Жанр: Триллер
Имаджика
...я ближе с каждым днем, и
однажды, когда они оторвали головы от своего ложа под кустом боярышника, вдали
из-за туманов показалась огромная зеленая гора.
- Что это за место? - поинтересовался Понедельник.
- Изорддеррекс, - ошеломленно ответил Миляга.
- А где дворец? Где улицы? Лично я вижу только джунгли да радуги.
Миляга был повергнут в не меньшее смятение, чем его спутник.
- Раньше он был серым, черным и кровавым.
- Да, но теперь-то он зеленый, так его мать!
И чем ближе они подходили, тем зеленей он становился, а в воздухе витал такой
благоухающий аромат, что через некоторое время Понедельник перестал
разочарованно хмуриться и заметил, что, в конце концов, может, это не так уж и
плохо.
Если Изорддеррекс превратился в джунгли, то вполне возможно, что теперь там
живут улыбчивые дикарки, наготу которых прикрывает только ягодный сок,
стекающий у них по подбородку. Тогда, так уж и быть, он потерпит.
Разумеется, зрелища, которые ожидали их на нижних склонах, оставили
воспаленное воображение Понедельника далеко позади. Все то, что обитатели Нового
Изорддеррекса уже воспринимали, как нечто само собой разумеющееся, - анархично
настроенные воды, первобытные деревья и прочие чудеса - повергло обоих мужчин в
благоговейный ужас. Через некоторое время они отказались от попыток выражать свое
удивление в словах и стали молча пробираться через буйные заросли, постепенно
освобождаясь от груза накопленного за время путешествия багажа.
Миляга собирался первым делом направиться к Кеспарат Эвретемеков в надежде
разыскать Афанасия, но в преображенном городе это было не так-то легко, и привели
их туда не только милягины прикидки, сколько чистая случайность. Но так или иначе,
примерно через час блужданий они оказались у ворот Кеспарата, улицы которого
напоминали запущенный сад, а руины - груды созревших в нем плодов.
По предложению Понедельника, они разделились, и Миляга объяснил ему, что
если он повстречает в зарослях Христа, то это и есть Афанасий.
Но поиски их оказались бесплодными, и когда через некоторое время они оба
вернулись к воротам, Миляга был вынужден обратиться за помощью к ребятишкам,
которые раскачивались на проржавевших створках. Девочка лет шести, в косы которой
было вплетено столько виноградных лоз, что казалось, будто они растут у нее из
головы, ответила, что человек, который здесь жил, уже ушел.
- А ты не знаешь куда? - спросил Миляга.
- Нет.
- А кто-нибудь может знать?
- Нет, - ответила она от имени своего маленького племени, положив разговору
конец.
- Куда теперь? - спросил Понедельник, когда дети вернулись к своим играм.
- Пойдем за водой, - ответил Миляга.
Они продолжили подъем. Комета, уже давно миновавшая зенит, двигалась в
противоположном направлении. Оба они устали, и с каждым шагом искушение
прилечь в каком-нибудь тенистом уголке становилось все сильнее. Но Миляга
настаивал на том, чтобы двигаться вперед без промедления, в качестве аргумента
напомнив Понедельнику, что грудь Хои-Поллои - куда более удобная подушка, чем
любая кочка, а ее поцелуи - гораздо более действенное средство от усталости, чем
самое освежающее купание. Аргумент подействовал, и в Понедельнике открылись
такие неисчерпаемые запасы энергии, что Миляга не мог ему не позавидовать. Он
двинулся вперед расчищать Маэстро путь, и вскоре они достигли почерневших руин,
которые остались от стен дворца. Над курганами обломков возвышались два столба, на
которых когда-то висели громадные ворота. Теперь по правой колонне взбирались
неутомимые ручейки и устремлялись вверх сверкающей дугой, которая падала прямо
на вершину левой колонны. Зрелище было совершенно завораживающим, и Миляга
полностью погрузился в его созерцание. Понедельник тем временем двинулся вперед в
одиночку.
Через некоторое время до Миляги донесся его блаженный вопль.
- Босс? Босс! Иди сюда!
