Жанр: Любовные романы
Полночь и магнолии
...акомый голос.
Сквозь слезы Сенека различил огромного мужчину.
— Я... Бубба. Я вернулся. У меня есть секрет... Ох... Я долго думал о
тюрьме. Я не хочу туда попасть, принц Сенека. Я не сделал ничего плохого.
Тетушка Орабелла... Она лгала мне... Я пришел раскрыть тебе секрет, —
сказал он.
Секрет. Сенека ничего не понимал: он не мог говорить, не мог ничего понять
из того, что говорил мужчина.
Бубба вошел в комнату и остановился у кровати. Он держал мешочек в руках.
Сенека узнал его. Это был мешочек с травами, и принадлежал он миссис Бэлли.
— Секрет, — старался объяснить Бубба... — Ох, он в этом мешочке...
Она никогда не знала, а я никогда ей не говорил, что знаю о ее тайне.
Однажды я видел, как она делала противоядие, и я запомнил. Тетушка Орабелла
никогда не знала, а я хранил все это в тайне.
Сенека уставился на незнакомца. Он не знал, кто стоял перед ним.
— Кузина — принцесса Пичи, не умрет, — выпалил он.
Сердце Сенеки учащенно забилось.
— Что ты сказал? — спросил у него Сенека. Бубба наклонился и
положил свою мощную руку на плечо Пичи.
— Она не умрет! — повторил он.
— Почему вы так говорите? — спросил у него Сенека.
Бубба ухмыльнулся и вновь дотронулся до мешочка с травами.
— Я... Я знаю тайну противоядия!..
Глава 18
— Черт побери! Сенека! Опусти меня сейчас же! Я могу сама взойти на
корабль! — заявила Пичи, поправляя свои разметавшиеся на ветру волосы.
Ей предостаточно хватило заботы со стороны Сенеки во время ее выздоровления.
Боже праведный! Он не отходил от нее целую неделю!
— Хватит нянчиться со мной, как с беспомощной! — сказала она
Сенеке. — Опусти меня сейчас же!
Улыбаясь, Сенека еще крепче прижал ее к себе. О, Боже! Ему было так приятно
вновь слышать ее ругательства. Он так ждал ее выздоровления!
— Хм... Я подержу ее теперь, кузен-принц Сенека, — предложил
Бубба. Он осторожно посадил белку на плечо и поднял свои руки, готовясь
взять Пичи.
— Я отнесу ее на корабль. Я возьму ее, — сказал он Сенеке, —
а ты приведи осла. Ты же сказал, что я могу забрать осла с собой, кузен-
принц Сенека. Ты сказал, что он будет жить вместе с твоим жеребцом. Да... и
еще ты сказал, что никто и никогда не будет бить осла. Я забираю моего
ослика в Авентину.
Сенека смотрел в большие глаза Буббы и чувствовал к нему большое уважение. У
этого молодого человека было большое, доброе сердце. И если бы не он, то
Пичи давно бы умерла. Но этого не случилось.
Бубба знал тайну противоядия. И, спустя несколько часов после осмотра
доктора Хинстона, Пичи пришла в себя. На следующий день она немного поела, а
на другой день попыталась встать и захотела искупаться в ручье. На третий
день уже не было смысла удерживать ее в постели. На третий день она уже
осмотрела раны на боках у осла, убрала в домике, подстрелила опоссума,
приготовила тушеное мясо и сделала Сенеке другую рогатку взамен утерянной. А
Сенека не оставлял ее одну ни на минутку.
— Разреши мне по держать ее, принц-кузен Сенека, — снова попросил
Бубба и подставил свои руки. — Если... гм... если ты мне разрешишь
пронести ее, я обещаю, что я не буду больше просить ее выйти за меня замуж.
Услышав это обещание, Пичи улыбнулась.
— Бубба, — сказала Пичи. — Я ж ведь сказала тебе, что если бы
ты не был мне двоюродным братом, то я бросила бы Сенеку и выскочила бы за
тебя замуж. Ты же знаешь, что ты для меня самый дорогой...
Бубба покраснел и взглянул на Сенеку.
— Гм... — пробурчал Бубба. — Я не виноват, что я нравлюсь ей
больше, чем ты, принц-кузен Сенека. Мне жаль, что она так меня полюбила.
Думаю, что ты не сердишься на меня, — сказал он Сенеке.
