Жанр: Научная фантастика
Когда под ногами бездна
... - пробормотал я
тихо. Потом осторожно опустил голову на подушку, хотя знал, что заснуть уже
не смогу. Просто лежал и созерцал отслоившуюся краску на потолке. Надеюсь,
хотя бы на этой неделе она не свалится мне на голову.
- Кто звонил? Оккинг? - прошептала Ясмин. Она все еще лежала спиной ко
мне, свернувшись калачиком, зажав руки между колен.
- Ага. Спи.
Но она и так уже спала. Я раскинулся на кровати, время от времени скреб в
затылке, лелея надежду, что мои треугольные пилюльки подействуют раньше, чем
я окончательно поддамся чувству, естественному после вчерашних событий. Я
скатился с кровати и встал. В висках здорово стучало, несколько минут назад
этого не было. После сеанса дружеской вивисекции, устроенного мне Оккингом
прошедшей ночью, я принялся странствовать по улице, опустошая запасы
спиртного во всех заведениях на своем пути. В процессе этого бродяжничества
я, очевидно, натолкнулся на Ясмин, если она сегодня лежит рядом со мной.
Убийственный факт.
Я направил свое исстрадавшееся тело в ванную. Стоял под душем, пока не
иссякла горячая вода. Пилюльки еще не начали действовать. Потом наскоро
вытерся, ломая голову, как лучше поступить: то ли проглотить еще один
треугольничек, то ли смириться с потерянным днем, плюнуть на все и залечь в
постель. Взглянул на свое отражение в зеркале: ужасный вид, но зеркало
всегда иcкажает, ничего особенного. Меня поддерживала лишь тайная
уверенность, что на самом деле моя физиономия гораздо симпатичнее. Я
почистил зубы, и это избавило меня от отвратительного привкуса во рту.
Ободренный, я начал было даже причесываться, но на это сил уже не хватило. В
конце концов отправился в свою комнату, натянул джинсы и выбрал свежую
рубашку.
На розыски ботинок ушло минут десять. Они почему-то валялись под одежками
Ясмин. Так, теперь я экипирован. Если бы начали отрабатывать затраченные на
них деньги проклятые треугольники, я готов был бы выйти в мир. Только не
думать о еде, Я уже наелся досыта. Накануне.
Я оставил Ясмин записку, прося запереть дверь, когда будет уходить. Ясмин
- одна из немногих, кому я доверял свое жилище. Нам всегда было хорошо
вместе, и, по-моему, с самого начала нас соединила какая-то хрупкая, почти
незримая ниточка, невысказанная потребность друг в друге. Мы оба старались
не испытывать на прочность это чувство, зная, что оно существует. Думаю,
причина в том, что Ясмин родилась не девочкой. Возможно, будучи полжизни
существом одного пола, полжизни - другого, человек воспринимает все
по-иному, приобретает особую чуткость. Правда, я знаю множество обрезков и
первов, с которыми просто невозможно поладить. Что ж, когда принимаешься за
обобщения, всегда так получается.
Ясмин модифицировала себя с ног до головы, и плоть, и мозг. У нее было
одно из тех идеальных тел, которые заказывают по каталогу. Садишься рядом с
дядей из клиники, и он начинает показывать тебе картинки. Спрашиваешь,
скажем:
"А вот эти сиськи - во что обойдутся?" - и он говорит тебе, сколько они
стоят; интересуешься: "А такая талия?" - и он подсчитывает, во сколько
станет сначала сломать, а потом переконструировать тазовые кости. Тебе
состругивают адамово яблоко; ты выбираешь новые черты лица, задницу, ноги.
Иногда можно даже поменять цвет глаз. В клинике помогут с шевелюрой, а
проблема бороды решается с помощью таблеток и одного-единственного сеанса
медицинской магии. В результате получаешь себя в обновленном виде, вроде
восстановленного газолинового авто.
Я посмотрел на Ясмин, раскинувшуюся на кровати на другом конце комнаты.