Пройдя под теплым дождем водяной арки, Миляга двинулся в том направлении,
откуда доносились крики Понедельника. Через некоторое время он обнаружил
паренька в одном из внутренних двориков, где тот переходил вброд через поросший
лилиями пруд, устремляясь к фигуре, которая стояла под колоннадой на другом
берегу. Это была Хои-Поллои. Волосы ее прилипли к голове, словно она только что
выкупалась, а грудь, на которую Понедельник так мечтал приклонить свою голову,
была обнажена.
- Вот и вы, наконец-то, - сказала она, глядя на Милягу.
Ее нетерпеливый кавалер потерял опору и рухнул в воду, взметнув вокруг брызги и
лилии.
- Ты знала, что мы придем? - спросил он у девушки.
- Разумеется, - ответила она. - Не о тебе, конечно, а о Маэстро.
- Но меня-то ты рада видеть? - воскликнул Понедельник, отфыркиваясь.
Она широко раскрыла объятия ему навстречу.
- Ну, а ты сам как думаешь?
Он радостно гикнул и рванулся вперед с удвоенной энергией, по пути сдирая с
себя промокшую рубашку. Миляга двинулся вслед за ним. Когда он достиг другого
берега, на Понедельнике оставались одни трусы.
- Откуда ты знала, что мы должны прийти? - спросил Миляга у девушки.
- Здесь очень многие обладают пророческим даром, - сказала она. - Идемте, я
отведу вас наверх.
- Сам дойдет! - протестующе воскликнул Понедельник.
- У нас с тобой будет еще куча времени, - сказала Хои-Поллои, беря Милягу за
руку. - Но сначала мне надо отвести его в покои.
Деревья, выросшие за пределами дворца, казались карликами по сравнению с теми
гигантами, которые возвышались внутри. Их фантастический рост был вызван
буквально разлитой в воздухе атмосферой святости. На ветвях и среди гигантских
корней Миляга заметил немало детей и женщин, но мужчин нигде видно не было.
Скорее всего, если бы не сопровождение Хои-Поллои, их попросили бы отсюда
удалиться. Можно было только догадываться, что произошло бы, попытайся они
ослушаться, но Миляга не сомневался, что у тех сил, которые пронизывали здесь
воздух и землю, нашлись бы способы настоять на своей воле. Он знал, что это были за
силы. Те самые Богини, о существовании которых он впервые услышал на кухне
Мамаши Сплендид.
Путь оказался долгим и окольным. В нескольких местах им преграждали дорогу
такие быстрые и глубокие потоки, что перейти их вброд было невозможно, и ХоиПоллои
вела их в обход к мостам или валунам, по которым они перебирались на ту
сторону и, вернувшись обратно, по другому берегу, возобновляли путь. Чем дальше
они продвигались, тем больший трепет ощущал Миляга в воздухе, но хотя на языке у
него вертелись тысячи вопросов, он предпочел помалкивать, чтобы не обнаружить
своего невежества. Время от времени Хои-Поллои роняла какие-то фразы, но они
были столь отрывочными, что сами по себе представляли неразрешимые загадки.
- Пожары такие смешные... - сказала она, проходя мимо груды искореженного
металла, который некогда был боевой машиной Автарха.
У глубокого синего пруда, населенного рыбами размером с людей, она задумчиво
произнесла:
- Похоже, у них есть свой собственный город... но он так глубоко в океане, что я
вряд ли его когда-нибудь увижу. Дети, конечно, увидят. Это-то и есть самое
чудесное...
В конце концов она подвела их к двери, роль которой выполнял занавес
струящейся воды, и, повернувшись к Миляге, сказала:
- Они ждут тебя.
Понедельник собрался было шагнуть сквозь занавес рядом с Милягой, но ХоиПоллои
остановила его нежным поцелуем в шею.
- Маэстро пойдет один, - сказала она. - Пошли искупаемся.
- Босс?
- Ступай, ступай, - сказал ему Миляга. - Здесь со мной ничего не может
случиться.
- Тогда я тебя жду, - сказал Понедельник, с радостью позволяя Хои-Поллои
утащить себя прочь.
