Жанр: Философия
Мистицизм и логика
Бертран Рассел
Мистицизм и логика
Метафизика, или стремление постичь мыслью мир в целом, всегда развивалась в
единстве и конфликте двух противоположных человеческих импульсов: один из них
побуждал к мистицизму, другой - к науке. Некоторые люди достигли величия, следуя
первому импульсу, некоторые - следуя только второму. У Юма [1. Юм, Дэвид (17111776)
- английский историк, экономист и философ, представитель агностицизма.
Известен трудами: "Трактат о человеческой природе" (1739-1740), "Эссе: моральные
и политические" (1741-1742), "Опыт исследования принципов морали" (1751),
"Политические дискурсы" (1752), "Опыт исследования человеческого понимания"
(1758). Более всего Юм известен как историк, написавший восьмитомную "Историю
Англии" (1753-1762). В 1761 г. все его сочинения были занесены в "Индекс
запрещенных книг".], например, научный импульс властвует безраздельно, а у
Блейка [2. Блейк, Уильям (1757-1827) - английский поэт и художник, мистик.
Известен своими сборниками: "Поэтические наброски" (1783), "Песни невинности" и
"Песни опыта" (1789-1794), поэмами "Мильтон" (1808) и "Иерусалим" (1804-1820) и
рядом других работ. Как художник известен прежде всего иллюстрациями к Книге
Иова (1826). Мистические идеи выражены в книгах "Брак рая и ада" (1793), а также
в ряде других работ, многие из которых остались незаконченными.] сильная
неприязнь к науке сосуществует с глубоким мистическим проникновением. Но
величайшие люди, те, кого мы называем философами, ощущали нужду одновременно и в
науке и в мистицизме: в попытке гармонического соединения того и другого
состояла цель их жизни. Именно преодоление изнуряющей неопределенности этой
альтернативы превращает философию в более высокое занятие, чем наука или
религия.
Прежде чем дать подробную характеристику научного и мистического импульсов,
проиллюстрирую их на примере двух философов, несомненное величие которых
определяется тем, что им удалось достичь органичного соединения того и
другого. Я имею в виду Гераклита [3. Гераклит Эфесский (520-460 до н. э.) -
древнегреческий философ, один из основателей диалектики. Сохранилось более ста
фрагментов - в основном в виде цитат в произведениях позднейших авторов. Философ
настаивал на том, что в мире, управляемом логосом (универсальной формулой всех
вещей), проявляется связь и борьба противоречий; и это делает мир единой и
познаваемой системой.] и Платона [4. Платон (428 или 427 - 348 или 347 до н.э.)
- древнегреческий философ-идеалист, ученик Сократа. Около 387 г. до н. э.
основал школу, получившую название Академии. Автор многочисленных трудов,
написанных главным образом в форме диалога. Учение Платона оказало значительное
влияние на дальнейшее развитие философии. Важнейшие произведения: "Государство",
"Теэтет","Федон", "Протагор", "Парменид" "Филеб", "Тимей", "Законы".].
Гераклит, как известно, веровал во всеобщее изменение: время созидает и
разрушает все вещи. Из немногих сохранившихся фрагментов непросто понять, как он
пришел к своим взглядам, но некоторые его высказывания заставляют предположить,
что источником их было научное наблюдение.
"Все то, что доступно зрению, слуху и изучению, - говорит он, - я предпочитаю".
Это - язык эмпирика, для которого наблюдение - единственная гарантия истины. "Не
только ежедневно новое солнце, но солнце постоянно обновляется", - гласит другой
фрагмент. И это суждение, несмотря на свой парадоксальный характер, является
очевидным результатом научной рефлексии; в нем разрешается трудность, связанная
с вопросом: каким образом солнце за ночь проделывает под землей путь с запада на
восток? Непосредственное наблюдение, должно быть, породило и центральное
положение в учении Гераклита - что огонь есть единая неизменная субстанция,
преходящими фазами которой являются все видимые вещи. В самом деле, наблюдая
горение, мы видим, как вещи полностью изменяют свой вид, а языки пламени и жар
поднимаются в воздух и исчезают.
