Жанр: Философия
Комментарий к Порфирию
...енно как собственные свойства и универсалии. В самом деле,
[сказуемые], являющиеся чьими-нибудь универсалиями, должны содержать
субстанцию тех [предметов], чьими универсалиями они являются. Поэтому
отличительные признаки, поскольку они указывают субстанцию, не способны к
усилению или ослаблению: ведь всякая субстанция одна, она не может ни
усилиться, ни ослабиться. Напротив, привходящие признаки, поскольку не
участвуют в создании субстанции (nullam constitutionem substantiae
profitentur), могут увеличиваться, усиливаясь, и ослабевать, уменьшаясь.
Еще и в том есть между ними разница, что противоположные отличительные
признаки не могут смешаться так, чтобы из них получилось что-нибудь, а
привходящие признаки могут, причем две противоположности соединяются в
нечто среднее. Так, из соединения разумного и неразумного не может
получиться что-либо одно, а из смешения белого и черного получается средний
цвет.
Итак, разобрав особенности отличительного признака по сравнению со всеми
прочими [сказуемыми], мы должны теперь заняться видом; его отличия от рода
мы установили уже раньше, когда говорили об отличиях рода от него; а
разницу между видом и отличительным признаком мы обозначили уже тогда,
когда показывали разницу между отличительным признаком и видом.
"У вида и собственного признака общее то, что они взаимно сказываются друг
о друге; если это - человек, то это - [существо], способное смеяться, и
наоборот: если это - [существо], способное смеяться, то это - человек. О
том, что "способное смеяться" нужно понимать в смысле прирожденной
способности, мы уже не раз говорили. Общее у них также и то, что они
сообщаются [всем предметам] равным образом: равным образом присутствуют
виды в [индивидах], которые им причастны, а собственные признаки - в
[видах], собственными признаками которых они являются".
Общее, говорит Порфирий, у собственного признака и вида то, что они
обратимо сказываются друг о друге. Ибо как вид сказывается о собственном
признаке, так и собственный признак сказывается о виде: как человек - это
способное смеяться [существо], так и [существо], способное смеяться, - это
человек, что, как замечает Порфирий, уже говорилось выше. Затем он приводит
обоснование этой общности, говоря, что вид в равной степени сообщается
индивидам, так же как собственный признак - тем [предметам], для которых он
собственный признак. Однако [при ближайшем рассмотрении] это обоснование
представляется новым общим свойством, никак не связанным с обратимостью
оказывания, а именно: как виду равно причастны индивиды, так и собственному
признаку [- те подлежащие, для которых он собственный признак]; так Сократ
и Платон равно люди, и при этом равно способны смеяться. Поэтому мы должны
понимать как второе общее свойство то, что Порфирий прибавляет в конце: что
видам равно причастны те [предметы], для которых они виды, и собственным
признакам [равно причастны те предметы], для которых они собственные
признаки.
Это было бы легче понять, если бы [Порфирий] выразился примерно так. Виды и
собственные признаки равны: ибо виды являются видами для тех [предметов],
которые причастны этим видам, а собственные признаки - для тех, которые
причастны этим собственным признакам; и виды и собственные признаки
присутствуют в тех и других [предметах] равным образом, то есть ни виды, ни
собственные признаки не превосходят [объемом] те [предметы], которые им
причастны. А поскольку собственные признаки являются собственными
признаками именно видов, постольку виды и собственные признаки должны быть
равны и сказываться друг о друге взаимно.
"Отличается же вид от собственного признака тем, что может быть для других
видов родом, а собственный признак никак не может быть собственным
признаком других видов. Кроме того, вид существует прежде собственного
признака, а собственный признак появляется позже в виде: ведь нужно, чтобы
прежде был человек, для того чтобы было [существо], способное смеяться.
Далее, вид всегда присутствует в подлежащем в действительности; собственный
же признак - иногда в действительности, но в возможности - всегда.
Человеком Сократ всегда является в действительности, но смеется он не
всегда, хотя по природе всегда способен смеяться. Далее, [предметы],
определяемые по-разному, и сами различны; определение вида: быть под родом
и сказываться о многих различных по числу [вещах в ответ на вопрос] "что
это?" и т.п.; определение же собственного признака: присутствовать в одном
[виде] всегда и во всем [его объеме]".