Не успели они исчезнуть в зарослях, как Миляга повернулся к двери, раздвинул
пальцами прохладный занавес и шагнул внутрь. После всего изобилия жизни снаружи
строгость и масштаб открывшегося помещения потрясли его. Впервые за свое
путешествие по преображенному дворцу он оказался в месте, где еще жил дух
безумного честолюбия его брата. В зале виднелось лишь несколько зеленых побегов, и
совсем не было ручьев, за исключением жидкой двери у него за спиной и такой же
арки в противоположном конце. Однако Богини преобразили и эти покои. В стенах
зала, прежде лишенных окон, теперь повсюду виднелись отверстия, превращая его в
соты, пронизанные мягким вечерним светом. Из мебели в зале был только один стул,
неподалеку от арки. Держа на коленях грудного младенца, на стуле сидела Юдит.
Когда Миляга вошел, она оторвала взгляд от ребенка и посмотрела на него с улыбкой.
- А я уж начала думать, что ты заблудился, - сказала она.
Голос ее звучал легко и светло - едва ли не в буквальном смысле этого слова.
Когда она говорила, лучи, проникавшие сквозь отверстия в стенах, вспыхивали ярче.
- Я и не знал, что ты меня ждала, - сказал он.
- Мне это было совсем не в тягость, - сказала она. - Ты не мог бы подойти
поближе?
Пока он шел через залу, она сказала:
- Сначала я не думала, что ты последуешь за нами, но потом мне пришло в
голову, что ты обязательно захочешь увидеть ребенка.
- Честно говоря... о ребенке я не думал.
- Зато она о тебе думала, - сказала Юдит без малейшего упрека в голосе.
Девочка у нее на коленях не могла быть старше нескольких недель, но, подобно
деревьям и цветам, развивалась очень быстро. Она не лежала, а скорее сидела, крепко
вцепившись своей сильной ручкой в длинные волосы матери. Груди Юдит были
обнажены и нежно прижимались к ней, но она, похоже, совершенно не хотела ни есть,
ни спать. Ее серые глаза были внимательно устремлены на Милягу.
- Как Клем? - спросила Юдит, когда Миляга подошел к ней и остановился.
- Когда я в последний раз его видел, с ним было все в порядке. Но ты ведь знаешь,
я ушел из Пятого внезапно, никого не предупредив. Я до сих пор чувствую себя
виноватым, но...
- ... ты не мог повернуть назад? Я понимаю, со мной произошло то же самое.
Миляга присел на корточки и протянул девочке руку. Она немедленно ухватилась
за нее.
- Как ее зовут? - спросил он.
- Надеюсь, ты не будешь против...
- Против чего?
- Я назвала ее Хуззах.
Миляга улыбнулся.
- Вот как? - Потом он снова посмотрел на девочку, привлеченный ее
пристальным взглядом. - Хуззах? - сказал он, приблизив к ней свое лицо) -
Хуззах. Я - Миляга.
- Она знает, кто ты, - сказала Юдит тоном абсолютно уверенного в своих словах
человека. - Она знала об этой зале еще до того, как она появилась. И она знала, что
рано или поздно ты придешь сюда.
Миляга не стал спрашивать, каким образом девочка поделилась своим знанием с
Юдит. Пусть это останется еще одной тайной этого необычного места.
- А Богини? - спросил он.
- Что Богини?
- Они ничего не имеют против ребенка Сартори?
- Нет, что ты, - ответила Юдит. После того, как Миляга упомянул Сартори, в
голосе ее послышались нотки нежной печали. - Весь город... весь город - это
доказательство того, что из зла можно сотворить добро.
- Она просто чудо, Юдит, - сказал Миляга.
Юдит улыбнулась, а вслед за ней улыбнулась и девочка.
- Да, ты прав.
Хуззах потянулась ручками к лицу Миляги, чуть не упав с колен матери.
- Наверное, она видит в тебе своего отца, - сказала Юдит, укладывая ребенка на
руки и поднимаясь со стула.
Миляга также выпрямился, наблюдая, как Юдит поднесла Хуззах к куче
разбросанных по земле игрушек. Хуззах указала вниз пальчиком и радостно
залепетала.
- Ты сильно по нему тоскуешь? - спросил он.