"Этот мировой порядок, тождественный для всех, - говорит он, - не создал никто
из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живущим огнем,
мерами вспыхивающим и мерами угасающим".
"Превращения огня - во-первых, море: море же наполовину есть земля, наполовину -
воздушный вихрь".
Несмотря на то что эта теория неприемлема для современной науки, она тем не
менее является научной по своему духу. Наука, должно быть, вдохновила и
известное изречение, на которое ссылается Платон: "На того, кто входит в ту же
самую реку, каждый раз текут новые воды". Однако мы находим и еще один фрагмент:
"В одни и те же воды мы погружаемся и не погружаемся; мы существуем и не
существуем".
Сравнение этого утверждения, которое является мистическим, с тем, которое
приводит Платон и которое научно, показывает, насколько органично слиты эти две
тенденции в системе Гераклита. Мистицизм по сути своей близок к тому
напряженному и глубокому чувству, которым отличается вера в наши представления о
Вселенной; именно чувство заставляет Гераклита, опирающегося на науку, весьма
странно и резко высказаться о жизни и мире: "Вечность есть играющее дитя,
которое расставляет шашки: царство над миром принадлежит ребенку".
Не наука, а только поэтическое воображение может видеть во времени деспотичного
господина мира, наделенного всей безответственной игривостью ребенка. И именно
мистицизм приводит Гераклита к утверждению, что противоположности тождественны.
"Добро и зло суть одно", - говорит он. И еще: "У бога все прекрасно, хорошо и
справедливо; люди же считают одно справедливым, другое несправедливым".
Немало мистицизма и в основе этики Гераклита. Вполне возможно, что утверждение
"Характер человека есть его демон" - вдохновлено исключительно научным
детерминизмом; но только мистик мог сказать: "Всякое пресмыкающееся бичом
гонится к корму", и еще: "Трудно бороться с сердцем. Ибо каждое из своих желаний
оно покупает ценою души", и еще: "Мудрость заключается в одном: познавать мысль
как то, что правит всем во всем".
Примеры можно умножить, однако и приведенного достаточно, чтобы понять характер
этого человека: факты науки, как они ему виделись, питали пламя в его душе, и он
всматривался в глубины мира, направляя на него отблеск своего внутреннего,
проникающего и пожирающего, огня. В такой натуре мы встречаемся с истинным
единением мистика и ученого, что является высочайшим из достижений, возможных в
сфере мышления.
У Платона - тот же двойственный импульс, хотя мистический элемент явно сильнее и
всегда одерживает победу в ситуациях острого конфликта. Его описание пещеры -
классическая формулировка веры в знание и в реальность более истинные и
реальные, чем знание и реальность чувств:
"...- Посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры,
где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на
шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них
прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди
обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а
между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная - глянь-ка -
невысокой стеной, вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих
помощников, когда поверх ширмы показывают кукол. - Это я себе представляю.
- Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную
утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и
всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как
водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.
- Странный ты рисуешь образ и странных узников! - Подобных нам. ...- Понаблюдай же
их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это
все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто
подобное.
Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть
шею, пройтись, взглянуть вверх - в сторону света, ему будет мучительно выполнять
все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от
которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут
говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и
обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если
станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что
это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне
его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел
раньше, чем в том, что ему показывают теперь?
- Конечно, он так подумает... ...- Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все
то, что там, наверху.
Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем - на отражения в
воде людей и различных предметов, а уж потом - на самые вещи; при этом то, что
на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть
смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.
- Несомненно.
- И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое
Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не
ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему
чуждых, средах.
- Конечно, ему это станет доступно.
- И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение
лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве, и оно же каким-то образом
есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в
пещере.
- Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений. ...- Так вот, дорогой
мой Главкон [5. Главкон - один из участников диалога Платона "Государство".] это
уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область,
охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в
ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, это
подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь
мою заветную мысль - коль скоро ты стремишься ее узнать, - а уж богу ведомо,
верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага - это
предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда
напрашивается вывод, что именно она - причина всего правильного и прекрасного. В
области видимого она... сама - владычица, от которой зависят истина и разумение, и
на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так
и в общественной жизни".
В этом отрывке, как и во всем почти платоновском учении, мы находим
отождествление истинно реального с благим, вошедшее в философскую традицию и все
еще широко распространенное сегодня. Признав за благом законодательную функцию,
Платон породил тот разрыв между философией и наукой, от которого, на мой взгляд,
обе они пострадали и продолжают до сих пор страдать. Ученый, в чем бы ни
состояли его надежды, должен отвлечься от них, когда изучает природу; то же
самое должен сделать и философ, если он желает достичь истины. Этические
соображения оправданны тогда только, когда истина уже установлена: они могут и
должны возникнуть при определении наших чувств в отношении истины и как способ
организации нашей жизни сообразно с истиной; но не они должны диктовать, какой
будет эта истина.
У Платона есть места - из тех, что иллюстрируют научную сторону его ума, - где
он, по-видимому, ясно сознает это. Самым примечательным является в этом плане
отрывок, в котором молодой еще Сократ [6. Сократ (470/469-399 до н. э.) -
древнегреческий философ, учитель Платона.Осужден на смерть в 399 г. до н. э.-
история последних часов жизни Сократа описана в диалоге Платона "Федон", а
процедура суда - в "Апологии" Ксенофонта.Сократ ничего не написал за свою жизнь,
и о его воззрениях мы узнаем главным образом из сочинений Платона, где Сократ
выступает олицетворением философии.Сократа интересовали главным образом
нравственные вопросы: философ считал, что происхождение и строение мироздания
непостижимы, поэтому философия должна заниматься "житием" человека. Он был
противником всякого догматизма и выступал против лекций как формы обучения,
предлагая заменить их беседами или спорами.Методом философии он считал
"диалектику" - искусство спора и способ нахождения истины.] излагает теорию идей
Пармениду [7. Парменид из Элеи (около 540 - около. 470 до н.э.) -
древнегреческий философ, современник Гераклита и его оппонент, считается
основателем метафизики. Учение Парменида изложено в поэме "О природе", 160 строк
из которой сохранилось в виде цитат у Секста Эмпирика, Симплиция и других
позднейших авторов. Учение Парменида оказало влияние на всю древнегреческую
философию, особенно на концепции Левкиппа и Демокрита, Платона, софистов, Зенона
Элейского.] После того как Сократ объясняет, что существует идея блага, но не
идеи таких вещей, как волосы, грязь и нечистоты, Парменид советует ему "не
относиться пренебрежительно даже к самым низким вещам", и совет этот
обнаруживает подлинно научный склад ума. Если философия желает реализовать
величайшие свои возможности, мистическое проникновение в высшую реальность и
скрытое благо должно сочетаться с беспристрастием. Неумение достичь этого
сочетания сделало идеалистическую философию по большей части столь худосочной,
безжизненной и иллюзорной. Только в брачном союзе с миром наши идеалы могут
принести плоды - в одиночестве они остаются бесплодными. Но союз этот не
состоится, если идеал страшится факта или требует, чтобы мир заранее подчинился
его желаниям.
Парменид является родоначальником весьма интересного мотива в мистицизме,
проходящего через все платоновское мышление. Это мистицизм, который можно
назвать "логическим", ибо он воплощен в теориях, касающихся логики. Данная форма
мистицизма играет главную роль в рассуждениях всех великих метафизиков
мистического направления, начиная с самого Парменида и кончая Гегелем и его
новейшими учениками [8. Имеются в виду английские последователи Гегеля - Д.