Длинные, прямые, роскошные черные волосы - вот что мне нравилось в ней
больше всего, и они принадлежали ей от рождения. Органическая часть
подлинной Ясмин.
Больше, наверное, ничего не сохранилось, даже характер и манера поведения
становились иными, когда она подключала модик, но зато функционировало все
очень, очень здорово, да и выглядело не хуже. И все же у тех, кто изменил
свой пол, всегда было что-то, что выдавало их. Например, руки и ноги: в
клинике избегали их оперировать, слишком много разных костей. Бывшие мужчины
- обрезки - всегда отличались не по-женски большими ногами. И еще, почему-то
они говорили слегка в нос. По этому признаку я всегда могу отличить обрезка
от фемы, даже если все остальное - как на подбор.
Я мнил себя знатоком человеческих душ. А на самом деле... Вот почему я
всегда выбирал самую ненадежную ветку, усаживался на нее и протягивал топор
каждому, кто желал рубануть по этой ветке.
Когда я уже спускался в вестибюль, пилюльки вдруг взорвались во мне
фейерверком волшебных ощущений. Окружающий мир сделал глубокий вдох и,
словно воздушный шарик, раздулся, стал огромным и ярким. Я ухватился за
перила и только так смог сохранить равновесие; потом, переведя дыхание,
подошел к двери.
Не знаю, куда бы сейчас отправиться, но одно могу сказать точно: пора
добывать хрустики. Скоро платить за квартиру, и мне очень не хотелось
одолжаться у людей Бея. Я засунул руки в карманы и в одном из них обнаружил
деньги. Ну конечно!
Русский успел дать мне три куска! Вытащил пачку банкнот и пересчитал:
осталось примерно две тысячи восемьсот. На остальные двести мы с Ясмин
прошлой ночью, судя по всему, устроили дикий загул. Хотелось бы воскресить в
памяти хоть какие-то детали.
Снаружи меня едва не ослепило солнце. Плохо ориентируюсь днем. Прикрыв
глаза ладонью, я осмотрелся. Никого: Будайин всегда прячется от яркого
света.
Неторопливо зашагал вниз по улице, вдохновленный идеей, приобретавшей все
большую четкость: надо нанести визиты кое-каким знакомым. Теперь я могу себе
это позволить. Я радостно ухмыльнулся; наркотики усердно поднимали мое
настроение, а соблазнительно хрустящие денежки помогали воспарить до самых
райских врат. Три ближайших месяца, или даже больше, можно не беспокоиться о
квартплате и прочих расходах. Пришло время копить жирок: восстановить запасы
пилюлек в заветной коробочке, сделать себе подарок в виде нескольких
таблеток экстракласса, вернуть парочку долгов, купить еды про запас.
Остальное украсит мой счет в банке. Деньги имеют дурную привычку
улетучиваться, оставаясь в моем кармане. Лучше убрать их подальше,
превратить в крепкий кредит. Я не ношу с собой электронную кредитную
карточку, иначе в один прекрасный вечер, в очередной раз нагрузившись до
полной потери соображения, разорюсь вчистую.
Я повернул к Восточным воротам. Чем ближе к стене, тем больше людей
вокруг: соседи по кварталу, идущие в город так же, как туристы, спешащие
насладиться прелестями Будайина в "безопасное время". Они обманывают себя,
конечно: у чужака одинаковые шансы попасть в беду как ночью, так и ясным
днем.
На углу Четвертой улицы городские службы воздвигли небольшую баррикаду
там что-то чинили. Я прислонился к загородке, стараясь не упустить детали
переговоров уличных шлюх, вышедших на ранний промысел, а может быть, если
ночь оказалась неудачной, все еще рыскающих в поисках подходящей добычи. Я
слышал подобные диалоги несчетное число раз, но Джеймс Бонд заставил меня
заново взглянуть на феномен модиков, гак что сейчас знакомый спектакль
приобретал новое значение.