- Тосковала, в Пятом Доминионе, - ответила Юдит, все еще стоя к нему спиной.
Она нагнулась и подобрала выбранную Хуззах игрушку. - Но здесь - нет. Особенно
с тех пор, как появилась Хуззах. Понимаешь, пока ее не было, я никогда понастоящему
не чувствовала себя реальной. Я была призраком другой Юдит. - Она
выпрямилась и обернулась к Миляге. - Ты знаешь, я ведь до сих пор не могу
вспомнить свою жизнь. Так, какие-то обрывки иногда всплывают, но ничего
существенного. Такое чувство, будто я все время жила во сне. Но она разбудила меня,
Миляга. - Юдит поцеловала ребенка в щеку. - Она сделала меня настоящей. До нее
я была только копией. Мы с ним вместе были копиями. Он это знал, и я это знала. Но
мы создали что-то новое, чего еще никогда не было на свете. - Она вздохнула. - Не
могу сказать, чтобы я тосковала, но мне бы хотелось, чтобы он увидел ее. Хотя бы
один раз. Просто для того, чтобы он тоже почувствовал, что значит быть настоящим.
Она двинулась было обратно к стулу, но Хуззах снова потянулась к Миляге, издав
негромкий протестующий возглас.
- Да ты ей понравился, - сказала Юдит слегка удивленно.
Она снова опустилась на стул и протянула ребенку поднятую с пола игрушку. Это
оказался небольшой синий камушек.
- Вот, радость моя, - заворковала она. - Посмотри. Что тут у нас такое? Что тут
у нас такое?
Лепеча от удовольствия, Хуззах схватила камушек с проворством, намного
превосходящим ее нежный возраст. Лепет превратился в смех, когда она поднесла его
к губам, словно желая поцеловать.
- Она любит смеяться, - сказал Миляга.
- Да уж, слава Богу. Ой, ты только послушай меня! Все еще благодарю Бога.
- Старые привычки... - начал Миляга.
- Эта умрет, - твердо сказала Юдит.
Девочка попыталась засунуть камушек себе в рот.
- Нет, моя сахарная, не надо так делать, - сказала Юдит. Потом она подняла
глаза на Милягу. - Как ты думаешь, стена Просвета в конце концов рухнет? У меня
есть здесь подруга по имени Лотти, так она говорит, что это непременно произойдет,
и нам придется терпеть такую вонь, каждый раз когда ветер подует со стороны Пятого
Доминиона.
- Может быть, можно построить другую стену?
- А кто это сделает? Никто даже приближаться туда не хочет.
- Даже Богини?
- У них и здесь работы полно. И в Пятом Доминионе тоже. Они хотят освободить
воды и там.
- Вот это будет зрелище.
- Да, может быть, я даже вернусь туда, чтобы на это посмотреть...
Во время этого диалога Хуззах перестала смеяться и снова устремила пристальный
взгляд на Милягу. Потом она протянула ему ручку, в которой был зажат синий камень.
- По-моему, она хочет тебе его подарить, - сказала Юдит.
Он улыбнулся и сказал девочке:
- Спасибо. Но ты оставь его себе, это твоя игрушка.
Взгляд ее стал более настойчивым, и он почувствовал, что она понимает каждое
его слово. Ручка ее упрямо протягивала ему подарок.
- Бери же, - сказала Юдит.
Не столько из-за слов Юдит, сколько из-за неотступной настойчивости во взгляде
Хуззах, Миляга подчинился и осторожно взял камень. Он оказался тяжелым и
прохладным.
- Ну вот, теперь мы по-настоящему заключили мир, - сказала Юдит.
- А я и не знал, что между нами была война, - ответил Миляга.
- Наверное, это и есть самая худшая война, когда о ней никто не подозревает, -
сказала Юдит. - Но теперь все это в прошлом. Навсегда.
Звук струящейся воды у нее за спиной слегка изменился, и она оглянулась на
водяную арку. До этого момента выражение ее лица было серьезным, но когда она
вновь посмотрела на Милягу, на лице ее сияла улыбка.
- Мне надо идти, - сказала она, вставая.