— А теперь, можно я ее понесу? Сенека кивнул головой.
— Конечно же. ты можешь пронести ее Бубба. Я уверен, что ей это
понравится.
Сенека хотел передать ее Буббе, а Пичи воспользовалась моментом и соскочила
на землю, заявив:
— Никто не будет носить меня, слышите?
— Мистер Бриндиси! — вдруг раздался чей-то голос.
Сенека обернулся и увидел бегущего навстречу мистера Уэйнрайта. Рядом с ним вприпрыжку бежал Мортон.
— О, я так рад, что вы пришли, мистер Уэйнрайт, — сказал
Сенека. — Мы собираемся уезжать, и мне бы было не по себе, если бы я с
вами не попрощался и не поблагодарил вас за все, что вы сделали для нас.
Мистер Уэйнрайт заулыбался.
— Я едва успел... Вот это письмо пришло для вас. Оно — из Лондона.
Сенека взял письмо, распечатал его и быстро прочитал. Прочитав, он
удовлетворенно вздохнул и обратился к Буббе.
— Ваша тетушка Орабелла больше никогда не изобьет вас, не причинит вам
больше вреда. Судьи доказали ее вину, и она проведет остаток своей жизни в
тюрьме.
Бубба запрыгал от радости. Белка также стала прыгать вверх-вниз.
— А... а... как насчет доктора Грили? — спросил Бубба. — Как
насчет того доктора, которому тетушка Орабелла заплатила за ложь. Что будет
с ним?
Сенека сложил письмо и сунул себе за пазуху.
— Нам еще ничего не сообщили о нем из Северной Каролины, Бубба. Но я
уверен, что скоро мы все о нем узнаем. Его найдут, и он понесет
ответственность за свои делишки с Орабеллой. Не беспокойтесь, он вам больше
не причинит никакого вреда.
Бубба кивнул головой и повернулся к мистеру Уэйнрайту.
— У меня в Холлоу есть небольшой домишко. Хотя теперь мне придется жить
в замке... я как-нибудь съезжу в Северную Каролину. Там есть миссис
Макинтош. Она мне всегда там готовит ужин. Но я обязательно вернусь в
Авентину, где овцы похожи на больших белых собак, мистер Уэйнрайт. Они
похожи на Мортона. У меня будут настоящие собаки и столько, сколько я
захочу. Ну... а теперь до свидания, мистер Уэйнрайт! До свидания, Мортон!
Мне уже надо идти на корабль.
— Замок? — удивился мистер Уэйнрайт. Пичи пожала руку мистеру
Уэйнрайту.
— Спасибо за все, что вы сделали для нас, мистер Уэйнрайт. Вы были
настоящим другом...
— До свидания, — сказал Сенека. — Мы, действительно,
благодарны вам за все. И если вам нужна будет настоящая помощь, дайте мне,
пожалуйста, знать.
— Хорошо, — ответил мистер Уэйнрайт. — Я напишу вам и вашей
жене. Куда мне посылать письмо? — спросил он.
— Присылайте в Авентину, — сказал Сенека.
— Авентину? — переспросил мистер Уэйнрайт. — Островное
королевство, что ли? То, что расположено где-то в Северном море?
— Да, — ответил Сенека.
— Там король Зейн. Я читал о нем в газетах. Он продает пасхальные
цветы. Вы когда-нибудь встречались с ним?
Сенека взял осла под уздцы и ответил:
— Он — мой отец.
Мистер Уэйнрайт раскрыл рот от удивления и отошел в сторону.
— Ваш отец? — переспросил он.
— Да, как видите, — сказал Сенека. — Я — наследный принц
Авентины. Прощайте, сэр. Всего вам хорошего!
— Н... наследный принц... ох... да... мистер Бриндиси... Конечно...
Конечно, — пробормотал он. — Что еще сказать? Прощайте!
— Мортон! — обратился он к своему псу. — Они и вправду
странные, очень странные люди. Я еще никогда таких не видел.
Пичи наклонилась и набрала в руку земли, авентинской земли.
— Вот мы и дома! — прошептала она, разглядывая землю в руках и
пропуская ее сквозь пальцы. Взглянув, она увидела, как Бубба торопился по
тропинке, ведущей в глубину острова. За собой он вел своего осла.