- Садам, йа бинт, - произнес коротконогий, тощий мужчина, потенциальная
"добыча". Он был одет на европейский лад и говорил по-арабски так, словно
выучил язык за три месяца в школе, где ни ученики, ни учитель никогда в
жизни и близко не подходили к местности, где произрастают финиковые пальмы.
"Охотница" превосходила его ростом фута на полтора, учитывая длину острых
каблуков ее черных сапожек. Скорее всего это не фема, а обрезок или
предоперационный гетеросек. Но "добыча" либо ничего не заметил, либо ему
было все равно. Так или иначе, она выглядела впечатляюще. Все уличные
охотницы в Будайине просто должны так выглядеть, чтобы их заметили среди
прочих достопримечательностей. Тип скромненькой, бесцветной домохозяйки
здесь не распространен. На шлюхе было короткое воздушное черное платье с
оборками, с открытой спиной и откровенным вырезом спереди, без рукавов,
опоясанное тяжелой серебряной цепочкой, с которой свисали католические
четки. Ее лицо, раскрашенное в пурпурные и оранжевые тона, выделялось
кричаще-ярким пятном на фоне прекрасных золотисто-каштановых волос,
уложенных так искусно, что меркли все известные науке законы.
- Хочешь поразвлечься? - Как только она открыла рот, мне стало ясно, что
в каждой клетке этого тела еще полно мужских хромосом, что бы там ни
скрывалось под короткой юбкой.
- Может быть. - "Добыча" осторожничал.
- Ищешь что-нибудь особенное? Парень нервно облизнулся.
- Я надеялся найти Ашлу.
- Ой, деточка, извини. Что угодно - губки, ножки, ноготочки, но вот Ашлы
нет. - Она на секунду отвернулась и сплюнула. - Вот, иди к той девочке.
По-моему, у нее есть Ашла. - Фема указала на свою подругу, стоявшую
неподалеку. Ту я знал.
Парень благодарно кивнул и направился к ней. Я случайно встретился
взглядом с охотницей.
- Дерьмовые дела, милый, - произнесла шлюха с коротким смешком. Мгновение
спустя она уже озирала окрестности в поисках типа, который обеспечит ей
завтрак. Через несколько минут подвернулась очередная жертва, состоялся
точно такой же разговор:
- Ищешь что-нибудь особенное?
Новый кавалер был выше и плотней первого.
- Бриджит? - произнес он извинительным тоном.
Она порылась в черной пластиковой сумочке и вытащила коробку с модиками.
Модуль немного больше, чем училка. Ее обычно вставляют в специальное
гнездо, находящееся в модике, а если ничего больше не можешь принимать или
хочешь для разнообразия побыть самим собой, - прямо в мозг. Зажав в руке
пластмассовый модик розового цвета, охотница сунула коробку обратно.
- Вот она, женщина твоей мечты. Бриджит постоянно спрашивают, эта девочка
с фантазией. Она стоит дороже. - Я знаю. Сколько?
- А ты сам как думаешь? - сказала шлюха, смутно подозревая, что парень
легавый и хочет поймать ее на слове. Время от времени это происходило, когда
обнаруживалcя дефицит неверных, и религиозным властям приходилось
переключаться на таких, как она (В мусульманских странах судопроизводство
ведется по законам шариата, и отступление от религиозных норм преследуется
как уголовное преступление).
- Сколько можешь заплатить?
- Пятьдесят? - За Бриджит, паренек?!
- Сто?
- Плюс пятнадцать за помещение. Пошли, мой сладенький.
И они, рука об руку, зашагали по Четвертой улице. Как прекрасна любовь...
Я уже имел удовольствие познакомиться с "Ашлой" и "Бриджит"; интересно,
что представляют собой другие модики в коробке шлюхи? Так или иначе подобное
знание никак не стоит ста киамов (плюс пятнадцать за помещение). Теперь эта
тициановская красотка приведет к себе своего милого, вставит модик Бриджит и
превратится в нее: обретет сознание Бриджит, ее мысли, чувства, манеры; и
так всякий раз с любым - мужчиной или первом, фемой, обрезком или
гетеросеком, кто подключится к данному модику.