Первое различие между собственным признаком и видом состоит, по словам
Порфирия, в том, что вид может иногда разделяться на несколько видов, то
есть может быть родом: так, например, животное, будучи видом
"одушевленного", может быть родом [для] "человека" (здесь, однако, имеются
в виду не виды в собственном смысле слова, так что Порфирий, по-видимому,
допустил путаницу: ведь он сам предложил говорить [как о видах] именно о
последних видах, теперь же называет видами промежуточные, часто выступающие
в качестве родов). Напротив, собственный признак ни в коем случае не может
быть родом, поскольку он сочетается только с последними видами. А так как
эти последние не могут быть родами, то не может быть и собственных
признаков, равных родам.
Кроме того, вид существует всегда прежде, чем собственный признак, ибо если
бы не было человека, то не могло бы быть и "способного смеяться"; и хотя
оба [даны] одновременно, все же мысль (cogitatio) о субстанции предшествует
понятию (ratio) собственного признака. Дело в том, что всякий собственный
признак относится к роду акциденций; от акциденции [в собственном смысле]
он отличается тем, что относится как собственное сказуемое к какому-либо
одному виду во всем его [объеме]; привходящий же признак может
распространяться на многие виды. А так как субстанции предшествуют
акциденциям, и так как вид - это субстанция, а собственный признак -
акциденция, то вид, безусловно, предшествует собственному признаку.
Различаются вид и собственный признак также по отношению к действительности
и возможности, ибо вид всегда присутствует в индивидах в действительности,
а собственный признак - в действительности только иногда, в возможности же
- всегда. В самом деле, Сократ и Платон всегда в действительности люди, но
не всегда в действительности смеются; называются, однако, способными
смеяться, так как, хотя и не смеются, смеяться всегда могут. Таким образом,
по природе и вид и собственный признак всегда присутствуют в подлежащем, но
вид - в действительности, а собственный признак не всегда в
действительности, как мы уже говорили.
И наконец, поскольку определение показывает субстанцию [вещи], постольку
все, что имеет разные определения, должно иметь и разные субстанции. Но у
вида и у собственного признака разные определения, следовательно, у них и
разные субстанции. Вид, согласно своему определению, подчинен роду и
сказывается о многих различных по числу [вещах в ответ на вопрос] о том,
что это; все это мы достаточно часто излагали выше, так что теперь нет
надобности повторять. А собственный признак определяется так: то, что
присуще одному-единственному виду, всегда и во всем [его объеме]. Но если
определения разные, значит и по природе своей вид и собственный признак
непременно должны различаться.
"Общее у вида и у привходящего признака то, что они сказываются о многом;
других же общих черт у них мало, потому что привходящий признак и то, к
чему он привходит, крайне далеко отстоят друг от друга".
Общим свойством вида и привходящего признака Порфирий называет [их
способность] сказываться о многих [предметах]. В самом деле, как вид, так и
привходящий признак сказываются о многих. Что же до других общих свойств,
то Порфирий говорит, что их очень мало, так как то, что привходит, и то, к
чему привходит, крайне далеко отстоят друг от друга. То, к чему привходит,
- это подлежащее и основа (suppositum); а то, что привходит, -
накладывается на основу (superpositum est) и по природе своей случайно
(adveniens). Кроме того, что лежит в основе -субстанция, а то, что
сказывается как акциденция, привходит извне. Все это вместе составляет
значительную разницу между подлежащим и акциденцией; однако у вида и
неотделимого привходящего признака можно найти также и еще нескольких общих
свойств, например, и тот и другой всегда присутствуют в подлежащем; ибо как
"человек" всегда присутствует в отдельных людях, точно так же и неотделимые
акциденции всегда находятся в индивидах. Или, например, вид сказывается
одинаково о каждом из множества охватываемых им индивидов, и так же
привходящий признак: ибо "человек" сказывается о Сократе и Платоне, а
"белое" и "черное" - о множестве лебедей и воронов, для которых это
-привходящие признаки.
"Каждый из них имеет свои особенности: ведь вид сказывается о том, для чего
он - вид, [при ответе на вопрос] "что это?", а привходящий признак - [при
ответе на вопрос] о том, каково это, или в каком состоянии находится.