Стирлинг, Т. Грин, Э.Керд, Ф. Брэдли, Б. Бозанкет, Дж. Мак-Таггарт и другие.
Неогегельянство существовало в это же время в США, Италии, Германии, России,
Франции.]. Реальность, говорит Парменид, несотворена, неразрушима, неизменна,
неделима; она "лежит неподвижно в пределах великих оков, не имея ни начала ни
конца, так как возникновение и гибель откинуты от нее весьма далеко истиной
доказательства". Фундаментальный принцип выражен в изречении, которое может
показаться принадлежащим Гегелю: "Нельзя знать того, чего нет, - это
невозможно, - нельзя и выразить этого; ибо это одно и то же - что можно
помыслить и что может быть". И еще: "Необходимо и должно, что то, о чем можно
помыслить и что можно сказать, есть; ибо возможно, чтобы это было, и невозможно,
чтобы то, чего нет, было". Из этого принципа следует невозможность изменения;
ибо о том, что прошло, говорить можно, и, следовательно, согласно принципу, оно
еще есть.
Мистическая философия во все времена и во всех частях света опиралась на ряд
убеждений, присутствующих и в двух рассмотренных нами учениях.
Это, во-первых, вера в способность интуитивного проникновения, как нечто
противоположное дискурсивному аналитическому познанию; вера в путь мудрости -
путь внезапных озарений, имеющих принудительный характер, - противопоставляемый
медленному и изобилующему ошибками научному пути познания внешних явлений, для
которого характерна опора на чувства. Всякий, кто способен к концентрации на
внутреннем переживании, должно быть, испытывал когда-нибудь странное ощущение
нереальности окружающего; теряется контакт с повседневными вещами, пропадает
ощущение надежности внешнего мира, и кажется, что душа - в полном одиночестве -
извлекает из своих глубин безумно пляшущих фантастических призраков, которые до
сих пор были реально существующими и живущими независимо от нас. Это -
негативная сторона мистического посвящения: сомнение в обыденном знании
подготовляет путь к восприятию того, что является высшей мудростью. Многие люди,
знакомые с таким негативным опытом, не идут дальше, но для мистика это лишь
врата в более широкий мир.
Мистическое проникновение начинается с ощущения, что тайна раскрыта, что
истинная мудрость внезапно стала очевидной. Чувство очевидности, открытости
истины приходит раньше, чем какое-либо конкретное понимание. Последнее - уже
результат рефлексии над неартикулируемым опытом, полученным в момент откровения.
Убеждения, в действительности не связанные с этим моментом, нередко попадают
впоследствии в поле его притяжения; поэтому в дополнение к мнениям, которые
разделяют все мистики, мы находим у многих из них и другие мнения - частные и
преходящие, - которые приобрели субъективную достоверность благодаря слиянию с
тем, что было действительно мистическим. Мы можем не обращать внимания на такие
несущественные наслоения и ограничиться убеждениями, которые разделяют все
мистики.
Первым и непосредственным результатом мистического просветления является вера в
возможность самого этого способа познания, который можно назвать откровением,
или интуицией, и который противоположен чувству, рассуждению и анализу - слепым
проводникам в трясину иллюзий. Тесно связано с этой верой и представление о
реальности, существующей "по ту сторону" мира явлений и совершенно от него
отличной. Восхищение этой реальностью часто доходит до поклонения ей; считается,
что она всегда и везде рядом, прикрытая тонкой вуалью из чувственных
представлений, готовая - для восприимчивого ума - блистать во всем великолепии
даже сквозь несомненную глупость и порочность человека. Поэт, художник и любящий
ищут этого сияния: красота, которую они хотят увидеть, - это лишь слабое его
отражение. Но мистик живет при полном свете знания: он ясно видит то, что другие
только смутно ощущают, и знание его таково, что рядом с ним всякое другое знание
выглядит невежеством Второй чертой мистицизма является вера в единство и отказ
признать в чем-либо противоположность или различие. Гераклит говорил, что "добро
и зло суть одно"; он говорил также, что "путь вверх и вниз один и тот же". Этот
подход обнаруживается и в одновременном утверждении противоречащих друг другу
суждений:
"В одни и те же воды мы погружаемся и не погружаемся; мы существуем и не
существуем". Утверждение Парменида, что реальность едина и неразделима, исходит
из того же импульса к единству. У Платона этот импульс менее заметен, он
сдерживается его теорией идей; но он вновь появляется, насколько это позволяет
платонова логика, в учении о первенствующем значении блага.