Девочка вновь засмеялась и принялась хватать ручками воздух.
- Я тебя еще увижу? - спросил он.
Юдит медленно покачала головой, устремив на него едва ли не снисходительный
взгляд.
- Зачем? - спросила она. - Мы сказали друг другу все, что должны были
сказать. Мы простили друг друга. Теперь все уже позади.
- А мне будет позволено остаться в городе?
- Конечно, - сказала она с удивленным смешком. - Но зачем это тебе?
- Потому что странствия мои закончились.
- Вот как? - спросила она, направляясь в сторону арки. - А я то думала, что
остался еще один Доминион.
- Я уже видел его и знаю, что меня там ждет.
После небольшой паузы Юдит сказала:
- Целестина тебе когда-нибудь рассказывала эту сказку? Ну конечно, наверняка
рассказывала?
- О Низи Нирване?
- Да. Мне она ее тоже рассказала, в ночь накануне Примирения. Ты понял ее?
- Не совсем.
- Жаль.
- А что такое?
- Да нет, ничего, просто я тоже не поняла и подумала, что, может быть... - Она
пожала плечами. - Не знаю, что я подумала.
Она стояла уже у самой арки, и Хуззах устремила взгляд через плечо матери на
кого-то, кто стоял за жидкой стеной. Миляге показалось, что виднеющийся за аркой
смутный силуэт мало чем напоминает человека.
- Хои-Поллои ведь уже рассказала о наших гостях? - сказала Юдит, заметив
удивление Миляги. - Они пришли из океана свататься. - Она улыбнулась. -
Некоторые ничего, красивые. Какие будут дети!..
Улыбка ее слегка дрогнула.
- Не грусти, Миляга, - сказала она. - У нас с тобой были хорошие времена.
Потом она повернулась к нему спиной и с ребенком на руках прошла сквозь
сверкающую пелену. Он услышал, как Хуззах засмеялась, увидев лицо существа,
которое ожидало их с той стороны, и увидел, как оно обняло своими серебристыми
руками и мать, и ребенка. Потом занавес вспыхнул ярким сиянием, а когда оно
потускнело, семья уже исчезла.
Миляга пробыл в пустой зале несколько минут. Он знал, что Юдит не собирается
возвращаться, и даже не был уверен в том, что ему этого хотелось бы, но какая-то сила
не пускала я его с места, пока он не восстановил в памяти все, что между ними
произошло. И только после этого он вернулся к двери и вышел в вечерний воздух.
Дикие джунгли были исполнены нового очарования. Мягкие голубые туманы
опускались вниз из-под зеленого полога и клубились над поверхностью прудов.
Оживленный дневной щебет уступил место звучным песням вечерних птиц, а вместо
деловито гудящих шмелей в воздухе порхали легкокрылые бабочки.
Он оглядел окрестности в поисках Понедельника, но того нигде не было видно.
Хотя ничто не мешало ему слоняться без дела, наслаждаясь окружающей идиллией, он
чувствовал себя не в своей тарелке. Это было не его место. Днем оно было слишком
переполнено жизнью, а ночью, как нетрудно было догадаться, - любовью. Никогда
еще он не чувствовал себя таким бесплотным, нематериальным, не существующим.
Даже на дороге, отодвигаясь подальше от костров, вокруг которых мололи всякий
вздор о Маэстро Сартори, он знал, что стоит ему открыть рот и назвать себя, как его
тут же окружат, начнут чествовать и восхищаться им. Здесь было все иначе. Здесь он
был ничем, ничем и никем. Это место принадлежало новой поросли, новым чудесам и
новым семьям.
Похоже, ноги его успели разобраться в ситуации раньше, чем он сам, потому что
еще до того, как он признался самому себе в том, что он здесь лишний, они уже
уносили его прочь, сквозь водяные арки и вниз по склону города. Направился он не к
дельте, а к пустыне. Хотя путешествие, на которое намекнула Юдит, казалось ему
лишенным всякого смысла, он позволил своим ногам нести его, куда им
заблагорассудится.