Далее, каждая субстанция причастна только одному виду, но многим
акциденциям, как отделимым, так и неотделимым. Кроме того, виды могут
мыслиться прежде, чем привходящие признаки, даже если они неотделимые: ведь
вначале должно быть подлежащее, чтобы что-нибудь могло к нему привходить;
привходящие же признаки по своему роду вторичны и по природе случайны.
Наконец, степень причастности к виду равна для всех [индивидов], а к
привходящему признаку - даже если он неотделимый - не равна: какой-нибудь
один эфиоп может быть более или менее черного цвета, чем другой эфиоп.
Остается сказать о собственном и привходящем признаках; ибо чем отличается
собственный признак от вида, отличительного признака и рода, уже сказано".
Когда Порфирии обещает рассмотреть особенности (proprium) вида и
привходящего признака, он подразумевает под особенностью то, что, как мы
уже замечали раньше, [выявляется] из сопоставления различных вещей.
Действительно, вид сказывается о том, что это, а привходящий признак - о
том, каково это, но вид отличается этим не только от привходящих, но также
и от отличительных, и от собственных признаков; и не только вид отличается
от них всех этим самым отличием, но также и род. В самом деле, вид
сказывается о том, что это, а привходящий признак - о том, в каком
состоянии оно находится; это - общее у вида с родом, поскольку род тоже
отличается от привходящего признака, как [ответ на вопрос] "что это?" от
[ответа на вопрос] "в каком состоянии находится?".
Кроме того, всякую субстанцию охватывает, очевидно, только один вид,
например, Сократа - человек, так что у Сократа, таким образом, оказывается
одна непосредственная связь - с видом человека; точно так же и
индивидуальной лошади ближе всего вид лошади, и всем прочим так же. И над
всякой субстанцией стоит один вид, но не один привходящий признак
соединяется с каждой субстанцией: на каждую субстанцию налагается всегда
множество привходящих признаков; так, Сократ, например, и лыс, и курнос, и
голубоглаз, и живот у него отвислый; точно так же и во всех остальных
субстанциях приходится говорить о множестве акциденций.
Далее, виды мыслятся всегда прежде акциденций. В самом деле, если бы не
было человека, к которому привходит что-нибудь, то не могло бы быть и
привходящего признака; и если бы не было [вообще] какой-либо субстанции, к
которой привходящий признак мог бы присоединиться, то не было бы
привходящего признака. Но всякая субстанция охватывается своим видом,
следовательно, по справедливости виды мыслятся прежде, а привходящие
признаки - позже, ибо они, как говорит Порфирий, по роду своему вторичны и
по природе случайны. И совершенно правильно называется случайным по природе
и вторичным по роду то, что не образует субстанцию. Ведь они [просто]
присоединяются к субстанциям, которые были образованы прежде отличительными
признаками.
Далее, поскольку вид показывает субстанцию, а субстанция - как уже было
сказано - не знает усиления или ослабления, то и причастность к виду не
бывает ни более сильной, ни более слабой. Привходящий же признак - даже
неотделимый - может, возрастая, становиться то сильнее, то слабее. Именно
так обстоит дело с неотделимым привходящим признаком, присущим эфиопам -
чернотой. Некоторые эфиопы могут быть черны, как ночь, а некоторые
посветлее.
Теперь нам остается исследовать общие свойства и различия собственного и
привходящего признаков. Что касается привходящего признака, то его
соотношения с родом, видом и отличительным признаком мы уже изучили выше,
когда рассматривали, чем отличаются род, вид и отличительный признак от
собственного признака. Остается только установить сходства и различия,
соединяющие или отделяющие друг от друга собственный и привходящий
признаки.
"Общее у собственного и неотделимого привходящего признака то, что без них
никогда не обходятся те [вещи], в которых они усматриваются. Ибо как не
бывает человека без способности смеяться, так не бывает и эфиопа без
черноты. И как собственный признак присущ всегда и всему [объему своего
вида], точно так же и неотделимый привходящий признак".
Поскольку собственный признак всегда присущ видам и никогда не оставляет их
и поскольку неотделимый привходящий признак не может быть отделен от
подлежащего, очевидно, что их общее свойство состоит в том, что [предметы],
в которых они находятся, не могут существовать без собственных или
неотделимых привходящих признаков.