Третьим признаком почти всей мистической метафизики является отрицание
реальности времени. Это результат отрицания различий: если все есть одно,
различие прошлого и будущего должно быть иллюзией. Мы видели, что у Парменида
это учение выступает на первый план; а среди философов Нового времени оно
фундаментально для систем Спинозы [9. Спиноза, Бенедикт (1632-1677) -
голландский философ, главные работы: "Богословско-политический трактат" (1670),
"Этика" (издана посмертно в 1677). Основной задачей философии, согласно Спинозе,
является разработка этики. Свободный человек, по мнению философа, сознает
необходимость всех вещей, происходящих в мире, и подчиняет аффекты руководству
разума."Богословско-политический трактат" представляет собой одну из первых
попыток историко-критического рассмотрения Библии.] и Гегеля.
Последнее из убеждений мистицизма, которое мы должны рассмотреть, состоит в том,
что всякое зло объявляется иллюзией, порожденной "различиями" и
"противоположностями" аналитического интеллекта. Мистицизм не считает, что такие
вещи, как, например, жестокость, - это благо, но отрицает, что они реальны: они
принадлежат к тому низшему миру призраков, от которых нас должно освободить
проникающее видение. Иногда - например, у Гегеля и (по крайней мере, на словах)
у Спинозы - не только зло, но и добро считается иллюзорным; в то же время
эмоциональное отношение к тому, что считается реальностью, естественным образом
ассоциируется с верой в благодать реального. Во всех случаях для этики
мистицизма характерны радость и благорасположение, отсутствие негодования или
протеста, неверие в полную неизбежность разделения на два враждебных лагеря -
добра и зла. Такой подход является прямым результатом мистического опыта: с
мистическим чувством единства связано чувство бесконечного покоя. Возникает даже
подозрение, что чувство покоя и вызывает - как это происходит во сне - всю
систему связанных друг с другом воззрений, составляющих мистическое учение. Но
это трудный вопрос, и в ответе на него человечество вряд ли достигнет согласия.
Обсуждение истинности либо ложности мистицизма поднимает, таким образом, четыре
вопроса:
1. Существуют ли такие два способа познания, которые можно назвать
соответственно разумом и интуицией? И если существуют, то можно ли одному из них
отдать предпочтение?
2. Иллюзорны ли всякая множественность и всякое различие?
3. Является ли время нереальным?
4. К какого рода реальностям принадлежат добро и зло?
И хотя последовательно проведенный мистицизм кажется мне ошибочным, я все же
думаю, что в мистическом мироощущении есть определенный элемент мудрости, не
достигаемый никаким иным способом. Если истина в этом, мистицизм окажется
отношением к жизни, а не системой воззрений на мир. На мой взгляд,
метафизическое вероучение - ошибочный результат, порожденный эмоциями, несмотря
на то что оно вдохновляет мысли и чувства человека, питает его самые светлые
идеалы. Даже осторожное и терпеливое исследование истины наукой, которое
представляется прямой антитезой мгновенно схватываемой мистиком достоверности,
можно выращивать и лелеять с помощью того самого духа благоговения, в котором
живет и развивается мистицизм.