Я миновал Южные ворота. На полпути к банку, возле ювелирного магазина,
вдруг остановился. Что-то не давало мне покоя, настойчиво вертелось в
голове.
Очень неприятное чувство, словно тебе щекочут мозги, но избавиться от
него нельзя. Может, побочное действие пилюлек: когда я в таком состоянии,
как сегодня, на ум приходят всякие бессмысленные идеи. Но нет, это не
обычное наркотическое "озарение". Что-то, связанное с убийством Богатырева
или телефонным разговором с Оккингом... Какая-то мелочь насторожила меня.
Я прокрутил в памяти все, что мог вспомнить о событиях прошлой ночи.
Вроде бы ничего необычного; что касается Оккинга, то он явно решил поставить
меня на место, но это обычные штучки легавых: "Слушай, то, что произошло, -
дело полиции, и мы не хотим, чтобы ты совал нос куда не следует; прошлой
ночью у тебя наклевывалась работа, но все полетело к чертям, так что
спасибо, в твоих услугах больше не нуждаемся". Я слышал подобное от Оккинга
сотни раз. Почему же сегодня мне кажется, что дело нечисто?
Я покачал головой. Если есть какая-нибудь гниль, обязательно докопаюсь. Я
загнал все мысли об этом в самый дальний уголок. Пусть отлежатся немножко, а
потом либо испарятся, либо сконденсируются в ясный, четкий перечень фактов,
который можно использовать. А сейчас не желаю ни о чем беспокоиться. Хочу,
чтобы ничто не мешало мне наслаждаться ощущением собственной силы,
уверенности, теплоты, разлившейся по телу, - всем, что дают наркотики.
Позже, когда их действие закончится, придется заплатить за это блаженство
постнаркотическим "похмельем", так что надо взять свое за потраченные на них
денежки.
Минут через десять, когда я подходил к кредитным автоматам, расположенным
на улице, зазвонил телефон. Я снял его с пояса.
- Марид? Это Никки.
Никки - полоумный обрезок, шлюха, работающая на одного из шакалов
Фридландер-Бея. Год назад мы с ней довольно близко сошлись, но уж слишком
много хлопот доставляла эта особа. Когда ты с Никки, приходится все время
следить, чтобы она не перебрала выпивки или пилюлек. Одна штучка сверх
нормы, и Никки становится бешеной и совершенно неуправляемой. Каждый раз,
когда мы отправлялись куда-нибудь, дело заканчивалось потасовкой. До того
как Никки подверглась модификации, она, судя по всему, была высоким,
мускулистым парнем намного сильней меня. Даже после изменения пола в драке
она неудержима.
Пытаться отнять у нее несчастного, которого она заподозрила в намерении
оскорбить ее честь и достоинство, - тяжелое испытание, а процедура
успокоения и доставки домой отнимает последние силы. В конце концов я понял,
что Никки здорово нравится мне трезвой, но все ее достоинства не окупают
мучений, которые приходится терпеть из-за нее в остальное время. Мы
встречаемся иногда, говорим "здрасте", болтаем, но я больше не хочу быть
свидетелем ее бессмысленных пьяных драк, с воплями и визгом.
- А, Никки. Что хорошего скажешь?
- Марид, милый, мы можем сегодня встретиться? Мне очень нужна твоя
помощь.
Ну вот, начинается!
- А что стряслось?
Несколько секунд она молчала, обдумывая, как лучше сформулировать свою
проблему.
- Я не хочу больше работать на Абдуллу. Так звали одного из доверенных
людей Фридландер-Бея. Абдулла держал на поводке около дюжины девочек и
мальчиков, рассредоточенных по всему Будайину.
- Не вижу никаких трудностей.
Время от времени мне приходилось подрабатывать таким образом, получая
киам-другой. Бей (весь квартал называл его Папа) неплохо относился ко мне.