— Бубба! — окликнула его Пичи. — Ты не хотел бы выехать во
дворец в экипаже?
— Нет, — ответил Бубба. — Я хочу побегать по лугу среди белых
овец. Они такие большие, как Мортон. Ну, все! До свидания, принцесса-кузина
Пичи! До свидания принц-кузен Сенека! До свидания, белка, солдаты, корабль!
До свидания!..
Усмехнувшись, Сенека помахал рукой новоявленному члену королевской семьи.
Все еще улыбаясь, он повернулся к Медарду, капитану стражи.
— Мой отец знает о нашем возвращении? — спросил он у него.
Медард утвердительно кивнул головой.
— Мы знали, что вы на борту корабля, и поспешили встретить вас! Здесь
ваши слуги, ваше высочество. Они отнесут ваши вещи во дворец. А еще с нами
Кэтти и Нидия — личные слуги принцессы, — сказал Медард.
Сенека увидел, что Пичи с белкой уже уселась в экипаже. Он поспешил
присоединиться к ним, уселся в карету, обнял Пичи и приказал кучеру ехать.
По обеим сторонам экипажа ехали стражники. Через некоторое время экипаж уже
ехал по дороге, что вела ко дворцу через изумрудно-зеленые луга. На лугах
паслись овцы, много овец.
— О, Боже! — воскликнула Пичи. — Сенека! Посмотри! Ведь овец
пасут взрослые, а не дети!?!
Сенека взглянул в окно экипажа. Пичи была права. На полях не было ни одного
ребенка. Овец пасли, действительно, только взрослые мужчины.
Сенека задумался:
Если ж взрослые пасут овец, то кто выращивает пасхальные
цветы? Неужели его отец послал на поля детей? Неужели эти малыши проводят
целые дни на полях?
— Сенекерс! — позвала его Пичи, прекрасно понимая, что с ним
происходит. — Чем опечален?..
— Ничего серьезного. Принцесса, — старался разуверить ее
Сенека. — Я только немного беспокоюсь о тебе. Ты только недавно
выздоровела...
— Ерунда! — перебила она его. — Я себя прекрасно чувствую и
собираюсь увидеться с Джусси. А еще я хочу остановиться в деревне и
повидаться с крестьянами. Хочу увидеться с Марли, Тивоном и Минтором, хочу
посмотреть на свиней...
Сенека ничего не ответил. У него были свои планы, совсем не совпадающие с
планами Пичи. Он мечтал уединиться с ней, со своей женой, у себя в спальне.
Вскоре вдали показались ворота королевского замка.
Тиблок был первым, кто увидел, как Сенека и Пичи вошли в большое мраморное
фойе. Слуга только что сошел с лестницы.
— Тиблок! — сказал Сенека. Тиблок заторопился им навстречу.
— Ваше Высочество! — приветствовал он их в поклоне. — Добро
пожаловать домой!
Пичи заметила что-то странное в поведении Тиб-лока. И вдруг она поняла:
Тиблок улыбался ей, чего не было раньше.
— Тиблок! Я хочу увидеться со своим отцом! — заявил Сенека.
— Хорошо, сэр, — ответил Тиблок. — Его Величество в голубом
салоне для рисования. Я... — он внезапно замолчал, когда увидел в конце
коридора двух девушек-служанок. У девушек в руках были огромные кули
махровых полотенец. Одна из девушек уронила свою ношу. Тиблок повернулся к
принцу.
— Если Ваше Высочество извинит меня, я помогу служанкам с полотенцами.
Пичи увидела, как Тиблок взвалил все полотенца на себя и удалился со
служанками.
— Что-то, действительно, с ним произошло! — воскликнула
Пичи. — Помогает девушкам-служанкам, улыбается... Скалится, как
собачонка, получившая большую кость! Бьюсь об заклад, что он испил все то
лекарство, которое я приготовила твоему отцу. Говорю тебе, Сенека, что это
на него лекарство так подействовало.
— Да, будь я проклят, если не поверю! — ответил Сенека. — С
ним, действительно, что-то произошло.
Сенека пожал плечами и направился вместе с Пичи в голубой салон. Он весь
напрягся, когда уловил взгляд своего отца. Король стоял у столика перед
камином, а на столике находилось множество деревянных фигурок.
— Отец! — окликнул его Сенека.
— Сенека! — воскликнул король Зейн.