1. Разум и интуиция
Мне ничего не известно о том, реален или нереален мир мистика. У меня нет
желания ни отрицать его реальность, ни доказывать, что его откровение не
является подлинным откровением. А хотел бы я сказать следующее (и как раз здесь
научный подход становится обязательным): не проверенный и не подкрепленный
фактами инсайт является недостаточной гарантией истинности, несмотря на то что
многие важнейшие истины находят с его помощью. Обычно говорят о
противоположности инстинкта и разума; в XVIII веке предпочтение отдавали разуму,
но под влиянием Руссо и романтиков [10. Романтизм - идейное и художественное
движение, возникшее в Европе на рубеже XVIII и XIX вв. Романтики
противопоставляли себя традиционному "классицизму" с его "простотой",
"прямотой", "благородством" и идеалами совершенствования. В "классицистском"
произведении автор не выражен: он не показывает своего отношения к предмету,
своих эмоциональных переживаний и жизненной игры.Романтик, напротив, выражает
себя в своих произведениях и таким способом стремится найти "тайну духа".
"Желание или каприз поэта, - писал Ф. Шлегель, не допускает над собой закона". В
Англии к романтикам причисляют Вордсворта, Кольриджа, Байрона, Шелли и Китса, в
Германии - братьев Шлегелей, Шеллинга, Новалиса, Тика, Шлейермахера, во Франции
- Гюго, Мюссе, Санд, Готье и других.] стали склоняться к инстинкту: сначала его
предпочитали те, кто восставал против искусственных форм правления и мышления, а
затем - по мере того как чисто рационалистическая защита традиционной теологии
становилась все более трудным занятием - все, кто чувствовал в науке угрозу
воззрениям на жизнь и мир, связанным со спиритуализмом. Бергсон [11. Бергсон,
Анри (1859-1941) - французский философ, представитель интуитивизма и философии
жизни. Нобелевская премия по литературе как блестящему стилисту (1927). Основные
идеи Бергсона касаются понятий "движения" и "длительности": философ сближает
бытие и время - вместо декартовского "Я есть вещь мыслящая" он выдвигает тезис
"Я есть вещь длящаяся", а спинозовскую реальность sub specie aeternitatis (с
точки зрения вечности) заменяет своим пониманием реальности sub specie
durationis (с точки зрения длительности). Соответственно подвергается сомнению и
"вечный" характер человеческих ценностей. Бергсон оказал значительное влияние на
прагматизм, персонализм, экзистенциализм и философию истории, на творчество
Марселя Пруста. Важнейшие работы: "Материя и память" (1896),"Творческая
эволюция" (1907), "Два источника морали и религии" (1932).], назвав инстинкт
"интуицией", поднял его на высоту единственного критерия метафизической
истинности. Но на самом деле противоположность инстинкта и интеллекта иллюзорна.
Инстинкт, интуиция, или инсайт, - это то, что первоначально приводит к идеям,
подтверждаемым или опровергаемым последующим рассуждением; однако подтверждение,
если оно возможно, в конечном счете состоит в совместимости с другими идеями,
которые имеют, в свою очередь, не менее интуитивный характер. Разум - это не
творческая, а скорее гармонизирующая, контролирующая сила. Даже в самой что ни
на есть чистой логической сфере именно инсайт добывает новое знание первым.
Где инстинкт и разум действительно иногда вступают в конфликт, так это в области
отдельных убеждений, которых люди придерживаются инстинктивно, однако с такой
решимостью, что никакая степень несоответствия с другими воззрениями не может
привести к отказу от них. Инстинкт, как и остальные человеческие способности,
легко ошибается. Те, в ком разум слаб, часто не желают этого признавать, хотя
признают это в отношении других. Менее всего инстинкт подвержен ошибкам в
практических делах, где правильное суждение помогает выжить; например,
Дружелюбие или враждебность в других людях часто распознаются с необычайной
проницательностью, несмотря на самые искусные маски. Но даже в такого рода вещах
можно произвести обманчивое впечатление, будучи скрытным или прибегая к лести; а
в вопросах не столь непосредственно п
...Закладка в соц.сетях