Фридландер-Бей был фактическим хозяином Будайина, да и остальную часть
города вполне мог засунуть в карман. Я всегда держал свое слово, что в
глазах такого человека, как Бей, уже было неплохой рекомендацией. Наш Папа -
что-то вроде старейшины. Ходили слухи, что ему, ни много ни мало, две сотни
лет, и иногда я верил этому. Бей отличался старомодными взглядами на честь и
верность и на бизнес. Он раздавал награды и карал по собственному
усмотрению, словно воплощал в себе древние представления о Всемогущем. Папе
принадлежало множество ночных клубов, публичных домов и харчевен в Будайине,
но он не душил здоровую конкуренцию. Если кто-нибудь желал попытать счастья
и открывал свою лавочку рядом с его заведением, Бей не имел ничего против.
Придерживался простого принципа: если не трогаешь его - он не трогает тебя,
и предлагал весьма соблазнительные условия; в результате великое множество
независимых дельцов становились его людьми, потому что никогда не смогли бы
добиться самостоятельно того, что получали из его рук. У них просто не было
нужных связей. А Папа олицетворял и это понятие.
Главный девиз Будайина - "бизнес есть бизнес". То, что вредило интересам
независимых дельцов, в конечном итоге ударяло и по Фридландер-Бею. Будайин
хорошее место, добычи хватает каждому, но все могло обернуться иначе,
принадлежи Папа к ненасытному типу людей, ревнивых к чужой удаче. Однажды он
признался мне, что когда-то испытывал подобную ревность, но, прожив сто
пятьдесят (или сто шестьдесят) лет, обнаружил, что больше не способен
ощущать радость обладания. Наверное, это самое грустное признание, которое
мне когда-либо приходилось слышать.
....Никки облегченно вздохнула.
- Спасибо, Марид. Ты знаешь, у кого я сейчас квартирую?
Я уже давно перестал следить за ее перемещениями.
- Нет. У кого?
- Решила пожить у Тамико. Отлично, мне опять везет, подумал я грустно.
Тамико - одна из Сестер Черной Вдовы.
- Это на Тринадцатой улице?
- Ага.
- Тогда знаю где. Если приду, ну, скажем, в два, устроит?
Никки замялась:
- А ты не можешь пораньше... в час? У меня еще кое-какие дела.
Наглость с ее стороны, но сейчас я чувствовал себя щедрым, сильным и
снисходительным - действие голубых треугольников. Ради старой дружбы я решил
уважить ее.
- Ладно. Подойду к часу, иншалла - если пожелает Аллах.
- Ты лапочка, Марид. Салам. - Гудок. Я прицепил телефон к поясу. Мне даже
не приходило в голову, что я влезаю в дело, из которого не смогу выбраться.
Так всегда бывает: ничего не чувствуешь, пока не увязнешь по уши.
Глава 3
Я отыскал дом на Тринадцатой улице только без пятнадцати час. Тамико
(уменьшительно-ласкательное - Тами) обитала в старом двухэтажном особняке,
теперь разгороженном на отдельные квартиры. Я бросил взгляд на ее балкон,
нависавший над улицей. Железные перила высотой до пояса, по углам -
кружевные чугунные колонны, увитые плющом, которые доставали до самой крыши.
Из открытого окна доносились звуки ужасной синтезированной музыки в стиле
кото.
Душераздирающе-визгливые вопли под мартовских котов, сопровождавшие
электронную мелодию, заставляли меня инстинктивно вздрагивать. То ли голос
тоже был синтезирован, то ли это пела сама Тами. Кажется, я упоминал, что
Никки немного чокнутая? Так вот, по сравнению с Тами, Никки - ласковый
плюшевый зайчик.