— Рад видеть тебя снова, отец, — саркастически произнес Сенека.
Он усадил Пичи на диван и сам остался рядом с нею.
— А теперь ты расскажешь мне, куда подевались все крестьянские
дети, — повелительным тоном сказал Сенека.
— Крестьянские дети? — переспросил король Зейн и потер свою щеку.
— Они что, все на полях с пасхальными цветами? — продолжал
наседать принц.
— На пасхальных полях с пасхальными цветами? А что им там делать? Было
б тебе известно, что на полях с пасхальными цветами ты сможешь найти только
овец и только их! — заверил Сенеку король.
— Овец? — выпалила Пичи.
— Овец? — эхом отозвался Сенека.
— Ну, не всех, конечно, — пояснил король. — Поля не должны
сразу опустошаться, поэтому одна деревня пасет свои стада в один день,
другая — в другой день и так далее.
Сенека в недоумении нахмурился.
— Отец, а что овцы делают на полях с пасхальными цветами?
Король поднял одну деревянную фигурку.
— Полагаю, что они едят цветы, Сенека. Если бы ты был овцой, то делал
бы то же самое, — сказал король.
— Если я... если бы я был овцой? — переспросил Сенека.
Он никогда еще не слышал, чтобы отец разговаривал таким образом. С широко
раскрытыми глазами он уставился на отца.
Пичи решила воспользоваться моментом, чтобы задать вопрос:
— А где же подростки? Они обычно пасли стада, но мы не заметили ни
одного по пути домой?
Король посмотрел на деревянную статуэтку, а затем ответил:
— Дети заняты покраской.
— Они красят? — теперь уже не поверила своим ушам Пичи.
Король поставил деревянную фигурку на стол, а другую взял в руки и начал
расхаживать по комнате.
— Да, дети действительно красят новые дома. Им эта затея очень
понравилась. Я ездил осматривать новые дома, и это было чудесно!
Сенека ничего не понимал.
— О каких домах ты говоришь, отец? — спросил Сенека.
— О новых крестьянских домах. Старые дома я дал приказ разрушить. И вся
Авентина приняла участие в строительстве новых домов.
Пичи пыталась сообразить, о чем идет речь.
— И даже дворяне помогали?
Король кивнул головой.
— Да, все, кроме Вэстона Шеррингхейма. Он был занят с детской
колыбелью. Августа наказала ему, чтобы ее первенец спал в колыбели,
изготовленной собственными руками отца. У Вэстона не так хорошо ладится
работа с деревом, как у меня. И мне пришлось ему помогать. Я езжу к нему
каждый день.
Пичи и Сенека уставились на короля, затем — друг на друга, затем снова на
короля.
Король указал на деревянные фигурки.
— Я вырезал каждую своими собственными руками. Здесь — и животные, и
деревья, и цветы, и фрукты, и всякое другое.
— Вы действительно вырезали это своими собственными руками?
— Да, — ответил король.
Пичи подняла вырезанную из дерева свинью.
— Свиньи сейчас пасутся на свободе, — сообщил король Пичи. —
Маленькая девочка по имени Марли приходила во дворец и предлагала мне своего
котенка по имени Радуга в обмен на мое разрешение выпустить свиней на волю.
Это было удивительное предложение, но я отказался взять котенка. Как же я
мог лишить ребенка ее радости? И я разрешил пасти свиней в лесах потому, что
там скопилось много желудей. И свиньи сразу прибавили в весе. А тебе
интересно узнать, Пичи, почему я заинтересовался резьбой по дереву?
Когда она услышала, как король произнес ее имя, она растерялась так, что
даже не нашлась, что ответить.
Король указал на камин.
Пичи увидела там, у камина, трость, которую она вырезала для короля.
— Я был потрясен мастерством, с каким была сделана трость. Я захотел
тоже попробовать и занялся резьбой по дереву, так как мне нечем было в то
время заняться. Тиблок держал меня в постели несколько недель. Он заботился
обо мне, как родная мать, — говорил король.
Пичи ухмыльнулась, а Сенека не мог ушам своим поверить.
— Мне нечем было заниматься в те дни. Помнишь, Пичи, как ты оставила
нож у меня в спальне? Оставалось только достать дерево и начать работу.