А именно неотделимые привходящие признаки Порфирий сопоставляет с
собственными вот почему: как уже было сказано применительно к виду -
сходства между видом и акциденцией крайне мало, так что и между собственным
признаком и акциденцией мы найдем не намного больше общего; дело в том, что
акциденция [вообще] разделяется на две противоположности: на неотделимую и
отделимую акциденции; но две противоположные вещи, относящиеся к одному
роду, не имеют друг с другом ничего общего, кроме названия рода. А
поскольку собственный признак есть своего рода неотделимая акциденция,
постольку он почти во всем отличается от отделимого: вот почему Порфирий не
пытается найти общих свойств собственного и отделимого привходящего
признаков.
Но так как Порфирий все же проводит на известных основаниях различие между
собственным признаком как таковым и неотделимыми привходящими признаками,
то можно рассматривать также и их сходство. Одно их общее свойство мы уже
рассмотрели, другое же заключается в том, что как собственный, так и
неотделимый привходящий признак присущ виду всегда и во всем [его объеме].
В самом деле, как способность смеяться свойственна всегда всякому человеку,
так и чернота присуща всегда всякому ворону.
"Разница между [собственным и неотделимым привходящим признаком] в том, что
собственный признак присущ одному единственному виду, как способность
смеяться - человеку; а неотделимый привходящий признак, например, чернота,
присущ не только эфиопу, но также и ворону, и углю, и эбеновому дереву и
некоторым другим вещам. Далее, собственный признак сказывается о том, для
чего он - собственный признак, взаимообратимо, а неотделимый привходящий
признак - необратимо. И причастность собственным признакам равная,
привходящим же признакам один [предметы] причастим в большей, а другие в
меньшей степени.
Есть, конечно, и другие общее и особенные черты у названных [пяти
сказуемых], однако для того, чтобы различать их и показать их общность,
достаточно и этих".
Первое различие собственного и привходящего признаков состоит в том, что
собственный признак сказывается всегда об одном лишь виде, а акциденция
отнюдь нет; напротив, ее оказывание распространяется на множество
субстанций и видов различных родов. Действительно, "способное смеяться" не
говорится ни о ком, кроме человека; напротив, "черное" - неотделимая
акциденция некоторых [вещей] - говорится как о вороне и эфиопе, различных
по виду, так и о вороне и эбеновом дереве, различных не только по виду, но
и по родам. Потому-то собственные признаки равно обратимы [с видами], а
привходящие признаки нет. Ведь собственные признаки существуют в отдельных
индивидах и охватывают свои виды во всем [их объеме], поэтому они и
сказываются о видах обратимо: все, что способно смеяться, - человек, и все,
что есть человек, - способно смеяться. Иначе обстоит дело с черным цветом.
Он может сказываться обо всех [предметах], в которых присутствует; но они в
свою очередь обратно о нем сказываться не могут: "черное" говорится об
угле, эбеновом дереве, человеке и вороне, но все это отнюдь не сказывается
о "черном". Ибо то, что охватывает много [предметов], может сказываться о
них, но охватываемые [предметы] не могут сказываться об охватывающем.
Далее, к собственному признаку [все предметы] причастны равным образом,
привходящий же признак меняется, становясь то сильнее, то слабее: так,
всякий человек равно способен смеяться, эфиопы же не все одинаково черны,
но бывает, как мы уже говорили, один чуть посветлее, другой же совсем
устрашающий. И довольно о различиях между собственным и привходящим
признаками.
Теперь следовало бы изложить соотношения привходящего признака со всеми
остальными [сказуемыми], однако они уже рассмотрены выше - там, где мы
перечисляли сходства и различия рода, отличительного признака, вида и
собственного признака.
Быть может, ум читателя, ставши острее и искуснее благодаря этому
наставлению, обнаружит и другие черты сходства и различия между пятью
вещами, составившими предмет [данного рассуждения]; но для того, чтобы
различить и сопоставить их, достаточно, пожалуй, и того, что было здесь
сказано. Мы благополучно завершили обещанное сочинение и добрались,
наконец, до желанной гавани; двойным комментарием мы разъяснили эту книгу,
переложенную на латынь первый раз ритором Викторином, а второй раз нами.
Здесь мы кладем предел пространному труду, содержащему рассуждение о пяти
вещах и служащему [введением к] "Категориям".
БиблиотекаГлавная страницаФилософские центрыХроникаФилософские
ресурсыPersonaliаКарта сайта
Закладка в соц.сетях