Тамико заменила одну из своих слюнных желез пластиковым контейнером,
наполненным каким-то сильнодействующим токсином. Пластиковая трубочка
выводила его в искусственный зуб. Яд был совершенно безвреден при глотании,
но, попадая в кровь, вызывал страшную, мучительную смерть. Тамико могла
пустить в ход свой убийственный зуб при малейшей необходимости - или просто
когда ей взбредет в голову. Вот почему Тами и ее подружек прозвали Сестрами
Черной Вдовы.
Я нажал на кнопку рядом с ее именем - безрезультатно. Постучал по
небольшому окошечку из толстого плексигласа, вмонтированного в дверь. В
конце концов, вышел на улицу и начал орать. Из окна высунулась белокурая
головка. Сейчас спущусь, - крикнула Никки. Музыка кото заглушала все на
свете. Ни разу не встречал никого, кроме Никки, кто смог бы вынести эту
какофонию. Тами - не в счет, она абсолютная психопатка.
Дверь приоткрылась, выглянула Никки. У нее был довольно бледный вид.
- Послушай, - сказала она нервно, - Тами сегодня не в своей тарелке.
Поддала немного. Веди себя осторожно, чтобы не завести ее, ладно?
В конце концов, стоит ли влезать в это дело ради Никки и ее сотни киамов,
подумал я. Мне ведь не так уж нужны сейчас деньги. Но обещание есть
обещание: я кивнул и зашагал за ней вверх по лестнице.
Тами раскинулась на пестро расшитых подушках, уткнувшись головой в один
из динамиков. На улице доносившиеся из окна звуки показались мне
оглушительными, но только сейчас я понял истинное значение этого слова.
Музыка, наверное, пульсировала в висках Тами, словно самая ужасная в мире
мигрень, но в душе ее, казалось, царила гармония. Очевидно, звуки совпадали
с веселой пляской наркотиков в организме Тамико: она зажмурила глаза и
медленно покачивала головой. Лицо одной из Черных Вдов было густо набелено,
как у гейши, а губы и веки - иссиня-черные. Тамико-сан выглядела сейчас, как
мстительный дух персонаж театра Кабуки.
- Никки, - произнес я. Та не услышала. Пришлось подойти и заорать ей
прямо в ухо:
- Давай уберемся отсюда! Пойдем куда-нибудь, где можно нормально
поговорить! - Тамико жгла какие-то благовония, и ноздри забивал
тошнотворно-сладкий запах. Если сейчас не глотну свежего воздуха, мне станет
плохо.
Никки отрицательно мотнула головой и показала на Тами.
- Она меня не выпустит.
- Почему?
- Тами думает, что она меня защищает.
- От кого? Никки пожала плечами:
- Спроси у нее.
Пока мы разговаривали, Тами повернулась и повисла на краю постели. Потом,
как при замедленной съемке, плавно скатилась на пол и замерла, прижавшись
щекой к покрытому темным лаком паркету.
- Слава Аллаху, что ты способна сама постоять за себя, Никки.
Она слабо рассмеялась:
- Да, наверное. Спасибо, что пришел, Марид. - Ерунда, никаких проблем,
отшутился я. Опустился в кресло и посмотрел на нее.
Никки - экзотическое создание, даже для нашего Города Экзотики. Роскошные
платиновые волосы до пояса, кожа прозрачная, молочно-белая, почти как грим
на лице Тами. Потрясающие, словно нарисованные глаза василькового цвета, в
которых синими сполохами сверкали безрассудно-безумные огоньки. Тонкое лицо,
лицо беззащитного ребенка, не вязалось с крупным, мускулистым телом. Такое
встречалось довольно часто: выбирая новую внешность, люди стремятся к твоему
идеалу, не понимая, что он не соответствует их телосложению. Я взглянул на
неподвижную тушу Тами. Ее можно было распознать даже издалека по фирменному
признаку Сестер: гигантскому, невероятному искусственному бюсту. Объем груди
Тами был никак не меньше полутора метров. Представляете выражение лица
какого-нибудь туриста, который случайно сталкивается с одной из Сестер? Но
это перестает забавлять, как только сообразишь, что произойдет с несчастным
потом.