Помнишь, как ты советовала мне заняться резьбой по дереву? А еще ты мне
говорила, что это успокоит меня и пойдет мне на пользу. Теперь же я скажу
тебе откровенно, что я немного талантливее, чем ты, — сказал король.
Пичи слушала и ушам своим не верила. Она поняла только одно: король выпил
все лекарство, что она приготовила, и ему это помогло, даже больше чем
помогло. Он стал совсем другим.
— Вы приняли все лекарство, что я приготовила? — спросила она у
короля.
Сенека тем временем подошел к окну, где стоял его отец, и спросил:
— И ты пользуешься своей тростью?
— Да, — ответил король.
— Но ты ж ведь говорил, что никогда не будешь пользоваться тростью,
чтобы не выглядеть убогим стариком. Ты говорил... — сказал Сенека.
— Да, но я... Как бы это сказать... — запнулся король.
А Сенека все спрашивал:
— Как так случилось, что ты перестал вывозить пасхальные цветы на
продажу, отец?
Король отошел от окна.
— Да, я больше не вывожу пасхальные цветы. Сенека изумился.
— Отец, я боюсь, что я ничего не понимаю. Король закрыл глаза.
— Ничего удивительного в этом нет. Если бы ты остался в Авентине, а не
колесил бы по всей Англии, то ты бы знал, что сюда пришло очень важное
письмо, — сообщил король Зейн.
— Письмо, отец? Какое письмо? Король вздохнул.
— Письмо от королевы Виктории. Пичи ведь послала королеве Виктории
шерстяной свитер. Правда, Пичи? — обратился он к ней.
— Да, но что здесь такого? — ответила Пичи.
— Королева была поражена качеством авентинской шерсти. Она писала, что
шерсть была преотличной — мягкой, теплой, пушистой. Но я то уже знал о
превосходных качествах этой шерсти.
Сенека многозначительно взглянул на отца, но король проигнорировал его
взгляд.
— Королева Виктория заказала много нашей шерсти. Я ей послал восемь
груженых кораблей и шесть — в Австралию. Нам нужно больше кораблей, Сенека.
Мы построим целую флотилию, — сказал король.
— Отец...
— Те австралийцы, — продолжал, не слушая, король, — они
выращивают хороших овец и получают хорошую шерсть. Но авентинская шерсть —
особенная! Ведь авентинские овцы питаются пасхальными цветами, которые нигде
не произрастают, Кроме Авентины. Вот поэтому наша шерсть такая
необыкновенная, — сказал король.
Сенека улыбнулся отцу.
— И тебе никто не говорил о том, что хорошая шерсть наших овец зависит
от пасхальных цветов? Ты сам установил это? — спросил Сенека.
— Ты прав. Я знал об этом уже давно. Сенека видел, как сияли глаза его
отца. Гнев, казалось, покинул его.
— А что касается пастухов, — продолжал король, — я построю
для них новые дома, потому что будет очень несправедливо, если не
позаботиться о людях, которые выращивают таких драгоценных овец. Пастухи
выращивают цветы и радуются тому, что их овцы пасутся рядом и едят цветы. И
я говорю, что если бы ты остался в Авентине, как хороший король, ты знал бы
все, что произошло в твое отсутствие, — закончил король.
— Мне жаль... У нас был медовый месяц. Мы... Я... Что? Что ты сказал,
отец? — прошептал Сенека.
— Я сказал, что если бы ты остался в Авентине, как хороший король...
— Король? — воскликнула Пичи. — Король? Но Сенека только
принц. Что...
— Он скоро станет королем, очень скоро, когда завершатся приготовления
к коронации, — объявил король. — Я оставляю трон. Я теперь не
страдаю от боли, но вообще я устал. Я устал управлять королевством. Я хочу
провести свои последние дни, занимаясь резьбой по дереву.
— Отец, — прошептал Сенека.
— Сенека, ты очень неблагодарный сын, — сказал король. — Я
отдаю тебе трон, а ты еще меня и не поблагодарил! И более того, я даю тебе
королевство без проблем. Крестьяне счастливы, овцы счастливы, даже свиньи
счастливы. И нагруженные шерстью корабли отплывают каждый день. Я не могу
представить более неблагодарного сына, чем ты, — закончил король.
Сенека был готов оправдаться, когда король вдруг протянул ему руку для
рукопожатия. Сенека взглянул на морщинистую руку отца. Он не хотел пожимать
ее, не хотел и все. Он просто хотел его крепко обнять.