В первый раз, когда он покидал ворота, выходящие в сторону пустыни, он тащил
на себе Пая, а вокруг них двигались толпы беженцев. Теперь он был один, и хотя нести
ему надо было лишь свое собственное тело, он знал, что предстоящий путь исчерпает
тот небольшой запас сил и воли, который у него еще оставался. Но это его не особенно
заботило. Пусть даже он погибнет по дороге - какая разница. Что бы ни говорила
Юдит, его странствия подошли к концу.
Когда он достиг перекрестка, на котором ему некогда повстречался Флоккус Дадо,
за спиной у него раздался крик, и, обернувшись, он увидел обнаженного по пояс
Понедельника, который несся за ним галопом верхом на муле или, точнее, на его
полосатой разновидности.
- Какого хера ты ушел без меня? - поинтересовался он, оказавшись рядом с
Милягой.
- Я искал тебя, но тебя нигде не было видно. Я думал, ты решил жениться на
Хои-Поллои.
- Ну уж нет! - сказал Понедельник. - Знаешь, у этой телки в башке слишком
много всяких завиральных идей. Сказала мне, что хочет меня представить какой-то
рыбе. Я ей ответил, что вообще-то рыбу не очень люблю - кости застревают в глотке.
А что, разве не так? Люди каждый день дохнут, подавившись этой треклятой рыбой!
Ну так вот, она вытаращила на меня свои косые гляделки, словно я пернул со всей
мочи, да и говорит, что лучше мне, пожалуй, все-таки пойти с тобой. А я ей говорю,
что даже не знал, что ты куда-то идешь. Ну, значит, она находит мне этого маленького
пидора... - Он с размаху хлопнул мула по боку. - ... и показывает мне, куда ехать. -
Он оглянулся на город. - Знаешь, по-моему, классно, что мы оттуда смотались, -
сказал он, понизив голос. - Честно говоря, там слишком много воды. Видел там, у
ворот? Ебитская сила, что за фонтан!
- Нет, не видел. Наверное, он только что появился.
- Я же говорю! Весь город скоро затопит. Давай-ка поскорее делать ноги.
Заскакивай.
- Как зовут животное?
- Толланд, - ответил Понедельник, широко ухмыльнувшись. - Куда едем-то?
Миляга указал на горизонт.
- Не видно ни хера.
- Стало быть, направление выбрано верно.
4
Будучи по натуре своей прагматиком, Понедельник не забыл захватить с собой
еды. Сделанный из рубашки мешок был до отказа набит фруктами, которыми они и
питались на протяжении всего путешествия. Наступила ночь, но они продолжали
двигаться дальше. На муле они ехали по очереди, чтобы не истощать его силы, и
давали ему по крайней мере столько же фруктов, сколько съедали сами, плюс огрызки
от своих порций.
Оседлав мула, Понедельник тут же погружался в сон, но Миляга, несмотря на
усталость, был слишком озабочен проблемой составления карты пустыни, чтобы
позволить себе уснуть. Подарок Хуззах был постоянно зажат у него в руке, потевшей
так сильно, что несколько раз в чашечке его ладони даже собиралась небольшая
лужица. Обнаружив это, он в очередной раз убирал камень в карман, но через
несколько минут пальцы сами, без его ведома, доставали его и вновь принимались
вертеть.
То и дело он оглядывался на Изорддеррекс, и вид, надо признать, был
впечатляющий. Погруженные во тьму склоны города были усыпаны сверкающими
точками - это воды, текущие по его улицам, превратились в идеальные зеркала,
отражающие свет звезд. Но не один Изорддеррекс был источником этого великолепия.
И земля у ворот города, и дорога, по которой они двигались, тоже посверкивали
отраженным светом небес.
Но с наступлением зари все эти чудеса исчезли. Город давно уже скрылся вдали, а
впереди на небе сбились в кучу темные грозовые облака. Их зловещий синеватобагровый
цвет был Миляге уже знаком - точно такие же облака они видели с Тиком
Ро над небом Первого Доминиона. Хотя стена Просвета пока еще отгораживала
сгнившее тело Хапексамендиоса от Второго, исходившая от него скверна была
слишком сильна, чтобы не дать о себе знать, и чем дальше они продвигались, тем
сильнее вспухал синяк неба, заполняя весь горизонт и подбираясь к зениту.