- Я не хочу больше работать на Абдуллу, - повторила Никки, накручивая на
палец белокурый локон.
- Можно понять. Я позвоню и организую встречу с Хасаном. Знаешь
Хасана-Шиита? Человека Папы? Вот с ним и придется улаживать твое дело.
Никки потрясла головой. Обвела глазами комнату. Она сильно волновалась.
- Но ведь это может быть опасным, или... Я улыбнулся:
- Опасным? Да что ты! Мы сядем рядышком за стол, Абдулла - напротив,
Хасан расположится посередине. Дальше происходит следующее: я излагаю твою
точку зрения на проблему. Абдулла - свою. Хасан погружается в размышления и
объявляет приговор. Скорее всего, заплатишь отступного Абдулле; Хасан скажет
сколько.
Потом придется потратиться, чтобы подмазать Шиита за посредничество, и
необходимо поднести какой-нибудь подарок Папе. Это важно.
Кажется, Никки не успокоили мои объяснения. Она встала, заправила черную
майку в обтяжные джинсы такого же цвета.
- Ты не знаешь Абдуллу, - произнесла она. - Уж кого-кого, а этого типа
знаю, можешь не сомневаться. - Полагаю, намного лучше, чем знает Никки. Я
встал и подошел к Таминому "Телефункену", ткнул пальцем в кнопку и избавил
мир от музыки кото. Комнату затопила волна покоя и умиротворения: мир сказал
мне "спасибо".
Тами застонала во сне.
- А если он плюнет на свои обязательства?
Придет за мной и заставит снова работать на улице? Он любит бить своих
девочек, Марид. По-настоящему любит, понимаешь? - Я все о нем знаю. Но
Абдулла, точно так же, как и все мы, уважает Папу и не забывает про его
влиятельность.
Он никогда не посмеет ослушаться Хасана. Кстати, ты тоже, Никки: не дай
тебе Бог даже подумать об этом. Если попытаешься улизнуть, не заплатив, Папа
пошлет за тобой своих громил. И тогда ты уж точно будешь работать на улице.
После того, как сможешь подняться на ноги.
Никки содрогнулась:
- А кто-нибудь из твоих клиентов пробовал смотаться?
Я нахмурился. Да, однажды такое случилось. Отчетливо помнил все
подробности: это произошло, когда я в последний раз влюбился. - И что
сделали Папа и Хасан Ох, как мне не хотелось ворошить эти воспоминания!
- Ну, раз я поручился за клиентку, деньги пришлось заплатить мне. Срочно
занял две тысячи двести киамов. Чуть живот не надорвал от натуги, но поверь,
хрустики я им выложил. Не хочу вспоминать, на какие сумасшедшие и опасные
дела пришлось пойти: из-за того, что сделала та девочка, я числился у Папы в
должниках. Бей любит, чтобы долги платили вовремя. В подобных случаях
терпение Папы быстро истощается.
- Я знаю, - сказала Никки. - А что произошло с ней?
Я замешкался: потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя
рассказывать дальше.
- Они выследили, куда убежала девочка. Для них это было нетрудно. Когда
ее вернули в Будайин, каждая нога оказалась сломанной в трех местах, а лицо
сплошное месиво. Ее послали работать в один из самых омерзительных и грязных
притонов. Заработок в таком месте - сто-двести киамов в неделю, не больше, а
оставляют они ей, скажем, десять или пятнадцать. До сих пор она копит на
починку лица.
Никки долго не могла выдавить из себя ни слова. Я ей не мешал - пусть
поразмыслит хорошенько над тем, что услышала. Это ей полезно.
- Ты прямо сейчас можешь договориться о встрече? - спросила она наконец.
- Конечно, - сказал я. - Следующий понедельник тебя устроит?
Никки широко распахнула глаза:
- А сегодня вечером никак нельзя? Мне надо покончить с этим делом
немедленно.
- Эй, Никки, что за спешка? Собралась куда-нибудь?
Никки иско
...Закладка в соц.сетях