Неуверенный в том, как поймет его отец, он медленно поднял свои руки и
положил ему на оба плеча.
Король опешил, а потом тоже положил свои руки на плечи сына, похлопал его по
спине. Впервые в своей жизни Сенека так обращался со своим отцом. Сыновняя
любовь ожила в нем. Впервые в жизни он прошептал слово, которое так давно
хотел произнести:
— Папа!
Сенека внес Пичи в свои апартаменты. К своему удивлению, в спальне они
обнаружили ручной работы деревянную колыбель. Они поняли, что это было делом
рук самого короля.
— Довольно явный намек! Что скажешь, Пичи? — обратился к ней
Сенека.
Пичи провела рукой по перилам колыбельки.
— Должно быть, он хочет иметь внуков, Сенекерс? — спросила Пичи.
Сенека взял ее на руки и крепко прижал к себе.
— А я хочу, чтобы у меня был сын! — сказал он,
— Возможно, будет дочь. Я всегда говорила, что ты расчетлив, но всякое
может быть. Он укоризненно поглядел на нее.
— Жена! Я скоро стану королем, и я приказываю, чтобы ты подарила мне
сына. Пичи улыбнулась.
— Ты же знаешь, что я никогда и ни разу не обманывала тебя с того
самого времени, как очутилась здесь. И обещаю тебе, что я подумаю, как
сделать, чтобы появился мальчик. А ты что ж, не поможешь мне в этом? —
спросила Пичи, улыбнувшись.
— Не помогу? Да еще как помогу! — сказал Сенека и, подхватив ее на
руки, понес в свою спальню. Там у кровати он сел с нею в кресло... и
качнулся... Это было кресло-качалка.
— Откуда оно взялось здесь, это кресло? — спросила Пичи. —
Что-то не припоминаю, чтобы я видела его тут раньше.
Сенека медленно начал расстегивать пуговицы на ее блузке, а затем запустил
руки, чтобы поласкать ее нежное тело.
— Я послал записку Кэтти и Нидии, в которой просил их приобрести кресло-
качалку и поставить в моей спальне до нашего с тобой возвращения. Я же
сказал тебе, что я буду заниматься любовью с тобой в кресле-качалке до тех
пор, пока мы не дадим жизнь нашему сыну, и я знаю, что я говорю.
— Да, я помню, как это было прекрасно — любить в кресле-качалке. Что ж?
Прямо здесь и прямо сейчас? — спросила Пичи.
— Да, прямо здесь и прямо сейчас! — ответил Сенека. — Это так
замечательно! Но самая замечательная в моей жизни — это ты, Пичи! Если бы ты
знала, как я люблю тебя!
— И я люблю тебя, Сенекерс! — сказала она, заглядывая в его бездонно-
синие глаза.
— Знаешь, — обратился к ней Сенека. — Ведь ты ничего не
сказала мне о том, как ты собираешься жить в замке?
Пичи хихикнула.
— Так вот и собираюсь! Нет ничего лучшего на свете, чем просыпаться и
знать, что ты будешь жить. Раньше ведь я думала, что я умру, и поэтому
строила быстрые планы на ближайшие дни. А теперь я строю планы с тобой на
восемьдесят чудеснейших лет. Вообще же я решила дожить до ста лет!
Сенека рассмеялся над нею.
— Значит, мне надо тоже будет прожить с тобою восемьдесят лет. Я же не
хочу пропустить и дня без тебя, моя Принцесса.
— А это значит, что тебе будет сто двенадцать лет, когда мы вместе с
тобой уйдем в мир иной. Сенека молча кивнул головой.
— Мне тогда уже нужны будут трость и одежда для стариков. Обещай, что ты сделаешь все для меня?
— Обещаю, что сделаю тебе тростей на каждый день недели.
Он провел пальцем по ее нижней губе и произнес:
— Это примета, — прошептал он. — А примета не лжет.
— Примета? — переспросила Пичи.
Сенека прижал ее к себе и нежно поцеловал.
— Вещая птица... О, Боже, Пичи! Мы будем счастливы с тобою всю нашу
жизнь!
Тиблок отыскал королеву в голубом салоне для рисования. Он знал, где ее
искать. Ей особенно
Закладка в соц.сетях