Однако были и хорошие новости. Когда на горизонте показались обломки лагеря
Голодарей, стало ясно, что одиночество им не грозит. Группа людей человек в
тридцать несла свою вахту у Просвета. Один из них заметил приближение Миляги и
Понедельника и поделился своим открытием с остальными. В тот же миг еще один
человек вскочил и со всех ног кинулся им навстречу.
- Маэстро! Маэстро! - кричал он на бегу.
Разумеется, это был Чика Джекин. Появление Миляги привело его в настоящий
экстаз, но после того как поток приветствий иссяк, разговор принял мрачный оборот.
- В чем была наша ошибка, Маэстро? - спросил Чика. - Ведь все должно было
быть иначе, верно?
Миляга устало объяснил, попеременно ввергая Чику то в удивление, то в ужас.
- Так Хапексамендиос мертв?
- Да, мертв. Весь Первый Доминион был Его телом, и теперь оно разлагается.
- А что случится, когда рухнет Просвет?
- Кто знает? Боюсь, с той стороны достаточно гнили, чтобы отравить Второй от
края до края.
- И каков же ваш план? - поинтересовался Чика.
- У меня его нет.
На лице Чики отразилось полное смятение.
- Но вы проделали такой огромный путь, чтобы попасть сюда! Ведь что-то вас
сюда привело?
- Мне жаль тебя разочаровывать, - ответил Миляга, - но дело в том, что мне
просто некуда больше пойти. - Он перевел взгляд на Просвет. - Хапексамендиос
был моим Отцом, Люциус. Должно быть, в глубине души я верю, что мое место рядом
с Ним, в Первом Доминионе.
- Прошу прощения, Босс, могу я вставить словечко... - вмешался Понедельник.
- Да.
- По-моему, то, что ты говоришь, - это чушь собачья.
- Если вы войдете туда, то войду и я, - сказал Чика Джекин. - Хочу все
посмотреть своими глазами. Повидать мертвого Бога - это не пустяк. Будет о чем
рассказать детям, а?
- Детям?
- Ну у меня ведь только два выхода: заводить детей или писать мемуары. Но на
второе у меня не хватит терпения.
- Это у тебя-то? - спросил Миляга. - У человека, который прождал две тысячи
лет? У тебя нет терпения?
- Было, да все вышло, - сказал Чика. - Я хочу жить, Маэстро.
- Тебя нельзя за это упрекнуть.
- Но сначала я хочу увидеть Первый Доминион.
К этому моменту они оказались уже совсем рядом с Просветом, и пока Чика
Джекин пошел объяснять своим товарищам, что они собираются сделать вместе с
Маэстро, Понедельник вновь принялся высказывать свое мнение по поводу
предстоящего мероприятия.
- Не делай этого, Босс, - сказал он. - Ты этим ничего не докажешь. Я знаю, что
ты разозлился на этих козлов, из-за того что они не устроили гулянку в твою честь в
этом вшивом Изорддеррексе, но знаешь что, давай-ка трахнем их в жопу, или нет,
лучше не стоит. Пусть трахаются со своими рыбами...
Миляга положил руки Понедельнику на плечи.
- Не волнуйся, - сказал он. - Я не собираюсь кончать жизнь самоубийством.
- Так куда ж тогда спешить? Ты как выжатый лимон, Босс. Поспи. Поешь чегонибудь.
Наберись сил. А завтра поглядим.
- Я в полном порядке, - сказал Миляга. - К тому же со мной мой талисман.
- Какой талисман?
Миляга разжал ладонь и показал Понедельнику синий камень.
- Какое-то трахнутое яйцо?
- Яйцо, говоришь? - сказал Миляга, подбросив камушек на ладони. - Что ж,
может, ты и прав.
Он во второй раз подбросил его в воздух, и оно взлетело куда выше, чем можно
было ожидать, исходя из силы броска. В верхней точке траектории оно застыло, на
мгновение бросив вызов силе тяготения. Падая вниз, оно принесло с собой легкий
дождь мельчайшей водяной пыли, охладившей их поднятые к
...Закладка в соц.сетях
