
Но это также может означать и "Фернандо Камараса". И тогда цена этой вонючей
реликвии наверняка сильно возрастет.
Я полез под плащ и достал специально припасенный для подобных находок холщовый
мешок. Кое-как затолкав внезапно подорожавшую тряпку внутрь, я подвесил мешок к боку и
прикрыл плащом.
До ножей слева теперь трудно добраться, ну да ладно. Пока неприятностей не
предвидится.
Я вернулся к воротам, полный решимости наскоро осмотреть монастырское подворье,
заглянуть в кельи, скитские башни и в храм и тащиться к Сальвадору Камараса, почтенному
дядюшке пропавшего восемнадцатилетнего обормота.
От ворот меня отделяло не более пятнадцати шагов. Почему-то с каждым шагом от моей
решимости оставалось все меньше и меньше, и завершилось все тем, что я снова застыл перед
воротами, и обнаружил, что дальше идти просто не могу.
Не могу.
Не знаю почему.
Меня прошиб пот. Чертовщина какая-то! Такое впечатление, что меня просто не пускают
внутрь! Но кто? И каким образом?
Без толку потоптавшись еще пяток минут, я решил убираться отсюда подобру-поздорову.
Наверное, это снова какое-нибудь предчувствие. А я стараюсь им доверять.
Пойду к Сальвадору, суну ему под нос сегодняшнюю находку, он скорее всего на меня
наорет, обзовет каким-нибудь нехорошим словом, и вытолкает взашей за ворота. Потом,
правда, меня нагонит его дворецкий (приблизительно напротив рынка Эдмундо Флорес),
пятидесятилетний отставной матрос, обладатель потрясающих баков, зычного голоса и
неистребимой тяги к крепкому рому. Он хлопнет меня по плечу, басом скажет, что хозяин
извиняется за вспыльчивость, просит продолжать поиски, и вручит ежедневные четыре монеты.
Потом многозначительно кашлянет и выжидающе уставится куда-то в сторону. И мы пойдем с
ним в ближайший матросский кабачок, где и останется одна из монет, будем пить ром,
дворецкий будет вспоминать былое, а я слушать и тоскливо ожидать внезапного озарения. Ну, а
вечером я притащусь, покачиваясь, словно под ногами у меня не булыжная мостовая, а палуба
галеона, домой, велю Генису согреть воды, с наслаждением вымоюсь и рухну спать. А наутро
все начнется сначала.
Как выяснилось, я ошибся. Сальвадор на меня не наорал, и не выгнал. Но об этом - чуть
ниже.
Для меня все это началось двенадцать дней назад. Спустя сутки после исчезновения
Фернандо Камараса, племянника Сальвадора Камараса. А Сальвадор Камараса - ни много, ни
мало - дож Картахены и глава торговой гильдии.
К тому моменту я занимался, как сам считал, совершенно заурядным делом - разыскивал
некоего Сантьяго Торреса, мелкого купчишку, задолжавшего небольшие деньги коллегии
Альфонсо Баройя. Баройя вовсе не собирался прижимать Торреса к ногтю, наоборот - его
коллегия поддерживала торговлю маслом и благовониями, и Торрес был одним из
распространителей, причем не из худших. Альфонсо Баройя интересовало - куда подевался
его мелкий партнер? Вероятно,
...Закладка в соц.сетях
